Послание шведскому королю Юхану III 1573 года

Подготовка текста Е. И. Ванеевой, перевод и комментарии Я. С. Лурье

ВСТУПЛЕНИЕ

Послания Ивана IV шведскому королю Юхану III выполняли функции дипломатических грамот, и копии их помещались в составе «Книги Свейских посольств» в архиве Посольского приказа, а впоследствии — Министерства иностранных дел. Два послания (1572 и 1573 гг.), включенные в настоящее издание, принадлежат к числу многочисленных дипломатических посланий Ивана IV к шведским королям; публицистический характер сближает их (как и послание Елизавете I и послания Стефану Баторию) с иными сочинениями Ивана Грозного. Публицистический характер этих посланий ощущался уже древнерусским читателем: послания эти переписывались в «четьих» сборниках XVII—XVIII вв. (один из списков помещен в сборнике РНБ конца XVII века, собр. Титова, охр. № 1121 вместе с Первым посланием Курбскому).

В настоящем издании Послания Юхану III публикуются по списку конца XVI в. РГАДА, ф. 96 (сношения со Швецией), Свейских посольств кн. № 3 (1572—1577), лл. 2—6 об. и 7 об.—91 об.

ОРИГИНАЛ

Божественнаго (...) существа (...) милостью и властию и хотѣниемъ скифетродержателя Росийскаго царствия, великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси (...) честныя нашия степени величества слово наше то Ягану, королю Свѣйскому и Готцкому и Вендийскому.

Божественного <...> существа <...> милостью, властью и хотением скипетродержателя Российского царства, великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси <...> почетной нашей степени величества слово Юхану, королю Шведскому, и Готскому, и Вендийскому.

Что прислалъ еси свою грамоту с полоняникомъ,[1] и которая твоя лая,[2] и тому заповедь опосле. А ныне своимъ государьскимъ высокодостойнейшия чести величества обычаемъ подлинную заповедь со смирениемъ даемъ.

На твою грамоту, пересланную через пленника, и лай, который в этой грамоте, мы дадим отповедь позже. А сейчас, по своему государскому обычаю, достойному чести нашего высокого величества, посылаем тебе подлинную отповедь со смирением.

Первое, что ты пишешь свое имя напередъ нашего, и то не по пригоже по тому, что намъ цысарь римский братъ и иныя великия государи, а тебѣ тѣмъ братомъ назватися не возможно по тому, что Свѣйская земля тѣхъ государствъ честию ниже, якоже напреди явленно будетъ. А сказываешь отца своего вотчину Свѣйскую землю, и ты б намъ известилъ, чей сынъ отецъ твой Густавъ и какъ дѣда твоего имянемъ звали,[3] и на королевстве былъ ли, и с которыми государи братство ему и дружба была, укажи намъ то и имянно и грамоты пришли, и мы по тому уразумѣемъ.

Первое: ты пишешь свое имя впереди нашего — это неприлично, ибо нам брат — цесарь римский и другие великие государи, а тебе невозможно называться им братом, ибо Шведская земля честью ниже этих государств, как будет доказано впереди. Если ты говоришь, что Шведская земля вотчина отца твоего, то ты бы нас известил, чей сын отец твой Густав, и как деда твоего звали, и был ли твой дед на королевстве, и с какими царями он был в братстве и в дружбе, укажи нам всех их поименно и грамоты пришли, и мы тогда уразумеем.

А что присылалъ еси гонца своего Петрушу толмача просити опасной грамоты на своихъ пословъ, и мы чаяли, что по прежнему, какъ преже того бывалъ вамъ миръ с намѣсники ноугородцкими[4] (а то велося изстари за нѣколкое сто лѣтъ, ещо при князе Юрье,[5] да при посадникехъ ноугородцкихъ, a у васъ при Магнуше князе, которой приходилъ к Орѣшку[6]), и мы по тому и опасную грамоту послали по прежнимъ обычаемъ и миръ нашимъ вотчинамъ, Великому Новугороду и Лифлянской землѣ, с тобою учинити по прежнимъ обычаемъ пожаловати хотѣли есмя. И ты бискупа Павла прислалъ з бездѣльемъ гордостно, ино по тому так и не дѣлалось. А что опасная грамота послана з бискупомъ Павломъ,[7] и ты о чомъ к намъ пословъ своихъ не прислалъ во все лѣто? А мы были в своей вотчине в Великомъ Новѣгороде, а ждали от тебя покоренья, а рати нашия нигдѣ никоторыя не было, развее мужики порубежныя меж себя бранилися. А что в Финской землѣ оторвався от нашихъ от передовыхъ людей немногие люди да повоевали, и то учинилось по тому: в кою пору мы к тебѣ грамоту опасную послали на послы з бискупомъ с Павломъ, а тѣ люди передъ нами ушли за далеко, и мы и послали ихъ ворочати, и наши посланники ихъ не сустигли, и они и повоевали.

