Книга вторая. О ПОЭТИЧЕСКОЙ МУДРОСТИ

ВВЕДЕНИЕ

Выше, в Аксиомах, было сказано, что все Истории Языческих Наций имели Баснословные Основания; что у Греков (от которых мы имеем все то, что имеем от Языческой Древности) Первыми Мудрецами были Поэты-Теологи; и что природа всех когда-либо возникших или сделанных вещей такова, что при своем Возникновении они должны быть грубыми: именно такими и не иными нужно считать начала Поэтической Мудрости. А та высокая и чрезвычайная оценка, с которой она дошла до нас, порождена двояким тщеславием, разъясненным в Аксиомах146: тщеславием Наций и тщеславием Ученых, и притом больше вторым, чем первым; под его влиянием Манетон, верховный египетский первосвященник, свел всю Баснословную Египетскую Историю к возвышенной Естественной Теологии (мы об этом говорили в Аксиомах)147, и так же Греческие Философы возвысили свою Историю до Философии. И сделали они так не только потому, что эти истории (как мы это также видели в Аксиомах) дошли до них чрезвычайно мерзкими, но и на основании следующих пяти причин.

Первой было почтение к Религии, так как все Языческие Нации были при посредстве Мифов основаны на Религии.

Второй было то огромное влияние, которое она вследствие этого оказывала на Мир Гражданственности: он так мудро устроен, что мог быть проявлением только Сверхчеловеческой Мудрости.

Третьей были те случаи, когда (как мы увидим это ниже) Мифы, окруженные уважением к Религии и Доверием к их Мудрости, дали Философам возможность производить исследования и обсуждать самые высокие вещи в Философии.

Четвертой было удобство (также и к этому мы еще вернемся ниже) объяснять возвышенные изученные ими в Философии вещи посредством выражений, оставшихся им благодаря счастливой случайности от Поэтов.

Пятая и последняя, стоящая всех предыдущих, заключается в том, что Философы могли обсуждаемое ими подкрепить Авторитетом Религии и Мудростью Поэтов.

Две первые из этих пяти причин содержат хвалы, последняя - признание Философами, даже в их ошибках. Божественной Мудрости, устроившей этот Мир Наций; третья и четвертая были заблуждениями, допущенными Божественным Провидением: в них должны были впасть Философы, чтобы понять Божественное Провидение и признать его за то, чем оно и является на самом деле, - за атрибут Истинного Бога. И мы покажем во всей этой Книге что, сколько первоначально Поэты чувствовали в Простонародной Мудрости, столько впоследствии Философы разумели в Тайной Мудрости, и что, следовательно, первых можно назвать чувством, а вторых - разумом Рода Человеческого. Поэтому правильным оказывается в общей Форме то, что Аристотель в частности говорит о каждом человеке: nihil est in intellectu, quin prius fuerit in sensu148, т. е. Человеческий Ум не понимает ничего в том, о чем он прежде не имел никакого повода (современные Метафизики говорят - случая) получить чувственное восприятие; ум пользуется интеллектом тогда, когда он выбирает что-нибудь из чувственно воспринимаемых вещей для не охватываемого чувствами: именно это и имели в виду сказать Латиняне подлинным смыслом слова intelligere149.

О МУДРОСТИ ВООБЩЕ

Теперь, прежде чем говорить о Поэтической Мудрости, нужно посмотреть вообще, что такое Мудрость. Мудрость - это Способность, господствующая над всеми Дисциплинами, благодаря которой узнаются все Науки и Искусства, составляющие культуру. Платон определяет Мудрость как Усовершенствовательницу человека. Человек, по самой своей сущности человека, не что иное, как сознание и душа, или, можно сказать, интеллект и воля. Мудрость должна заполнять у человека обе эти стороны, и вторую как следствие первой, чтобы душа, просветленная сознанием посредством знания самых высоких вещей, направлялась к выбору наилучшего. Самые высокие вещи во вселенной - это то, что относится к пониманию Бога и к рассуждению о нем: наилучшие вещи - это те, которые имеют в виду благо всего человеческого рода; первые называются божественными, вторые - человеческими. Следовательно, истинная Мудрость должна учить познанию божественных вещей, чтобы вести к высшему благу вещи человеческие. Мы думаем, что Марк Теренций Варрон, заслуживший титул ученейшего из Римлян, по этому плану воздвиг свой великий труд "De Rerum Divinarum et Humanarum", потеря которого всегда ощущается как несправедливость времени. В этой книге мы будем говорить о том же, насколько нам дозволяют слабость наших знаний и скудость нашей эрудиции.

