Дэвид Юм как предшественник концепции энактивного ума

В «Трактате о человеческой природе» Юм последовательно продвигался в направлении обоснования натуралистической концепции человеческой природы. Он полагал, что все аспекты жизни человека, и когнитивные, и нравственные, и эстетические можно объяснить с натуралистической точки зрения.

Проект Юма – это, как он сам его называет, «экспериментальная философия», т. е. философия, основанная на опыте. «Если наука о человеке (science of man) является единственным прочным основанием других наук, то единственное прочное основание, на которое мы можем поставить саму эту науку, должно быть заложено в опыте и наблюдении»[300]. Сущность ума также неизвестна нам, как и сущность внешних тел, и в познании ума мы не можем выходить за пределы опыта. Ведь все наши привычки основаны на опыте. Опыт является и начальным, и конечным пунктом всех наших рассуждений о познании.

Юм усомнился в существовании жесткой границы между человеком и животными и высказывался в защиту положения, что звери также наделены богатой гаммой эмоций, чувств, впечатлений и даже мышлением. «Не только люди, но и животные обладают способностью мышления и рассудка (reason)»[301], – полагает он. В наши дни Э. Томпсон, коллега и соавтор Ф. Варелы, заложившего фундамент для динамического энактивистского и телесного подходов в когнитивной науке, отстаивает положение о сильной (или глубокой) непрерывности жизни и ума, поскольку существуют единые образцы самоорганизации, свойственные и жизни, и уму. «В науке о сознании, – поясняет Томпсон, – предположение, что жизнь служит прообразом ума, а ум принадлежит к жизни, было названо тезисом о сильной непрерывности жизни и ума… или, как я предпочитаю называть это, о глубокой непрерывности жизни и ума. Согласно этому тезису, жизнь и ум разделяют набор базисных организационных свойств, и организационные свойства, характерные для ума, являются обогащенной формой тех свойств, которые фундаментальны для жизни»[302]. С позиции современной теории сложных систем можно говорить о сквозной непрерывности – непрерывности неживого, способного к самоорганизации, самодостраиванию, демонстрирующего свойства квазижизни (вихри, ураганы и т. п.), жизни, построенной на началах автопоэзиса, и ума (ментального). Динамика природы, самоорганизующейся неживой природы и гомеостатически устроенной живой природы, подобна динамике ума.

То, что у Юма высказывается как догадки или намеки, становится ныне краеугольными камнями для неклассической эпистемологии и динамического энактивистского подхода в когнитивной науке. Прежде всего, это юмовское ощущение недостаточности картезианской дихотомичной и рационалистической философии, с позиции которой познание представляется формой абстрактного рассуждения, происходящего в бестелесном царстве ментальной субстанции. Юм говорит о единстве (или союзе) ума и тела и о том, что мы не должны отделять вопрос о субстанции ума от вопроса о причине движения. Мышление и движение «постоянно бывают связаны друг с другом… Движение, может быть, действительно является причиной мышления и восприятия»[303].

Энактивистская когнитивная наука сегодня принимает в качестве одной из исходных посылок недостаточность репрезентатистской теории восприятия, а также вычислительной теории познания, строящейся на метафоре «мозг как компьютер». Складывается убеждение, что неправомерно рассматривать мозг по аналогии с компьютером и смотреть на процесс познания как на вычислительные манипуляции внутренними ментальными репрезентациями. Ум требует тела и возникает во взаимной игре мозга, тела и окружающей среды. Ум проявляется в способности движения и взаимодействия с реальным миром, а также в адекватном ответе на изменяющиеся условия внешней среды.

Телесность познания при этом понимается так, что всякий когнитивный агент как-то физически, телесно встроен в мир. Более того, сам факт обладания определенным телом определяет различия в способах познания мира. Телесное действие конституирует восприятие и познание. Благодаря своей телесной активности когнитивная система энактивирует мир смыслов, выделяет контур своей среды. Проблема смысла становится не просто проблемой познания, а проблемой существования в действии.