Когда ты прислал гонца своего Петрушу-переводчика просить охранной грамоты для своих послов, то мы думали — ты хочешь заключить мир по прежнему обычаю, как прежде бывал мир с наместниками новгородскими (так велось исстари в течение нескольких сот лет, еще при князе Юрии, да при посадниках новгородских, а у вас при князе Магнусе, который ходил с войной к Орешку), и потому мы послали охранную грамоту по прежним обычаям и хотели пожаловать тебе по прежним обычаям мир с нашими вотчинами — Великим Новгородом и Ливонской землей. Но ты епископа Павла прислал без настоящих полномочий и с надменностью, и поэтому из этого ничего не вышло. С архиепископом Павлом была послана охранная грамота, так почему же ты к нам в течение всего лета не прислал послов? А мы были в своей вотчине, в Великом Новгороде, и ждали, что ты смиришься, а военных действий не вели нигде, разве что какие-нибудь мужики столкнулись между собой на границе. А если некоторые люди, оторвавшись от наших передовых частей, и повоевали в Финской земле, то это случилось потому, что, когда мы отправили с епископом Павлом охранные грамоты на послов, эти люди уже далеко зашли — мы приказали их вернуть, но наши посланники их не настигли, поэтому они и повоевали.

А Вифлянские земли намъ не перестать доступать, докудова намъ еѣ Богъ дастъ. А лихорадство почалъ ты, какъ сѣлъ еси на государьство. И пословъ нашихъ великихъ, боярина нашего и намѣсника смоленскаго Ивана Михайловича Воронцова, да дворетцкаго нашего можайского Василья Ивановича Наумова, да дьяка нашего Ивана Васильева сына Лапина, неповинно за посмѣхъ велѣлъ еси ограбити и безчествовати,[8] в одныхъ сорочкахъ поставили! А такихъ великихъ людей: отецъ того Ивана Михайло Семеновичъ Воронцовъ былъ от насъ намѣсникомъ на нашей отчине, на Великомъ Новѣгороде; а того из века не бывало, чтобы от нашия державы быти посломъ в Свѣйской землѣ; все хаживали послы от ноугороцкихъ намѣсниковъ! А на пословъ пеня положена напрасно, будто то ихъ пеня, что они по твою жену приѣхали, а они не сами приѣхали — послали ихъ, а послали ихъ по вашей же облышке, что сказали тебя в животѣ нѣтъ. А коли бы сказали, что ты живъ, ино было какъ твоей жены просити? И каждый то вѣдаетъ, что жена у мужа взяти нелзя. И тебѣ было пенять на своего брата Ирика да на его думцовъ, которые с нимъ то дѣло дѣлали ложно. А послы наши, бояринъ нашъ и намѣсникъ смоленской Иванъ Михайловичъ Воронцовъ с товарыщи, за посмѣхъ страдали от твоего неразсуженья.

А Ливонскую землю мы не перестанем завоевывать, пока нам ее Бог не даст. Злое же дело начал ты, как только сел на государство. И наших великих послов, боярина нашего и наместника смоленского Ивана Михайловича Воронцова, да дворецкого нашего можайского Василия Ивановича Наумова, да дьяка нашего Ивана Васильева сына Лапина, неповинно и с глумлением велел ограбить и обесчестить — в одних сорочках их оставили! Таких великих людей: отец того Ивана, Михаил Семенович Воронцов, был нашим наместником в нашей вотчине, в Великом Новгороде; а прежде никогда не бывало, чтобы от нас, государей, ходили послы в Шведскую землю; послы всегда ходили от новгородских наместников! А наказание на послов возложено напрасно, якобы за то, что они за твоей женой приехали, а они не сами приехали — прислали их, а послали их из-за вашего же вранья: сказали, что тебя в живых нет. Если бы сказали, что ты жив, как же было твою жену просить? Каждый знает, что жену у мужа взять нельзя. И тебе надо было пенять на своего брата Эрика да на его советников, которые с ним делали это дело обманом. А послы наши, боярин наш и наместник смоленский Иван Михайлович Воронцов с товарищами, приняли страдания и глумления из-за твоего недомыслия.

A то дѣлалось тѣмъ обычаемъ: первое после свадбы твоей вборзе учинилось вѣдомо, что братъ твой Ирикъ тебя поималъ, а после того учинилось вѣдомо, что тебя не стало. И мы, помешкавши года с полтора, послали есмя к брату твоему, Ирику королю, гонца своего Третьяка Ондрѣевича Пушечникова[9] провѣдати, ест ли ты или нѣтъ, и будетъ тебя в животѣ нѣтъ, а детей у тебя нѣтъ же, и братъ бы твой Ирикъ, похотя нашего жалованья, брата нашего короля полского и великого князя литовского Жигимонта Августа сестру Катерину к намъ прислалъ, а мы его за то пожалуемъ — от намѣсниковъ своей отчины, Великого Новагорода, отведемъ и учнемъ с нимъ сами ссылатися. A просили есмя брата своего сестры Катерины не иного чего для, толко взявъ еѣ, хотѣли отдать брату еѣ и своему Жигимонту Августу, Божиею милостию королю полскому и великому князю литовскому, a у него взяти за сестру его Катерину свою отчину, Лифлянскую землю, без крови, а не по тому, как безлѣпишники по своимъ безлѣпицамъ врали. А в томъ дѣле иного ничего нѣтъ опричь того, какъ есмя выше писали.

