Социально-перцептивные регуляторы

Напомним, что в соответствии с принятым различением двух принципиаль­ных классов социально-психологических явлений при изучении конфликта можно выделить два аспекта: во-первых, конфликт как собственно социаль­но-психологическое явление и непосредственно наблюдаемое взаимодейст­вие и, во-вторых, его субъективное отражение участниками — осознание и пе­реживание различных сторон конфликтной ситуации.

Последний аспект имеет особенное значение в изучении конфликтов: если многие социально-психологические явления существуют независимо от того, как они воспринимаются и переживаются участниками группового взаимо­действия (например, конформизм или групповое давление), то, как уже неод­нократно отмечалось, конфликт начинается с осознания его участниками не­совместимости их интересов, противоречия их позиций и т. д. Таким образом, само существование конфликта как социально-психологического явления ста­вится в зависимость от субъективного отражения события его участниками.

Проблемы, связанные с восприятием и отражением конфликтного взаимо­действия, мы будем рассматривать исходя из того, что образ ситуации, яв­ляющийся регулятором поведения человека в конфликте, представляет со­бой относительно целостное отражение человеком сути противоречия, общей «расстановки сил», собственных возможностей и возможностей «оппонента», его личности в целом и т. д.

И здесь мы опять сталкиваемся с трудностями, вызванными неразработан­ностью проблемы ситуаций и их восприятия в психологии. Напомним, что исследования западных психологов показали, что образы ситуаций являются не столько отражением их отдельных элементов или ситуационных свойств, сколько представляют собой своеобразные амальгамы образов «люди-в-си-туациях». Д. Магнуссон (Ма§пиззоп, 1981), проанализировавший характери-

274 Часть II. Феноменология конфликтов

стики ситуаций, предложенные различными специалистами (начиная с работы У. Томаса 1927 года), выделил актуальные ситуационные свойства (слож­ность, ясность, сила, способствование/ограничение, задачи, правила, роли, физические условия и другой человек) и свойства, связанные с людьми — участниками ситуации (цели, воспринимаемый контроль, ожидания, потреб­ности и мотивы, аффективные тона и эмоции). В свете упомянутых результа­тов исследований вычленение в образах конфликтной ситуации ее «чистых» свойств представляется довольно проблематичным. Опыт нашей работы также заставляет думать, что люди воспринимают конфликтные ситуации, участни­ками которых они являются, скорее в «человеческом» измерении — «я-в-си-туации» и «он/она-в-ситуации».

Хотя акцент был сделан на когнитивных аспектах отражения конфликта, напомним, что восприятие ситуаций имеет аффективную окрашенность, и это проявляется в переживании участниками конфликта тех или иных чувств и эмоциональных состояний, становящихся для них частью общего образа конфликтной ситуации. Обычно авторы, указывающие на эмоциональные компоненты конфликта, отмечают возможность возникновения враждебных чувств, агрессивности, тревожности, страха. Основываясь на своих исследо­ваниях по психологии настроения, Л. В. Куликов (1997, с. 67) предлагает раз­личать мотивационные чувства (бодрость, радость, азарт), тензионные чувства (гнев, страх, тревога — чувства напряжения), самооценочные чувства (печаль, вина, растерянность, стыд). Понятно, что переживание этих чувств участни­ками ситуации вариативно, зависит от «состояния дел» в конфликте, а также от личностных особенностей. Например, в исследовании Н. А. Батурина (1997) было показано, что эмоциональное содержание неудачи является бо­лее сложным и противоречивым, чем переживание успеха. Так, переживание успеха эмоционально почти полностью совпадает с эмоциональным пережи­ванием радости и не имеет различий, обусловленных полом субъекта. Что же касается неудачи, то у юношей она оказалась больше связанной с разочарова­нием, негодованием, гневом (по мнению автора, это свидетельствует об экст-рапунитивной направленности переживаний), у девушек — с чувствами сты­да и вины (и, соответственно, интрапунитивной направленностью).

Социально-перцептивные аспекты конфликта будут нами рассмотрены с точки зрения представлений об адекватности отражения конфликтной си­туации и с точки зрения образа «другого».

Адекватность отражения конфликтной ситуации.В отечественной лите­ратуре вопрос об образах конфликтной ситуации впервые был поставлен Л. А. Петровской (1997). Применительно к проблеме осознания конфликтно­сти ситуации она пишет о соотношении объективной ситуации и ее оценки участниками; при этом возможно несколько следующих вариантов.

