Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. и др. МИФОЛОГИЯ

Публикуется по изданию: Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. и др. Античная литература: Учебник для высшей школы. / Под ред. А.А. Тахо-Годи. - 5-е изд., дораб. - М.: ЧеРо, 1997. С12-25.

Древнегреческая литература выросла на основе мифологии, которая теснейшим образом связана с периодом общества доклассового, с жизнью первобытного коллектива.

Во Введении (п. 3) уже было дано в самой сжатой формулировке определение античной мифологии характерной для общинно-родовой формации. Отметим однако, что древнегреческая мифология отличается от религии, которая сопутствует ей, тоже основана на вере в сверхъестественную божественную силу, но опирается на систему культов и обрядов, на древние ритуальные установления, хотя и не обладает законодательно закрепленной догматикой. Миф нельзя подменять также сказкой или легендой. В сказке есть вымысел, который обусловлен заранее и прекрасно понимается рассказчиком и слушателями. В легенде присутствует память о неких событиях прошлого, изложенных с определенной целью и даже тенденцией, часто общественно-политической (напр., легенды об основании тех или иных городов).

Рассмотрим теперь подробнее, как формируется мифология, каковы ее предпосылки и пути ее исторического развития.

I. Мифология и первобытнообщинная формация. Античная мифология является отражением человеческой жизни, ее потребностей и стремлений, ее отношения к настоящему, прошедшему и будущему, ее идеалов и вообще всех ее материальных и духовных жизненных сил. Только понимание мифологии как разновидности конкретно-жизненного мышления превращает ее в то подлинное достояние человечества, в котором оно жизненно нуждалось в известные периоды своего развития. Если же поставить вопрос о том, какие именно периоды исторического развития человека заставляли его мыслить мифологически, то здесь мы столкнемся с той огромной эпохой, которая обычно носит название родового строя или, точнее, первобытнообщинной формации. Мифология и есть известного рода перенос общинно-родовых отношений на природу и на весь мир. Человеку в первобытнообщинной формации являлись наиболее понятными и близкими именно общинно-родовые отношения, и поэтому самым убедительным для него объяснением природы было объяснение с помощью родственных отношений. Вот почему небо, воздух, земля, море, подземный мир и вся природа оказывались здесь не чем иным, как одной огромной родовой общиной, представители которой являются обязательно живыми существами, находящимися в тех или иных родственных отношениях. Одно из наиболее частых и традиционных объяснений мифа сводится к тому, что он есть продукт незрелого мышления, далекого от установления и использования научных законов природы. Однако это состояние мышления само требует объяснения и вовсе не является непреложной истиной. Кроме того, если бы состояние мышления и было последней инстанцией, все равно остается непонятным, почему вдруг понадобилось человеку привлекать для объяснения природы и общества столь странные методы. Ведь всякое объяснение есть сведения непонятного к понятному. Но почему же вдруг оказалось понятным, что солнце есть бык, а луна - корова или что гром и молния не есть просто гром и молния сами по себе, но известные орудия в руках Зевса, или Юпитера? Точно так же ничего не говорят обычные рассуждения о том, что первобытный человек одушевлял природу, обожествлял природу, очеловечивал ее, т.е. понимал антропоморфно. Прежде всего, совершенно непонятно, почему это вдруг понадобилось ему одушевлять или обожествлять природу. То и другое вовсе не есть такое уж простое миропонимание, которое было бы понятно само по себе и не требовало бы никаких дальнейших объяснений.

