К ХРИСТИАНСКОМУ ДВОРЯНСТВУ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ ОБ ИСПРАВЛЕНИИ ХРИСТИАНСТВА (1520 г.)

Пресветлейшему, могущественнейшему Императорскому Величеству и христианскому дворянству немецкой нации Доктор Мартин Лютер:

Прежде всего, благодать и могущество от Бога, пресветлейшие, милостивейшие, любезные господа! Не по моей нескромности или непростительному легкомыслию произошло то, что я, далекий от державных дел, незнатный человек, решился обратиться к Вашим Высоким светлостям: нужда и притеснения, отягощающие все христианство и, прежде всего, немецкую землю, побуждали не только меня, а и каждого не один раз разражаться стенаниями и взывать о помощи; и сейчас [они] заста­вили меня обратиться с призывом: не захочет ли Бог вдохнуть в кого-нибудь мужество, чтобы он протянул свою руку несчастной нации. (...) Романисты с завидной прытью воздвигли вокруг себя три стены, при помощи которых они до сих пор защищали себя, и никто не смог их реформировать; из-за этого все христианство пришло в ужасный упадок.

Во-первых, если им угрожали светской властью, то они утверждали, что светские законы не для них писаны, более того, что духовное – выше мирского. Во-вторых, если их хотели привлечь к ответственности на основании Священного писания, то они подчеркивали, что никому, кроме папы, не подобает истолковывать Писание. В–третьих, если им угрожали Собором, то они выдумывали, будто бы никто, кроме папы, не имеет права созывать Собор. Так они тайно похитили у нас три розги, чтобы иметь возможность оставаться безнаказанными, и, укрывшись за надежными укреплениями этих трех стен, творили всевозможные гнусности и злодеяния, которые мы воочию видим и ныне.

Попытаемся прежде всего напасть на первую стену. Выдумали, будто бы папу, епископа, священников, монахов следует относить к духовному сословию, а князей, господ, ремесленников и крестьян – к светскому сословию. Все это измышление и надувательство. Они не должны никого смущать, и вот почему: ведь все христиане воистину принадлежат к духовному сословию и между ними нет иного различия, кроме разве что различия по должности [и занятию]. Павел (1 Кор. 12) говорит, что все мы вместе составляем одно тело, но каждый член имеет свое особое назначение, которым он служит другим. И по­этому у нас одно Крещение, одно Евангелие, одна вера: все мы в равной степени христиане (Еф. 4), ибо только лишь Крещение, Евангелие и вера превращают людей в духовных и христиан. Сообразно этому все мы посредством Крещения посвящаемся во священники, как свидетельствует святой Петр (1 Пет. 2): «Вы царственное священство, народ святый». (...)

Поскольку светские владыки крещены так же, как и мы, и у них та же вера и Евангелие, мы должны позволить им быть священниками и епископами и их обязанности рассматривать как службу, которая связана с христианской общиной и полезна ей. И вообще каждый крестившийся может провозглашать себя рукоположенным во священники, епископы и папы, хотя не каждому из них подобает исполнять такие обязанности.

И хотя все мы в равной степени священники, никто не должен ловчить и выдвигаться по своей воле без нашего согласия и избрания, то есть делать то, на что мы все имеем равные права. Ведь то, что принадлежит общине, никто не может, помимо воли и разрешения общины, присвоить себе. И если случится, что кто-нибудь, избранный на такое служение, будет смещен за какие-то злоупотребления, то он снова станет тем, кем был прежде. Поэтому необходимо, чтобы священник у христиан был только должностным лицом. Пока он служит, он возвышается; когда его смещают, он такой же крестьянин или горожанин, как и другие. (...)

Третья стена падет сама собой, если разрушены эти две первые. Ведь поскольку деятельность папы противоречит Писанию, мы обязаны стать на сторону Писания, наказать папу и воздействовать на него в соответст­вии со словом Христовым (Мф. 18). (...) А этого никто не в состоянии сделать лучше, чем светский меч; в особенности потому, что светские владыки так же, как и все, являются христианами, духовенством, священниками, обладающими властью во всех делах, и должны там, где это будет нужно и полезно, беспре­пятственно применять по отношению к каждому власть, данную им Богом. (...)

В университетах также, пожалуй, стоит [провести] глубокие основа­тельные преобразования. Преподавание [должно включать в себя] латинский, [древне] греческий и [древне] еврейский языки, математические дисциплины, историю. [Реформу образования] я возлагаю на знатоков, да она произойдет и сама по себе, если серьезно стремиться к изменениям. И, действительно, от нее зависит очень многое, ибо [в университетах] учится и получает подготовку христианское юношество, благороднейшая часть нашего народа, составляющая опору христианства.