Юм развивает достаточно глубокую теорию ума человека как пучка различных восприятий (the bundle theory of mind). Он сторонится метафизических спекуляций и говорит, что каждый человек в его познавательных, умственных свойствах есть «не что иное, как связка или пучок (bundle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении»[304]. В этой своей теории Юм по сути дела движется к пониманию ума (человеческого Я) как автопоэтической системы, т. е. системы, производящей саму себя, постоянно достраивающей и поддерживающей саму себя. Главными признаками автопоэтической системы, согласно теории У. Матураны и Ф. Варелы, является ее организационная (операциональная) замкнутость и структурное сопряжение с окружающей средой. Компоненты автопоэтической системы являются одновременно и причинами и следствиями их собственной организации; они соединены по принципу циклической причинности. Понятие автопоэтической организации формирует ядро энактивистского подхода к пониманию Я (воспринимающего и действующего ума) как живой системы (биологически базированная теория познания) и проживающей и переживающей себя в своей субъективности (феноменологический подход к познанию). Юмовская теория ума как пучка может быть интерпретирована как базовая для современного представления об уме как о некоторого рода самоорганизующейся динамической системе. На этой почве сегодня происходит встреча когнитивных наук и феноменологии и осуществляется исследовательская программа натурализованной феноменологии, или, как ее называл Варела, нейрофеноменологии.

Юм вводит любопытную метафору – ум как театр. Ум, по его словам, есть «нечто вроде театра, в котором выступают друг за другом различные восприятия; они проходят, возвращаются, исчезают и смешиваются друг с другом в бесконечно разнообразных положениях и сочетаниях. Собственно говоря, в духе [на самом деле Юм пишет здесь о mind, т. е. об уме. – Е. К] нет простоты в любой данный момент и нет тождества в различные моменты, как бы велика ни была наша естественная склонность воображать подобную простоту и подобное тождество»[305]. В театре играют актеры, и есть зрители, которые наблюдают за игрой актеров и за разворачиванием действа, причем по принципу интерактивности сами актеры являются зрителями, а зрители могут вступить в театральное действо, переживая это действо как свое собственное. Чем это не автопоэтическая организация, построенная на энактивности, реальном и/или виртуальном вдействовании в среду? Ведь всякая автопоэтическая организация действительно умеет поддерживать свою тождественность, идентичность в непрерывном процессе изменений, постоянно преодолевая и развивая себя, но вместе с тем сохраняя свое ядро. Самосознающий ум (Я) есть простая сложность или сложная простота, стержневая детерминация сохраняется сквозь постоянные вариации.

И наконец, Юм показывает, как строится живой телесный самоорганизующийся ум, тождество ума-тела каждого организма и каждого индивида как личности. Мысли, заложенные в этом пассаже, предвосхищают современное понимание принципов эволюционного холизма, способов конструирования сложноорганизованного целого из частей. «Этот результат [установление идентичности. – Е. К] станет еще заметнее, если к общему назначению частей прибавить их гармоническое сочетание (sympathy) и предположить, что во всех своих действиях и операциях они находятся во взаимном отношении причины и действия. Так обстоит дело со всеми животными и растениями, составные части которых не только приноровлены к одной общей цели, но и находятся во взаимной зависимости, взаимной связи. Действие столь тесного отношения между ними таково, что хотя, как всякий согласится, по прошествии нескольких очень немногих лет и растения и животные изменяются полностью, однако мы все же приписываем им тождество, несмотря на то что их форма, размеры и вещество совершенно меняются»[306].

Юм выступает здесь как предшественник Варелы и его нынешних последователей, развивающих энактивизм как новый тип конструктивизма в эпистемологии и когнитивной науке.

Догадка Юма, что следует рассматривать ум в терминах динамической активности и телесности, начинает реализовываться сегодня как целая исследовательская программа энактивизма.

Автопоэзис: рождение концепции

Чилийские ученые Франсиско Варела (1946–2001) и его старший коллега, учитель Умберто Матурана (р. 1928) создали в начале 1970-х годов концепцию автопоэзиса, или самопроизводства, жизни, живых существ. Их исходной исследовательской установкой было выявление сущности жизни. При этом они не соглашались с распространенным представлением, что сущность живых систем в отличие от неживых – в их способности к самовоспроизведению, репродукции. Это свойство представлялось им недостаточным для понимания того, что делает жизнь жизнью.