1. Адекватно понятый конфликт предполагает, что участники ситуации
«правильно оценивают себя, друг друга и ситуацию в целом».

2. Неадекватно понятый конфликт содержит существенные отклонения
от действительности.

Глава 8. Конфликтное взаимодействие 275

3. Объективная конфликтная ситуация существует, но не осознается ее
участниками как конфликт; в этом случае психологически конфликта
не существует, и конфликтного взаимодействия не происходит.

4. Ложный конфликт имеет место в том случае, если объективно кон­
фликта не существует, но стороны ошибочно оценивают свои отноше­
ния как конфликтные.

5. Конфликт отсутствует объективно, и субъективно ситуация также оце­
нивается участниками как неконфликтная.

К этому можно добавить приводимые Дойчем типы конфликта, основан­ные на соотношении объективной ситуации и ее восприятия участниками конфликта:

1) «подлинный конфликт», объективно существующий и адекватно вос­
принимаемый;

2) «случайный, или условный конфликт», зависящий от легко изменяю­
щихся обстоятельств;

3) «смещенный конфликт», когда за «явным конфликтом» скрывается
другой, лежащий в основании явного;

4) «неверно приписанный конфликт» между ошибочно понятыми сторо­
нами и как следствие по поводу ошибочно истолкованных проблем;

5) «латентный конфликт», не осознаваемый сторонами и потому не про­
исходящий;

6) «ложный конфликт», возникающий при отсутствии объективных осно­
ваний в силу взаимного непонимания (цит. по: Петровская, 1997,
с. 141-142).

С теоретической точки зрения вопрос интересен, однако, по признанию специалистов, в возникновении конфликтов решающую роль играют образы ситуации, формирующиеся у ее участников. Пишет об этом и Петровская: «Именно эти образы, идеальные картины конфликтной ситуации, а не сама реальность являются непосредственной детерминантой конфликтного пове­дения участников». Эти образы, по ее мнению, включают в себя «представле­ния участников о самих себе (своих мотивах, целях, ценностях, возможно­стях и т. п.), представление о противостоящих сторонах (их мотивах, целях, ценностях, возможностях и т. п.) и представление о среде, в которой склады­ваются конфликтные отношения» (Петровская, 1977, с. 130). Тем самым про­блема истинности/ложности образа-отражения конфликта отходит во взаи­модействии участников на второй план, но вновь возникает, когда мы обра­щаемся к проблемам разрешения конфликтов.

Образ другого.Одной из фундаментальных характеристик образа партне­ра в конфликте является пристрастность. Если в целом социально-перцеп­тивные образы, как известно, «пристрастны», то в конфликтной ситуации, где взаимодействуют люди с противоречащими друг другу позициями, инте­ресами и т. д., где другой воспринимается как противостоящая сторона, «про-

276 Часть II. Феноменология конфликтов

тивник», эта пристрастность имеет основания возрастать. Объектом, вызы­вающим ее проявление, может стать любая зона образа другого — интерпре­тация его поведения, его мотивов и личностных особенностей.

Как неоднократно в разной форме отмечалось исследователями социаль­но-перцептивных процессов, «поведение, демонстрирующее явные ролевые образцы, не нуждается в особом объяснении, но отходящее от ролевых требо­ваний представляется в значительной степени "интригующим" и потому вы­зывает особый интерес с точки зрения поисков его причины» (Андреева, 1981, с. 37). В конфликтной ситуации поведение «оппонента» воспринимает­ся другим участником конфликта как противоречащее его позиции, а потому часто как «неправильное», «неестественное», «нелогичное», что с особой си­лой запускает механизм интерпретации поведения «оппонента».

В описании социально-перцептивных процессов уже утвердилось пред­ставление о воспринимаемом человеке как о своего рода сообщении, в кото­ром существуют две стороны — текст (внешняя сторона) и смысл (внутрен­няя), причем поведение воспринимаемого, его действия и поступки играют роль текста (Андреева, Донцов, Хараш, 1981, с. 81). Хараш видит в социаль­ной деятельности

два смысловых полюса, два противолежащих смысловых пласта — «смысл для себя» и «смысл для других». Так или иначе, в поведении партнера по общению всегда присутствует внутренняя сторона, особенно важная для понимания его действий. Она обнажается в так называемом «открытом», или «диалогическом», общении, для которого характерно «взаимное посвящение партнеров в действи­тельные мотивы их деятельности» (Хараш, 1981).