Врачам я предоставляю преобразование их факультетов, юристов и теологов беру на себя и, прежде всего заявляю, что недурно было бы в корне уничтожить каноническое право, особенно декреталии, от первой буквы до последней. В Библии для нас [содержится] более чем достаточно предписаний, как нам поступать в любых обстоятельствах. Таким образом, изучение [канонического права] только мешает [восприятию] Священного писания; к тому же большая часть [канонического] права пропитана корыстолюбием и высокомерием.

И даже если бы в нем содержалось немало полезного, оно, тем не менее, как ему и подобает, должно пойти прахом, ибо папа пленил все каноническое право в «шкатулке своего сердца», так что отныне в нем лишь обман и изучать его бесполезно. Ныне каноническое право [сводится] не к книгам, а к произволу папы и его льстецов. И мы должны признать, что нет более постыдного правления, чем у нас, ибо из-за [нашего] канонического и светского права [жизнь] всех сословий не сообразуется не только со Священным писанием, но и с естественным разумом.

Светское право, помоги Боже, в какую пустыню оно превратилось, хотя оно и намного лучше, искусней, справедливей духовного, в кото­ром, кроме названия, нет ничего стоящего, да и оно, [то есть слово «духовное»], стало включать в себя слишком многое. Воистину, ра­зумным правителям наряду со Священным писанием надо бы воздать должное праву, как говорит святой Павел (1 Кор. 6): «Вы судитесь пред неверными.

[Но] неужели нет между вами ни одного [разумного], который мог бы рассудить между ближними своими?» Мне также кажется что надо отдать предпочтение праву земель и местным обычаям перед имперским общим правом и пользоваться последним только в крайних случаях. И Богу угодно, чтобы каждая земля, имеющая присущие только ей образ и условия жизни, управлялась [на основе] собственного, не слишком обширного права, как она и управлялась до введения этого [имперского] права, без которого и сейчас управляются многие страны. Пространное и слишком замысловатое право, скорее препятствующее, чем способствующее [решению] дел – лишь обуза для людей. Вместе с тем надеюсь, что другие уже обдумали и рассмотрели эту тему лучше, чем я это смог изложить.

О СВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

(1522 г.)

Поскольку весь мир зол, и среди тысячи едва ли найдешь одного истинного христианина, то люди пожирали бы друг друга, и некому было бы защитить женщин и детей, накормить их и поставить на службу Богу, и мир опустел бы. Вот почему Бог учредил два правления: духовное, которое образуют христиане и благочестивые люди при помощи Святого Духа, во главе с Христом, и светское, сдерживающее нехристиан и злых, заставляющее, хотя бы против воли, сохранять внешний мир и спокойствие.

И вот, если бы кто-нибудь захотел править миром по-евангельски, упразднить всякое светское право и светский меч под предлогом, что все–де крещеные, все христиане, среди которых Евангелие не предписы­вает иметь ни права, ни меча, и они вообще не нужны; любезный, угадай, что бы он натворил? Он снял бы путы и цепи с диких, злых зверей, так что они растерзали и перегрызли бы всех. (...)

Таким [людям] нужно сказать: конечно, правда, что христиане ради самих себя не подчинены ни праву, ни мечу и не нуждаются в них; но прежде всего постарайся, чтобы весь мир наполнился христианами, а потом уже управляй по-христиански, по-евангельски. Но этого ты никогда не сможешь сделать. Ведь мир и большинство людей – нехристиане и таковыми останутся, хотя все одинаково крещены и называются христианами. Настоящие же христиане живут друг от друга, как говорится, не рукой подать.

Поэтому невозможно, чтобы христианский порядок распространялся на весь мир, или на целую страну, или на большую группу людей. Ведь злых всегда гораздо больше, чем благочестивых. И заставить целую страну или мир управляться при помощи Евангелия – равносильно тому, как если бы пастух собрал вместе в одном хлеве волков, львов, орлов и овец и позволил каждому свободно ходить среди других. (...)

После этого овцы стали бы сохранять мир, мирно паслись бы и управлялись; но долго так жить они не смогли бы, ибо ни одной из них не осталось бы в живых. Потому-то эти два правления должны усердно разделяться, и оба должны оставаться: одно, которое делает благочестивым; другое, которое создает внешний мир и защищает от злых дел. Ни одного из них недостаточно в мире без другого. (...)

