Комиссия для составления нового

В СВОИХ записках, относящихся к 1779 году, Екатерина рассказывает,- что из разных прошений, сенатских и коллежских дел, из рассуждений сенаторов и других лиц она постоянно усматривала «неединообразные о единой вещи установления и правила», то есть видела, что законы, изданные в разное время, противоречили друг другу, и задалась целью привести законодательство в лучший порядок.

Действительно, трудно представить себе что-либо более хаотичное, чем русское законодательство, действовавшее в начале царствования Екатерины II. Здесь мы видим и Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года, и многие новоуказные статьи, изданнще в дополнение к Уложению, и разные Петровские регламенты, и указы, которые изменяли их, и, наконец, разнообразные указы Сената и Верховного Тайного Совета, которые отменяли петровские указы, и т. д. Прибавим к этому, что все эти указы даже внешним образом не были собраны и были мало известны правительственным органам, кроме немногих старых подьячих, которые из своей монополии знания законов извлекали всяческие для себя выгоды.

ПОПЫТКИ КОДИФИКАЦИИ ДО ЕКАТЕРИНЫ II

Хаотичное состояние законодательства озабочивало и предшественников Екатерины, которые не раз делали попытки привести в систему и порядок русские законы, но все их попытки остались без результата или имели очень слабый успех. В 1700 году Петр учредил «Палату» для исправления уложения, в состав которой вошли бояре, окольничьи, думные дьяки — всего 71 человек. Эта палата должна была написать «Новоуложенную книгу», то есть свести старое Уложение 1649 года со всеми новоуказными статьями, изданными до 1700 года, то есть за 5 лет. Палата исполнила возложенное на нее поручение и составила «Новоуложенную книгу». Но эта книга явилась простым механическим сводом статей Уложения с новыми статьями, между которыми не было никакого согласия. Познакомившись с Новоуложенной книгой, Петр велел, чтобы судьи судили по старому Уложению, а из новоуказных статей пользовались лишь теми, которые были изданы «не в перемену, а в развитие и дополнение старых». Вместе с тем Петр приказал Сенату составить новый систематический кодекс законов. Сенат в исполнение этого приказания выделил из себя особую комиссию под председательством сенатора Апухтина. По предположению Петра новый кодекс должен был появиться к 1 720 году, но к этому времени комиссия успела проработать лишь 10 глав.

Наскучив ожиданием русских законов, Петр решил взять иноземный кодекс, дополнить его и приспособить для русской жизни. Но откуда взять иноземные законы? Наиболее подходящими Петру казались шведские законы. Тогда была создана новая комиссия, в которую вошли 3 иностранца и 5 русских. Комиссия эта работала до конца 1725 года, но исправила всего только 4 книги Уложения. Большинство ее членов по разным причинам со временем выбыло, а другие работали не спеша. Екатерина I приказала пополнить комиссию 2 духовными, 2 военными особами, 2 гражданскими чиновниками и 2 из главного магистрата. Но прибавка новых членов не помогла делу.

Отчаявшись в возможности составить новое Уложение при помощи чиновников, правительство решило обратиться с этим к общественным силам. В мае 1728 года Верховный Тайный Совет издал указ об образовании новой комиссии для сочинения уложения, а для этого велено было «выслать в Москву из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии, кроме Эстляндии, Лифляндии и Сибири, по 5 человек, за выбором из шляхетства». Выборные должны были собраться в Москве к 1 сентября 1728 года. Но дворяне не спешили с выборами, а выборные депутаты не спешили ехать в Москву. Очевидно, те и другие смотрели на это дело, как на прихоть правительства и не усвоили себе его точки зрения. Устное начальство для производства выборов должно было прибегнуть к репрессивным мерам: чтобы дворяне охотнее выбирали и чтобы выборные скорее ехали в Москву, арестовывали их жен и захватывали их крепостных. В результате были выбраны непригодные к делу лица; дворяне послали не «добрых и знающих» людей, а глухих, хромых, старых, дряхлых и бедных. Когда эти выборные собрались, то правительство поспешило распустить их по домам и предписало губернаторам произвести новые выборы под своей ответственностью.

