Проблема познания индивидуальности

В отличие от естественных наук, гуманитарная не обобщает чувственного опыта, полученного от внешней реальности, а исходит из рефлексии субъекта во внутреннем экзистенциальном опыте личности. Внутренний же мир человека многомерен, его нельзя объяснить, редуцируя все его сложное и подвижное многообразие только к одной стороне, как предписывает классическая рациональность XVIII–XIX веков. Он включает в себя и индивидуальные, и социокультурные, и духовные качества.

Задача науки, базирующейся на такой рациональности, заключается в том, чтобы построить теоретическую модель внутреннего мира и использовать ее для практических целей, например, для оказания психологической помощи, для определения общественных идеалов, прогнозирования социальных перспектив, разработки и применения юридических законов и т. д. Однако сама попытка в практике опереться на одномерную рациональную теорию, образующуюся при обобщении эмпирических фактов и практического опыта, означает, что все внутреннее разнообразие человеческих индивидов приводится к единому знаменателю, исключающему разнообразие. Вместе с тем внутренняя одинаковость людей не доказана и сомнительна, а их внутренние различия не трудно обосновать, так что всегда предпочтительней исходить из принципа уникальности внутреннего мира человека как предмета исследований.

Думается, что задача познания индивидуального содержания внутреннего мира человека значительно точнее и гуманнее, несмотря на то что она, по видимости, не совпадает с научной стратегией Просвещения. По крайней мере, попытки решения такой задачи помогают ограничить экспансию технологии в личность и в культуру, так распространенную сегодня. В то же время предпосланная современной науке рациональность Просвещения вполне правомерно не дает возможности обойтись без себя и требует обобщающей теории. Ограниченность любой рациональности может преодолеваться только изнутри нее самой и по ее правилам, в противном случае наука, особенно столь тонкая и неустойчивая, как гуманитарная, рискует сорваться в эзотерический произвол. В таком случае представляется правомерным рассмотреть возможность рационально теоретического исследования предметной индивидуальности человека на основе экзистенциального опыта самоидентификации личности как «Я», разумеется, без всякой апелляции к мистическому переживанию.

Проще сказать, если нужна теория, а привычный сегодня классический тип теории, требуя обобщений, исключает уникальность личного внутреннего опыта, то может ли существовать другой тип теорий, исходящий из такого опыта, но при этом обладающий необходимым для науки уровнем обобщения? Что представляют собой такие теории, как можно их строить, что у них за предметность, как решается проблема объективности познания для таких теорий? Вопросов много, включая и самый основной: имеет ли смысл сама такая попытка? С начала XX века гуманитарные науки рассматривают вопрос об уникальности их предмета и непременного присутствия в нем субъективности.

Не будем сейчас касаться неизбежно следующего отсюда вопроса о смысле гуманитарных наук: нужны ли они для познания в классическом значении присвоения субъектом, противостоящим предмету, информации, отсутствующей у субъекта до проведения исследования, или они нужны для самоопределения субъекта по отношению к предметной области и для культуротворчества. Зададимся другим вопросом: что предпочтительнее для современной гуманитарной науки – стремиться к сближению и отождествлению с предметностью или исходить из тождественности субъекта и предмета как начального пункта познания, далее продвигаясь к их различению, но при этом не теряя их связи.

Задача научного познания индивидуального содержания человека предугадывалась уже в Античности, в тезисе Протагора о человеке как мере всех вещей и Платона о познании как воспоминании. В преддверии Средневековья она очерчивалась в Новом Завете и формулировалась св. Августином в Исповеди, предопределив антропоцентристский характер всей последующей европейской истории. В раннем Возрождении она сконцентрировалась в мысли Ф. Петрарки об обаянии гуманитарных наук и Н. Кузанского, подытожившего предшествующие поиски формулой «Всё содержится во всём» и этим придавшего универсализм гуманитарному познанию.

История вычленения антропологической стратегии из общей эволюции познания богата, но исходной точкой дальнейшего развития гуманитаристики оказывается cogito Р. Декарта, а затем «чистый разум» И. Канта. Прежде чем продолжать анализ развития науки в направлении индивидуального содержания человеческой личности, следует заметить: чем яснее эта задача, чем ближе наука подходит к ее решению, тем она нужнее, но и опаснее, тем больше ей следует руководствоваться этическим агностицизмом: всё можно познать, но по нравственным причинам, не всё следует познавать. Вопрос о смысле гуманитарного познания остается пока открытым.

