Проблемы юридического состава правонарушений

правонарушение юридический ответственность противоправность

Сейчас проблема юридического состава правонарушений изучается в основном представителями отраслевых юридических наук, в отличие от 70-80-х годов, когда ее достаточно интенсивно исследовали с общетеоретических позиций. Теоретико-правовые аспекты правонарушений в последние годы были освещены лишь в одной монографии. В связи с этим в данной статье ставится задача осмыслить некоторые признаки понятия «правонарушение» в современных условиях, показать отличие правонарушения от смежных правовых категорий и явлений.

Традиционно правонарушение определяется как юридический факт, представляющий виновное противоправное деяние деликтоспособного лица. Существует несколько точек зрения на данную проблему. Одни ученые указывают на общественную опасность как обязательный признак любого правонарушения, а не только преступления; другие считают, что любое правонарушение причиняет вред обществу, государству или отдельным лицам; третьи полагают, что такой признак правонарушения, как противоправность, включает в себя и общественную опасность.

Категория «общественная опасность» как признак правонарушения содержится лишь в понятии «преступление» в новом УК РФ (ст. 14). Ни Кодекс РСФСР об административных правонарушениях, ни Таможенный кодекс РФ, ни ГК РФ, ни другие законодательные акты не указывают на общественную опасность как признак правонарушения. Отсутствие данного признака вовсе не означает, что эти нормативные акты не учитывают общественной опасности совершаемых административных, дисциплинарных, гражданских правонарушений. Категория «общественная опасность» необходима как для отличия проступков от преступлений, так и проступков от тех малозначительных деяний, которые не влекут никакой юридической ответственности. Проблема же юридического состава правонарушений заключается в том, как определить критерии общественной опасности - что признавать преступлением, что проступком, что деянием, не влекущим юридической ответственности. К сожалению, на данный вопрос ч. 2 ст. 14 УК РФ не отвечает: «Не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности, то есть не причинившее вреда и не создавшее угрозы причинения вреда личности, обществу или государству». Поэтому следует согласиться с учеными, которые полагают, что к криминообразующим признакам общественной опасности относится прежде всего тяжесть причиненного вреда, а также форма вины, мотивация, способ совершения правонарушения, использование должностного положения, судимость, групповой характер исполнения состава правонарушения и др. Как правильно считает В.В. Лукьянов, единственное отличие административных правонарушений от преступлений состоит в том, что они не могут сопровождаться причинением тяжких последствий.

К сожалению, действующее законодательство не проводит четкого разграничения по степени общественной опасности административных правонарушений и преступлений. Так, согласно ст. 51 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях административную ответственность влечет «порча сельскохозяйственных и других земель, загрязнение их производственными и иными отходами и сточными водами». Статья 254 УК РФ предусматривает уже уголовную ответственность за порчу земли - за отравление, загрязнение или иную порчу земли «вредными продуктами хозяйственной или иной деятельности вследствие нарушения правил обращения с удобрениями, стимуляторами роста растении, ядохимикатами и иными опасными химическими или биологическими веществами при их хранении, использовании и транспортировке, повлекшие причинение вреда здоровью человека или окружающей среде».

Другой пример: ст. 1651 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях предусматривает административную ответственность за неуважение к суду, а ст. 297 УК РФ - уголовную ответственность за неуважение к суду. Различить как в первом, так и во втором случае действия, влекущие административную ответственность, и действия, влекущие уголовную ответственность, очень сложно.

Нельзя согласиться с мнением ряда ученых, что правоприменитель не должен оценивать наличие и степень социальной опасности, ибо это - прерогатива законодателя.

Ведь законодатель, формулируя состав преступления, правонарушения, исходит из степени его общественной опасности, вредоносности (считаем, что данные понятия практически тождественны и вряд ли их следует противопоставлять), и правоприменитель не может без него обойтись - иначе неясно, по каким основаниям правоохранительные органы должны отказывать, например, в возбуждении уголовного дела или не привлекать к административной ответственности кого-либо за малозначительный проступок.

Некоторые ученые считают обязательным признаком правонарушения наличие юридической ответственности за противоправное деяние. Анализ законодательства свидетельствует, что далеко не всегда за указанные в законе нарушения предусмотрена правовая ответственность. Приведем несколько примеров.