Тем временем Петр II умер. При Анне Иоанновне приказано было произвести выборы, кроме дворян, от духовенства и от купцов. Но общество и на этот раз упорно отказывалось от всякого участия в законодательстве. К декабрю 1730 года съехалось только 5 депутатов из дворян. Видя такое упорное нежелание общества, правительство велело отпустить и этих. Работа опять была поручена одним чиновникам. Но и чиновники тоже не выполнили своей задачи, так как она, кроме того, была еще осложнена. С одной стороны, по мысли Петра Великого, приказано было выбрать новый материал из иностранных законов, а с другой стороны, требовалось сделать сводку русским законам и систематизировать их. Такие требования действительно могли казаться капризом правительства. Чиновники были совершенно поглощены текущей работой, и не имели времени на составление кодекса,

Но жизнь настоятельно требовала составления Свода законов, и правительство Елизаветы не могло не пойти навстречу этому требованию жизни. В 1754 году Сенат постановил для составления сиода законов учредить общую комиссию из 8 лиц, и, кроме того, приказал отдельным ведомствам организовать целый ряд (35) частных комиссий. Из плана работ комиссий видно, что задачей общей комиссии было уложить главы судную, уголовную, вотчинную и о правах состояния, иначе говоря, общая комиссия должна была выработать гражданское и уголовное уложение и положение о правах состояния; а частные комиссии должны были составить специальные законы по отдельным отраслям управления. Ко времени 1755 года общая комиссия разработала 2 части — судную и криминальную, то есть устав судопроизводства и уложение о наказаниях, а когда приступила к выработке закона о правах состояния, нашла необходимым привлечь к делу выборных от дворян, духовенства и купечества и в этом смысле подала рапорт Сенату. Сенат согласился с мнением членов комиссии и издал указ о производстве выборов от дворян и купцов. В указе Сената обстоятельно объяснялось, как необходимо для общества в его собственных интересах принять участие в законодательстве. Но общество и на этот раз осталось глухо, избиратели и депутаты прибегали ко всяким уловкам, чтобы только не явиться в Петербург, громадное большинство не прибыло, а прибывших после первого заседания пришлось отпустить, так как это были глухие старцы. Но как-никак выборные на этот раз приняли участие в кодификационной работе, хотя, к сожалению, у нас имеется мало сведений для определения степени их участия в работе. Комиссия работала при Елизавете и в первые годы царствования Екатерины до 1767 года, пока не умерла естественной смертью, будучи заменена новой комиссией.

Деятельность елизаветинской комиссии не была безрезультатной. Она составила 3 главы предполагавшегося кодекса: 1) о суде, 2) о розыскных делах и «как за словесные преступления казнить» и 3) о состоянии подданных, то есть о юридическом положении отдельных сословий и разрядов населения, об их правах и обязанностях, об отношении их друг к другу и правительству. Анализ содержания разработанных глав показывает, что это были не простые своды, а проекты, по многим вопросам предлагавшие новые ответы и вводившие начала. Любопытно, что многое из постановлений елизаветинского уложения повторялось в депутатских наказах, присланных в Екатерининскую комиссию; очевидно, что эти поправки в Елизаветинское уложение были внесены по инициативе выборных, В этом и состоит характерная черта Елизаветинской комиссии, объясняемая участием и влиянием выборных, Но дело Елизаветинской комиссии не было окончено; она'не составила нового кодекса, а оставила после себя исторический памятник кодификационных попыток,

Екатерине оставалось воспользоваться трудами своих предшественников, но она предпочла идти не проторенной дорогой, а самостоятельным путем: задумала составить кодекс новых законов. Это соответствовало взглядам Екатерины, последовательницы французской просветительной литературы. Она хотела дать идеальные законы, основанные на разуме и любви к человечеству, а их она совсем не видела в старых русских законах, которые представлялись ей варварскими. Смотря гуманным взглядом на преступление и наказание, Екатерина не соглашалась со строгими нормами Елизаветинской комиссии. Самоуверенная по природе и вдохновляемая французскими авторами, Екатерина считала составление новых законов, основанных на здравом смысле и любви к отечеству, делом легким; она не'пожелала продолжать дело своих предшественников и порвала преемственность в кодификационной работе.