А произошло это таким образом: прежде всего, вскоре после твоей свадьбы стало известно, что твой брат Эрик подверг тебя заточению, а после этого стало известно, что ты скончался. И мы, прождав года с полтора, послали к твоему брату, королю Эрику, гонца своего Третьяка Андреевича Пушечникова узнать, жив ты или нет, и если тебя нет в живых и детей у тебя также нет, то чтобы брат твой Эрик прислал к нам, желая наших милостей, сестру брата нашего короля польского и великого князя литовского Сигизмунда-Августа Катерину, а мы его за то пожалуем — освободим от сношений с наместниками нашей вотчины, Великого Новгорода, и начнем с ним сноситься сами. А просили мы Катерину, сестру брата своего, для того только, чтобы, взяв ее, отдать своему и ее брату Сигизмунду-Августу, Божьей милостью королю польскому и великому князю литовскому, а у него взять за сестру его Катерину свою вотчину, Ливонскую землю, без кровопролития, а не по той причине, которую измыслили выдумщики ради обмана. В этом деле нет никаких причин, кроме тех, о которых мы писали выше.

А тебя у насъ утаили; а толко бы мы вѣдали, кое ты живъ, и намъ было твоей жены лзя ли просити? И посланника нашего Третьяка, заведши в пустынныя мѣста, лихою смертью уморили, а к намъ прислалъ братъ твой посланника своего Ивана Лаврентьева,[10] будто нашего гонца Третьяка притчею не стало, a то бы мы известить велѣли, с чѣмъ мы к Ирику послали были своего гонца Третьяка. И мы то Ивану Лаврентьеву велѣли сказати свое желованье брату твоему: толко онъ пришлетъ короля полского сестру Катерину, а мы его пожалуемъ — от намѣсниковъ отведемъ. И после того братъ твой Ирикъ послалъ к намъ пословъ своихъ, князя Нилша с товарыщи,[11] и посулили намъ дати полского короля сестру Катерину, а мы были пожаловали брата твоего Ирика, отвели от намѣсниковъ и крестъ целовали и своихъ великихъ пословъ послали. И наши послы великия жили у васъ с полтора году. А про тебя слуху никакого не было — есть ли ты, нѣтъ ли, и у Нилша с товарыщи не могли про тебя допытатися ничего, ино по тому тебя и не чаяно, и по тому то и прошено. И ты пришедши да неподѣлно на нашихъ пословъ грабежъ и безчестье и соромоту учинилъ, по лъживому посланью брата твоего и всѣхъ свѣйскихъ людей. Оманкою заведши нашихъ пословъ, да мучити, да ограбя, да в Абове сидѣли за сторожи годъ, да какъ всякихъ полоняниковъ отпустилъ еси! А наши послы не виноваты ни в чемъ, толко б ваши люди не солгали, и нашимъ было посломъ не по што ходити; мы чаяли то, что правда. И тебѣ было пеняти на своихъ людей, которые неправдою посылаютъ, а наши послы от тебя напрасно мучилися от твоего неразсужения. А после того еси прислалъ к намъ с великою гордостью пословъ своихъ — Павла, бискупа Абовского. Ино лихорадство ты почалъ дѣлати, что мимо лживыхъ людей да на прямыхъ падаешь, — коли б мы вашей лжи не повѣрили, ино бы такъ не сталось.

Тебя же от нас утаили; ведь если бы мы знали, что ты жив, могли ли бы мы просить твою жену? И посланника нашего Третьяка, заведя в пустынные места, уморили насильственной смертью, а к нам прислал твой брат своего посланника Ивана Лаврентьева с уверением, что наш гонец Третьяк умер случайно и чтобы мы известили, что именно мы хотели передать Эрику через Третьяка. И мы Ивану Лаврентьеву велели сказать о нашей милости твоему брату: если он пришлет сестру короля польского Катерину, то мы его пожалуем — освободим от сношений с наместниками. После этого твой брат Эрик послал к нам своих послов, князя Нильса с товарищами, и они посулили отдать нам сестру польского короля Катерину, а мы пожаловали твоего брата Эрика, освободили его от сношений с наместниками, дали присягу и послали своих полномочных послов. Наши полномочные послы жили у вас года с полтора. А про тебя слуху никакого не было — жив ты или нет, и у Нильса с товарищами не могли они ничего про тебя выпытать, поэтому-то о тебе и не чаяли, поэтому-то и была высказана такая просьба. Когда же ты пришел к власти, ты беспричинно предал наших послов грабежу, бесчестью и сраму из-за лживого послания твоего брата и всех шведских людей. Заманив обманом наших послов, да и мучили, ограбив, да и год просидели в Або под стражей, да еще отпустил ты их, как каких-нибудь пленников! А наши послы не виноваты ни в чем — не солгали бы ваши люди, нашим людям и ходить незачем было; а мы думали, что они говорят правду. Тебе надо было пенять на своих людей, которые сообщают неправду, а наши послы у тебя напрасно мучились из-за твоего недомыслия. А после всего этого ты с надменностью послал к нам своих послов — Павла, епископа Абовского и других. Итак, это ты начал делать злое дело, нападая на честных людей вместо лживых, — если бы мы вашей лжи не поверили, этого бы не было.