Говорить просто об одушевлении или обожествлении недостаточно. Одушевленные существа или божества в представлении древнего человека находятся между собой в родственных отношениях, являются друг для друга родителями или детьми, братьями или сестрами, дедами или внуками, предками или потомками; и, кроме того, все вместе они образуют универсальную родовую общину, основанную на первобытном стихийном коллективизме. Только познакомившись с особенностями самой родовой общины первобытных времен, можно понять мифологию. В самой родовой общине нет ничего мифологического, волшебного или магического. Если Гефест есть только кузнец, перенесенный с земли на небо, то в нем нет ровно ничего мифологического, как и в обыкновенном кузнеце на земле. Если Деметра есть покровительница земледелия, то и она не имеет никакого отношения к мифологии. Но стоило только перенести общинно-родовые отношения на природу (а не переносить их на природу первобытный человек не мог, поскольку они были для него самыми близкими и понятными), как она становилась мифической и магической и наполнялась живыми существами, по своей силе уже бесконечно превосходящими человека и потому часто получавшими вид чудовищ и страшилищ. Мифология же есть определенный тип мышления на ранней ступени человеческого развития, а мышление невозможно без обобщения. Кроме того, мышление находится в единстве с языком, а всякое слово тоже есть некоторое обобщение. "Миф" по-гречески и значит не что иное как "слово". Следовательно, миф тоже есть то или иное обобщение; и те живые существа, о которых повествует мифология, всегда являются тем или иным обобщением, поскольку им, как чему-то общему, всегда подчиняется определенная область действительности как совокупность того или иного множества или даже бесконечного числа частных явлений. Но род еще не мыслится здесь отвлеченно, т.е. дифференцированно-логически. Род тут пока еще самый настоящий человеческий род, т.е. бесконечное объединение предков и потомков. Перенесенный в таком виде на природу и мир (и в то же самое время играющий роль логического общего понятия), он и является мифологией, т.е. тем или иным богом, демоном или героем, которые оказываются обобщением определенной области действительности и которым так или иначе подчиняются все частные явления.

Первобытное мышление мифологично, и мифология, в свою очередь, есть разновидность первобытного мышления. Однако, несмотря на то что мифология и мышление в первобытные времена пронизывают друг друга, они по самой своей природе совершенно различны: миф все одушевляет и, будучи всегда полон смутных, эффективных реакций на такое же смутное жизненное окружение, во всякой человеческой практике стремится найти магию; мышление же во всем стремится найти научные закономерности и человеческую практику стремится осознать, разумно направить и технически усовершенствовать. Слияние и борьба мифологии и мышления существуют целые тысячелетия, поэтому необходимо изучить прогрессивное развитие человеческого мышления, идущего сначала по путям мифологии, а в дальнейшем развивающегося самостоятельно. Основным принципом исследования античной мифологии является рассмотрение мифологии не как вечной и неподвижной картины, пусть хотя бы и прекрасной, но как вечно развивающегося человеческого мышления, отражающего собой такую же текучую, такую же беспокойную и творчески развивающуюся историческую действительность.

Все мифологические образы, кроме того, должны исследоваться не изолированно, но как элементы более или менее обширных периодов общего развития греческой мифологии. Такими периодами являются: древнейшая, дофессалийская, или доолимпийская, основа античной мифологии, порожденная еще периодом матриархата; фессалийская, или олимпийская, связанная с патриархатом и примитивными формами раннего крито-микенского рабовладения, централизацией мифологии вокруг горы Олимп1 и переходом к художественно развитому и строгому героизму. В дальнейшем - в связи с разложением первобытнообщинной формации и падением крито-микенской культуры - появляются утонченные формы героизма у Гомера. Затем наивная и нетронутая мифология гибнет как самостоятельное творчество, продолжая, однако, играть огромную роль как художественная форма для выражения идеологии полисной классики и эпохи эллинизма.