НАКАЗ ЕКАТЕРИНЫ

Для выработки нового кодекса Екатерина считала необходимым сначала найти общие правила, принципы, а затем уже установить детали, которые являлись бы выводами из найденных аксиом.

Выработку общих принципов законодательства Екатерина взяла на себя и приступила к делу в 1765 году. Для этого она обратилась к изучению западноевропейской литературы того времени, и в частности к знакомому ей уже «Духу законов» Монтескье. Теперь, изучая эту книгу с определенной целью, вдумываясь в каждое слово, Екатерина пришла в восторг, ее прямо очаровывало это произведение, которое, по ее словам, должно быть молитвенником монархов, — и она полной рукой стала черпать мысли Монтескье для своего труда. Екатерина писала д'Аламберу (в 1765 году): «Скоро я пришлю вам тетрадь, из которой вы увидите, как я там на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его. Но я надеюсь, что если бы он с того света увидал меня работающей, то простил бы мне эту литературную кражу во благо 20 миллионов людей, которое из того последует. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться тем, его книга служит для меня молитвенником». Анализ содержания екатерининского «Наказа комиссии для составления проекта нового уложения» вскрывает, что из 526 статей его около 260 действительно заимствованы из «Духа законов» Монтескье. Кроме «Духа законов», Екатерина много заимствовала еще из сочинения итальянского юриста Веккариа «О преступлении и наказании», отсюда она взяла до 100 статей. Затем она пользовалась сочинением Гельвеция «О разуме, о человеке» и др. Таким образом, Наказ Екатерины есть, в сущности говоря, простая компиляция. Сама Екатерина, посылая экземпляр Наказа Фридриху II, писала: «Ваше Величество не найдет здесь ничего нового, не известного для себя. Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит только расположение материала и,-то здесь, то там одна строчка, одно слово; если собрать все, что я прибавила, я не думаю, чтобы вышло более 2-3 листов». Труд Екатерины был трудом исключительно литературного характера.

Итак, первая часть задачи была решена, общие принципы были найдены Екатериной, но тут ее постигло первое разочарование. Когда Наказ был уже готов, Екатерина по частям раздала его разным лицам, желая знать их мнение. Только один Орлов был в восторге, а другие держались совсем иного мнения. Никита Панин, воспитатель Павла Петровича, поразился радикализмом Наказа, совершенно не соответствовавшим русской действительности, и прямо заявил его автору: «Ведь это такие аксиомы, от которых стены дрогнут» («Се sont des axiomes a renverser des murailles»). Подобные замечания были сделаны и другими лицами, но только более определенно. Все это заставило Екатерину переделать свой Наказ. И вот в 1767 г. она пишет д'Аламберу: «Я занимаюсь непохожим на то, что желала бы отослать вам. Более половины моей работы мной зачеркнуто, разорвано и сожжено, и Бог ведает, что станется с остальными — однако придется окончить к означенному мной сроку». Перед изданием уже сокращенной редакции Наказа Екатерина созвала в село Коломенское, где она тогда находилась, разных «вельми разномыеленных людей» и заставила их слушать сочиненный ею Наказ. Тут при обсуждении каждой статьи возникали сильные прения. «Я дала им волю чернить и вырезать все, что хотели, — писала потом Екатерина, — «и они более половины написанного мной помарали, и остался Наказ, яко оный напечатан». В общем можно сказать, что едва ли четверть всего, написанного Екатериной, попало в печать.

Сохранился, однако, рукописный черновик Екатерины, и по этому черновику можно установить, какого рода сокращения сделаны были цензорами; эти сокращения чрезвычайно интересны, так как они указывают на настроение той дворянской среды, которая окружала Екатерину. Так, например, в первой редакции Екатерина писала: «два рода есть покорноетей, одна, существенная, другая личная, то есть крестьянство и холопство, существенная привязывает крестьян к участку земли. Такие рабы были, например, у германцев; они не служили при домах своих господ, а давали им определенную часть урожая или скота, или своего изделья, и далее этого рабство их не простиралось. Так дело обстоит и сейчас в Венгрии, в Чехии, во многих местах Германии и других странах. Личная служба или холопство связано со службой в доме господина. Великое злоупотребление бывает, когда смешиваются вместе покорность личная и существенная». Это рассуждение очень ясно обнаруживает, что Екатерина имела правильное представление о сущности крепостного права и холопства, и справедливо осуждала смешение их.