В этой главе речь пойдет о субъективности отдельного, частного человеческого существа, рассмотренного изнутри него самого с целью выяснения возможности, типа и сути теоретического обобщения внутреннего, экзистенциального опыта этой субъективности. Наперед замечу, что та близость, с какой подошла к решению этой задачи наука XX века – феноменология, герменевтика, деконструктивизм и особенно экзистенциализм Ж. – П. Сартра, – наводит на мысль, чтотакие вопросы исследователь должен ставить прежде всего о своем опыте и перед самим собой. Ответы на них могут быть получены только при высокоразвитой внутренней культуре смещения акцента с внешней, чувственно эмпирической стороны опыта в его внутренний, экзистенциальный и содержательный план.

При такой постановке вопроса объектом познания может быть только современный человек, чей опыт переживания собственного внутреннего содержания знаком каждому непосредственно и концентрируется в его «Я», понятом как самоидентификация целостной личности с ее уникальным самобытием. Этот опыт является исходным пунктом познания любой предметности в ее современном для «Я» бытии, он уже не доступен исключительно позитивному анализу, но требует содержательности. Вместе с этим такой опыт не может изучаться и с точки зрения исключительно содержания, поскольку содержание, лишенное формы, в глазах рациональности не существует, сама предметность уже требует оформленности. Следовательно, теоретический подход к человеку изнутри его опыта означает поиск меры соотношения содержательного и формального, с точки зрения содержания.

В науке Просвещения теоретическая форма предмета предписывает способ интерпретации содержания, а порой и создает его. Но ведь существует и обратный процесс творчества содержанием формы. Сосредоточимся именно на этом обратном процессе, наперед замечая, что сам по себе он тоже односторонен и абстрактен и что гуманитарная наука возникает на пересечении двух типов познания – творчества всеобщей формой личного содержания и творчества личным содержанием всеобщей формы.

Экзистенциальный диалог

Научное познание, безусловно, коллективный процесс, в котором участвует все научное сообщество, опирающееся на субъект с названием «Наука». С таких позиций формируется ясная и оптимистичная структура смыслов: познает Наука, и то, чего она не знает сегодня, завтра непременно узнает.

Вместе с тем коллективное познание осуществляется только через многообразие сознаний отдельных и весьма отличающихся друг от друга ученых, для которых Наука – лишь одна из внутренних культур. Она не только объединяет ученых общим отношением к реальности, но и разделяет их на множество конкретных научных дисциплин, направлений, подходов и школ. Для ученого же познает не Наука, а он сам, и он никак не может воспользоваться тем знанием, какое, наверное, получит Наука, но через тысячу лет. Ему уже сейчас недоступна вся полнота знаний о любой реальной вещи в ее уникальности, потому что для рационального познания вещь неисчерпаема. Ученый бесконечно больше не знает о ней, чем знает, но практически использовать вещи ему, как и любому человеку, приходится целиком, включая и то, что известно о них, и то, что неизвестно. О самом себе как о реальности знание ученого столь же исчезающе мало.

При таких условиях Наука может образовываться и существовать исключительно как продукт непрерывного экзистенциального диалога, в котором ученые совместно и постоянно формируют этот коллективный субъект. Каждый из них участвует в диалоге не только как представитель Науки, но и просто как личность, носитель художественных и религиозных, и философских, и политических, и правовых, и экономических, и моральных взглядов, убеждений, заблуждений, интересов и предрассудков.

Ученый участвует в диалоге как в рамках научного сообщества, так и за его пределами, в отношениях с другими людьми, для которых Наука – лишь бессознательно и слабо усвоенная культура. В общесоциальном диалоге с непременным участием ученых, помимо Науки, складываются и другие коллективные субъекты – Искусство, Религия, Политика, Мораль, Закон и т. д. Через посредство людей они тоже вступают между собой в диалог, совместно формируя тип человеческой субъективности, характеризующий целый социальный регион и культурную эпоху.

Экзистенциальный диалог представляет собой непрерывный процесс, в котором каждый человек, неизбежно заявляя о себе перед лицом Других, отстаивает свою самобытность, оказываясь тем самым перед необходимостью признать и учесть право каждого

Другого на такое же самобытие. В диалоге устанавливается максимально допустимая дистанция между партнерами, не доходящая, однако, до пределов, разрушающих коммуникацию. В ходе диалога достигается и поддерживается, по крайней мере, минимальная степень комплементарности, взаимодополнимости внутренне различных индивидов, необходимая для их совместного существования. Думается, что экзистенциальный диалог является одной из базовых структур, обеспечивающих социальный характер человеческой жизни и делающих возможным само общество. При этом встреча и совместное существование внутренне самобытных «Я» и Других ставит их перед ситуацией недопознанности и необычайности партнеров, а это в свою очередь превращает в непрерывную ситуацию и жизненные миры, и жизни каждого из них.