И вот раз меч полезен и необходим для охраны мира, наказания греха и защиты от злых, то христианин охотно подчиняется правлению меча: платит подати, почитает начальство, служит, помогает, делает все, что идет на пользу светской власти, дабы ее не забывали, чтили и боялись. (...)

Ты спрашиваешь еще о том, могут ли стражники, палачи, юристы, адвокаты и прочий сброд также быть христианами и обрести Царствие Небесное? Ответ: если власть и меч – служба Божья, как объяснялось выше, то все это также должно быть Божьей службой, необходимой власти для того, чтобы применять меч. Они должны быть теми, кто бы разыскивал, обвинял, мучил и убивал злых, защищал, прощал добрых, отвечал за них и спасал их. Но это [справедливо] только тогда, когда они не руководствуются своекорыстными интересами, а только помогают закону и власти, посредством которых принуждают злых. [В таком случае] все это не представляет для них опасности и может использовать­ся, как любое другое ремесло, и они могут этим кормиться. (...)

Заметим, что обе части адамовых детей, одна из которых – в Царстве Божьем, возглавляемом Христом, другая – в светском царстве, которым правят власти, как отмечено выше, имеют законы двух видов. (...) Светское правление имеет законы, которые простираются не далее тела и имущества и того, что является внешним на земле. Над душой же Бог не может и не хочет позволять властвовать никому, кроме Себя Самого.

Поэтому, если светская власть осмеливается диктовать законы душам, она грубо вмешивается в правление Господа, соблазняет и портит души. Это мы хотим сделать очевидным до такой степени, чтобы даже наши дворяне, князья, епископы убедились, как безнадежно глупо с их стороны законами и указами заставлять подданных верить так или иначе. Поскольку делом совести каждого является то, как он верит или не верит, – и в этом светская власть не должна никому чинить препятствий,– то она также должна довольствоваться исполнением своих обязанностей и позволить верить так или иначе, как кто может и хочет, и никого не принуждать силой. (...)

Как хороши и справедливы ни были бы законы, все они имеют один недостаток: их нельзя распространить на все без исключения случаи. Поэтому князь должен держать закон в руке своей столь же крепко, как меч, и соизмерять со своим разумом: где и когда нужно применить закон по всей строгости, где и когда нужно смягчить его, так, чтобы разум постоянно превозносился выше всяких законов и оставался высшим законом и лучшим законоведом. Правителя можно сравнить с главой семейства, который, устанавливая распорядок работы и питания для своей семьи, всегда готов к тому, чтобы суметь изменить или смягчить его. (...)

[Князь] должен иметь в виду подданных своих и с этим сообразовывать намерения свои. Но это он сможет сделать тогда, когда все его помыслы будут направлены на пользу и служение подданным. Не пристало ему думать: страна и люди мои, я хочу делать то, что мне нравится; но [ему подобает рассуждать] так: я принадлежу стране и людям, я обязан действовать им во благо. Мне нужно стремиться не к тому, чтобы вознестись высоко и властвовать, а к тому, чтобы охранять и защищать подданных посредством прочного мира.

Но ты скажешь: «Кто же захочет тогда быть князем? Ведь при таких требованиях княжеское звание стало бы самым непривлекательным на земле. С ним было бы сопряжено столь много труда и забот и столь мало веселья. И кто же захочет бросить княжеские увеселения: танцы, охоту, скачки, игры и подобные светские радости?».

Отвечаю: «Мы сейчас учим не тому, как должен жить светский князь, но как светскому князю стать христианином, чтобы и он попал в рай. Кто же не знает того, что князь – редкость в раю. Я говорю об этом, отнюдь не льстя себя надеждой, что светские князья [тотчас же] последуют моему совету. Однако, может быть, найдется кто-нибудь, кто возымеет желание стать христиа­нином и захочет узнать, как он должен действовать. Для меня достаточно, если я укажу, что в общем-то и князь может стать христианином, хотя это случается редко и достигается с трудом.

«А что, если князь, поступает беззаконно; обязан ли его народ следовать за ним?» Ответ: «Нет, потому что против закона не подобает действовать никому; ибо Богу, (который ввел закон), надлежит повино­ваться больше, нежели человекам» (Деян. 5).

«Ну, а если подданные не знают, правы они или нет?». Ответ: «Раз они не знают этого и сами не могут узнать, несмотря на всевозможные старания, то пусть они следуют за князем, не боясь греха».