Все это рассуждение, правильное с точки зрения исторической и юридической, было вычеркнуто цензорами и в печатный Наказ не попало. Цензоры оставили только следующую затем фразу: «какого бы рода покорство ни было, надлежит, чтоб законы гражданские с одной стороны злоупотребление рабства отвратили, а с другой стороны предостерегали бы опасности, могущие оттуду произойти», то есть цензоры выпустили все ядро рассуждения Екатерины и оставили лишь одну скорлупу.

Цензоры целиком выпустили рассуждение Екатерины о том, что всякий человек должен иметь пищу и одежду по своему состоянию, и что надо определить законом, чтобы рабы в старости и в болезни не были бросаемы, что господин должен пользоваться правом наказывать своих рабов не как господин, а как судья, и что надо установить правильный порядок производства помещичьего суда, для чего можно воспользоваться примером Финляндии, где 7-8 выборных крестьян судят своих односельчан.

Ясно, что Екатерина думала об освобождении крестьян, и можно подметить целый ряд мыслей, направленных в эту сторону. «Законы могут чинить нечто поле-зное для собственного рабов имущества, — писала она, — и привести их в такое состояние, чтобы сами они себе купили свободу. Надлежит, чтобы законы гражданские определяли точно, сколько рабам за освобождение своим господам по уговору уплатить». Из этого видно, что Екатерина в своем Наказе не прочь была исподволь подготовить эмансипацию крестьян, обеспечив законом имущественные права крестьян, чтобы они не только не разорялись, а могли бы накопить имущество для своего выкупа, право которого должно быть оговорено,

Но на деле оказалось, что далеко не все принципы рационального законодательства можно поставить в руководство при составлении кодекса новых законов. За всем тем Екатерине все-таки удалось в своем Наказе установить ряд правил, отвечавших идеалам современных западноевропейских мыслителей. В печатном Наказе мы встречаем целый ряд ультралиберальных положений. Приведем некоторые из них для иллюстрации: «Ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу» (Гл. VI, 41). Законы «не с иным намерением установлены, как только, чтобы сделать самое большое спокойствие и пользу людям, под сими законами живущим; надобно, чтобы всяк несомненно был уверен, что он ради собственной своей пользы должен сохранить нерушимыми сии законы». Говоря о суде, Екатерина высказывалась против таких средств получения признания, как пытка, утверждая, что она «противна здравому естественному рассуждению». Рассуждая о мерах пресечения, Екатерина говорила, что предварительный арест обвиняемого есть по существу своему наказание, и потому «закон должен стараться точнее определить знаки преступления, по которым можно взять под стражу обвиняемого: при этом самое заключение должно быть возможно короче и снисходительнее, ибо обвиняемый не есть обвиненный». Таким образом, те принципы, которые были положены в основу судебных реформ Александра II, высказаны были 100 лет тому назад. Екатерина высказывалась и против смертной казни, говоря, что применение ее не приносило пользы, также она была против всяких наказаний, уродующих человека, и вообще за мягкие наказания. Наказание — это только паллиатив, «гораздо лучше предупреждать преступления, чем наказывать»; «приложить должно более старания к тому, чтобы вселить узаконениями добрые нравы во граждан, нежели привести дух их в уныние казнями». «Хотите ли предупреждать преступления? — спрашивает она. — Сделайте, чтобы просвещение распространилось между людьми» (Гл. X, 245). Вопросу о воспитании Екатерина посвящает целую главу, в которой излагает наставления воспитателям. Я не буду передавать вам этих наставлений, так как они представляют собой общие, банальные места. Само общество, по мнению Екатерины, должно быть в таком состоянии, чтобы все граждане были равны между собой в том смысле, «чтобы все подвержены были тем же законам» (Гл. V, 34). Установление такого порядка возможно только при существовании такого закона, «чтобы один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов» (Гл. V, 39). Но Екатерина не останавливается на том общем определении свободы, а говорит и о разных видах свободы: о свободе слова, печати и вероисповедания. Так о печати она пишет: «Весьма беречься надобно изыскания о сочинениях язвительных далече распространять, представляя себе ту опасность, что умы почувствуют притеснение и угнетение: а сие ничего иного не произведет, как невежество, опровергнет дарования разума человеческого, и охоту писать отнимет»; Екатерина советует, следовательно, не угнетать свободу слова и не особенно преследовать язвительные сочинения,, а рекомендует по отношению к ним терпимость. Веротерпимость Екатерина считает обязательной для правительства такого государства, как Россия, в которой живет столь много разных народов. «Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца, и отводит их от заматерелого упорства, утишая споры их, противные тишине государства и соединению граждан» (Гл. XX, 496).