А всё начиналось с исследовательских увлечений и явной склонности Варелы к философствованию еще в студенческие годы. Как студенту, стремящемуся проникнуть в существо биологических проблем, ему посоветовали установить контакт с нейробиологом Умберто Матураной. В своей биографической статье «Первые шаги автопоэзиса: Хайнц и Чили» он вспоминает: «В погожий апрельский день в 1966 году я пошел, чтобы познакомиться с ним в его лаборатории, расположенной в подвальном помещении одного из отделений новой школы. В то время Матурана был уже признанным ученым, известным по своим иследованиям в области физиологии зрения, результаты которых были представлены в нескольких классических статьях, написанных в Гарварде и в Массачусетсом Технологическом Институте. В Чили он продолжал работать по физиологии и анатомии сетчатки глаза позвоночных животных»[307]. Ввалившись в его лабораторию, юный студент со всем энтузиазмом заявил, что хочет «изучать роль сознания во вселенной», на что получил от Матураны ответ: «Мой мальчик, вы попали как раз туда, куда следует».

Еще будучи студентом биологического факультета Католического университета в Сантьяго, Варела стал серьезно увлекаться философией, читая классические тексты Аристотеля, Ортеги-и-Гассета, Сартра, а также открыл для себя европейскую феноменологическую традицию, обратившись к изучению воззрений Гуссерля, Хайдеггера, Мерло-Понти, – философов, которые наложили отпечаток на все его последующие исследования в области когнитивных наук.

Следуя по стопам своего учителя Матураны, Варела для завершения своего биологического образования в январе 1968 г. отправился в Гарвардский университет, где в июне 1970 г. защитил докторскую диссертацию по проблеме обработки информации, получаемой сложным глазом насекомого. По признанию Ф. Варелы, чрезмерно прагматическая ориентация американской науки совсем не подходила складу его ума, его всегда интересовали вопросы биологии познания и более общие вопросы природы феноменов сознания. Когда его втягивали в дискуссии во время ленча в студенческой столовой, обычной реакцией были слова: «Франсиско всегда впадает в философию».

После успешного окончания Гарвардского университета Варела имел блестящие предложения от престижных американских университетов. Но, не подчинившись закону утечки мозгов, он сознательно вернулся работать на родину в сентябре 1970 г. Он вспоминает: «Несмотря на протесты моих профессоров, я отказался от должности исследователя в Гарварде и другой должности профессора в еще одном американском университете. Я решил занять должность, предложенную мне Научным факультетом в Сантьяго, будучи оправданно заинтересованным в возвращении тех средств, которые были вложены в мое обучение. Я возвратился в Чили 2 сентября 1970 г., и выборы Альенде, состоявшиеся два дня спустя, оказались для меня вторым и подлинным завершением моего образования»[308].

Последующие три года стали для Варелы наиболее креативным периодом жизни и в интеллектуальном, и в научном, и в философском планах, когда им совместно с Умберто Матураной была создана теория автопоэзиса, призванная объяснить сущность жизни. Период творческого подъема соответствовал годам демократического правления Сальвадора Альенде, которому Варела глубоко симпатизировал.

Теория автопоэзиса в своих основных чертах была разработана Матураной и Варелой за довольно короткий период совместной напряженной работы, немногим более чем за год. Они размышляли над вопросом о циклической природе метаболизма живых существ и его отношении к когнитивной деятельности. «Это были времена поиска и обсуждений, фокусирующихся на том, что казалось неудовлетворительным, на аномалиях, – пишет Варела. – Не удовлетворяло главным образом понятие информации как ключевое для понимания мозга и познания; это понятие, похоже, не играло явной роли в понимании биологических процессов. Интуиция Умберто, однако, подсказывала, что живые существа являются, как он говорил в те дни, “само-отнесенными” (‘self-referred’) и нервная система некоторым образом способна генерировать свои собственные условия отношения к окружению. Это был вопрос об изменении ориентации внутри “экспериментальной эпистемологии” (отличный термин, введенный МакКаллохом)»[309].

