Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Проблема гуманитарной научности

Проблема объективности результатов познания, стоящая перед любой наукой, для гуманитаристики особенно остра. Причина заключается в том, что гуманитарный опыт не всецело объективен, но большей степенью субъективен.

Если естествознание постулирует свой предмет как объективную реальность, данную в ощущениях и поэтому доступную для исследования, то в гуманитаристике дело обстоит значительно сложнее. Там можно либо вслед за естествознанием постулировать объективность предмета, но он в таком случае не дан через ощущения, а значит, для исследования недоступен. Либо можно утверждать предмет как доступный экзистенциальному опыту – в сущности внутреннему самоощущению, но тогда предмет может оказаться не объективным, а субъективным, дистанция между ним и ученым пропадает, а вместе с ней пропадает и объективность познания. Знание становится знанием о самом себе, личным делом, граничащим с мистическим переживанием, а публичное объявление такого знания выглядит голословным заявлением эксперта, поддерживаемым исключительно его авторитетом в глазах того, кто это заявление выслушивает, в частности в глазах научного сообщества.

Объективность внутриличностного предмета требует доказательств, и таким доказательством является обоснование его как субъекта и анализ внутреннего мира как системы множества субъектов и их полилога. Решение проблемы объективности не может быть абсолютно удовлетворительным и надежным, его постоянная сомнительность делает гуманитарную науку уязвимой для квазинаучных объяснений реальности. Объективность знания трактуется, главным образом, как его субъектная независимость от личного мнения ученого, полученная благодаря соотнесенности исследования с общей традицией, с общим контекстом, с общими идеалами, благодаря всесторонности исследования, восходящей к его мультипарадигмальности, благодаря безукоризненности соблюдения правил научного познания, составляющих культуру и даже этику ученого. Тем не менее сомнительным остается самое основное: постулирование возможности получения достоверных и объективных знаний о внутреннем мире Другого и постулирование достоверности публично провозглашаемых Другим знаний о своей субъективности.

Собственно говоря, эта сомнительность является не более чем ограниченностью и относительностью рационального познания, имеющей аналог и в естественных науках. Казалось бы, ничего страшного – естествознание тоже постулирует свои результаты, и это не мешает ему быть конструктивным и практически эффективным, ясно и однозначно формулировать цели и непременно достигать их. Однако в отличие от естествознания гуманитарная наука изучает внутренний мир человека, а человек обладает свободой, в том числе и в отношении к своему внутреннему миру. Яблоко, падая на Ньютона, не может по своему усмотрению изменить ни одной из характеристик падения, Ньютон же может уклониться от яблока. Человек может изменять свой внутренний мир, вплоть до биологически и генетически предобусловленных его характеристик (напр., йог, монах, наркоман, транссексуал, самоубийца), странным образом на протяжении всей жизни оставляя неизменным свое «Я».

Не претендуя на оригинальность, позволю себе высказать следующее предположение:

«Я» в конечном счете выступает источником того, что формируется как субъект и предмет гуманитарной науки: индивидуальной личности и коллективной ментальности. И тогда все познание и вся практика гуманитаристики оказываются содержательным наполнением пространства между двумя фокусами – Я субъектом и Я предметом.

Теория – одна из форм рациональности, складывающаяся в научном и философском познании и характеризующая тип субъективности. Субъективность и рациональность образуются как продукты коллективного опыта, а сам такой опыт возникает в ходе экзистенциального диалога множества внутренне различных человеческих индивидов, их постоянного стремления к самобытности и комплементарности.

Комплементарность, взаимодополнимость индивидов – это динамичное, непрерывно изменяющееся пространство их личных взаимосвязей, наполненное и пониманием, и непонятостью каждого, и конфликтами, и дружбой Каждый человек в этом пространстве является для другого ситуацией, превращающей его жизнь в необычайное для него явление, ситуацией вторжения в жизненный мир поначалу чуждых для него факторов, по отношению к которым необходимо определиться и решить для себя гамлетовскую проблему: «Быть или не быть». Быть ли только и исключительно самим собой, отказаться ли от себя, уйдя, например, по совету К. – Г. Юнга в теплоту коллективного бессознательного, или найти компромисс между самобытием и собственным небытием, возможно, превратив небытие в инобытие личностной самобытности и этим расширив ее. Эту проблему на языке германского философа М. Хайдеггера можно было бы сформулировать как соотношение Dasein и das Man.