Я нарочно подробно остановился на разборе Наказа Екатерины. Из приведенных выдержек вы видите, что он вносил в обиход русского общества множество тех либеральных воззрений, из которых слагается теперешнее, уже обычное мировоззрение интеллигенции. Наказ Екатерины можно считать таким образом праотцем современного русского либерализма.

В свое время Наказ стоял в решительном противоречии не только с фактами русской жизни, но и с преобладающим строем мыслей и чувств русского общества. Екатерина не могла этого не видеть, и потому старалась оправдаться интересным рассуждением. «Россия есть европейская держава, — писала она в начале своего Наказа. — Доказательство сему следующее. Перемены, которые в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали с климатом, и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. Петр Первый, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал». Екатерина и хочет продолжать дело Петра; она вносит европейские начала в русские законы, которые, по ее словам, не могут не привиться на Руси, хотя вначале могут казаться чуждыми. Таким образом, Екатерина зажигала веру в русский народ как в народ европейский, в его способность воспринять европейские начала, хотя на первых порах они могут быть и не всегда удобными.

Этими доводами Екатерина старалась убедить всех в исполнимости ее намерений. Ей не приходило в голову только одного, что ее европейские начала нигде тогда в Западной Европе не применялись, были лишь принципами философии, а не началами быта. Но Екатерина верила, что эти начала должны и могут найти себе применение в реальной жизни. К составлению нового Уложения Екатерина решила приступить в 1767 году при помощи депутатов от народа на началах, которых не отвергнут те, кто любит человечество.

Но Екатерина жестоко ошибалась: депутаты не только не приняли ее основных начал, но и самое Уложение не было составлено.

СОЗЫВ КОМИССИИ И iE СОСТАВ

14 декабря 1766 года Екатерина издала указ, которым предписывала на будущий 1767 год прислать в Москву депутатов от Сената, Синода, всех канцелярий, за исключением губернских и провинциальных, и из всех городов и уездов. Этих депутатов она вызывала не только для того, чтобы выслушать нужды и недостатки народа, но и для того, чтобы учредить из них «Комиссию для составления проекта нового Уложения».

К манифесту был приложен и порядок производства выборов, или, как выражалась Екатерина, «обряд» выборов. Депутаты созывались от дворян, от горожан, от казаков, от свободных крестьян и от некочующих инородцев, причем дворяне должны были выбирать по депутату от каждого уезда, горожане — по депутату от каждого города, свободные крестьяне — по депутату от каждой провинции и некочующие инородцы — по депутату от каждого народа провинции. От горожан и дворян выборы должны были быть одностепенные, а от крестьян — трехстепенные, то есть каждый погост избирал особого поверенного, из среды которых избирался уездный поверенный, из которых затем выбирался депутат провинции. Определение количества депутатов от казаков было возложено на их командиров. Депутаты должны были быть не моложе 25 лет, им назначалось жалованье: дворянам — 400 руб. в год, городским депутатам — 122 руб., а остальным — по 37 руб. в год. Депутаты навсегда освобождались от смертной казни, пыток, телесного наказания и конфискации имения, обидевший депутата отвечал вдвое против обычного. Внешним отличием депутатов был значок, который они должны были носить на шее, на нем было написано: «Блаженство каждого и всех». Каждый депутат получал от своих избирателей наказ, составленный комиссией пяти избирателей, о нуждах общества и о тех требованиях, которые оно хотело предъявить правительству. Кроме того, дворянство каждого уезда перед выборами депутата должно было выбрать себе на два года предводителя; этот предводитель должен был занимать между ними первое место; под его председательством происходили и выборы депутата. Точно так же и горожане перед выборами должны были выбрать городского голову, который получал титул «степенного», и под председательством которого избирались депутаты.

