Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Этапы исторического развития политической идеологии

19.1.2.2.1. Тоталитарный этап

Еще Ф. Ницше [157] предупреждал, что XX в. станет веком борьбы различных сил за мировое господство, осуществляемой именем философских принципов. Предупреждение Ницше оказалось пророческим с той лишь разницей, что все многообразие и сложность мировоззренческого начала были заменены идеологическим измерением, идеологические принципы взяли верх над философскими, в т.ч. политико-философскими [41, с.166].

Анализ тенденций развития идеологии представлен в работах американского футуролога Э. Тоффлера, особенно в книге «Третья волна» [226]. Характеризуя столкновение воз­никшей в XX в. новой промышленной цивилизации с ценностями традиционного, основанного на аграрной экономике, общества, он подробно описал происшедший во всех сферах жизни перево­рот, который затронул основополагающие представления о време­ни, пространстве, материи и причинности.

В духовной сфере каждой втянутой в процесс индустриализации европейской страны выделились два мощных идеологических тече­ния, вступившие между собой в противоборство, — либерализм с его защитой индивидуализма и свободного предпринимательства и социализм, выдвигавший коллективистские ценности. Эта борьба идеологий, первоначально ограниченная промыш­ленными странами, вскоре распространилась по всему земному шару. Революция 1917 г. в России, создавшая гигантскую пропа­гандистскую машину, придала борьбе социалистических и либеральных принципов новый импульс.

Любая сущность в своем естественном развитии доходит до высшей точки, одновременно являющейся крайностью, после которой следует откат или крах. Высшей точкой идеологизации общества является его тоталитарная форма, невозможная без тотальной идеологизации государства. Тоталитарная идеологизация государства невозможна без наличия или создания образа антагонистического государства – идеологического антипода. Одной из сущностей индустриального общества стало его идеологическое соперничество, доходящее в иных случаях до антагонизма. В XX в. идеологическое противостояние проявилось особенно рельефно. На­пример, гитлеровская пропагандистская машина, раскручивая в массовом сознании миф об исторической миссии «арийской расы», противопоставляла этот миф капиталистической, демократической и большевистской идеологиям.

Разумеется, стремление того или иного социального слоя поддерживать экстремистские или демократические партии и соответствующие идеологии нельзя предсказать с абсолютной точностью, даже если выводы основываются на данных социологических опросов. Изучение политических ориентаций различных классов в западных странах осуществляется на основе исходной предпосылки, согласно которой классы, стоящие на более низких ступенях со­циальной лестницы по уровню доходов и образованию, склонны к авторитаризму и поддержке экстремистских движений. Согласно этой теории, более образованные и зажиточные слои общест­ва (от «среднего класса» и выше), традиционно занимают умеренно-демократические позиции.

Эту тенденцию нельзя абсолютизировать и считать в настоящее время непреложной даже для западных стран. Многие дополнительные факторы изменяют ее, причем, иногда до неузна­ваемости. В XX в. рабочие организации и партии были основной, силой, которая боролась за политическую демократию, преодоле­вая ожесточенное сопротивление крупных предпринимателей, пра­вых партий и традиционных консервативных сил. До 1914 г. клас­сическое разделение между левыми и правыми силами основыва­лось не только на различиях в доходах, социальном статусе и возможностях получить образование. Левые социалистические пар­тии были основной опорой политической демократии, религиозной и гражданской свободы, мирной внешней политики. Правые пар­тии, опиравшиеся на консервативно настроенное крестьянство, мелких ремесленников и, конечно, крупную буржуазию и земле­владельцев, прибегали к экстремистским формам защиты своих привилегий. Они препятствовали введению всеобщего избирательного права и проводили империалистическую политику колониальных за­хватов.

Окончание Первой мировой войны, наступление экономических кризисов и рост фашистских движений в Западной и Восточной Ев­ропе привели к расколу рабочего движения, по крайней мере, на три направления — социал-демократическое, коммунистическое и фашистское, причем лидеры двух последних стали открыто исполь­зовать экстремистские методы политической борьбы. Возникли коммунистические и фашистские профсоюзы. Участие рабочих в движениях с явно выраженной националистической идеологией стало в 1930-е гг. элементом повседневной жизни Европы и Америки. Но даже в этот период кризиса демократических ценностей и традиционной либеральной и социалистической идеологии разли­чия между европейскими странами были весьма значительны. На­пример, авторитарные тенденции индивида могут быть приглушены приверженностью большинства партий конституционным принци­пам и процедурам. В Великобритании, в которой терпимость является характерной чертой политического поведения и сознания, низшие классы в абсолютном измерении являются менее «авторитарными», чем образованные слои в странах, не имеющих прочных де­мократических традиций [187].