Мудрость у Язычников началась с Музы, которую Гомер в одном золотом месте "Одиссеи"150 определяет как Науку о добре и зле, т. е. Науку, которая впоследствии была названа Предсказанием; на естественном запрете такого предсказания, как вещи, естественно недоступной для людей, Бог основал истинную Религию Евреев, откуда произошла наша Христианская Религия (этому была посвящена одна Аксиома151). Таким образом. Муза в собственном смысле первоначально должна была быть Наукой в Божественных Предсказаниях, в Ауспициях. Как выше было сказано в Аксиомах и как более подробно будет говориться ниже, она была Простонародной Мудростью у всех наций. Нации рассматривали Бога в атрибуте его Провидения, и потому от divinari - "предсказывать" - называли сущность Бога Divinitas. Такой Мудростью, как мы увидим ниже, были мудры Поэты-Теологи, несомненные основатели культуры Греции; поэтому и Латиняне обыкновенно называли Учителями Мудрости152 Астрологов-предсказателей. Впоследствии Мудрость приписывалась просвещенным людям за полезные указания, сделанные ими роду человеческому; поэтому так были названы семь Мудрецов Греции. Потом Мудрость стала называться по тем Людям, которые для блага народов и наций мудро устанавливали Государства и управляли ими. Затем слово "Мудрость" стало обозначать Науку о Естественных Божественных Вещах, т. е. Метафизику, потому и называемую Божественной Наукой: стремясь узнать сознание человека в Боге, она признает Бога за Источник всяческой Истины, и | потому она должна признавать его за Установителя всяческого блага. Таким образом. Метафизика должна, по своей сущности, трудиться для блага рода человеческого; род же человеческий сохраняется некоторым всеобщим чувством, которое существует у всех людей по отношению к Провидящему Божеству (может быть, за это Платон, изобразивший это чувство, заслужил название Божественного); поэтому та Метафизика, которая отрицает у Бога такой атрибут, должна называться не Мудростью, а глупостью, она не только не служит, но даже вредит роду человеческому. Наконец, Мудростью у Евреев, а потому и у нас. Христиан, называлась Наука о вечных вещах, данных в Откровении; она у Тосканцев, может быть, с точки зрения науки об истинном добре и истинном зле, была названа исконным словом "Scienza in Divinity".

Таким образом, следует различать Три Вида Теологии с большей истинностью, чем это сделал Варрон153: Поэтическую Теологию, т. е. Теологию Поэтов-Теологов, - то была Гражданская Теология у всех Языческих Наций; вторую - Естественную Теологию, Теологию Метафизиков; на месте третьей, которую Варрон называл Гражданской (на самом деле это Поэтическая Теология, она у Язычников была в то же время и Гражданской; ее Варрон отличает от Гражданской и Естественной Теологии, так как впал в общую ошибку, считая, что в Мифах скрыты якобы высокие тайны возвышенной Философии, и думает, что Поэтическая Теология смешана из двух других видов), - на месте третьего вида мы помещаем нашу Христианскую Теологию, смешанную из Гражданской и Естественной Теологии и самой высокой Теологии Откровения: все эти три вида объединены друг с другом созерцанием Божественного Провидения. Последнее так руководило вещами человеческими: от Поэтической Теологии, (которая направляла дела человеческие посредством чувственных знамений, считавшихся божественными указаниями, посланными людям Богами), через посредство Естественной Теологии божественных Платоников, (которая доказывает Провидение вечными основаниями, не охватываемыми чувствами)- люди оказываются подготовленными к восприятию науки об истинном Благе, Вечном и Бесконечном, силою сверхъестественной веры, по известным указаниям Откровения Бога, состоящего только из ума, но не из тела; Евреям сам Бог давал такие указания, или же он посылал их через Ангелов и Пророков; нам. Христианам, они были оставлены Иисусом Христом и даны в своей необходимости догматами его Церкви.