МЮНЦЕР ТОМАС

Мюнцер Томас (ок. 1489–1525 гг.) – один из видных немецких поборников радикального направления в Реформации, которое было представлено в странах Западной Европы широким спектром различных религиозных общностей, групп и отдельных лиц, стоявших вне новых церквей – лютеранской, цвинглианской и кальвинистской. Мюнцер учился в университетах Лейпцига и Франкфурта–на–Одере, стал церковным проповедником, часто менял места своего пребывания. Он был сторонником Лютера, но отошел от его понимания Реформации и выработал собственную трактовку ряда ее важных проблем.

Мюнцер развивал спиритуалистическое учение о «внутреннем голосе» в человеке, возможность «испытанным в вере» постичь истинный смысл Писания и свершающихся в мире событий. Эти представления сочетались с обличениями власти «безбожных тиранов» – гонителей Реформации, с резкой критикой господ, попов, монахов, нового духовенства («книжников») во главе с Лютером. Мюнцер пророчествовал о близящемся божьем суде и переходе верховной власти, «меча», от правителей ко всей христианской общине (со временем она идентифицировалась у него с массой простого народа).

В обстановке Крестьянской войны в Германии 1524–1525 гг. Мюнцер стал одним из идеологов повстанцев в Тюрингиии после их разгрома князьями был подвергнут пыткам и казнен. Литературное наследие Мюнцера невелико: несколько небольших произведений, литургические работы, переписка. Сферу церковную от области мирских интересов он не отделял, разработанной системы политико–правовых взглядов у него нет, но ряд его принципов стал выражением проблем долгосрочного характера. Таковы его требования радикального преобразования существующих порядков в опоре на народ, защита социальной справедливости на евангелической основе, признание верховной власти за общиной, обоснование права на сопротивление тиранам, ущемляющим свободу реформационной проповеди.

(В. М. Володарский)

Вынужденная важными причинами Защитительная Речь и Отповедь бездуховной, сладкоживущей плоти виттенбергской, которая обманным путем, уворовав Священное Писание, нанесла достойный скорби ущерб несчастному христианству (1524 г.)

(...) И тут тихой сапой является Отец Проныра (ах, какой же сми­ренный!) и уверяет, что я хочу устроить мятеж, как он вычитал из моего послания к горнорабочим. И об одном он говорит, а о другом, важней­шем, умалчивает, а именно о том, что я со всей ясностью высказал перед князьями²: власть меча, как и ключ отпущения, имеет вся община. И на основе текстов (Дан. 7, Откр. 6, Рим. 13, I Цар. 8) я утверждал, что князья – это не господа, а слуги меча. Они не должны действовать так, как им заблагорассудится (Втор. 17), но обязаны поступать по справед­ливости. И потому по доброму старому обычаю, когда идет суд по Божьему закону, народ должен при этом присутствовать (Числ. 15). А почему? Ответ: если власть захотела бы исказить приговор (Ис. 10), то стоящие вокруг христиане должны это отвергнуть, а не стерпеть, ибо Господь воздаст за невинную кровь (Пс. 78). Поистине величайшая мерзость на земле -то, что никто не хочет отяготить себя нуждой бедняка, а сильные мира сего делают, что хотят (Иов. 41). (...)

Смотри же: корень лихоимства, воровства и разбоя – это наши гос­пода и князья. Всякое создание божье они прибирают к рукам. Рыба в воде, птица в воздухе, злак на полях – все должно принадлежать им (Ис. 5). А потом они позволяют распространять среди бедняков заповедь божию и говорят: «Господь повелел – не кради». Но по отношению к ним самим она не действует, ведь они притесняют всех – бедного земледельца и ремесленника, всех обирают, со всех сдирают кожу (Мих. 3). Если кто-либо только руку протянет за самой малостью, его ждет повешение. А Доктор Лжец еще приговаривает – «аминь!». Господа сами поступают так, что бедный человек становится их врагом. Они не желают устранить причины возмущения, но сколько же это может продолжать­ся? А за то, что я открыто говорю об этом, меня ославили бунтовщиком. Ну, что ж!

МЮНЦЕР – АЛЬШТЕДТЦАМ³

Мюльхаузен, 26 (или 27) апреля 1525 г.

Чистый страх божий прежде всего дорогие братья.

Как долго уже вы спите, как давно забыли волю божию! Не потому ли, что, как говорите вы, и Господь забыл вас? Но разве я не твердил вам много раз, что так и должно быть? Бог не может открываться иначе, ибо прежде всего вы сами должны отрешиться от не божьего. (...)