Французские, итальянские и немецкие рабочие-католики, среди которых были повсеместно распространены антикапиталистичес­кие настроения, постоянно голосовали за сравнительно консервативные христианские партии, поскольку их приверженность католицизму могла в определенных случаях перевешивать их классовые симпатии.

Члены радикальных левых профсоюзов поддерживали умеренные либеральные партии, выступавшие против фашизма. И, наоборот, в 1930-е гг. избиратели, настроенные отнюдь не радикально, поддерживали коммунистов из-за их радикальных антифашистской программы и лозунгов и т.д.

Идеологические ориентации могут значительно отличаться друг от друга и внутри однородного социального слоя, представители ко­торого имеют высокий уровень образования и профессиональной подготовки. Американские социологи К. Мейер и Л. Нигро, исследуя в середине 1970-х гг. идейные позиции нескольких групп чиновников федерального уровня, установили, что социальное происхождение обусловливает взгляды только 5% выбранных для анализа групп, в то время как занимаемые ими посты имеют в этом плане гораздо большее значение. Другой американский соци­олог Б. Меннис?, сравнивая ориентации офицеров, служивших во внешнеполитическом ведомстве, со взглядами армейских офицеров, установил, что для первой группы характерны либеральные взгляды, а для второй — консервативные.

В России 1990 гг. чиновники высшего ранга — выходящие из номенклатуры, всегда отличавшейся догматизмом и консерватизмом взглядов, предпочитали исповедовать официальную либеральную идеологию, способствуя возникновению нового идеологического феномена — консервативного номенклатурного либерализма.

 

19.1.2.2.2. Конкурентный этап

 

После окончания Второй ми­ровой войны мир оказался разделенным на две противоположные системы, возглавляемые СССР и США, расходовавшие в своем стремлении к экспансии и интеграции мирового рынка огромные средства на пропаганду своих целей в других странах.

Столкновение просоветских режимов с западными либеральными демократиями напоминало своей ожесточенностью борьбу про­тестантов и католиков. Но при всех внешних различиях, сторонники марксизма и его противники были выразителями вполне однотип­ной суперидеологии индустриализма, в основе которой лежали три фундаментальные цели:

· оба направления, решительно расходясь во взглядах на спо­собы производства и распределения материальных ресурсов и благ, рассматривали природу как объект безудержной эксплуатации;

· обе идеологии в различных формах разделяли социал-дарви­нистские теории, оправдывающие идею превосходства сильных, промышленно развитых наций над слаборазвитыми народами, ко­торые лежали в основе политики гегемонизма и империализма;

· и либералы, и социалисты в равной мере были ревностными сторонниками утопической идеи неудержимого прогресса цивилизации, развивающейся от низшего, примитивного состояния обще­ства к всеобщему расцвету [187].

 

19.1.2.2.2.1. Процесс деилогизации

Развитие стабильных демократий в Западной Европе и США подвигло в 1950-60-е гг. многих теоретиков либерального и социалистического направлений сделать вывод о возникновении новой «постполитической» фазы развития в этих регионах. Они рассматривали приближение этого «завершенного состояния» цивилизации как «конец идеологии».

Сам термин «конец идеологии» был впервые сформулирован Ф. Энгельсом[267], полагавшим, что идеология отомрет вместе с порожда­ющими ее материальными интересами. В начале XX в. М. Вебер [34] указывал на упадок «тотальных идеологий» как на следствие постепенного разрыва европейского общественного сознания с ценност­ными ориентациями и его эволюции в направлении целевой или функциональной» рациональности, основанной на непредвзятом поиске наиболее эффективных средств для достижения поставленных целей.

Решающую роль в этом процессе сыграло вклю­чение рабочего класса в структуры западного гражданского и по­литического обществ. При этом социалисты заняли более умеренные по­зиции по отношению к «капиталистическим ценностям», а консер­ваторы поддержали идею «государства всеобщего благосостоя­ния». Этот периодически разрушаемый леворадикальными движения­ми (студенчество в Западной Европе, национальные меньшинства в США и др.) консенсус существовал до конца 1970-х гг., когда нарас­тание кризисных процессов в экономике привело к переориентации консервативных партий и отказу от социалистических методов ре­гулирования («неоконсервативная волна»).