2. Периоды развития мифологии. Под мифологической архаикой мы понимаем тот древнейший период мифологии - дофессалийский, или доолимпийский, который относится ко временам еще материнского рода, т.е. к периоду собирательско-охотничьего хозяйства и начальных ступеней производящего хозяйства. Процесс жизни воспринимается древним человеком в беспорядочно нагроможденном виде. Поэтому человек не только делает все материальным и физическим, живым, а иной раз даже одушевленным и разумным, но все окружающее он мыслит слепым, т.е. движимым какими-то непонятными силами. В результате этого принципом оформления всех вещей и явлений является для первобытного сознания принцип беспорядочности, несоразмерности, диспропорции и дисгармонии, доходящих до прямого уродства и ужаса. Мир и природа представляют для первобытного человека некое живое и одушевленное физическое тело. А так как первобытный человек видит перед собой только Землю с составляющими ее предметами и Небо, то Земля (греч. chthon), живая, одушевленная, все из себя производящая и все собой питающая, включая и Небо, которое она тоже из себя здесь рождает, - есть основа мифологии эпохи матриархата. Эта древнейшая мифология и называется хтонической. Как женщина является на данной ступени главой рода, матерью, кормилицей и воспитательницей, так и Земля является здесь источником и лоном всего мира, богов, демонов, людей. Вместе с развитием общества меняются и формы первобытного мышления, что позволяет выделить несколько стадий развития древнейшей мифологии.

а) Ф е т и ш и з м. Известно, что производительные силы первобытного общества проходят две стадии своего развития: присвояющую и производящую. В первом случае человек, отождествляя себя с природой, т.е. понимая ее очеловеченно (а это значит прежде всего одушевленно), находит для себя в этой природе только готовые продукты, необходимые ему для поддержания материальной жизни. Фетишизм в древней Греции охватывает все области действительности. Приведем ряд примеров из литературных первоисточников. В первую очередь, среди фетишей мы находим богов и героев в виде необработанных, грубых деревянных или каменных предметов. Таковы, например, богиня Латона на Делосе - в виде полена, Геракл в Гиетте - в виде камня, братья Диоскуры - в виде двух бревен с поперечными брусьями в Спарте. Фетишами были и предметы, изготовленные руками человека, например копье Ахилла, исцелившее героя Телефа. Фетишистское значение имели растения, животные и сам человек, а также все части его тела. Так, виноградная лоза и плющ были фетишами Диониса, и бог иной раз прямо именовался "Плющом". Афина в одном из орфических гимнов так и именуется - "Змея". Критский Зевс воспринимался некогда как бык, а "совоокость" Афины и "волоокость" Геры тоже явно указывают на их древнее тождество с совой и коровой (так называемый зооморфизм). Змея, бык и корова, наделенные магической силой, представляют собой тоже самые настоящие фетишы. Что касается человека, то его органы - сердце, диафрагма, почки, глаза, волосы, кровь, слюна - сначала понимались не как носители души, но как сама душа в виде материального тела, т.е. фетиша. У Гомера, например, диафрагма мыслится как субъект, как сознающее себя "Я". Вместе с кровью душа покидает тело. Когда сознание человека укрепляется и когда под влиянием роста производительных сил он уже получает некоторую возможность всматриваться в предметы и явления, а не просто только инстинктивно ими пользоваться или инстинктивно их избегать, тогда и окружающая природа расчленяется для него в виде тех или иных областей, участков, групп, разных видов или типов предметов. Человек не просто в ужасе убегает от непонятных ему сил, а начинает всматриваться в них, расчленять их и, по возможности, пользоваться ими. Только на этой ступени развития сознания первобытного человека наступает та стадия древнейшей мифологии, которую можно назвать фетишизмом в собственном смысле слова, потому что только здесь впервые фетиш фиксируется как таковой, а не просто воспринимается только инстинктивно и смутно.