1. В ст. 34 Закона РФ «Об основных гарантиях избирательных прав граждан РФ» содержится перечень нарушений избирательных прав граждан, за которые устанавливается ответственность. Конкретные меры ответственности не обозначены в данном Законе, они содержатся в УК РФ, Кодексе РСФСР об административной ответственности. Однако перечень правонарушений, их формулировки, данные в Законе РФ «Об основных гарантиях избирательных прав граждан РФ», не совпадают с перечнем правонарушений избирательных прав граждан и формулировками их состава, содержащимися в УК РФ, КоАП РФ.

2. В соответствии со ст. 17 Основ законодательства РФ о нотариате нотариус, работающий в государственной нотариальной конторе, в случае совершения действий, противоречащих законодательству Российской Федерации, несет ответственность в установленном законом порядке. Какую именно ответственность - неясно.

3. Закон РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ» предусматривает отзыв населением депутата, члена выборного органа, выборного должностного лица органа местного самоуправления (ч. 5 ст. 18). Однако, во-первых, непонятно, какие основания должны существовать для отзыва, во-вторых, не оговорен порядок отзыва, что практически означает невозможность его исполнения. Неясно также, почему депутатов Государственной Думы РФ, законодательных органов субъектов Федерации, избранных глав администраций субъектов Федерации нельзя отозвать по действующему законодательству, а депутатов, членов выборных органов, выборного должностного лица органа местного самоуправления - можно.

4. В соответствии со ст. 14 Закона РФ «О статусе судей РФ» полномочия могут быть не только приостановлены, но и прекращены в случаях, когда судья занимается деятельностью, несовместимой с его должностью, или совершил поступок, позорящий честь и достоинство судьи. Однако Закон не определяет, во-первых, что такое «деятельность, несовместимая с должностью судьи», или поступок, позорящий честь и достоинство судьи; во-вторых, какую и в какой форме судья несет ответственность - уголовную, дисциплинарную, административную.

Практически вопрос о приостановлении или прекращении полномочий судьи, прекращении отставки судьи решается квалификационной коллегией судей, действующей в соответствии с Положением о квалификационных коллегиях судей, утвержденным Верховным Советом РФ 13 мая 1993 г. Однако и это Положение не разъясняет, какие же конкретные основания должны быть для приостановления или прекращения полномочий судьи.

5. Статья 16 Закона РФ «О залоге» гласит, что орган, на который возложена регистрация залога, несет ответственность за вред, причиненный в результате нарушения его работниками правил регистрации. Опять непонятно, какую ответственность несет этот орган и в какой форме - административную или гражданско-правовую. Еще более абстрактной является следующая формулировка: «Лица, виновные в нарушении настоящего закона, несут ответственность в соответствии с законодательством РФ» (например, именно так сформулирована ст. 18 Закона РФ «Об энергоснабжении»).

Из изложенных примеров следует вывод, что ответственность обязательно должна быть указана в нормативном акте, который содержит понятие, признаки того или иного правонарушения. В этих целях необходимо постепенно отказаться от норм бланкетного типа, так как подобная практика нередко приводит к тому, что один государственный орган утверждает перечень правонарушений, а другой - устанавливает санкции, в результате чего складываются ситуации, когда по решению одного государственного органа перечень правонарушений изменяется, а санкции остаются прежними, так как другой государственный орган и не думал их пересматривать. Такая практика часто наблюдается при установлении административной ответственности. Нередко возникают и ситуации, когда статьи, содержащие меры юридической ответственности, не расшифровывают понятие и признаки правонарушения, за которое установлена эта ответственность. В таких статьях обычно делаются лишь ссылки на нормы других нормативных актов. Подобная законодательная практика зачастую препятствует реализации санкции правовой нормы.

Затруднения вызывает и то обстоятельство, что за одни и те же правонарушения порой устанавливается различная юридическая ответственность в различных нормативных актах. Так, ст. 201 Таможенного кодекса РФ посвящена ответственности за правонарушения, выявленные при осуществлении валютного контроля российскими таможенными органами. Ответственность за подобные правонарушения наступает в соответствии с предписаниями ст. 221 Таможенного кодекса РФ, если данное нарушение является одновременно нарушением таможенных правил либо посягает на нормальную деятельность таможенных органов. В иных случаях ответственность за нарушения российского валютного законодательства, выявленные таможенными органами, наступает в соответствии с валютным или другим законодательством Российской Федерации. На наш взгляд, такой подход не позволяет четко разграничивать нарушения таможенного и валютного законодательства, а следовательно, и эффективно применять меры юридической ответственности.