Варела рассказывает о том, как родилась сама идея автопоэзиса. «Непосредственной предпосылкой созревания автопоэзиса был текст, написанный Матураной в середине 1969 г., первоначально названный “Нейрофизиология познания”. Умберто продолжал свою собственную линию исследования и все время ставил вопросы о неадекватности идеи информации и репрезентации для понимания биологической системы. Он посещал меня несколько раз по разным поводам в Кембридже и, как и в Сантьяго, мы проводили длинные беседы. Во время весеннего семестра 1969 г. Хайнц[310]пригласил его приехать в Биологическую Компьютерную Лабораторию на несколько месяцев, и эта возможность совпала с международной встречей Фонда Веннера-Грена по теме “Познание: множественный взгляд” (“Cognition: A Multiple View”). Это мечтательное название было в духе чудовищного развития того, что сейчас называют когнитивной наукой, но в то время это еще не рассматривалось в качестве особой области науки.

Умберто подготовил текст для этой встречи, где он впервые ясно и привлекательно выразил свои созревшие идеи, с тем чтобы разъяснить, что он до сих пор подразумевал под самоотнесенной природой живых существ, и определенно установить понятие репрезентации как эпистемологическую ось, которая должна быть изменена. С его точки зрения, было необходимо сконцентрировать внимание на внутренней связности нейронных процессов и описать нервную систему как “закрытую систему”, как утверждалось в тексте. В этой статье делается важный скачок, и сегодня я все еще убежден, что это было несомненным началом поворота в новом направлении. Я помню, как Умберто приехал в Иллинойс и как мы обсуждали некоторые трудные места этого текста, когда он завершал работу над ним. Этот текст был опубликован вскоре после этого (Garvin P. (Ed.) Cognition: A Multiple View. Washington: Spartan Books, 1970) и начинался с абзаца, в котором выражалась благодарность Хайнцу и мне за обсуждения, которые мы проводили по этой теме. Затем Умберто переработал этот текст в еще более полный вариант, который получил название “Биология познания”…

В своей статье Умберто провел параллель между циклической природой нейронных процессов и тем фактом, что организм является также циклическим процессом метаболических изменений, как это было показано в журнале “Science” со ссылкой на недавнюю статью Коммонера, в которой обсуждались новые результаты в области биохимии метаболизма и его эволюции. Рассматриваемый вопрос, таким образом, состоял в следующем: если мы на время оставим в стороне организацию нервной системы и сфокусируем внимание на автономии жизни в ее клеточной форме, то что мы сможем сказать? Этим размышлениям о циклической природе метаболизма живых существ и его отношении к когнитивной деятельности, хотя они едва ли занимают короткую страницу в окончательной версии “Биологии познания”, предстояло стать тем фокусом, из которого будет выведена идея автопоэзиса.

Это были последние месяцы 1970 г., я снова был в Чили, и Биологический факультет обратился ко мне с просьбой прочитать вводный курс по клеточной биологии для новых студентов. Матурана и я были теперь коллегами на Биологическом факультете и имели соседние офисы в “переходных” (но все еще используемых) помещениях на новой территории Научного факультета на Калле Лас Палмерас в Макул. Было все, чтобы начать исследования природы минимальной организации живого организма, и мы не теряли времени зря. В моих записях первые зрелые наброски появились к концу 1970 г., а к концу апреля 1971 г. появилось больше деталей наряду с минимальной моделью, которая станет позднее предметом компьютерного моделирования. В мае 1971 г. в моих записях появился термин “автопоэзис” как результат вдохновенной идеи нашего друга Хосе М. Булнеса, который только что опубликовал диссертацию о Дон Кихоте, где он проводил различие между praxis и poesis. Новое слово было уместным, поскольку мы хотели обозначить нечто новое. Но это слово приобрело силу только в соединении с содержанием нашего текста, в котором определялся его смысл; его резонанс выходит далеко за пределы просто шарма от неологизма.