Этот процесс совпал с началом действия другой глобальной тенденции. С начала 1960-х гг. индустриально развитый мир начал переход к иной стадии развития общества – постиндустриальной. Это знаменовало собой кризис индустриализма как идеологии. Знамением этого стал экономический кризис 1974 г., похоронивший либеральные и социал-демократические теории «государства всеобщего благоденствия» и подъем «консер­вативной волны» конца 1970-х — начала 80-х гг.

В этот же период антиколониальная борьба в Азии и Африке, об­ретение большинством государств этого региона независимости привели к устойчивой идентификации консерватизма с компрадор­ской ориентацией высших слоев, в то время как происходил про­цесс слияния (особенно под влиянием китайской революции) наци­оналистических леворадикальных идеологий с марксизмом в его ле­нинском и маоистском вариантах [187].

19.1.2.2.2.2. Стагнация сферы тоталитарной политической идеологии

По иному сценарию развивались идеологические процессы в странах коммунистического блока. Необходимость воспроизводства тотали­тарного сознания вызывала невиданный рост и развитие идеоло­гизации СССР. Идеология являлась рупором коммунистической партии, спо­собствующим ее укреплению, «гениально проводящим в жизнь» ее идеи, доводящим до всех и каждого «истинность» ее действий, словом, всячески утверждающим «чистоту» ее помыслов. Идеоло­гии подчинено было все: факты, теории, вопросы морали; она оце­нивала любые действия и события в стране. Все каналы распрост­ранения знаний и информации— школа и печать, кино и театр, радио и телеви­дение использовались идеологией исключительно в целях распро­странения взглядов, служащих укреплению веры в правоту влас­тей. Все это представляло несомненную угрозу действительной сво­боде каждого человека. Она заменялась коллективистской псевдо­свободой, потому что «коллективная свобода», о которой постоянно вела речь коммунистическая пропаганда, оказывалась не свободой «каждого члена общества», а ничем не ограниченная свободой «пла­нирующих органов делать с обществом все, что они пожелают. Это — смешение свободы с властью, доведенное до абсурда. Идеология проявляла себя не только на «поверхности», но и проникала во все глубинные сферы общества. Без идеологичес­кого воздействия (прямого или косвенного) не обходилось ни одно из произведений искусства, ни одно научное открытие. И поэто­му нет ничего удивительного в том, что для выполнения столь грандиозного политического заказа идеология сама нуждалась в постоянном развитии и укреплении. Именно для успешного вли­яния на умы идеология все более обретала черты фетишизиро­ванной формы общественного сознания — непогрешимого, абсо­лютного в своей истинности учения марксизма-ленинизма.

Идеология выступала в двух планах. Первый представлял со­бой накопление и развитие идеологического знания, разработку идеологической методологии. В рамках теоретической идеологии допускалась относительная свобода мысли, правда, неизменно со­храняющая статус скромно «запаздывающей» за политической действительностью. Вот отчего подавляющая масса идеологов-те­оретиков свято соблюдала абсурдный для настоящей науки, но вполне уместный и необходимый для «жизни в науке» угодли­вый принцип «чего изволите».

В результате не осталось ни одной области, где бы не осуществлялся контроль за информацией, «направленный на полную унификацию взглядов». Во всех странах, где существовал политический тоталитаризм, гуманитарные и общественные на­уки стали самыми продуктивными поставщиками официальной мифологии, используемой для воздействия на волю граждан. Постепенно складывалось идеологическое монополизирование всей философской и общественной мысли страны.

Сущностью идеологии всегда является маскировка, затуше­вывание истинного положения дел. Целью ее выступает унифи­кация массового сознания, точнее, выработка единого коллекти­вистского мышления. Таким мышлением можно всегда управ­лять извне, доводя его до уровня слепой веры, до уровня полного подчинения власти.

Идеологическое воздействие на массовое сознание, осуществ­ленное в нашей стране за годы «реального социализма», было поистине беспрецедентным в человеческой истории. Маркс [130], рас­сматривая исторически возникшие формы эксплуатации и пора­бощения, обнаружил внеэкономическую форму традиционного подчинения и экономическую нетрадиционную форму зависимо­сти, развившуюся в условиях капиталистического производства. С полным основанием можно утверждать, что в условиях «ре­ального социализма» пальма первенства принадлежала идеоло­гической форме порабощения. Возможно, это одна из самых тра­гических форм подавления человеческой свободы, потому что она касается, прежде всего, человеческого духа и разума. Не слу­чайно Хайек [243] отмечал, что, трагедия коллективистской идеоло­гии состоит в том, что постулируя вначале разум как верховный фактор развития, она, в конце концов, разрушает его.