Но тогда рациональность, если она рассматривается изнутри отдельной личности как возможный коллективный опыт, оказывается непрерывно становящейся, изменяющейся рациональностью, а теория – это не завершенная система знаний, а становящаяся, изменяющаяся концепция, существующая лишь в диалоге с другими теориями, и человек в ней предстоит чрезвычайно многомерным предметом исследований. В этом аспекте теория становится не суммой позитивных знаний, а коллективно созданным пространством относительно устойчивых ориентиров личностного самоформирования и самоопределения. Человек же, как не эмпирическая предметность, но как Я предмет, ориентируется пространством теории прежде всего на самопознание, т. е. на самоопределение и приобретение того же экзистенциального опыта, что и другие люди, ориентирующиеся и формирующиеся в том же пространстве.

Любой рациональный анализ требует ограничить предмет рассмотрения. При взгляде изнутри многомерный человек может быть раскрыт в биологическом, культурологическом и трансцендентальном планах. Наш анализ ориентирован только на культурологическую сторону внутренней жизни современного человека, на очерчивание контуров егоментального автопортрета.

Вопрос о многомерности человеческого самобытия ясно сформирован уже у Р. Декарта, в его cogito ergo sunt («Я мыслю, следовательно, существует и еще нечто помимо меня»). Из этой формулы Картезия рождается его известная система координат, поначалу, вероятно, никак не касающаяся аналитической геометрии, но напрямую относящаяся к самоориентации и самоопределению «Я» по отношению к «Другому». В «нулевой точке» картезианской системы координат находится cogito познающее «Я», и это «Я» после Р. Декарта становится одним из первоистоков европейской субъективности Просвещения на протяжении всей его эволюции от зарождения в XVI–XVIII веках до расцвета в XVIII–XIX, модернистской реформации в XIX–XX и постмодернистского состояния в XX – начале XXI века.

Все упомянутые этапы или точнее акценты эволюции Просвещения раскрывали разные измерения внутреннего мира частного человека. Акцент перемещался с позитивистского теоретического представления на описание индивидуального опыта. В итоге на сегодня сформировалось четыре подхода к человеку, которые можно рассмотреть как научно исследовательские программы И. Лакатоса и условно изобразить в виде системы координат познания, располагающегося в пространственно временном континууме эпохи региона (рис. 4). Конструктивный характер гуманитарного познания заставляет видеть в этих программах не просто теоретические взгляды на человека, но его репрезентанты в культуре, между которыми неизбежен экзистенциальный диалог. Таким образом, диалог между живыми людьми трансформируется в диалог между «Я» как субъектом и тем же самым «Я» как объективацией и предметом познания, а затем в диалог, в котором через посредство живых людей участвуют теории Я предметов, где эти теории оказываются рациональными регуляторами практики экзистенциального диалога, т. е. его культурой и цивилизованностью.

Многомерное познание на разных стадиях становления рациональности дает не одинаковый результат. В момент зарождения оно является «объемным видением предмета», больше характеризующим воображение, чем итоговое научное знание. Здесь происходит распад традиционной картины мира, перегруппировка и переинтерпретация ее фрагментов и достройка таким образом, чтобы ввести новую предметность и проблематику в архитектонику экзистенциального опыта и сделать ее личностно понятной. И только затем формируются рациональные связи между фрагментами, превращающие «объемное видение» в новую картину мира. Именно эти связи, думается, создаются и в личной, и в совместной, «коллективной» научной работе в ходе обсуждения и появления сначала хаотических, а потом устойчивых внутринаучных коммуникаций. Вот здесь, в устойчивых коммуникациях, картина мира приобретает общенаучные черты и становится Наукой – базовой субъективностью любого ученого.