Это были месяцы практически постоянной работы и дискуссий. Некоторые идеи я пробовал обсуждать с моими студентами по курсу клеточной биологии, другие обсуждал с коллегами в Чили. Для нас стало ясно, что мы пускаемся в путешествие, которое было осознанно революционным и антиортодоксальным, и что это мужество всем было обязано общему настроению в Чили, где возможности развертывались в коллективное творчество. Месяцы, которые привели к разработке автопоэзиса, неотделимы от Чили того времени.

Зимой 1971 г. мы уже осознавали, что имеем дело с важным понятием, и мы решили представить это в письменной форме. Наш друг одолжил нам свой дом на взморье Качагуа, куда мы дважды приезжали между июлем и декабрем. Дни, проведенные на морском берегу, были поделены между длительными прогулками и монашеским ритмом писания, которое обычно начинал Умберто, а я продолжал далее в течение дня. Одновременно я начал работу над первым наброском (который был пересмотрен Умберто) более короткой статьи, в которой выдвигались принципиальные идеи с помощью воспроизведения минимальной модели (которая была названа “Протоб”, далее об этом будет сказано подробнее). Примерно к 15 декабря (опять согласно моим записям 1971 г.) мы имели полную версию текста на английском, названного “Автопоэзис: организация живых существ”. Рукописная версия насчитывала 76 страниц, с которой мы сделали несколько дюжин копий, используя старый синечернильный мимеограф. Хотя впоследствии этот текст был несколько видоизменен, именно этому тексту предстояло быть опубликованным намного позже»[311].

Как часто случается в истории науки, творческое сотрудничество Матураны и Варелы развивалось по восходящей спирали, в которую зрелый собеседник вносил свой опыт и свои прежние соображения, а молодой ученый – свежие перспективы и идеи. Эта смесь прошлого и настоящего, талантов и слабостей, продуктивного воображения и скрупулезного критического анализа и привела к качественному скачку – рождению новой идеи. К 15 декабря 1971 г. был подготовлен текст на английском языке «Автопоэзис: организация живых существ».

Работа, которая была закончена к концу 1971 г., была принята научным сообществом далеко не сразу. Она была послана, по крайней мере, к пяти издателям и в ряд международных журналов, и они все без исключения сочли, что этот текст нельзя публиковать. Еще раз подтверждается старая истина, что судьба всех новых научных идей нелегка. Эта книга вышла в свет лишь спустя девять лет, после многочисленных отказов со стороны международных издательств. Она была опубликована только тогда, когда идеи теории автопоэзиса уже получили распространение благодаря научным докладам на международных конференциях, нескольким статьям в реферируемых журналах и поддержке известных ученых, прежде всего Хайнца фон Фёрстера. Последний был, по сути дела, первым ученым, кто сразу же проявил интерес к идее автопоэзиса, в то время как почти все другие убеждали Матурану и Варелу отказаться от пустых спекуляций. Варела всегда с особой теплотой говорил о своей дружбе и постоянном плодотворном научном общении с фон Фёрстером – видным представителем кибернетического движения, который является автором концепции кибернетики кибернетики, или кибернетики второго порядка, а также конструктивистской версии теории познания. А мировоззренческая позиция конструктивизма оказала заметное влияние на теоретические представления Варелы.

Варела так описывает ситуацию со сложностью опубликования идеи автопоэзиса и решающую роль, которую сыграл Хайнц фон Фёрстер в опубликовании первой статьи об автопоэзисе: «Статья была послана в несколько журналов, включая “Science” и “Nature”, но результаты были подобны тому, что произошло с нашей книгой: полное отвержение. Хайнц приехал в Чили зимой 1973 г. и помог нам в значительной степени переписать текст. Он взял этот текст в Соединенные Штаты и сам послал его редактору журнала “Biosystems” (“Биосистемы”), членом редакционного совета которого он был. Статья была встречена резкими комментариями в отзывах, но вскоре после этого была принята и, наконец, опубликована в середине 1974 г. (Varela F., Maturana H. and Uribe R. Autopoiesis: The Organization of Living Systems, Its Characterization and a Model // Biosystems. 1974, Vol.5. P. 187–196)»[312]. Это было первой публикацией идеи автопоэзиса на английском для международной общественности, что привело к тому, что международное сообщество обратило внимание на эту идею. Кроме того, эта статья предвосхищала ту научную область исследований, в которой через двадцать лет, в 1990-х годах, начался настоящий бум исследований. Это искусственная жизнь и клеточные автоматы.