И мы тебѣ то подлинно известили, а много говорить о томъ не надобѣть: жена твоя у тебя нехто еѣ хватаетъ, а и такъ еси одного для слова жены своей крови много пролилъ напрасно. А впередъ о той безлѣпице говорити много не надобе, а учнешь говорити, и намъ тебя не слушати: ты какъ хочешь и з женою, нехто еѣ у тебя пытаетъ!

Все это мы тебе точно объяснили, а много говорить об этом нет нужды: жена твоя у тебя, никто ее не хватает, и так уже много крови ради одного слова своей жены ты пролил зря. А впредь об этом вздоре много говорить не стоит, а станешь говорить, мы тебя и слушать не будем: делай что хочешь со своей женой, никто на нее не покушается!

А что писалъ еси о брате своемъ Ирике королѣ,[12] будто намъ его для было с тобою война почати, и то смеху подобно. Того для было намъ с тобою нѣчего для война починати: намъ братъ твой Ирикъ не нуженъ. А что мы к нему свою жаловалную грамоту посылали, и то дѣлалося тѣмъ обычаемъ: какъ ты присылалъ к намъ гонца своего Онтона Олса, а в тѣ поры в нашей отчине Великому Ноугороду с тобою война учинилась, и к намъ черезъ нѣкоторыхъ людей от Ирика короля челобитье дошло, чтоб намъ ему какъ помощь учинити, или к намъ прибежитъ, и намъ бы его пожаловати приняти. И мы по тому свое жалованье послали, что ты нашей отчине недругъ, ино бы откудова нибудь на тебя что вставити, чтобы ты в своихъ гордостехъ узнался и посмирелъ; а намъ было рать почать же, ино и то тутъ готово. А того для было рати нѣчего для починать, да и не хачивали есмя починать того для; а бѣглово было намъ какъ не хотѣти приимати? А к тебѣ есмя писали, чтобы ты узнался, да прислалъ пословъ, ино бы приговор о всемъ былъ, какъ по пригожю. Ино ты гордостью не прислалъ пословъ, ино по тому и кровь льеца. A о Ирике ведь мы к тебѣ ни с кѣмъ не приказывали и за нево не говаривали и не вывечивали, и коли дѣла не было, ино о чомъ говорити? А грамота что знаетъ? Написано, да и минулося.

А что ты писал о своем брате короле Эрике, будто мы из-за него собирались начать с тобой войну, то это смехотворно. Ради этого нам нечего было с тобой войну начинать: нам брат твой Эрик не нужен. А что мы ему свою жалованную грамоту посылали, то это произошло таким образом: в то время, когда ты присылал к нам своего гонца Антона Ольса, между нашей отчиной, Великим Новгородом, и тобой началась война, и к нам через некоторых людей дошло челобитье от твоего брата короля Эрика, чтобы нам ему оказать помощь или, если он прибежит к нам, принять его к себе. И мы потому оказали ему милость, что ты — враг нашей вотчине, и нам нужно было что-нибудь сделать, чтобы ты осознал свою гордость и присмирел; а если бы нам пришлось начать войну, это также пригодилось бы. А ради этого нам войну начинать не стоило, да и не собирались мы ради этого войну начинать; а беглого нам как не принять? Тебе же мы писали, чтобы ты пришел в сознание и прислал послов, тогда и решение было бы обо всем по-хорошему. Но ты из гордости не прислал послов, из-за этого и кровь льется. Об Эрике же мы тебе ни с кем ничего не передавали и за него не хлопотали, а раз такого дела не было, то что и говорить? А что значит, что была грамота? Было написано, да прошло.