Необходимо отметить, что правонарушения предполагают в ряде случаев использование не мер юридической ответственности, а иных определенных в законе мер. Например, уголовно-процессуальное законодательство определяет меры уголовно-процессуального принуждения: меры пресечения и иные меры процессуального принуждения. К ним относятся: заключение под стражу, подписка о невыезде, поручительство, залог, отстранение обвиняемого от должности, обыск, выемка предметов и документов, привод, наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию и выемка ее из почтово-телеграфного учреждения, получение образцов для сравнительного исследования и т.д. Меры уголовно-процессуального принуждения применяются к лицам, не исполняющим требования закона, или для предупреждения такого неисполнения. От других мер государственного принуждения они отличаются тем, что применяются в период производства по уголовному делу, носят процессуальных характер, применяются компетентными органами государства в пределах их полномочий, осуществляются независимо от воли и желания лица, к которому они применяются. Получается, что еще до вступления приговора суда в законную силу, до признания лица виновным в совершении преступления, иначе говоря, до признания самого факта совершения преступления к лицу применяются меры государственного принуждения, нарушающие его конституционные права на свободу, на неприкосновенность личности, жилища, на тайну переписки, личной жизни, на свободу передвижения и т.д. Но поскольку такие ограничения личных, имущественных и иных субъективных прав граждан имеют целью пресечение неправомерного поведения и его предупреждение и предусмотрены законом, их следует признать отрицательными, неблагоприятными последствиями для правонарушителя мерами защиты. Однако эти меры не являются элементами юридической ответственности, поскольку для ее применения необходимо установление и самого события, и наличия вины, что может быть зафиксировано только в обвинительном приговоре суда.

ГПК РСФСР позволяет суду принимать решение по обеспечению иска. Обеспечение иска допускается во всяком положении дела, если непринятие мер обеспечения может затруднить или сделать невозможным исполнение решения суда. Меры по обеспечению иска применяются судом или судьей по заявлению и ходатайству лиц, участвующих в деле, или по своей инициативе (ст. 133 ГПК РСФСР). Мерами по обеспечению иска могут быть: а) наложение ареста на имущество или денежные суммы, принадлежащие ответчику и находящиеся у него или у других лиц; б) запрещение ответчику совершать определенные действия (например, запрещение отдельно проживающему родителю забирать ребенка из детского сада, школы); в) запрещение другим лицам передавать имущество ответчику; г) приостановление взыскания по исполнительному документу, и др.

Обеспечение иска, как мы видим, связано с ограничением ответчика в его правах и некоторым ущербом для его интересов. Но эти меры никак нельзя относить к юридической ответственности, поскольку сам спор в суде еще не разрешался, ни факт совершения гражданского правонарушения, ни вина ответчика в суде еще не доказаны, поэтому не случайно ГПК РСФСР, обеспечивая защиту интересов истца, одновременно устанавливает гарантии интересов ответчика: на любое определение по вопросу обеспечения иска может быть принесена частная жалоба или частный протест (ст. 139 ГПК РСФСР), обеспечение иска может быть отменено тем же судом (ст. 138 ГПК РСФСР); суд или судья может потребовать от истца обеспечение возможных для ответчика убытков: ответчик после вступления решения в законную силу, которым в иске отказано, вправе требовать от истца возмещения убытков, причиненных ему обеспечением иска, допущенным по просьбе истца (ст. 140 ГПК РСФСР). Таким образом, меры по обеспечению иска являются не мерами юридической ответственности, а особыми процессуальными мерами, обеспечивающими реальное исполнение будущего решения суда по делу в случаях, когда иск будет удовлетворен. Меры уголовно-процессуального принуждения и меры по обеспечению иска в гражданском процессе можно отнести к государственно необходимым, превентивным мерам правового принуждения. Чаще всего их обозначают как процессуальные меры защиты.

В литературе в последнее время разрабатывается категория «меры безопасности» как вид предупредительного действия, цель которого, при наличии указанных в законе оснований, посредством принудительного и временного ограничения возможностей предупредить совершение общественно опасных действий. Меры безопасности или защиты предлагается выделять в качестве самостоятельных разделов в соответствующих кодексах.

Признавая возможность выделения этих мер, важно разграничивать меры защиты или безопасности, осуществляемые в связи с совершенным правонарушением, и меры профилактического характера, цель которых - не допустить совершение правонарушения. К профилактическим мерам относятся и средства правового обеспечения экономической безопасности участников рыночных отношений (например, формы и средства борьбы с бандитизмом, вымогательством, мошенничеством, а также формы и средства борьбы с экономическими правонарушениями, совершаемыми самими коммерческими структурами, физическими лицами).