В «центре» современности находится самобытное «Я», переживающее и жизнь, и жизненный мир как «ураган ситуаций», как непрекращающееся давление Других, среди которых есть «фигуры» прошлого, будущего и настоящего, представленные в качестве таких же самобытных личностей. Если понимать жизнь экзистенциально, как внутреннее мыслящее существование, непрерывно длящееся и опирающееся на уникальность «Я», то динамичность человеческих жизней и их взаимосвязанность придает каждому субъекту, диалогу и возникающей в итоге комплементарности в целом качество хронотопа, обеспечивающего возможность осуществления диалога в пространстве и во времени, и в пределе позволяющего рассматривать социум как ментальность, этим определяя культурный регион и культурно историческую эпоху. Регион и эпоха – это единый пространственно временной континуум современности, где ведется и переживается один и тот же тип экзистенциального диалога.

Регион складывается как устойчивая система межличностных коммуникаций, в чьих рамках протекает диалог. А эпоха – такая же сеть коммуникаций во времени, оформленная в социокультурных институтах (например, образование, законодательство, литература, искусство и т. д.), где диалог принимает облик, с одной стороны, обучения, воспитания и т. п. способов предобусловленности будущего прошлым, а с другой стороны, он становится само обучением, самовоспитанием, одним словом, самоопределением современников по отношению к диктату прошлого, когда происходитпереосмысление, переоценка прошлого и изменение его облика и ценностного содержания под углом зрения современной ситуации. При этом по существу динамичная современность, встречаясь с завершенностью прошлого, непрерывно находит в нем контраргументы, побуждающие к новому переосмыслению и переоценке. Тогда современность продвигается в будущее, первоначально находя его как рыхлый конгломерат полубессознательных желаний, а затем придает ему приемлемую для себя форму, превращая будущее в современность.

Таким образом, регион становится горизонтом эпохи, а вся эпоха в целом, от начала до конца – длящейся современностью, непрерывной межличностной коммуникацией. Эпоха характеризуется единством коммуникаций и диалога, ее границы могут быть расширены до любых необходимых пределов благодаря доказательству современного значения любого прошлого события. Современность включает в себя прошлое, будущее и настоящее, она есть сам диалог. Прошлое оказывается диалогом современников по поводу прошлого, будущее – их диалогом по поводу будущего. Настоящее же представляет собой длящееся самобытное «Я» в диалоге с другими такими же «Я». В этом случае теория как продукт научной мысли, помимо прочего, предназначенный для прогнозирования будущего и для практических операций с ним, становится динамичным пространством, открытым для изменений, в нулевой точке которого находится ученый, его «Я» и усвоенная им социальная культура.

Диалог в межличностных коммуникациях более менее очевиден, но он ведется и в отношении между личностью и обществом, между современностью, ее прошлым и будущим. Общество нарративно предобусловливает личность, требуя ее социальности, например, гражданственности и правовой легитимности. Личность взрывает эту наррацию своим «Я» и требует от общества человечности, например, нравственности и справедливости. Общество предписывает личности систему институтов, направляющих межличностные коммуникации в целях, объявляемых социальными. Личность через общение формирует собственную систему коммуникации в своих целях. В итоге складывается и воспроизводится динамичный комплекс взаимных экспектаций, который уже никому игнорировать не удается. Этот комплекс представляет собой комплементарный социокультурный субъект, интеграл, позволяющий и обществу и личности существовать в качестве субъектов в том случае, если они продуцируют экспектации в рамках взаимной комплементарности.

Прошлое выступает такой же нарративностью, образующейся в ходе экспектаций минувших поколений, адресованных к их будущему. Личность задает прошлому собственные вопросы и находит в нем такие значения, какие позволяют ей переоценивать минувшие времена. При этом в ходе переоценки она формирует свою мечту о будущем, превращающуюся в наррацию для последующих поколений и в предмет их переоценок.

В центре всего этого диалога находится человек как многомерная действительность со своим «Я», как данность, неисчерпаемая никакой абстракцией: ни прошлым, ни будущим, ни субъективностью, ни институциональностью, ничем таким, что человек может рационально себе представить и воплотить в одну из бесчисленного множества возможных своих форм. Человек живет в мире, далеко не полностью известном ему, и знает лишь одно: быть – это означает иметь форму, а иметь форму человека – значит самому себе ее создать. Прошлое, будущее, субъективность, рациональность, поколение, культура, цивилизация, наука – всё это формы человеческого самобытия, осознанно или неосознанно созданные людьми; всё, кроме «Я», обозначающего самоидентификацию человека со своей внутренне неисчерпаемой действительностью.