И коли б ты хотѣлъ правдою жити, и ты б прислалъ ко мнѣ пословъ, ино бы то все без крови изправилось. A то ты крови желаешь, да бездѣлье говоришь и пишешь. Нехто тебя пытаетъ, з женою и з братомъ какъ с ними хочешь; о томъ говорити много не надобе. А кровь болшая проливаетца за нашу вотчину, Лифлянскую землю, да за твою гордость, что не хочешь по прежнимъ обычаемъ ссылатися с намѣсники ноугородцкими; и толко в томъ не узнаешься, ино и впередъ много крови литися неповинно от твоей гордости и что неподѣлно вступился еси в нашу отчину, в Лифлянскую землю. А что писалъ еси, будто мы не здержимъ печати, ни грамоты, ино много великихъ государствъ и во всѣхъ тѣхъ государствахъ наше слово непремѣнно живетъ, и ты там спрося увѣдай, ино бы то в одной Свѣйской землѣ то переменилось? А что послы твои черезъ обычей и черезъ опасную грамоту такъ безчествованы и в поиманье были,[13] и ты тому не дивися: за твое неподобное дѣло над нашими послы терпѣти было не возможно, да и еще то не сровнялося с нашими послы — наши великие люди, а тѣ — страдники, а наши послы у тебя в Абове сидѣли заперты долго (ино то не поиманье ли?), да и отпустилъ еси ихъ кабы полоняниковъ, а и всѣхъ поотрутили и приѣхавъ сюды да померли. А спесивства нашего никоторого нѣть, а писали есмя по своему самодерьжству, какъ пригоже быти, и по твоему королевству, занеже преже того не бывало, что великимъ государемъ всеа Русии с Свѣйскими правители ссылатися, а ссылалися Свѣйские правители с Новымъ городомъ. Ино тѣм ли Великий Новгородъ отчина наша честна была, что от насъ откладна была, али тѣмъ ныне безчестна, что насъ познали своихъ государей, какъ ты пишешь неподобно? А войску нашему правитель Богъ, а не человѣкъ: какъ Богъ дасть, такъ и будетъ.

Если бы ты хотел жить по правде, так ты бы прислал ко мне послов, все бы и без крови разрешилось. А ты крови желаешь, поэтому вздор говоришь и пишешь. Никто на тебя не покушается, делай с женой и с братом что хочешь; об этом много говорить не стоит. А много крови проливается из-за нашей вотчины, Ливонской земли, да из-за твоей гордости, что не хочешь по прежним обычаям сноситься с новгородскими наместниками; и пока ты этого не осознаешь, и дальше будет литься много невинной крови из-за твоей гордости и из-за того, что незаконно вступил в нашу вотчину, в Ливонскую землю. Ты писал, что мы не сдержим обязательств, данных в грамоте и скрепленных печатью, но ведь на свете есть много великих государств, и во всех этих государствах наше слово неизменно сохраняет силу (ты спроси там — узнаешь!), почему же в одной Шведской земле будет по-иному? А что послы твои вопреки обычаю и охранной грамоте были обесчещены и отправлены в заключение, то ты этому не дивись: нельзя же было терпеть твой недостойный поступок с нашими послами, да и то мы еще не поквитались за наших послов: ведь наши послы — великие люди, а те — холопы, а наши послы у тебя в Або сидели взаперти долго (это ли не заточение?), да и отпустил ты их, как пленников, а всех их опоили отравой, и они, приехав сюда, померли. Спеси же с нашей стороны никакой нет, а писали мы тебе так, как подобает писать нашей самодержавной власти к твоей королевской, — ибо раньше того не бывало, чтобы великим государям всея Руси сноситься со шведскими правителями, сносились шведские правители с Новгородом. Неужели же достоинство нашей вотчины, Великого Новгорода, заключалось в том, что она от нас отделялась, а теперешнее бесчестие — в том, что она признает нас, великих государей, как ты нелепо пишешь? А войску нашему правитель — Бог, а не человек: как Бог даст, так и будет.