Юридическую ответственность и защиту права разделяют в литературе достаточно давно. Ответственность принято определять как меру государственного принуждения, выступающую как реакцию на совершенное правонарушение. Защита права - это государственно-принудительная деятельность, направленная на восстановление нарушенного права, обеспечение исполнения юридической ответственности. И как совершенно правильно отмечает С.С. Алексеев, если основанием юридической ответственности является правонарушение, то для мер применения защиты достаточно объективно противоправного поведения. Вина не входит в фактическое основание мер защиты. Это основание ограничивается самим по себе фактом нарушения права. Иначе говоря, не все правовые последствия совершения правонарушения можно отнести к мерам юридической ответственности. Как верно замечает А.С. Мордовец, меры защиты и меры юридической ответственности не совпадают ни по времени, ни по субъектам реализации, ни по содержанию, ни по форме.

Особенно широко меры защиты применяются в гражданском праве. Однако, к сожалению, ГК РФ, перечисляя способы защиты гражданских прав, не разграничивает меры юридической ответственности и собственно меры защиты. В.К. Андреев справедливо замечает, что новый ГК РФ не содержит понятие гражданско-правовой ответственности: оно подменено способами защиты гражданских прав. Но из перечисленных 11 способов защиты к мерам юридической ответственности можно отнести лишь возмещение убытков, взыскание неустойки, компенсацию морального вреда. Из оставшихся мер защиты к действительно новым способам, неизвестным вообще ГК РСФСР 1964 г. и Основам гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., относятся только два: самозащита права и неприменение судом акта государственного органа или органа местного самоуправления, противоречащего закону. Таким образом, обязательным признаком правонарушения следует признать наличие мер юридической ответственности за совершенное правонарушение и мер защиты.

Говоря о наличии вины как признаке правонарушения, нужно учитывать, что в настоящее время расширилась сфера безвиновной ответственности. Нормы налогового, международного, гражданского права предусматривают в ряде случаев наступление ответственности без вины. Так, ст. 14 Закона РФ «Об основах налоговой системы» дает право налоговым органам взыскивать с юридических лиц недоимки по налогам и другим обязательным платежам, а также суммы штрафов и иных санкций, предусмотренных законодательством, в бесспорном порядке на основании актов налоговых инспекций. Иначе говоря, ответственность наступает в этих случаях без вины. Правда, бесспорный порядок взыскания денежных средств не применяется к физическим лицам, а также к гражданам, занимающимся предпринимательской деятельностью.

Все специалисты в области международного права указывают и на неприменимость понимания вины как психологической категории. У государства порог воли ни предполагать, ни реально обнаружить нельзя. Государство, его органы, совершая какое-либо деяние, должны знать, соответствует ли их поведение требованиям норм международного права. В международном праве возможно вменение вины - виной признается сам установленный факт международного противоправного деяния. Не случайно Комиссия международного права при ООН не признает элемент вины государства как необходимый признак международного правонарушения.

Давно и обстоятельно исследуются проблемы вины в гражданском праве. Всегда считалось, что вина является обязательным признаком гражданского правонарушения, и лишь в исключительных случаях, например, при нанесении вреда жизни и здоровью гражданина источником повышенной опасности, она не учитывалась. В новом ГК РФ подход законодателя к учету вины в гражданском праве значительно изменился.

Наличие вины как условия ответственности носило характер генерального принципа гражданско-правовой ответственности (ст. 222 ГК РСФСР 1964 г.). Однако затем сфера его применения была значительно сужена: наличие вины перестало служить необходимым основанием ответственности за нарушение обязательства при осуществлении предпринимательской деятельности (п. 2 ст. 71 Основ гражданского законодательства 1991 г.). То же правило закреплено и в ст. 401 ГК РФ. В ГК РСФСР 1964 г. отсутствовало легальное определение вины. В Основах гражданского законодательства 1991 г. понятие вины раскрывалось через положение о том, что должник признается виновным, если докажет, что он принял все зависящие от него меры для надлежащего исполнения обязательства (п. 1 ст. 71 Основ). Такой принцип сохранен и в новом ГК РФ с одним существенным уточнением: меры, которые следовало принять лицу для надлежащего исполнения обязательства, теперь соотносятся с той степенью заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота.

Изменились основания ответственности за возмещение морального вреда. Если Основы гражданского законодательства 1991 г. допускали возмещение морального вреда только при наличии вины нарушителя, то ст. 1100 ГК РФ содержит перечень случаев наступления обязанности компенсировать моральный вред независимо от вины.