Нельзя сказать, чтобы положение о выборах в должной мере соответствовало той цели, которую имела в виду Екатерина. Дело в том, что целые сословия не получили представительства: например, не приглашены были депутаты от духовенства, которое, как-никак, занимало далеко не последнее место в государстве. Не было представителей и от таких групп крестьяне, как дворцовые, экономические (бывшие монастырские) и посессионные (то есть заводские), которых легко можно было приравнять к свободным крестьянам. В сущности, в целях Екатерины важно было присутствие выборных и от владельческих крестьян, так как в комиссии должны были затронуть вопрос об отношении господина к его подданным; но об этом она и подумать не смела, зная общее настроение дворянства. Затем, нельзя не указать на неравномерное распределение выборных внутри сословий и на несоответствие представителей фактическому значению класса. Так, в отношении присылки депутатов были уравнены между собой такие большие города, как Петербург и Москва, с такими захудалыми городишками, как Волоколамск или Новоржев. Так как число городов было более числа уездов, то представителей от городов было больше, чем представителей от дворян. Из общего числа депутатов (564) дворянских было — 161, городских — 208, казацких — 54, крестьянских — 79, иноверческих — 34 и от правительственных учреждений — 28. Следовательно, первенствующее сословие в государстве (дворянство) имело представителей 30%, а горожане — 39%. Впрочем, надо сказать, что городскими депутатами были не только купцы и мещане, но и представители других сословий. Так, от Петербурга депутатом был граф Орлов, а от Москвы князь Черкасов.

Но как бы то ни было, на этот раз общество отозвалось на зов правительства с большей готовностью, чем раньше. Ко дню открытия Комиссии для сочинения проекта нового Уложения в Москву явилось 460 депутатов.

ПРИЧИНЫ ПОПУЛЯРНОСТИ КОМИССИИ В ОБЩЕСТВЕ

Такой успех призыва правительства объясняется условиями, которыми были обставлены выборы и участие депутатов в работах Комиссии. Во-первых, депутаты теперь получали жалованье, так что не было соображений материального характера отсутствовать. Во-вторых, депутаты пользовались почетом и отличием от других людей: они носили особый значок и пользовались своего рода пожизненной неприкосновенностью личности, следовательно, быть депутатом было не только не разорительно, но даже лестно. Затем население отправило депутатов не с пустыми руками, а с требованиями и пожеланиями, которые должны были получить удовлетворение в новом Уложении. Население очень серьезно отнеслось к выработке наказов, и депутаты привезли в Москву более 1600 наказов, из которых 1066 были присланы государственными крестьянами.

ПРИЧИНЫ НЕУДАЧИ КОМИССИИ

Но, несмотря на готовность общества содействовать законодательству, последнее не удалось. Какие же причины обусловливали неудачу?

Прежде всего, нужно указать на трудность задачи, возложенной Екатериной на Комиссию: Комиссии предстояло составить проект нового Уложения, обнимающий собой все стороны законодательства, все отрасли права, причем проект должен был явиться новым во всех отношениях. Русское общество рассматривалось Екатериной как находящееся в первобытной стадии развития, в силу чего ему предстояло дать государственный и гражданский быт. Все предыдущее развитие как бы аннулировалось, и русское государство трактовалось как «tabula rasa», чистая доска, которую предстояло заполнить всесторонним законодательством.

Из каких же источников надо было почерпнуть содержание русских законов? По мнению Екатерины, такими источниками должны были быть непререкаемые правила и истины ее Наказа — с одной стороны, желания и требования общества, выраженные в депутатских наказах, — с другой, здравый рассудок и любовь к отечеству самих депутатов — с третьей. Что же касается действующего права, то Екатерина, разрывая с прошлым и желая заново создать русский государственный и гражданский строй, считала, что им нужно пользоваться лишь как справочным материалом.

Но составить новое Уложение по этим источникам было чрезвычайно трудно.