Драматичная ситуация, сложившаяся после прихода к власти Пиночета в сентябре 1973 г., вынудила Варелу как активного сторонника Сальвадора Альенде эмигрировать из Чили вместе со своей супругой. Они без промедления выехали из страны с тремя детьми, маленькими чемоданами и сотней долларов в кармане. За последующие два десятилетия он со своей семьей сменил пятнадцать различных жилищ в пяти странах на трех континентах, что, по его собственному признанию, вселило в него дух свободы, мобильности, открытости к различным интеллектуальным веяниям, независимо от тех сторон света, с которых они приходили[313].

Теория автопоэзиса сформировалась, таким образом, в определенном интеллектуальном климате чилийского научного сообщества в начале 1970-х, выразила, по сути, «дух времени», вербализовалась в устах Матураны и Варелы. Она автопоэтично кристаллизовалась в определенной исторической ситуации. Сама логика исторической ситуации в развитии науки подвела к рождению идеи автопоэзиса, научная среда должна была оказаться подготовленной к ее принятию. Ибо, как отмечает Варела, «идеи возникают как движения в исторической сети событий, в которой формируются индивиды, а не наоборот»[314].

А далее наступил совершенно иной этап. Трудности с продвижением и публикацией первой монографии Матураны и Варелы вскоре сменились вниманием к концепции, ее признанием, а потом и широким распространением в научном сообществе. Варела размышляет, почему идея автопоэзиса имела успех: «Что это означает, если идея, подобная идее автопоэзиса, в буквальном смысле, теория клеточной организации, обретает видимые очертания и занимает особое положение за пределами теоретической биологии и начинает воздействовать на отдаленные области знания? Мой ответ заключается в том, что, в конечном счете мы можем только понять этот феномен, поскольку эта идея имеет в качестве подоплеки важную историческую восприимчивость, с которой она соотносится и резонирует. Исторический фон этих тенденций не проявляется сразу как четко очерченный, он становится ясным ретроспективно, ибо идеи, подобно истории, являются возможностями, которые культивируются, а не результатом какого-то механического детерминизма. По прошествии определенного времени автопоэзис занимает привилегированное место, на мой взгляд, благодаря тому, что он ясно и эксплицитно выразил тенденцию, которая сегодня становится уже силой во многих сферах культурного исследования.

Тенденция, о которой я говорю, может быть коротко выражена так. Это – исчезновение интеллектуального и социального пространства, которое делает познание умственной репрезентацией, а человека рациональным деятелем. Это исчезновение того, что Хайдеггер называет эпохой образа мира. В этой связи можно было бы сослаться также и на картезианство. Автопоэзис стал влиятельным по той причине, что он смог встать в один ряд с другим проектом, который фокусируется на интерпретативной способности человеческого существа и постигает человека как субъекта, который не открывает мир, а скорее создает его. Это то, что мы назвали бы онтологическим поворотом современности, который к концу XX века приобретает очертания как новое пространство для социального взаимодействия и мышления и, несомненно, прогрессивно изменяет лицо науки. Другими словами, автопоэзис является частью картины, которая намного шире, чем биология, в рамках которой он занимает сегодня привилегированную позицию. Именно резонанс с исторической тенденцией, больше интуитивной, чем известной, составляет ядро первоначальных идей об автопоэзисе, формирование которых я намереваюсь проследить»[315].