ГК РФ установил новый подход к учету вины даже в однотипных договорах. Так, единый ранее договор подряда расчленен на три части, в результате чего появились глава 37 «Подряд», глава 38 «Выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ» и глава 39 «Возмездное оказание услуг». В договоре подряда подрядчик должен отвечать за допущенные недостатки независимо от своей вины. Ответственность исполнителя научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ за ненадлежащее качество наступает только при наличии его вины. В договоре на возмездное оказание услуг основания ответственности зависят от того, кто именно оказывает услуги. В виде общего правила по этому договору ответственность наступает только при наличии вины исполнителя. Однако если для последнего оказание услуг составляет часть предпринимательской деятельности, ему придется отвечать за ненадлежащее качество независимо от своей вины.

Решен в ГК РФ и вопрос о характере ответственности юридического лица. Прежде в научной литературе существовали две основные точки зрения: вина юридического лица не может сводиться к вине отдельных работников, а представляет собой вину коллектива как единого целого; вина юридического лица может проявиться и в виновных действиях его работников. Более правильной является вторая позиция, поскольку для юридической науки, права важное значение имеет то обстоятельство, что внешне вина юридического лица не может проявиться иначе, как через виновное поведение его работников. Эта точка зрения воспринята и новым ГК РФ: ст. 402 прямо указывает, что действия работников должника по исполнению обязательства считаются действиями должника.

Правонарушение надо отличать от правовой ошибки. В литературе по этому вопросу нашли отражение две позиции: одни авторы отождествляют ошибку с нарушением норм права, другие определяют ошибку как отклонение, а не как нарушение правовых предписаний. Следует согласиться с И.М. Зайцевым, что ошибка по своей сути - это явление объективно противоправное, и она является реальной предпосылкой и условием нарушения законности и правопорядка. Главным отличием ошибки от правонарушения, на наш взгляд, является отсутствие умысла у лица, допустившего ошибку. Ошибка вытекает из неправильного применения, толкования правовых норм, обусловленных неточностью законодательных формулировок, коллизий правовых норм, отсутствием механизма реализации тех или иных нормативных актов, низким профессиональным уровнем.

К правовым ошибкам следует относить все ошибки, повлекшие правовые последствия (например, бухгалтер при определении суммы уплаты налога не там поставил запятую или неправильно (неумышленно) определил сумму уплачиваемого налога, т.е. совершил счетную ошибку; эта ошибка должна признаваться правовой, так как она привела к снижению размера уплачиваемого налога в тот или иной бюджет).

Весьма актуальным является вопрос о юридических последствиях допущенных правовых ошибок - ведь они могут привести к тяжелым, порой непоправимым последствиям (незаконный приговор, конфискация имущества и т.д.). Если правовыми последствиями правонарушения являются санкции и меры защиты, то правовыми последствиями совершенных ошибок нужно считать признание недостаточной профессиональной пригодности у лица, допустившего эти ошибки. Лицо, допустившее правовую ошибку, повлекшую тяжкие последствия, должно быть обязательно наказано в дисциплинарном порядке, вплоть до отстранения или увольнения от должности.

В литературе ведется дискуссия, является ли правонарушением злоупотребление правом. По мнению И.Я. Дюрягина, злоупотребление правом выражается в искажении назначения права, в противопоставлении буквы закона его духу: создается ситуация, когда формально человек поступает в соответствии с законом, а по существу - вопреки ему. Злоупотребление правом признается правонарушением (например, фиктивный брак, заключение притворных сделок, неосновательные иски). С точки зрения В.П. Грибанова, особенность злоупотребления правом состоит в том, что оно возникает на базе осуществления субъективного права, т.е. на базе дозволенного законом поведения; при этом обязанность управомоченного лица состоит в том, чтобы не нарушать пределов осуществления права. В.И. Гойман считает, что злоупотребление правом - это не особый тип правонарушения, а разновидность неправовых действий, связанных со злоупотреблением правовой свободой, т.е. основанное на эгоистических побуждениях поведение управомоченного субъекта, противоречащее природе права, закрепленной в его нормах цели, либо связанное с привлечением неправовых средств для ее достижения.