На самом деле картина сложнее, чем это представлено на рис. 4, так как ментальность, существуя в качестве духовной стороны культуры, хотя и возникает вместе с нею в экзистенциальном диалоге внутренне различных индивидов, но объективируется и принимает облик цивилизации, своей социальной формы. Культура опирается, с одной стороны, на порождающий ее диалог, а с другой – на цивилизацию. Поэтому в ней существуют «внечеловеческие слои» делезовского шизоязыка, бодрияровских симулякров и иных предпосланных цивилизацией форм, обеспечивающих формальное единство культуры и ее относительную независимость от продуцирующих ее индивидов, но вместе с тем и присутствующих в сознании и личности индивидов.

Рис. 4. А – Я субъект. Б – Я предмет.

Такие внечеловеческие слои тоже входят в структуру экзистенциального опыта, придавая ему известную хайдеггеровскую двойственность Dasein – das Man, опыта подлинности самобытия и цивилизационно обусловленного опыта. Думается, что именно цивилизационная форма определяет формальную сторону коммуникаций и, усваиваясь индивидами, делает их существами цивилизованными, однотипными и доступными для позитивного познания. Цивилизованность познания определяет его в виде разных подходов и программ исследования, и она же проявляется в научных нормах, требованиях, школах, вплоть до коммуникаций в научных сообществах, до учебников и министерских инструкций.

Формировались эти подходы в разное время, но различие между ними скорее феноменологическое, чем хронологическое. Их можно условно называть классицистской, романтистской, модернистской и постмодернистской программами. Их взгляды различны, но способны дополнять друг друга, и диалог между ними позволяет представить Я предмет «объемно», познание охарактеризовать как индивидуальное самоопределение, приобретение нового экзистенциального опыта, а теорию – как непрерывно осознаваемый и воссоздаваемый рациональный контекст самоопределения.

Вопросы же каждой программой формулировались одни и те же. Что такое «человек» для гуманитарной науки? Что означает «исследовать человека», каких людей наука исследует? Какие фундаментальные методологические установки определяют познание ее предмета?

Классицистская программа.

На мой взгляд, эта программа, сложившаяся в эпоху расцвета Просвещения, исследует «человека вообще» даже тогда, когда направляет свой взгляд на конкретных людей. Ее предметом выступает абстракция действительных человеческих существ, а целью – раскрытие и определение сущности человека, обнаруживаемой либо во всемирной духовности, либо в тотальной материальности, либо в социальности. Человек представляется проявлением материи, общества или мирового духа. Познание же регулируется основным методологическим приемом – редукцией всего многообразия личностей к единому сверхличностному материальному, духовному или социальному основанию, где понять и объяснить внутренний мир человека – на самом деле значит редуцировать всё его многообразие, например, к материалистической и позитивистской картине мира.

Классицизм характеризуется отсутствием индивидуального начала. Будучи предобусловлен Средневековьем, он требует от гуманитарного познания строить теории по образцу средневековой схоластики, заменяя Бога абстрактной сверхиндивидуальной силой (материя, социум, мировой дух). Согласно такому образцу с опорой на философские традиции и на унаследованные культурой предпосылки постулируется минимальное число аксиом, из которых по правилам дедукции объясняется весь мир, в том числе и человек с его мышлением.

Классицизм объясняет человека, редуцируя его к первоначалам, такое объяснение выглядит как редукция к виду животных (человек – продукт биологической эволюции), к объективной реальности (человек – продукт эволюции материи), к космической духовности (человек – продукт последовательных самоотчуждений и превращений мирового духа), к религиозным или бытовым традициям (человек – творение Божье, или он культурное существо). Редукция к всеобщим основаниям превращает предмет исследований в абстракцию, а креативность гуманитарного познания воплощает ее в самого человека, тем самым реально создавая абстрактную личность. Например, личность узкого специалиста, личность политика, художника или классического рассеянного ученого чудака XIX века.

В отдельном исследовании такой методологический подход выступает порождением иерархически выстроенной картины мира, а следовательно, убеждением, ограничивающим подбор конкретных методов и их ориентацией на цель редукции. Цель программы (человек вообще) в исследовании конкретизируется с приближением до малых социальных групп и типов личности, и тогда познавать конкретного человека как всеобщее существо означает познавать его основания, условия жизни и отношение к ним.