Прежде всего, Наказ императрицы, значившийся источником законов, по многим вопросам давал не начала законодательства, которые можно было бы развивать, а указывал общие и неопределенные положения или ограничивался простым приведением примеров, не делая никаких выводов. Так, Наказ говорит: «Надлежит установить порядок неподвижный для наследования». Но какой? Ответа на этот вопрос тщетно искать в Наказе. Екатерина, указывая на греческие и римские законы о наследстве, заключает: «Мое намерение в сем деле склоняется больше к разделению имения». Какого же разделения желает императрица: равного или пропорционального? Ведь у нас на Руси до Екатерины имения тоже делились. Довольна она прежним порядком или нет? Или еще пример: «Полезно сделать учреждение об опекунстве», — говорит Наказ. Возникает вопрос: какое учреждение? Екатерина ограничивается указанием на то, что «опека должна быть для малолетних, безумных и тому подобных». Но в России и ранее была опека, и притом не только для малолетних и безумных, но и для расточителей и жестоких помещиков, и правила ее, при всем их несовершенстве, были определеннее правил Наказа. По многим отраслям права Наказ не давал никаких указаний. Например, он совершенно игнорировал всю область гражданского права. По мнению профессора Сергеевича, Наказ Екатерины, который выставлен был ею как главный источник нового Уложения, не обнимал собой и сотой части всей сложной системы права, так что депутатам в сущности было предоставлено работать собственными силами. Таким образом, «непререкаемые правила» Наказа мало годились для практического законодательства.

Вторым источником законодательства были депутатские наказы, но эти депутатские наказы во многом шли в диаметрально противоположную сторону, чем Наказ Екатерины. Я уже говорил вам, что Екатерина отрицательно смотрела на смертную казнь и вообще на строгие наказания, а дворянство в своих наказах, жалуясь на усиление грабежей и воровства, просило отмены ограничения пытки и смертной казни и требовало возвращения к старой практике Уложения, видя в суровых репрессиях единственное средство прекратить-зло. Вопреки мнению императрицы, дворяне говорили, что мягкие законы и гуманные суды непременно приведут к разложению общества и к порче нравов. Такие противоречия депутатских наказов с Наказом императрицы ставили Комиссию в безвыходное положение. Кроме того, Екатерина предупреждала, что ее Наказ не должен иметь предрешающей силы: «Я запретила на оный инако взирать, как единственно он есть, то есть правила, на которых основать можно мнения, но не яко закон, и для того по делам не выписывать, яко закон, но мнение основать на оном дозволено». На деле приходилось наказы, противоречившие Екатерининскому, отсылать назад для исправления. Таким образом, Большой Наказ не только не помогал, но тормозил дело.

Очень много помешала продуктивности работ крайне неудачная организация их в Комиссии и неуменье руководить работами. Легче бы всего правительство достигло своей цели таким образом, если бы оно само при помощи специалистов заготовило проект нового Уложения, а потом предложило бы его депутатам для обсуждения, исправления и дополнения. Но Екатерина пошла совершенно противоположным, более длинным путем. Она поручила составление нового Уложения такому учреждению, которое, по-настоящему, должно было только слушать его и обсуждать. Этого нельзя не считать фатальным недоразумением. Но раз составление Уложения было возложено на многочисленную комиссию, то надо было, по крайней мере, провести разделение труда, организовать, отдельные подкомиссии, поручив им разработку отдельных частей Уложения. Екатерина и пыталась установить это разделение труда, но в высшей степени неудачно: она не освободила от черновой, подготовительной работы общее собрание, и делопроизводство Комиссии пришло в полный хаос.

В силу «обряда управления Комиссии» при большой Комиссии были учреждены 3 частных: 1) дирекционная, 2) экспедиционная и 3) комиссия для разбора депутатских наказов.

Обязанности дирекционной комиссии, как показывает самое название, заключались в общем направлении работ, она должна была предлагать общему собранию организовать ту или иную частную комиссию, и под ее надзором происходили выборы кандидатов в эти комиссии. Затем дирекционная комиссия наблюдала также за деятельностью частных комиссий, которые каждую неделю должны были представлять ей «мемории» о своих работах. Выработанные законопроекты представлялись в дирекционную комиссию, которая смотрела, не противоречат ли они Наказу, После этого законопроекты переходили на рассмотрение экспедиционной комиссии, которая следила за тем, чтобы законопроекты «по правилу языками слога изложены были», то есть отделывала законопроекты с литературной стороны. Третья комиссия по разбору депутатских наказов должна была читать наказы и разбирать содержавшийся в них материал по статьям. В течение занятий Комиссии было организовано 16 частных комиссий для разработки отдельных частей Уложения. Благодаря порядку рассмотрения проектов установилось чрезвычайно сложное и медленное делопроизводство.