Получив признание в начале 1980-х, теория автопоэзиса определила дальнейший творческий путь Варелы как ученого. Возникнув первоначально как биологическая теория, эта теория, по сути, влилась в русло влиятельного междисциплинарного течения – теории сложности (синергетики). Факт сегодняшнего дня в том, что теория автопоэзиса плодотворно применяется в когнитивных науках, эпистемологии, социологии и других социальных и гуманитарных областях. Сегодня нередко говорят об автопоэзисе мысли, автопоэзисе человека, автопоэтической социальной организации (системе). Любопытно, что в 1960-е и 1970-е годы почти все попытки изучения сложных систем, к которым можно отнести и выдвижение идеи автопоэзиса, воспринимались как «трансдисциплинарный шум», и лишь в 1980-х годах это направление начинает утверждаться и разветвляется на ряд различных областей научных исследований, таких как искусственная жизнь, динамическая нейронаука, невычислительный (динамический) подход в когнитивных науках и т. п.

Один из лейтмотивов творчества Франсиско Варелы на протяжении всей его жизни – исследование биологической укорененности человеческого знания, встроенности познающего субъекта в окружение, ситуационности познания. Классический пример когнитивной науки – категории цвета. Живые организмы живут фактически в разных и не пересекающихся друг с другом хроматических мирах. И если мир голубя окрашен в пять цветов, перед бабочками открывается неожиданное великолепие мира в ультрафиолетовом свете, недоступное человеческому глазу, ночные животные (волки и другие хищные звери), как правило, не различают цветов, т. е. видят мир черно-белым, а палитра красок мира, предстающая перед человеческим глазом, широка и включает в себя множество цветов и оттенков цвета (причем в разных языках число основных категорий цвета различно), то не имеет смысла вопрошать, каков подлинный цвет мира. Поэтому позиция Варелы такова, что мир не может быть охарактеризован посредством атрибутов, но только посредством потенций, которые актуализируются в когнитивном действии и благодаря ему. Мир организма возникает вместе с его действием. Это – «энактивированный» мир. Здесь корни и понятия авто-поэзиза, в буквальном смысле само-производства, как фундаментального свойства организации всякого живого существа.

Франсиско Варела критиковал доминирующую в когнитивных науках модель, согласно которой мозг рассматривается по аналогии с компьютером (компьютерная метафора или вычислительная парадигма). Вычислительная парадигма исходит из того, что мозг представляет собой некий тип нейронного компьютера, возникший в ходе эволюции. Варела же отстаивал динамическую парадигму и утверждал, что мозг не сводим ни к какому суперкомпьютеру, что ум является эмерджентной, сложноорганизованной и автономной сетью элементов, а уровень когнитивных процессов является независимым, на нем возникают новые, не редуцируемые к субстратной основе качества. Нет нужды в новом иерархическом уровне или «шефе», чтобы дирижировать оркестром элементов познания, сама динамика познавательных процессов выполняет эту роль. Мышление и сознание – характерные свойства человеческих существ, которые неотделимы от их опыта и действия в мире. В этой перспективе в когнитивных науках могут плодотворно применяться такие подходы, как подход феноменологии или буддизма, которые сфокусированы на рассмотрении мышления как жизненного опыта.

С 1986 г. Варела обосновался во Франции, в Париже, став профессором когнитивной науки и эпистемологии сначала в Политехнической школе. Затем с 1988 г. он работал в Национальном центре научных исследований, получив пост директора Лаборатории когнитивной психофизиологии в Госпитале Сальпетриер. Варела умер 28 мая 2001 г. на самом пике своей творческой карьеры. В начале 1990-х годов он заразился гепатитом С. И хотя в мае 1998 г. он успешно перенес операцию по пересадке печени, после этого он смог прожить всего три года. В последние годы жизни он опубликовал целый ряд оригинальных и инновационных работ, в которых представил результаты своих феноменологических исследований человеческого сознания, в том числе и глубокие и волнующие размышления о своей собственной болезни и опыте трансплантации органов[316].