Классицистская программа предшествует каждому отдельному своему исследованию как уже сложившаяся предпосылка, и таким образом для нее наиболее характерна редукция настоящего к прошлому, при абстрагировании от будущего. Итогом такого познания становится полученная дедуктивным путем и подтвержденная эмпирически теоретическая модель личности, например, как результата социализации, усвоения традиций, продукта межличностных коммуникаций, общественных отношений. Данная модель понимается как инвариант человеческих качеств и в этом смысле – как закон. Само познание здесь протекает по принципу диалога в рамках этой модели.

Примером такого познания может послужить гуманитарная программа Г. Гегеля, В.С. Соловьева или советского диалектического материализма. Примером же такой психологии являются психофизиологические учения И.П. Павлова и В.М. Бехтерева.

Романтистская программа.

Она начинается, когда живая индивидуальность человека практически заявляет о своей свободе от прошлого и его институтов и стремится вырваться за пределы детерминизма сложившихся социокультурных предпосылок и своей заданности ими. Ею подчеркивается самобытность человека и необходимость его бунта и освобождения от зависимости.

Романтистскими средствами необходимость бунта, конечно, акцентируется, но зависимость человека от сверхчеловеческих оснований по прежнему считается основным законом его внутренней жизни. Таким образом, познавать человека – значит познавать его основания, условия и бунт против них как главное к ним отношение. Результатом романтистского познания становится интерпретируемая классицистски модель оснований и коммуникаций, а также целей бунта. При этом цели зачастую выглядят как идеалы.

Методологический же принцип романтистской гуманитарной программы состоит в редукции внутреннего мира человека к предзаданным условиям и идеалам бунта, устанавливающей связь между прошлым и будущим.

Примером гуманитарных исследований раннего романтизма может послужить философия К. Маркса, а позднего романтизма философия – Ф. Ницше или Х. Ортеги и Гассета.

Модернистская программа.

Модернизм в гуманитарных науках имеет предметом познания действительное человеческое существо, рассматривая его в отношении к универсальности культуры. Постулируя право каждого на самобытие и тайну, модернистская программа видит в диалоге единство конфликта и взаимопонимания, сотрудничества и соперничества, обусловливающего интерсубъектность и создающего внутреннее единство всех культурных форм и явлений.

Модернистская система задач появляется, когда человек, наконец, духовно освобождается от сверхличностной детерминации жизни и идентифицирует себя со своей самобытностью и субъективностью. Теперь он исследуется как самобытное существо в контексте социальных и культурных связей. Познавать человека модернистски означает познавать его как творца всеобщих условий жизни, постулировать его самобытие и исследовать специфику индивидуального бытия как творчества личностных оснований в целом, жизненного мира и межличностных коммуникаций в частности.

Результатом модернистского познания оказывается все та же обобщенная модель оснований личности, понимаемая в качестве универсального проекта жизненных перспектив, складывающихся в ходе творчества и диалога. Методологический принцип модернизма – по прежнему редукция внутреннего мира человека. Однако это уже редукция к проективной модели, к будущему, игнорирующая прошлое. Это философия не бунта, а созидания, организации и строительства мира для других.

Характерным примером модернистской программы может послужить философия Ж. – П. Сартра.

Постмодернистская программа.

Модернизм, будучи противоположным классицизму, как бы завершает виток эволюционной спирали и формально возвращает нас к классике. Если классика видит человека проявлением сверхчеловеческого начала, то модернизм считает все внечеловеческое продуктом индивидуального субъективного творчества и диалога. Классицизм адресован к прошлому, а модернизм – к будущему.

Классицистская, романтистская и модернистская программы различаются акцентами, но в целом подчинены общей парадигме: исследовать предмет – значит изучить его условия, основания и отношения. Для этого строится теоретическая модель и предмет редуцируется к модели. Сущность всех трех программ заключается в разном соотношении всеобщего и единичного. В классицизме на переднем плане находится всеобщее, в модернизме – единичное, романтизм же выглядит переходным между ними состоянием.