б) А н и м и з м. Когда усвояющая деятельность человека поднимается на ступень производящей и когда вещи уже не берутся, не присваиваются в готовом виде, тогда человек начинает интересоваться вопросами их производства, т.е. их состава, их смысла и принципов их строения. Однако для этого необходимо отделить идею вещи от самой вещи. А так как вещами здесь являются фетиши, то необходимо, чтобы создалось умение отделять идею фетиша от самого фетиша, т.е. отделять магическую силу демона вещи от самой вещи. Так совершается переход к анимизму. Так же как и фетишизм, анимизм (греч. animus - дух, anima - душа) тоже имел свою историю. Вначале демон вещи настолько неотделим от вещи (даже хотя бы он от нее и отличался), что с уничтожением вещи прекращает свое существование и этот демон вещи, наподобие греческой гамадриады, нимфы дерева, умирающей вместе с порубкой самого дерева. В дальнейшем растет самостоятельность и этих демонов, которые теперь не только отличаются от вещей, но и способны отделяться от них и сохраняться в течение более или менее длительного срока после уничтожения этих вещей. Такова греческая дриада, тоже нимфа дерева, но уже остающаяся в живых после уничтожения самого дерева.

Этот демон далее становится своего рода обобщенным мифическим существом, т.е. источником или родителем всех вещей, подпадающих в качестве видовых представителей, под соответствующее родовое понятие. Греческий Океан, например, эта река вообще, которая, во-первых, дана в виде одной, особенно большой, особенно быстрой, особено глубокой, охватывающей притом всю Землю реки, и, во-вторых, это родитель всех вообще рек на земле. Боги и демоны античной мифологии есть прежде всего существа физические, материальные и чувствительные. Они обладают самым обыкновенным телом, хотя это тело и может мыслиться возникающим из разных видов материи. Если античные люди представляли себе, что самая грубая и тяжелая материя - это земля, вода же есть нечто более разреженное, а воздух еще тоньше, чем вода, и тоньше воздуха огонь, то демоны так и мыслились - состоящими из всех этих стихий, начиная от самой обыкновенной земли и кончая огнем. Богов же представляли себе состоящими из материи еще более тонкой, чем огонь, а именно из эфира. Древнейшее анимистическое представление греков выражено в мифе о Мелеагре. Этолийскому герою Мелеагру, когда ему было только семь дней, богини судьбы Мойры предсказали, что его жизнь кончится, как только сгорит полено, горевшее в очаге. Мать Мелеагра выхватила полено из очага, затушила его водой и спрятала. Когда же она захотела отомстить сыну за убийство ее братьев во время калидонской охоты, она вновь зажгла это полено, и Мелеагр скончался, как только сгорело полено. В этом случае в горящем полене заключена магическая сила, являющаяся причиной всей жизни данного человека.