Вот каково было нормальное течение дел: каждый вопрос предварительно обсуждался в общем собрании, затем по предложению дирекционнои комиссии поручался частной комиссии, которая, выполнив возложенное на нее дело, передавала его дирекционнои комиссии. Ди-рекционная комиссия цензуровала проект и если была надобность, то передавала его обратно в частную комиссию. Когда дирекционная комиссия кончала свои дела, то проект переходил к экспедиционной комиссии для исправления слога, после чего опять поступал в Большую Комиссию. Таким образом, каждый, вопрос в своей разработке проходил несколько ступеней и притом, как видите, повторявшихся.

Устанавливая такой порядок делопроизводства, Екатерина совершенно не предусмотрела очереди вопросов; поэтому вопросы попадали в Комиссию случайно, без плана, перебивая один другой, результатом чего был полный хаос в делах Комиссии.

Не наблюдалось никакого плана, никакой системы и в организации частных комиссий, которые возникали по личной инициативе отдельных депутатов; благодаря этому по одному вопросу возникало-несколько комиссий. Так, например, когда приступили к вопросу о состояниях, была учреждена комиссия «о разборе родов государственных жителей», мы бы сказали, комиссия о сословиях, и тут же затем образовали комиссию «о среднем роде людей», то есть о горожанах. Наряду с комиссией «о размножении народа и'о домостроительстве» была организована комиссия «о сохранении лесов» — вопрос, входивший в компетенцию предыдущей комиссии. Курьезнее всего то, что, учредив комиссию для разбора депутатских наказов, Екатерина не освободила и всю комиссию от слушания и разбора их в общем собрании. Таким образом, общее собрание не освобождалось от черновой, подготовительной работы.

При такой организации дела работы Комиссии затянулись и не привели к желаемым результатам.

Комиссия собралась 30 июля 1767 года в Москве в Грановитой палате. На первом собрании выбрали 3 кандидатов в председатели, из которых императрица утвердила генерал-квартирмейстера Бибикова. В течение 8 следующих заседаний депутаты читали Наказ императрицы, который произвел на них сильное впечатление, после чего они решили поднести Екатерине титул «премудрой, великой и матери отечества». Вопросу об этом титуле было посвящено целое заседание, что вызвало ироническое замечание Екатерины: «Я велела им сделать рассмотрение законов, а они думают анатомию моим качествам». 12 августа депутаты представились императрице и поднесли ей титул, но она отклонилась от него, говоря, что премудр и велик только Бог, что же до титула матери отечества, то отвечала: «Любить Богом вверенных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимой от них есть мое желание».

Начиная с восьмого заседания, Комиссия перешла к чтению депутатских наказов и убила на это целых 15 заседаний, прочитав 12 наказов. Не дочитав их, она стала разбирать закон о правах высшего сословия — о дворянах; начали читать старые законы, плохо их понимали и потратили на это 10 заседаний. Не кончив этого дела и образовав частную комиссию для разработки вопроса, депутаты обратились к чтению законов о купцах, на что ушло 36 заседаний. Таким образом, до 60 заседаний было убито на чтение наказов и законов; это чтение без голосования, без резолюции, проходило совершенно бесполезно, отнимая у депутатов массу труда и времени. От купеческих наказов Комиссия обратилась к эстляндским и лифляндским привилегиям, на что ушло 11 заседаний.

18 февраля 1768 года Комиссия была переведена в Петербург, где стала заниматься чтением законов о юстиции. Тут депутаты делали свои замечания, которые вместе с проектами законов передавали в Комиссию. Председатель по-прежнему не поднимал вопросов и не ставил их на голосование. Так продолжалось целых 5 месяцев. Не кончив чтение законов о юстиции, депутаты опять вернулись к вопросу о правах благородных, ибо комиссия «о разборе родов госу<