Методологическая идея постмодерна иная: предмет индивидуален, и исследовать его надо конкретно и обособленно.Характерная для состояния постмодерна «атомизация» индивидов изолирует их сознание от внешнего мира. «Коллапс» сознания делает познание и практику индивидуальными и изолированными от параллельных действий других индивидов. Познание оборачивается самопознанием, а мир видится фрагментарным.

В программе постмодернизма господствует отношение между единичным и единичным. Всеобщее же и универсальное в культуре существует на уровне индивидуальных представлений. Проще сказать, постмодернистски настроенный ученый знает, что все его теории не более чем его личное мнение, которое не имеет оснований претендовать на универсальность. Поскольку такая позиция подвергает сомнению все знания классицизма, романтизма и модернизма, то в области познания исходный принцип постмодерна заключается в непознанности индивидом самого себя. Этот принцип выводит на передний план бессознательное и стохастическое столкновение индивидов, чьи взаимоотношения могут регулироваться только игрой как системой произвольных правил, создаваемых помимо всяких предпосылок, проектов или идеалов. Это программа познания современности именно как современности.

Сравнение качеств субъективности постмодерна с аналогичными качествами субъективности в предыдущих программах представлено данными табл. 1.

Таблица1

Постмодернистская методология, таким образом, обладает особыми отличительными чертами:

• Исследование и его автор оказываются функциями самораспада цивилизации. В познании доминирует самопознание, акцентирование и превращение в теорию индивидуального внутреннего опыта, вне сложившегося научного контекста. Такие мыслители, как Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Делез, Ф. Гваттари, Ж. Бодрияр и др., хотя и восходят к той же философеме Р. Декарта, что и всё последекартовское гуманитарное познание, но с самого начала определяют свое место вне традиционных позиций и программ и параллельно им.

• На основе теоретизации личного экзистенциального опыта строится модель предмета, становящаяся прообразом современной субъективности. Современность трактуется как целенаправленно и осознанно творимая повседневность в рамках локальной культуры. Следовательно, теория предмета тождественна умозрительной модели субъекта исследований.

• Редукция как методологический принцип меняется на интерпретацию субъектом предмета по аналогии с самим собой. Методология исследования становится подчеркнуто наукообразной, но в ее основе доминирует первобытная метафоризация окружающего мира. Вместе с этим абстрагируется осознание и понимание связи предмета с прошлым и с будущим. Предмет рассматривается строго как «современный».

• Способом интерпретации становится формальный анализ предмета в контексте локальной культуры повседневности, обусловливающей логику анализа. Что касается конкретности и индивидуальности субъекта анализа, то они проявляются в его научно художественном мышлении о предмете через авторские интерпретации другого, прошлого и будущего как аспектов самой повседневности.

Таким образом, теоретическое познание личности возможно как описание Я предмета в пространстве по меньшей мере четырех программ и разработка логических связей между ними. Самопознание личности становится ее самоопределением в качестве Я субъекта в рамках этих программ и приобретением связанного с ними экзистенциального опыта. При этом содержательное познание внутреннего мира человека выступает внутриличностным диалогом между Я субъектом и Я предметом.

Итог же познания теперь не однозначное констатирующее утверждение о предмете, не мистическое и не чувственное его переживание, а рациональный образ, многомерное, объемное представление, сформированное разными типами рациональности и содержащее интегральный опыт комплементарной субъективности человека как наследника всей эпохи рационального познания, в нашем случае картезианской субъективности.

Рациональный образ отличается от одномерного знания, полученного в результате логической разработки опытных данных. Это группа знаний, нередко логически не связываемых в одну непротиворечивую теоретическую систему, порой противоречащих друг другу (мультипарадигмальность и научная эклектика). Принцип их взаимного единства выходит за пределы образа, он в Я субъекте, который объединяет их уже тем, что они все умещаются в сознании одного человека, признаются им проверенными и достоверными, хотя этот человек нередко в течение всей жизни не может найти единственного рационально объединяющего их основания. Противоречивые, но приемлемые знания объединены в одно целое неисчерпаемой целостностью действительного человеческого существа. Рациональный образ складывается во внутриличностном контексте в связи с художественным образом, религиозной устремленностью, поэтическим предчувствием и философской концептуальностью.

Последнее изменение этой страницы: 2016-08-11

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...