Прикладные аспекты пространственно-временного обоснования психологических исследований свойств личности

Вследствие общенаучного понимания проблемы пространства и времени становится совершенно ясно, что применение статистических методов трудно совместимо с классическими, а точнее сказать, с обыденными представлениями об этой проблеме: только лишь при абстрактном представлении пространства и времени может быть осуществлено совмещение указанных понятий с вероятностными методами структурирования образов объектов исследования.

Не вдаваясь особенно в подробности релятивистских представлений, отметим, как именно они формулируются еще до Эйнштейна. Например, Л. Фейербах указывал, что «...пространство или протяженность предполагает наличие чего-то, что протяженно... Время — лишь понятие, производное от движения, предполагает наличность чего-то, что движется [5,66]. Еще ранее Аристотель отмечает, что «время определяет движение, будучи его числом», то есть не более чем некоторой численной мерой движения [«Физика», с. 97]. По Гегелю, если оставить в стороне его последующие стремления мистифицировать идеальное, вообще в качестве абсолютного Духа, совершенно четко определяется: «...время — это бытие, которое, существуя, не существует; и не существуя, — существует, — оно есть созерцаемое становление» (выделено мной. - О. Е.).

Этот вывод Гегеля вполне можно проиллюстрировать, с учетом замечаний Аристотеля и Фейербаха, на примере модели вытекающей из крана воды или падающих капель дождя. В любом случае, при непрерывности или при дискретности движения воды вниз нам непосредственно не удастся обнаружить никаких присущих этой воде характеристик, никакого «становления», пока позиция бессмысленного пассивного созерцания не будет замещена активным и творческим наблюдением и экспериментом. Вне этого условия включенности субъекта в исследование, где он должен проявить свои знания и способности, сам по себе объект оказывается совершенно неопределенным. Точно так же психолог, пассивно созерцающий некоторого субъекта, ничего определенного о нем сказать не может, пока он не попытается структурировать психологическую активность этого субъекта с помощью, скажем, репертуарных решеток Дж. Келли.

Представим далее, что названные решетки оказываются достаточно плотными, — настолько, что образуют своеобразную «раковину» для возможного рассмотрения движущегося потока активности. Если этот поток активности, как струя воды, будет падать в «угловую» часть «раковины», то станет возможным (вот он, «момент становления») в образе соприкосновения этого потока со структурирующей поверхностью «раковины» буквально «увидеть» контур нормального распределения. Точно так же можно зафиксировать этот контур посредством статистической обработки результатов некоторого исследования.

Экспериментируя далее, мысленно перенесем движущийся поток в центр «раковины», тогда перед нами развернется не просто округлая форма «не успевающей» за основным потоком «воды», а как бы соединенное силами поверхностного натяжения по своим асимптотам сдвоенное нормальное распределение. Становится очевидным, что само по себе нормальное распределение вовсе не является определяющим началом или причиной явления в эксперименте: оно существенно зависит от пространственно-временных характеристик движущегося потока и от методов его структурирования. Но и более того, указанные характеристики сами по себе также не являются абсолютными: они лишь позволяют нам все более определенно установить некоторую истину, выражающую сущность исследуемого движущегося объекта.

Глубина познания этой сущности неограничена, как неограничена в принципе познавательная активность человека. При этом, используя данный пример, мы ни в коем случае не допускаем сомнений в объективности характеристик пространства-времени или нормального распределения. Эти характеристики так же объективны, как объективно существуют объекты и субъекты исследования. Но эти характеристики должны быть лишены «своей», присущей им в обыденном сознании абсолютности. Вне движущегося потока, вне объекта и субъекта они теряют свой смысл, как письмена исчезнувшей цивилизации. Точно так же, однако, и движущийся поток активности некоторого разумного существа мог бы утратить свою соопределенность, если бы психология как наука изъяла из употребления понятия пространства, времени и нормального распределения.

Отсюда следует, что каждый новый психологический или вообще научный эксперимент, при любой возможной их специфике, должен быть очень четко, конкретно определен в смысле его фундаментальных оснований. В этом случае исследователь сознательно и со всею тщательностью будет стремиться к установлению соответствия результатов его опытов этим исходным основаниям, которые позволяют, ничуть не ограничивая свободы творчества (было бы «легче», если бы это было не так), в конце концов установить некоторые несомненные эмпирические зависимости, той или иной степени общности.

В данном примере можно продолжить аналогии. Во-первых, если представить, что структурирование потока будет слишком «плотным», то этот «поток» просто переполнит «раковину» результатами. Так начинающий исследователь может одновременно использовать столько методик, что обработка результатов может быть никогда вполне не закончена: она в принципе станет невозможной вследствие запредельного избытка противоречивой информации. Возникнет ситуация не мелодии, а сплошного шума. Количество методик должно быть необходимым и достаточным в меру компетентности и работоспособности исследователя, в меру потребностей общества. Чем сложнее оказывается разрешаемая в исследовании проблема, тем проще по форме должны быть результаты: простота трудности отмечается во всей истории науки.

Во-вторых, вне всякой «раковины» «поток» объективно не является неопределенным; от обратного становится понятно, что его пространственно-временные и прочие характеристики сохраняются, пока существует этот поток. Его объективность и объективность его характеристик потенциально сохраняются как таковые, изменяясь, конечно, только вследствие развития. И все это совершается вполне независимо от воли исследователя, т. е. именно объективно. Это, однако, не исключает ни самой возможности существования субъекта познания, ни познаваемости объекта этого познания.

В-третьих, форма потока в его объемном представлении — это как бы «бегущая волна», которая перемещается по вектору его движения. Эта «волна» представляет собой циклоиду, т. е. фигуру, образованную бесчисленным множеством линий нормального распределения, что указывает на неограниченные возможности познания смысла этого «потока». Хотя он может стать простым средством удовлетворения элементарных жизненных потребностей...