С нашей точки зрения, злоупотребление правом может признаваться правонарушением лишь в тех случаях, которые оговорены в законе. Так, в ГК РФ впервые в отечественном гражданском законодательстве появилась норма, не допускающая злоупотребление правом (ст. 10). Имеются в виду три случая злоупотребления: а) злоупотребление правом с прямым умыслом нанести ущерб интересам других лиц; б) злоупотребление правом, хотя и не имеющее такой цели, но объективно причиняющее вред третьим лицам; в) злоупотребление доминирующим положением на рынке в целях ограничения конкуренции. Общим последствием этих нарушений в соответствии с п. 3 данной статьи является отказ суда в защите прав лицу, злоупотребляющему своими правами. Таким образом, гражданское законодательство при определенных условиях признает злоупотребление права правонарушением. В других отраслях законодательства должен быть такой же подход к этому вопросу, т.е. закон прямо должен устанавливать, в каких случаях злоупотребление правом является правонарушением.

Проблема юридического состава правонарушений тесно связана с правовыми коллизиями и юридическими конфликтами. Коллизии в праве - это расхождение или противоречие между отдельными нормативно-правовыми актами, регулирующими одни и те же либо смежные общественные отношения, а также противоречия, возникающие в процессе правоприменения и осуществления компетентными субъектами (органами и должностными лицами) своих полномочий. Безусловно, правовые коллизии нельзя приравнивать к правонарушениям - их содержание совсем различное; более того, являясь в какой-то мере неизбежными, естественными, правовые коллизии несут не только отрицательный, негативный, но и положительный заряд, так как служат свидетельством нормального процесса развития или же выражают законные притязания на новое правосостояние. Однако правовые коллизии могут порождать и порождают правонарушения. Именно в этом состоит взаимосвязь правонарушений и юридических коллизий. Так, УПК РСФСР разрешает изъятие документации на стадии доследственной проверки, а ст. 25 Закона РФ «О банках и банковской деятельности» 39 запрещает выдавать информацию, составляющую коммерческую тайну, если она запрашивается вне рамок уголовного закона. Такое положение препятствует установлению обстоятельств возможного хищения кредитных средств. Данное противоречие в целях укрепления законности и правопорядка следует устранить в пользу уголовно-процессуального законодательства. Для конституционного права особенно опасны коллизии между естественным и позитивным правом, поскольку они угрожают реализации основной функции конституционного права - защите прав и свобод человека и гражданина. Безусловно, эти противоречия должны решаться в пользу позитивного права.

От правовых коллизий следует отличать юридические конфликты. Существуют две основные точки зрения на понятие «юридический конфликт». Ю.А. Тихомиров считает, что юридический конфликт - это противоречие между действующими правовыми нормами, актами и существующими институтами и притязаниями, действиями по их изменению, нарушению, отторжению. По существу данное понятие практически совпадает с понятием «правовая коллизия». Другой позиции придерживается В.Н. Кудрявцев: конфликт - это всегда противоречие между людьми, а не между нормами, актами или институтами. Последние служат причиной, поводом конфликта, но не составляют самого конфликта как реального социального противоборства людей. Но не всякий конфликт есть юридический конфликт. Юридическим конфликтом признается конфликт, в котором спор непосредственно связан с правовыми отношениями сторон, а объект конфликта также обладает правовыми признаками. На наш взгляд, более правильной является позиция В.Н. Кудрявцева.

Таким образом, отметим следующее: во-первых, понятие «юридический конфликт», подобно понятию «правовая коллизия», не совпадает с понятием «правонарушение»; во-вторых, правонарушение может быть как основой возникновения юридического конфликта (например, нарушением субъектом Федерации положения Конституции РФ о территориальной целостности Российской Федерации, нарушением одним из супругов прав другого), так и его следствием (семейно-бытовая вражда может привести, например, к совершению преступления).

Важное теоретическое и практическое значение имеет вопрос о соотношении понятий «правонарушение» и «правовое ограничение». Проблему правовых ограничений наиболее полно исследовал А.В. Малько. Правовое ограничение есть правовое сдерживание противозаконного деяния, создающее условия для удовлетворения интересов контрсубъекта и общественных интересов; это - устанавливаемые в праве границы, в пределах которых субъекты должны действовать; это - исключение определенных возможностей в деятельности лиц. Правовое ограничение имеет все признаки принудительных государственных мер. Нужно различать правомерное и неправомерное правовое ограничение; правовое ограничение как процессуальное последствие, как процессуальную меру защиты в связи с совершенным правонарушением (задержание, арест, наложение ареста на имущество, запрещение другим лицам передавать ответчику имущество и т.д.), как правовое наказание (лишение водительских прав, лишение лицензии заниматься какой-либо деятельностью, лишение свободы) и противозаконное ограничение, рассматриваемое как правонарушение (незаконный арест, незаконное задержание, незаконное лишение льгот и т.д.).