Для роста и развития массового унифицированного созна­ния идеология все более должна была обретать фетишистские черты. А это в свою очередь требовало появления целой армии пропагандистов-идеологов. Так план идеологической теории ут­верждал себя в плане идеологической практики. Здесь глав­ной задачей было создание фетишизируемого массового созна­ния. Возник сложный процесс многоуровневого фе­тишизма, где, с одной стороны, мифологизировались наличные процессы жизнедеятельности и общественных отношений, а с другой — шел процесс образования коллективистского созна­ния, пассивно внимающего идеологическому мифотворчеству. К. Маркс однажды заметил, что разум существовал всегда, но не всегда в разумной форме. Увы, но советская идеология добива­лась именно такой абсурдной цели — образование неразумного разума, что равноценно его разрушению. Идеологическое вну­шение представляло собой медленное удушение духа свободы общества как целого [188].

19.1.2.2.3. Постсоветский этап

Крах советского коммунизма, рост напряженности в Южной Европе и странах СНГ, не­избежный в период экономических и политических реформ, взрыв исламского фундаментализма, бросившего вызов «благополучному Западу», стремительное развитие коммунистического Китая, создали принципиально новую политическую и идеологическую ситуацию в мире.

Сконца 1980-х гг. в странах Восточной Европы и России разрыв с коммунистическим прошлым происходил в рамках свое­образного процесса, когда разрушение экономической базы со­циализма, сопровождаемое ростом всеобщей бедности, социаль­ной необеспеченности и нестабильности, сделали крайне непрочной и новую демократическую политическую систему. Она, особенно в России, стала ширмой для «новых русских» и новой бю­рократии, прикрывающих конвертацию власти в собственность и борьбу за раздел государственного имущества псевдолиберальными лозунгами [187].

Вместе с тем, сложившаяся в России после распада СССР по­литическая и экономическая ситуация, сопровождающаяся появле­нием огромной массы люмпенизированного населения, ростом приватизма (уход в частную жизнь) создали впечатление о наступившей эпохе «деидеологизации». В действительности, и в том, и в другом случае речь идет о переходном периоде, за которым последовало стремление к новым формам идейной консолидации (в первом случае) и к обретению новой национальной идентичности (во втором).

В России и странах Восточной Европы роль идеологических экспертов взяла на себя «новая медиакратия» - группы либеральной интеллигенции «приватизировавшие» СМИ и пытавшиеся разрабатывать и пропагандировать либеральную реформаторскую идеологию. Экономический кризис и отсутствие средств на поддержание собственных изданий постепенно привели к подчинению этих групп крупным банковским, а иногда и криминальным структурам. Поскольку ли­беральная интеллигенция в этом регионе всегда сохраняла психо­логическую предрасположенность к авторитаризму и экстремист­ским формам мысли в соединении сконформизмом, вновь возник­ший пропагандистский аппарат стал очень напоминать старый, коммунистический назойливостью лозунгов и крайне низкой эффективностью своих методов.

Как только стало очевидно, что реформирование общества на основе рыночной экономики необходимо, так СМИ, во многом переняв чисто внешние более раскрепощенные и живые приемы рекламы западных стран, наполнили их прежним, типично идеологическим воодушевле­нием и азартом, получившим новое рождение в новых услови­ях. Это, по сути, ничем не отличается от прежней пропаганды и агитации. Рекламные агентства газет, радио и телевидения вовсю превозносят красоты рынка; со всем новоявленным пы­лом раскрашивается и расцвечивается то, чего еще нет в дей­ствительности и что, требует колоссальных усилий по созданию и организации. Пока такого рода идеологическая подача может вполне устраивать представителей теневой экономики и тене­вой политики, которые с каждым днем все более легитимизируются, в том числе и рекламными, информационными сред­ствами.

Пропаганда не сложившихся в действительности, не ставших очевидными нормальных процессов производства и потребления в масштабе всей страны; реклама финансовых или банковских опе­раций, которым глубоко безразличны миллионы граждан, не мо­гущих быть вкладчиками, — такая идеология отчуждена от реа­лий собственного общества точно так же, как раньше, и напоми­нает пикник на обочине тяжко больной страны. Как видно, идео­логический вирус способен к идеологическим мутациям [188].

Основное различие между западной и новой российской официальной идеологией в 1990-е гг. состояло в том, что в западноевропейских странах и США идеоло­гия являлась одним из средств интеграции и самосохранения обще­ства. В то время как в России она, будучи средством самосохранения правящей олигархической элиты выполняла, скорее, деструктив­ную функцию, отрицательно воздействуя на массовое сознание своей бессодержательностью и полным несоответствием полити­ческим и экономическим реалиям.

 

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-23

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...