Разработка совместо с Матураной концепции автопоэзиса была для Варелы хорошим стартом. Ведь сделанное им в биологии и нейрофизиологии в 1970-е годы продвинуло его к выдвижению блестящих идей и плодотворной концепции энактивного ума в когнитивной науке в 1990-е годы. До сих пор, спустя десять лет после его смерти, Варела остается флагманом исследований и одной из наиболее цитируемых фигур в философии сознания и когнитивной науке. Его интеллектуальной традиции следует ряд влиятельных международных журналов, в том числе «Phenomenology and the Cognitive Sciences».

Ключевое свойство живых систем, по мнению Матураны и Варелы, – это авто-поэзиз, в буквальном смысле само-производство (греч. αυτος – сам + ποιησις – производство, созидание, творчество) всякого живого существа, поддержание им своей идентичности. Это был нетривиальный, новый подход в понимании сущности жизни. Встреченная первоначально чрезвычайно холодно, концепция автопоэзиса получила впоследствии широкое признание научного сообщества. Более того, она была успешно распространена и на понимание общественных систем и организаций, что является заслугой, в первую очередь, немецкого философа Никласа Лумана. В свете автопоэзиса можно понимать сегодня функционирование сложных самоорганизующихся систем вообще, т. е. автопоэзис вливается в теорию сложных систем, которую у нас в России чаще называют синергетикой.

Основные положения концепции автопоэзиса перекликаются с идеями, развитыми в рамках эволюционной эпистемологии, прежде всего К. Лоренцем, Р. Ридлем и Ф. Вукетичем. Первое положение состоит в том, что жизнь есть познание (life is cognition) или познание есть атрибут жизни. Если попытаться просто для себя усвоить, что если не определяется, то подразумевается под познанием (cognition), то наилучшим ответом будет: cognition – это software живого существа, а hardware – это его тело.

Как уже отмечалось выше, Матурана и Варела использовали компьютерную модель искусственной жизни наподобие клеточного автомата, который имитировал возникновение упорядоченных структур из первоначально неорганизованного вещества. Важнейшим фактором было наличие катализирующих элементов, ответственных за нелинейные обратные связи, запускающие процессы самоорганизации. Жизнь возникает с появлением способности к самоподдержанию и к восстановлению нарушенных связей между клетками, что противодействует разрушающим воздействиям извне. Компьютерная модель показывала, что структуры обретают способность каким-то образом контролировать происходящие нарушения связей, чтобы их восстанавливать. Эта способность самоподдержания целостности структур легла в основу определения сущности жизни, а затем и феномена познания.

Чтобы определить сущность познания, Варела выделил характерное свойство живого существа. «Я придерживаюсь здесь того взгляда, что репродукция не является существенной для минимальной логики жизни… Идентичность имеет логический и онтологический приоритет над репродукцией, хотя и не предшествует репродукции в историческом плане»[317]. Таким образом, определяющим свойством живого существа является поддержание им своей идентичности (тождественности) и внутренняя направленность на сохранение своей идентичности. Варела развивает свою мысль: «Всякая поломка может рассматриваться как основание для поиска того, что упущено, чего недостает системе, чтобы она могла поддержать свою идентичность… Короче говоря, это постоянное, непрекращающееся действие и поиск того, чего не хватает, становится базой для непрерывной когнитивной активности системы»[318]. «Создание когнитивной области связывает организмы и их миры так, что это и составляет саму суть понятия интенциональности, используемого в современной когнитивной науке… Использование этого когнитивного термина здесь оправданно, поскольку он лежит в самой основе того, как интенциональность возникает в природе»[319]. «Более традиционный уровень когнитивных свойств, включая мозг как многоклеточный аппарат, это в сущности продолжение того же самого базисного процесса»[320].

Варела суммирует свою мысль следующим образом: «Познание в его отношении к жизни есть активность по поиску и устранению неполадок. Познание есть действие, направленное на нахождение того, что упущено, и восполнение недостающего с точки зрения когнитивного агента»[321]. Познание обладает сродством с жизнью, которая умеет отыскивать поломки, дефекты и нарушение и давать на это свой ответ, устраняя обнаруженные неполадки. А это уже является важнейшим положением для развития концепции ума как автопоэтической системы.