А то правда истинная, а не ложь, что ты мужичей родъ, а не государьской. А пишешь к намъ, что отец твой венчанный король, а мати твоя также венчанная королева, — ино то отецъ твой и мати твоя и венчанныя, а дотоле не бывалъ нихто! Уже такъ сказываешься государьской родъ, и ты скажи, отецъ твой Густавъ чей сынъ и какъ дѣда твоего звали, и гдѣ на государьстве сидѣлъ, и с которыми государи былъ в братстве, и которого ты роду государьского? Пришли родству своему письмо, и мы по тому розсудимъ. А намъ дополна вѣдомо, что отецъ твой Густавъ из Щмалотъ,[14] да и по тому намъ то вѣдомо, что вы мужичей родъ, а не государьской: коли при отцѣ при твоемъ при Густаве приезжали наши торговые люди с саломъ и с воскомъ, и отецъ твой самъ в рукавицы нарядяся сала и воску за простого человѣка вмѣсто опытомъ пыталъ и пересматривалъ на судѣхъ и в Выборе того для бывалъ, a то есмя слыхалъ от своихъ торговыхъ людей. И то государьское ли дѣло? Коли бы отецъ твой былъ не мужичей сынъ, и онъ бы такъ не дѣлалъ. А что пишешь, за нѣколко сотъ лѣтъ в Свѣе короли бывали, и мы того не слыхали, опричь Магнуша, которой подъ Орѣшкомъ былъ, и то былъ князь, а не король. А Стенъ Стуръ[15] давно ли былъ правитель на Свѣйской землѣ? Тому у тебя памятуховъ много, их спрося увѣдай. А и отецъ твой грамоты писалъ с намѣсники ноугородцкими, и в тѣхъ грамотахъ писано так:[16] первое писано нашего царьского величества титло, да после писано: «Густаусъ Ериковичъ, Божиею милостию Свѣйский и Готцкий король, и совѣтники кралевства Свѣйскаго и вся земля Свѣйская присылали своихъ великихъ пословъ к великому государю Ивану, Божиею милостью царю и государю всеа Русии и великому князю, бити челомъ, чтобы великий государь Иванъ, Божиею милостью царь и государь всеа Русии и великий князь, Гастауса, короля Свѣйского и Готцкого, и советниковъ кралевства Свѣйскаго и всю землю Свѣйскую пожаловалъ, велѣлъ своимъ бояромъ и намѣсникомъ Великого Новагорода и своей отчине, Великому Новугороду, взяти перемирье, да и торги бы своей отчины людемъ, Великого Новагорода, з землею Свѣйскою велѣлъ держати по старине. И великий государь Иванъ, Божиею милостью царь и государь всеа Русии и великий князь, по ихъ челобитью, Гастауса Ериковича, короля Свѣйскаго, и всю землю Свѣйскую пожаловалъ, велѣлъ своему боярину и намѣснику Великого Новагорода князю Борису Ивановичю Горбатому да дворетцкому Семену Никитичю Бутурлину и своей отчине, Великому Новугороду, взяти перемирье, да и торгъ своей отчины людемъ с Свѣйскою землею велѣлъ держати по старинѣ. И добиша челомъ великого государя царя рускаго намѣснику ноугородцкому и князю Борису Ивановичю Горъбатому и дворетцкому Семену Никитичю Бутурлину послове свѣйские, господинъ Кнутъ Ондрѣевичъ да Бернядинъ Николаевичъ, и взяли перемирье с великого государя царя рускаго намѣсникомъ со княземъ Борисомъ Ивановичемъ Горбатымъ и з дворетцкимъ с Семеномъ Никитичемъ Бутурлинымъ за великого государя отчину за всю Ноугородцкую землю на шездесятъ лѣтъ, от Благовѣщеньева дни лѣта семь тысящъ четыредесятъ пятово до Благовѣщеньева дни лѣта семь тысящъ сто пятого, и за всю землю Свѣйскую. А на томъ миру быти съѣзду на Соболине, на Оксе рекѣ, после взятия миру на десятомъ году на Ильинъ день лѣта седмь тысящъ пятьдесятъ пятого, а на съѣзде быти из великого государя царя рускаго отчины, из Великого Новагорода, также и из Свѣйскаго кралевства честнымъ людемъ с обе стороны, которымъ отвести и рубежъ учинити землѣ и водѣ по княжь Юрьевымъ грамотамъ и по княжь Магнушевымъ грамотамъ. А на томъ на всемъ на сей перемирной грамоте повелѣниемъ великого государя Ивана, Божиею милостью царя государя всеа Русии и великого князя, бояринъ и намѣсникъ Великого Новагорода князь Борисъ Ивановичъ Горбатой и дворетцкой Семенъ Никитичъ Бутурлинъ к сей грамоте печати свои привѣсили и крестъ на сей грамоте целовали и за отчину великого государя царя рускаго, за Великий Новгородъ и за всю Новгородцкую державу. А от Свѣйские земли от Гастаусовы королевские державы и от Выборские державы и от Выбора города, и от всеѣ земли Свѣйские и за Выборъ городъ и за Выборскую державу и за всю землю Свѣйскую от Гастауса короля и от совѣтниковъ кралевства Свѣйскаго целовали крестъ послове кралевства Свѣйскаго, Кнутъ Ондрѣевичъ да Бернядинъ Николаевичъ. А какъ пошлютъ великого государя царя рускаго намѣсники ноугородцкие своего посла к Гастаусу королю, и Гастаусу, королю Свѣйскому и Годцкому, передъ тѣмъ посломъ крестъ целовати на томъ, какъ в сей перемирной грамоте писано, за всю державу кралевства Свѣйскаго, и печать своя к сей грамоте привѣсити Гастаусу королю Свѣйскому. А арцыбискупу Апсалимскому на томъ рука дати за всю державу кралевства Свѣйскаго, да и по тому имъ и правити, какъ в сѣхъ в перемирныхъ грамотахъ писано. A се миръ взятъ в Великомъ Новѣгороде лѣта семь тысящъ четыредесятъ пятово, а от воплощения Господня лѣта тысяща пятсотъ тридесятъ седмое».