Древние анимистические демоны, как правило, представляются в беспорядочном и дисгармоничном виде. В этих случаях обычно говорят о тератологии, т.е. о веке чудовищ и страшилищ (греч. teras - чудо и чудовище), символизирующих силы земли. Гесиод подробно говорит о порожденных Небом-Ураном и Землей-Геей титанах, циклопах и сторуких. В последних чудовищность подчеркнута особенно, потому что каждое такое существо имеет 100 рук и 50 голов. Сюда же надо отнести и стоглавого Тифона - порождение Земли и Тартара (по другой версии - его породила Гера, ударив ладонью по земле и получив от нее магическую силу). Среди порождений Земли необходимо указать Эриний - страшных, седых окровавленных старух с собачьими головами и со змеями в распущенных волосах. Они охраняют уставы Земли и преследуют всякого преступника против Земли и прав родства. Точно так же от Ехидны (прекрасной девы с телом змеи) и Тифона рождаются собака Орф, медноголосый и пятидесятиголовый, кровожадный страж Аида - Кербер, Лернейская гидра, Химера с тремя головами - львицы, козы и змеи с пламенем изо рта, Сфинкс, убивающий всех, кто не разгадывал его загадок, а от Ехидны и Орфа - Немейский лев. Демоны, в которых соединяются вид человека и животного, называются миксантропическими ("смешанные" с человеком). Таковы сирены - птицы и женщины, кентавры, в которых соединились тела человека и коня. Все это свидетельства неотделимости древнего человека от природы. Когда он еще не выделял себя из нее, а чувствовал себя неотъемлемой частью природы. Вся эта стихийно-чудовищная мифология матриархата (Медуза Горгона, Сфинкс-"душительница", Ехидна, Химера - чудовища женского рода) получает свое обобщение и завершение в мифологии Великой матери или Матери богов. Эта мифология и этот дикий культ в классические времена Греции, конечно, были оттеснены на задний план, и о них едва помнили. Но в глубинах догомеровской истории, в эпоху матриархата, а также в эллинистически-римский период, когда происходило возрождение архаики, эта мифология и этот культ имели огромное значение. В развитом анимизме трансформация демона или бога приводит к антропоморфическому, т.е. очеловеченному, их пониманию. И этот антропоморфизм именно у греков достигает своего наивысшего оформления, выражаясь в целой системе настоящих художественных или пластических образов. Грек прекрасно знал, какого цвета волосы у Аполлона, какие брови или борода у Зевса, какие глаза у Афины Паллады, какие ноги у Гефеста, как кричит Арес и улыбается Афродита, какие ресницы у Афродиты и какие сандалии у Гермеса. Анализируя в мифах образы античных богов, демонов и героев достаточно подробно, мы столкнемся еще с одной чертой, составляющей универсальное свойство любого бога, демона и героя, - это то, что мы называем историческими пережитками, рудиментами, или реликтами. Как бы совершенно ни был развит антроморфический образ бога, демона или героя в античной мифологии, он всегда содержал в себе черты более раннего, а именно чисто фетишистского, илихтонического развития, например, совиные глаза - у Афины, змея - постоянный атрибут мудрой Афины, глаза коровы - у Геры. К позднейшим героизированным формам матриархальной мифологии относятся, прежде всего, знаменитые греческие амазонки. Это - явный рудимент среди нематриархальной и уже чисто героической мифологии. Амазонки - женское племя, живущее, по мифам, в Малой Азии, на реке Фермодонте, на острове Лемносе или в районе Меотиды и Понта Эвксинского, во Фракии или в Скифии. Амазонки не допускали мужчин в свое общество и признавали их только ради продолжения потомства, истребляя всех родившихся мальчиков. Вооруженные с ног до головы, всегда на конях, они проводили время в войнах. Патриархальная, т.е. героическая, мифология почти всегда изображает победу над амазонками какого-нибудь героя. Их побеждали Геракл, Тесей, Беллерофонт, Ахилл. Точно так же в дошедших до нас мифах рассказывается о вступлении в брак героинь со смертными героями, а это в период патриархата и героизма уже звучало как странная экзотика и как рудимент давно ушедшей старины (ср. Фетида и Пелей, Афродита и Анхис).

в) Р а н н я я к л а с с и к а. С переходом от материнской общины к патриархату развивается и новая ступень мифологии, которую можно назвать героической, олимпийской или классической мифологией, основанной на гармоническом и художественном восприятии мира. В мифологии этого периода появляются герои, которые расправляются со всеми чудовищами и страшилищами, некогда пугавшими воображение человека, задавленного непонятной ему и всемогущей природой.

Вместо мелких божков и демонов появляется один главный, верховный бог Зевс, а все остальные боги и демоны ему подчиняются. Патриархальная община водворяется теперь и на небе, или, что то же, на горе Олимп. Зевс сам ведет борьбу с разного рода чудовищами, побеждает Титанов, Циклопов, Тифона и Гигантов и заточает их под землю или даже в Тартар. Гесиод оставил нам красочные картины титаномахии и тифонии ("Теогония", 666-735, 820-880); о победе же Зевса над Гигантами можно прочитать у Аполлодора и Клавдиана. За Зевсом идут другие боги и герои. Аполлон убивает пифийского дракона и основывает на этом месте свое святилище. Тот же Аполлон убивает двух чудовищных великанов, сыновей Посейдона, Ота и Эфиальта, которые выросли настолько быстро, что, едва возмужав, уже мечтали взобраться на Олимп, овладеть Герой и Артемидой и, вероятно, царством самого Зевса ("Одиссея", XI, 305-320). Кадм тоже убивает дракона и в этой местности основывает город Фивы (Овидий, "Метаморфозы", III, I-130), Персей убивает Медузу (там же, IV, 765-803), Беллерофонт - Химеру ("Илиада", VI, 179-185), Мелеагр - Калидонского вепря ("Илиада", IX, 538-543). Совершает свои 12 подвигов Геракл, Тесей убивает Минотавра.

