Когнитивная лингвистика и другие науки

В рамках когнитивной науки уже в 1970-е годы были разработаны так называемые языки представления знаний и принципы оперирования с ними (правила концептуального вывода). Поскольку многие исследования в области когнитивной науки велись с целью построения компьютерных моделей понимания естественного языка, некоторые лингвисты пристально следили за ними или даже непосредственно в них участвовали.

В результате давняя потребность многих лингвистов как-то соотнести языковой материал с данными о мыслительных процессах получила некоторое удовлетворение Со стороны специалистов по вычислительной технике и информатике, мысливших тогда семиотическими категориями. В искусственном интеллекте в 1970-е годы господствовала семиотическая парадигма «символьной обработки информации» (symbolic processing) А.Ньюэлла и Г.Саймона, а директор Лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института П.Уинстон говорил, что заставить вычислительную машину понимать естественный язык – это все равно, что создать интеллект. На таком фоне и с оглядкой на модели человеческой мыслительной способности, разработанные в когнитивной науке, и формировалась когнитивная лингивистика.

Говоря об истоках когнитивной лингвистики, помимо компьютерного моделирования необходимо упомянуть и другие области знания. Прежде всего, когнитивная лингвистика продолжает историю непростых взаимоотношений лингвистики и психологии. Исследовательские принципы когнитивной лингвистики фактически предстают как инверсия традиционной программы психолингвистики. Последняя представляет собой выяснение психологической реальности лингвистических гипотез, их психологическое обоснование; иначе говоря, это применение психологической методологии к лингвистической теории. Когнитивная лингвистика устроена скорее противоположным образом: это выяснение лингвистической реальности психологических гипотез, их лингвистическое обоснование. Так, ряд психологических исследований оказал несомненное влияние на когнитивную лингвистику (например, идеи гештальт-психологии), но влияние это имело место постольку, поскольку данные результаты были восприняты и адаптированы лингвистами (прежде всего, Дж.Лакоффом). О тесных и не совсем определенных отношениях когнитивной лингвистики с собственно когнитивной психологией говорилось выше.

Помимо компьютерного моделирования и психологии, большую роль в развитии когнитивной лингвистики сыграли наблюдения над когнитивными особенностями человеческой культуры, в частности, исследования, находившиеся в рамках концепции «лингвистической относительности» Э. Сепира – Б.Уорфа, согласно которой «мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком»; язык, тем самым, оказывает решающее воздействие на культуру и поведение людей. В противовес стремлению дескриптивизма (описательной парадигмы в лингвистике) к изоляции лингвистики от других наук, Сепир принципиально подчеркивал необходимость междисциплинарных связей, сотрудничества лингвистики с культурологией, психологией, философией и др.

Гипотеза «лингвистической относительности», повлиявшая на развитие этнолингвистики, а также данные лингвистической типологии заставляли ставить вопросы об универсалиях в структуре языка и подталкивали к поиску внеязыковых причин как универсалий, так и разнообразия. Помимо этого, становлению когнитивной лингвистики определенным образом помогли накопленные в сравнительно-историческом языкознании сведения о развитии значения слов.

Но, пожалуй, наиболее важным «внутренним» источником развития когнитивной лингвистики является лингвистическая семантика. Собственно говоря, когнитивную лингвистику можно определить как «сверхглубинную семантику» и рассматривать как совершенно естественное развитие семантических идей: попытку увидеть за категориями языковой семантики некоторые более общие понятийные категории, которые естественно рассматривать как результат освоения мира человеческим познанием. Например, Л. Талми ввел в рассмотрение ряд концептуальных суперкатегорий, к которым могут быть сведены самые разнообразные грамматические явления. Естественная сосредоточенность когнитивной лингвистики на семантической проблематике и методологическая близость ее к лингвистической семантике объясняет стремление ряда авторов, особенно в России, говорить именно о когнитивной семантике, а не о когнитивной лингвистике или грамматике (в США, где это направление зародилось, его чаще называют «когнитивная грамматика», что объясняется расширительным пониманием термина «грамматика» в англоязычной лингвистике).

Представители когнитивной семантики считают, что каждый язык эквивалентен определенной системе концептов, посредством которой носители языка воспринимают, структурируют, классифицируют и интерпретируют поток информации, поступающей из окружающего мира. Главная роль, которую играют концепты в мышлении, – это категоризация, позволяющая группировать объекты, имеющие определенные сходства, в соответствующие классы. Для когнитивной семантики главной целью является описание структуры концепта, лежащего в основе и объясняющего называние вещей и объектов закрепленными за ними в лексической системе языка именами; описание «идеи», «прототипа» определенного вида объектов. Такого рода описание невозможно без обращения к внутреннему опыту говорящего, а это предполагает близость когнитивно-семантических теорий некоторым разновидностям философии сознания – в частности, тем концепциям, которые уделяют большое внимание телесно-ориентированному опыту человека.

В качестве характерных примеров приведем две влиятельные и близкие друг другу концепции – концепцию «образных схем» М. Джонсона и когнитивную теорию метафоры Дж. Лакоффа.

Концепция образных схем

М. Джонсон противопоставляет свою концепцию «объективистским» теориям значения, в соответствии с которыми: 1) значение — это абстрактное отношение между символами (или словами, или ментальными изображениями) и объективной (т. е. независимой от ума) действительностью; 2) концепты рассматриваются как абстракции, которые при этом четко определены подобно логическим формулам.