А это истинная правда, а не ложь, что вы мужичий род, а не государский. Пишешь ты нам, что отец твой — венчанный король, а мать твоя — также венчанная королева; но хоть отец твой и мать — венчанные, а предки-то их на престоле не бывали! А если уж ты называешь свой род государским, то скажи нам, чей сын отец твой Густав и как деда твоего звали, и где на государстве сидел, и с какими государями был в братстве, и из какого ты государского рода? Пришли нам запись о твоих родичах, и мы по ней рассудим. А нам доподлинно известно, что отец твой Густав происходил из Смоланда, и вот еще почему нам известно, что вы мужичий род, а не государский: когда при отце твоем Густаве приезжали наши торговые люди с салом и с воском, то твой отец сам, надев рукавицы, как простой человек, пробовал сало и воск, и на судах осматривал, и ездил для этого в Выборг; а слыхал я это от своих торговых людей. Разве это государское дело? Не будь твой отец мужичий сын, он бы так не делал. Ты пишешь, что в течение нескольких сот лет в Швеции были короли, но мы о таких не слыхали, кроме как о Магнусе, который ходил под Орешек, да и тот был князь, а не король. А давно ли в Шведской земле сидел правитель — Стен Стуре? Об этом у тебя многие помнят: спроси — узнаешь. А отец твой обменивался грамотами с новгородскими наместниками, и грамоты эти писались следующим образом: сперва написан титул нашего царского величества, а затем написано: «Густав Эрикович, Божьей милостью Шведский и Готский король, и советники королевства Шведского и вся земля Шведская присылали своих великих послов к великому государю Ивану, Божьей милостью царю и государю всея Руси и великому князю, бить челом, чтобы великий государь Иван, Божьей милостью царь и государь всея Руси и великий князь, Густава, короля Шведского и Готского, и советников королевства Шведского и всю землю Шведскую пожаловал, велел своим боярам и наместникам Великого Новгорода и своей вотчине, Великому Новгороду, заключить перемирие, а также велел людям своей вотчины, Великого Новгорода, торговать со Шведской землей по-прежнему. И великий государь Иван, Божьей милостью царь и государь всея Руси и великий князь, по их челобитью, Густава Эриковича, шведского короля, и всю Шведскую землю пожаловал, велел своему боярину и наместнику Великого Новгорода князю Борису Ивановичу Горбатому и дворецкому Семену Никитичу Бутурлину и своей вотчине, Великому Новгороду, заключить перемирие, а также велел людям своей вотчины торговать со Шведской землей по-прежнему. И довели до конца это челобитье новгородскому наместнику великого государя царя русского — князю Борису Ивановичу Горбатому и дворецкому — Семену Никитичу Бутурлину шведские послы, господин Кнут Андреевич и Бернардин Николаевич, и заключили перемирие с вотчиной великого государя, Новгородской землей, на шестьдесят лет — от Благовещенья семь тысяч сорок пятого (1537) года до Благовещенья семь тысяч сто пятого (1597) года — с наместником великого государя царя русского — Борисом Ивановичем Горбатым и дворецким — Семеном Никитичем Бутурлиным от имени всей Шведской земли. И по условиям этого мира должен быть устроен съезд в Соболине, на реке Вуоксе, через десять лет после заключения мира, в Ильин день семь тысяч пятьдесят пятого (1547) года, а на этом съезде должны присутствовать с обеих сторон достойные люди из вотчины великого государя царя русского, Великого Новгорода, а также из Шведского королевства, которые должны размерить и установить границы по земле и воде согласно грамотам князя Юрия и князя Магнуса. Во исполнение всех этих условий перемирия, по повелению великого государя Ивана, Божьей милостью царя и государя всея Руси и великого князя, боярин и наместник Великого Новгорода — князь Борис Иванович Горбатый и дворецкий — Семен Никитич Бутурлин привесили к этой мирной грамоте свои печати и принесли присягу, целуя крест за вотчину великого государя, царя русского, за Великий Новгород и за Новгородскую державу. А от имени Шведской земли, державы короля Густава, и от Выборгской державы и от города Выборга, и от всей земли Шведской за город Выборг и за Выборгскую державу и за всю Шведскую землю по поручению короля Густава и советников королевства Шведского целовали крест послы Шведского королевства Кнут Андреевич и Бернардин Николаевич. Когда же новгородские наместники великого государя царя Русского пошлют своего посла к королю Густаву, то Густав, король Шведский и Готский, должен будет за всю Шведскую державу перед этим послом целовать крест, обязуясь исполнить то, что написано в этой мирной грамоте, и должен будет Густав, король Шведский, привесить к этой грамоте свою печать. А архиепископ Упсальский должен будет поручиться за всю Шведскую державу, и должны будут они исполнять то, что написано в этих грамотах. Заключен этот мир в Великом Новгороде в семь тысяч сорок пятом году, а от воплощения Господня в тысяча пятьсот тридцать седьмом году».