В конфликтной ситуации для выбора эффективной линии поведения (рав­но как и для адекватного разрешения ситуации в целом) партнеры особенно нуждаются во взаимном понимании внутреннего смысла, «смысла для себя» происходящих событий. Вместе с тем они редко прибегают к открытому об­щению. Основная преграда на его пути — сознательная и бессознательная за­щита себя самого. Сознательная защита связана с опасением, что полученная «противником» информация будет использована им в своих интересах. Бес­сознательная — с актуализацией защитных механизмов. Общая напряжен­ность ситуации, недовольство партнером, не разделяющим его точки зрения, продуцирует у человека ожидание негативной обратной связи, которая, по данным исследователей, способствует актуализации защитных механизмов личности, провоцирует на отвержение, не восприятие даже конструктивной информации (Арутюнян, Петровская, 1981, с. 46-47). Человек интуитивно подозревает, что его негативные оценки вызывают у партнера ответные нега­тивные реакции, поэтому осторожен в проявлении своего отношения (Пет­ровская, 1981, с. 157).

Таким образом, процессы межличностного познания в конфликтной ситуа­ции характеризуются повышенной заинтересованностью в построении аде­кватного психологического образа партнера, интенсивной работой по интер-

Глава 8. Конфликтное взаимодействие 2Т7

претации и прогнозированию его поведения, высокой степенью «пристраст­ности» к партнеру, «закрытостью» партнера — реальной или подозреваемой. В понимающей социологии А. Шюца различаются три типа понимания:

1) понимание как самоинтерпретация — интерпретация собственного пе­
реживания в терминах «своего» контекста значений;

2) понимание субъективных значений другого, или истинное понимание,
представляющее собой реализацию интерсубъективности, которое все­
гда приблизительно, поскольку строгое и точное понимание субъектив­
ных значений другого невозможно;

3) типизирующее понимание через конструирование типической модели
лежащих в основе поведения мотивов или типических установок лич­
ностного типа (цит. по: Ионин, 1979).

В конфликте «работают» все три типа понимания: в нем присутствует са­моинтерпретация как внутренний процесс и ее презентация другому, понима­ние (или интерпретация) другого с привлечением типических интерпретаци­онных моделей личности.

Традиционная точка зрения на социально-перцептивные явления предпо­лагает, что повышение адекватности образа партнера уже обладает ценно­стью, так как позволяет более точно выстроить свое поведение по отношению к нему. Однако это лишь одна из задач, стоящих перед человеком в кон­фликтной ситуации, причем имеющая подчиненный характер по отношению к главной цели — разрешению самого конфликта.

Распространена позиция, в соответствии с которой более адекватное и точ­ное межличностное восприятие само по себе приводит к преодолению кон­фликтов (Межличностное восприятие в группе, 1981, с. 251). С другой сторо­ны, как показывают результаты исследований, знание о другом человеке еще не является гарантией согласия: взаимная информированность членов груп­пы друг о друге может оказаться одинаково высокой как в сплоченной, так и в конфликтной группе (там же, с. 151).

Речь идет о разных типах конфликтов. Там, где причины конфликта кро­ются в недостаточном взаимопонимании, искажении образа партнера по об­щению, повышение взаимной информированности может способствовать преодолению конфликтной ситуации. Это не относится к ситуациям, когда большее знание друг о друге все более разъединяет партнеров, обнаруживая различие их позиций и установок.

Таким образом, образ противостоящей стороны, возникающий у человека в конфликтной ситуации, может как способствовать, так и препятствовать успешному разрешению конфликтной ситуации.

Важнейшее значение образов — это выполнение ими регулятивной функ­ции как по отношению к взаимодействию в целом, так и в отношении выбора конкретных действий. Д. Майерс просто определяет эту проблему: «Наши за­ключения о том, почему люди поступают так, как они поступают, очень важ­ны: они определяют наши реакции и решения относительно других» (Май-

278 Часть II. Феноменология конфликтов

ере, 1997, с. 101). Он приводит данные о связи между характером интерпрета­ции поведения другого и общей удовлетворенностью в отношениях с ним. К примеру, интерпретация негативных действий супруга как «эгоистичных и типичных для него» была свойственна тем, кто несчастлив в браке; для тех же, кто демонстрировал большую удовлетворенность своим браком, была ха­рактерна тенденция объяснять негативное поведение партнера внешними, преходящими обстоятельствами.

Попробуем ответить на вопрос: как «объясняют» друг друга участники конфликта?