Вместе с тем появляются и боги нового типа (их греки называли олимпийскими).

4. Фалес "ВСЕ ПОЛНО БОГОВ": ДУША КАК ПРОЯВЛЕНИЕ СУБСТРАТА ИЛИ КАК АБСТРАКТНЫЙ ПРИНЦИП?

Публикуется по изданию: Антология фрагментов классических текстов западноевропейской философии [Электронный ресурс] / Авт. колл.: Ф.Н. Блюхер, С.Л. Гурко, А.М. Руткевич и др. - Электр. дан. - М., 2002.

См. http://www.auditorium.ru/books/1378/Thales/Tha_Ar114.htm

АРИСТОТЕЛЬ. О душе, А 5. 411 а 7: Некоторые говорят, что душа размешана во Вселенной. Вероятно, исходя из этого воззрения, Фалес полагал, что все полно богов.

Ср.: АРИСТОТЕЛЬ. О рождении животных, III, 11. 762 а 18-21: Животные зарождаются в земле и в жидкости, так как в земле содержится вода, в воде - пневма, а пневма целиком проникнута психическим теплом, так что в известном смысле "все полно души".

Ср. также: ПЛАТОН. Законы, X, 899 В.

АРИСТОТЕЛЬ. О душе, А 2. 405 а 19: [Из предшествующих философов одни исходят из концепции души как принципа движения, другие - как принципа ощущения и познания]. Также и Фалес, судя по воспоминаниям [о нем], полагал душу двигательным началом, раз он говорил, что [магнесийский] камень [=магнит] имеет душу, так как движет железо.

ИОАНН ФИЛОПОН. Комм. к этому месту, с. 86, 13 Hayduck: Его [Аристотеля] упоминание о мнении Фалеса производит нескладное впечатление. В то время как ему предстояло показать, что исходящие из концепции души как принципа познания считали ее состоящей из тех же самых начал, что и вещи, так как "подобное познается подобным", он, излагая мнение Фалеса, не сказал ничего подобного тому, что сказал о других; он сказал лишь, что Фалес считал камень, притягивающий железо, одушевленным, так как полагал отличительным признаком души движение. Излагая воззрения тех, кто исходил из концепции души как принципа движения, он говорил, что каждый из них полагал элементом души тот элемент, который представлялся ему наиболее подвижным... однако относительно мнения Фалеса, полагавшего началом вещей воду, он также не сказал ничего подобного. Так, например, он не сказал, что Фалес полагает душу водой и поэтому утверждает, что магнит притягивает железо, так как состоит из воды. Вместо этого он сказал лишь, что Фалес считал магнит одушевленным. Почему? Может быть, потому, что сочинения его не сохранились, но [дошли] лишь воспоминания [о нем], поэтому Аристотель избегал, не имея сочинения Фалеса, обвинять его в вульгарности учения? Или же потому, что он испытывал к нему пиетет, поскольку воспоминания сохранили много достопримечательных воззрений Фалеса? Так, например, как передают, он говорил, что Провидение проникает вплоть до крайних пределов [космоса] и ничто от него не ускользает, даже малейшее. По этой причине он не приписывает ему мнения, по которому душа состоит из воды, но говорит лишь, что он также наделял душу движением. Однако Гиппону он ниже приписывает мнение, по которому душа - из воды, так как Гиппон также считал началом всех вещей воду.

Мнения философов, IV, 2. 1: Фалес первым объявил душу вечнодвижущейся ли самодвижущейся субстанцией.