И то есмя тебѣ из грамоты выписали подлинно, какъ отецъ твой Гастаусъ былъ в перемирье с намѣсники с ноугородцкими. И коли бы то ваше совершенное королевство было, ино бы отцу арцыбискупъ и совѣтники и вся земля в товарыщехъ не были, и землю к государемъ великимъ не приписываютъ. А всево тово подлиннее пришли государству своему писмо, какъ самъ еси писалъ, за четыреста лѣтъ — хто и которой государь после которого сидѣлъ на государьстве и с которыми государи в братстве былъ, и мы по тому уразумѣемъ твоего государьства величество. А что прежния ваши жили по городомъ и по государьскимъ мѣстомъ, а не по мужитцкимъ деревнямъ, и хто будетъ роду вашего былъ, опричь отца твоего, и ты скажи имянно, и которые короли были от которого роду. А что писалъ еси о Арцымагнусе королѣ,[17] и мы, опричь его, то вѣдаемъ, что вы мужичей родъ, да родствомъ въгосударилися, а не по достоинству. А хто будетъ и былъ по городомъ и по болшимъ мѣстомъ, ино не от вашего же роду, да и не короли. А королей мы Свѣйской землѣ не слыхали и до отца твоего Гастауса; первой король — отецъ твой, а и ссылка в отца твоего грамотахъ на княжь Магнушевы грамоты, а не на короля. Моглъ бы то и отецъ твой сыскати прежнихъ королей, да не писалъ королей, а написалъ князя Магнуша, а ты, невѣдомо по чему, сыскалъ у себя прежнихъ королей! Да и по тому вашъ мужичей родъ и не великое государьство, что писано в тѣхъ же грамотахъ отцу твоему целовати крестъ за всю Свѣйскую державу и за Выборъ городъ и за Выборскую державу, а арцыбискупу Апсалимъскому[18] на томъ рука дати на грамоте; а от Свѣйские земли от Гастаусовы королевы державы и от Выборские державы и от Выбора города и от всеѣ Свѣйския земли и за Выборъ городъ и за Выборскую державу и за всю землю Свѣйскую от Гастауса короля и от совѣтниковъ кралевства Свѣйскаго целовали крестъ послы кралевства Свѣйскаго для того, что Гастаусу королю целовати крестъ, а арцыбискупу Апсалимскому рука дати, да по тому имъ и правити. И ты бы себѣ розсудилъ, в великихъ государьствахъ такъ ведетца ли как в вашемъ? Отецъ твой целовалъ за Свѣйскую державу да и за Выборскую державу, и по тому Выборъ кабы иное мѣсто, а на Выборе отцу твоему кабы товарыщъ. Коли бы ваше великое государьство было, и арцыпискупъ бы Апсалимской в товарыщехъ отцу твоему писанъ не былъ, a то написанъ арцыбискупъ отцу твоему товарыщъ. А совѣтники королевства Свѣйскаго почему отцу твоему товарыщи? А послы не от одного отца твоего, от всего кралевства Свѣйскаго, а отецъ твой у нихъ в головахъ кабы староста в волости. И коли бы отецъ твой великой государь былъ, и арцыбискупъ бы у него в товарищехъ не былъ, и совѣтники и вся земля Свѣйская и Выборьская держава не приписана была, и послы бы были от отца твоего от одного, а не от кралевства Свѣйскаго, a то послы от кралевства Свѣйскаго, а не от одного отца твоего, а арцыбискупъ написанъ. «Правити имъ по той грамоте» — ино видиши ли, каково отцу твоему правити, таково и арцыбискупу! И тебѣ по тому нелзя ровнятися с великими государи: в великихъ государьствахъ техъ обычаевъ не ведетца. A хто будетъ не бережетъ своего государства, а к тобѣ пишетъ братомъ, тотъ самъ вѣдаетъ,[19] а намъ на то не сматривати, мы смотримъ своего царьствия степени чести. А будетъ не вѣришь той грамоте отца своего, и ты пришли пословъ своихъ вѣрныхъ людей, и они посмотрятъ тоѣ грамоты и печать у неѣ отца твоего. А хто будетъ напередъ отца твоего на Свѣйской землѣ король былъ, и ты извести намъ с послы имянно, хто былъ на королевстве и которого роду и с кѣмъ в братьстве былъ; мы того не слыхали, нѣшто будетъ ты ново гдѣ нашолъ королей тѣхъ в которой своей коморе?

Все это мы тебе выписали точно из грамоты о перемирии, которую отец твой Густав заключил с новгородскими наместниками. И если бы у вас было настоящее королевство, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были, а землю к именам великих государей не приписывают. Всего же достовернее будет, если ты пришлешь запись о своем государском роде, о котором ты писал, что ему четыреста лет, — кто и какой государь после кого сидел на престоле, с какими государями были в братстве, и мы оттуда уразумеем величие твоего государства. Какие ваши предки жили в городах и столицах, а не в мужицких деревнях, и кто входил в ваш род, кроме твоего отца, ты назови по именам, и какие были еще короли и из какого рода. А что ты писал о короле Арцымагнусе, так мы и помимо него знаем, что вы — мужичий род и попали на престол не по своему достоинству, а благодаря родству. Те же, которые сидели в городах и больших местах, были не из вашего рода, да и не короли. А королей мы в Шведской земле не слыхали до твоего отца Густава; первый король — твой отец, а ссылался он в своих грамотах на грамоты князя Магнуса, а не короля. Ведь и твой отец мог бы сыскать прежних королей, да не ссылался на королей, а ссылался на князя Магнуса, а ты, неведомо каким образом, сыскал у себя прежних королей! И потому еще ваш род мужичий и государство не великое, что написано в тех же грамотах, что отец твой должен целовать крест за всю Шведскую державу и за город Выборг и за Выборгскую державу, а архиепископ Упсальский в том должен поручиться; а от имени Шведской державы короля Густава и от Выборгской державы и от города Выборга, от всей Швед