Джонсон предлагает совершенно иную точку зрения, утверждая, что:

– мы понимаем мир главным образом на основании нашего физического, телесного опыта;

– физический опыт, основанный на наших пяти чувствах, является тем, что мы понимаем буквально (это включает двигательный опыт — ощущение телесного положения и движения);

– многие абстрактные концепты являются расширением физических концептов.

К примеру, Джонсон разбирает схематическую структуру понятия вместилище. Суть вместилища — это граница,отделяющая внутренность от внешней среды.Обычно вместилище защищает свое содержимое от внешнего мира. Понятие вместилища определяет базовое различие между «в» и «из». Мы понимаем само человеческое тело как вместилище; среди наших важнейших функций — проглатывание и выделение, вдыхание и выдыхание. Мы сами постоянно входим во вместилища и выходим из них. Примеры таких вместилищ — одежда, здания, машины и т. п. Но мы также понимаем состояния как вместилища или места: можно упасть в обморок, быть в бессознательном состоянии и потом прийти в себя. Такое «движение» и «местонахождение» — метафорическое, а не буквальное; метафоры переносят наше телесно-основанное понимание вещей на широкий круг абстрактных понятий.

Джонсон употребляет термин образная схема(или образ-схема,image schema) для такой схематической структуры, с помощью которой организуется наш опыт. Его понятие образной схемы восходит к понятию схемы у Канта, но отличается от него. Джонсон определяет образную схему следующим образом: «Образная схема — это повторяющийся динамический образец (pattern) наших процессов восприятия и наших моторных программ, который придает связность и структуру нашему опыту» (Цит. по: А. Ченки. Семантика в когнитивной лингвистике // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления. М., 2002. С. 347). Поэтому термин «образная схема» относится не только к пространственным образам, которые можно наглядно представить, но, например, и к осязанию.

Существуют некоторые обычные способы, которыми образно-схематические значения переносятся с одной пространственной ситуации на другую и с пространственных ситуаций на непространственные. Они описываются как преобразования образных схем(image-schema transformations). Понятия образных схем и преобразований способствуют, например, семантическому анализу предлогов, т.к. предлоги во многих индоевропейских языках выражают пространственные отношения в разных смыслах, пространственных и непространственных. Исследования ясно показывают, что мы понимаем абстрактные концепты как расширения/преобразования физических понятий. В результате разных видов расширений и преобразований одного концепта получается
семантическая сеть данной лексемы или морфемы.

Концептуальная теория метафоры

В качестве исходного пункта Дж. Лакофф перечисляет несколько традиционных утверждений о метафоре, которые он считает ложными, а именно:

1) Любой предмет можно понимать буквально, без метафоры.

2) Самое распространенное употребление метафоры — в поэзии.

3) Метафоры — только языковые выражения.

4) Метафорические выражения по своей сущности не правдивы.Только буквальный язык может быть правдивым.

Дж. Лакофф и М.Джонсон приводят примеры из повседневного языка, чтобы оспорить эти утверждения, и делают следующие выводы.

— Метафора — важный механизм, при помощи которого мы понимаем абстрактные понятия и рассуждаем о них.

— Метафора по природе — не языковое, а концептуальное явление (имеется в виду принципиальное для Лакоффа и Джонсона понятие концептов как принципов, организующих человеческое восприятие).

— Метафорическое понятие основано на неметафорическом понятии, т. е. на нашем сенсомоторном опыте.

— Система общепринятых концептуальных метафор главным образом неосознаваема, автоматична и употребляется без заметного усилия. То есть, когда мы говорим, что кто-либо в плохом настроении, мы не думаем сознательно о состоянии человека (настроении) как вместилище.

— Метафора основана скорее на соответствиях в нашем опыте, чем на логическом сходстве. «Область-источник» и «область-цель» не связаны по своему существу.

— Система метафор играет роль как в лексиконе, так и в грамматике языка.

—- Метафора в поэзии — это, большей частью, расширение нашей общепринятой системы метафорического мышления.

Метафора подразумевает понимание одной области через призму другой (например, концептуальная метафора «любовь – путешествие» дает возможность следующим метафорическим высказываниям: «Наши отношения не ведут никуда»; «Наши отношения зашли в тупик»; «Посмотри, как далеко мы зашли»; «Мы прошли длинный и трудный путь»; «Теперь мы не можем повернуть назад» и т.д.). Метафору можно понимать, как перенос из области-источника (source; в данном случае «путешествие») в область-мишень (target; в данном случае «любовь»). По сравнению с областью-мишенью область-источник обычно:

— интуитивно понятнее,

— конкретнее,

— известна скорее всего через непосредственный физический опыт (некоторые области более центральны в нашем опыте, например, восприятие пространства),

— легче передается одним человеком другому (легче указывать на окружающие физические предметы, чем на абстрактные сущности).

Можно сказать, что метафоры представляют собой мост от знакомого к незнакомому, от очевидного к менее очевидному.

Важно заметить, что, согласно данной теории, метафоры могут быть выражены разными способами — не только языком, но и жестами, и культурными обычаями. Изучение метафор поэтому может пролить свет на более широкую тему связи между языком и культурой.

Как видим, две обозначенные выше концепции рассматривают языковые явления (в частности, систему предлогов языка, употребление «непрямого значения») исходя из «неязыкового», прежде всего пространственно-телесного опыта. Это дает перспективу для сближения лингвистики, психологии и философии сознания в ее современном понимании.