Знайте же, что если вас будет только трое, но трое преданных лишь Богу, ищущих лишь его воли, его имени и чести, то вам не страшна и сотня тысяч. А потому – вперед, вперед, вперед! Час настал!

Поднимайте города и деревни, а особенно горнорабочих и другой честной народ, который пригоден для этого дела! Нам нельзя больше спать!

Вперед, вперед, вперед, пока горячо железо, не давайте остыть вашему мечу, не давайте ему бездействовать! Куйте, бейте по наковальне Нимрода⁴, повергните наземь башню его! Пока злодеи живы, вам не избавиться от страха перед людьми. Невозможно говорить с вами о Боге, пока они властвуют над вами. Итак, вперед, вперед, вперед, пока еще время! Господь идет впереди вас, следуйте же, следуйте за ним!

Т. МЮНЦЕР – ГРАФУ ЭРНСТУ МАНСФЕЛЬДСКОМУ⁵

Франкенхаузен, 12 мая 1525 г.

Послание наставляемому на путь истинный брату Эрнсту в Хельдрунгене.

Сила от силы господа, стойкий страх божий, крепкая опора воли его праведной да будут с тобою, брат Эрнст.

Я, Томас Мюнцер, некогда проповедник в Альштедте, предостерегаю тебя: притязанья твои переполнили чашу! Во имя Бога живого прекрати свое тиранство, свое неистовство! Не сгущай и дальше над собой гнев господень!

Ты начал истязать христиан. Ты пустился на подлости против святой христианской веры. Ты истребляешь своих подданных – христиан Ну–ка скажи, жалкий, ничтожный мешок плоти, уготованный чер­вям, кто сделал тебя государем, князем народа, который сам Господь искупил своей драгоценной кровью?

Ты должен и обязан доказать, воистину ли ты христианин. Ты должен и обязан дать свидетельства твоей веры, как повелевает первое послание Петра, глава 3. Твоим конвоем должна быть одна лишь сущая истина, когда ты выведешь на свет свою веру, чтобы дело твое решила, собравшись в круг, вся община. Ты должен также покаяться в твоей всем очевидной тирании, ты должен признаться – кто же сделал тебя столь дерзким, что ты ко вреду для всех христиан, под христианским именем, стал таким языческим злодеем.

Если же ты уклонишься от ответа и не сможешь оправдаться, я про­возглашу перед всем миром, что все братья без колебаний должны рисковать своей кровью, борясь с тобою, как некогда против турок. Тогда необходимо будет тебя преследовать и уничтожить, и это сделает каждый, кто достаточно усерден. (...)

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Здесь и ниже («Отец Проныра», «Доктор Лжец») речь идет о Лютере, который в «Послании к князьям Саксонии» (июнь 1524 г.) обвинил Мюнцера в намерении использовать против властей кулак, насилие, мятеж.

² 13 июля 1524 г. Мюнцер по повелению герцога Иоганна, брата саксонского курфюрста, прочел проповедь в замке у г. Альштедт в присутствии герцога, его сына – наследного принца и нескольких княжеских служащих. «Проповедь перед князьями» на тему ветхозаветного пророчества Даниила в том же месяце была опубликована Мюнцером.

³ В небольшом городке Альштедт, расположенном рядом с владениями сторонников католической церкви, Мюнцер был пастором почти полтора года и организовал «союз избранных» для защиты евангелизма от гонений.

⁴ Легендарный царь, властитель, по Библии, Вавилона, Аккада и других земель (Быт. 10. 8–12).

⁵ Воинствующий католик граф Эрнст Мансфельдский еще в 1523 г. запрещал подданным приходить на проповеди Мюнцера в соседний Альштедт, принадлежащий саксонскому курфюрсту, и требовал ареста Мюнцера.

КАЛЬВИН ЖАН

Кальвин Жан (1509–1564 гг.) родился в Нуайоне (Северная Франция) в семье юриста, секретаря епископа. После обучения в Парижском университете он получил юридическое образование в университетах Буржа и Орлеана, испытал, живя в Париже, влияние гуманизма и переводчика Библии на французский язык Лефевра д'Этапля. В 1534 г. решительно порвал с католицизмом. Преследования сторонников Рефор­мации во Франции вынудили его бежать из страны, и в 1536 г. он обосновался в Женеве, куда отовсюду, особенно из Франции, стекались спасавшиеся от гонений протестанты. В том оке году Кальвин издал свой главный труд «Наставление в христианской вере», который затем расширял и уточнял вплоть до окончательного текста латинского из­дания 1559 г.

Со свойственным ему даром систематизатора и блестя­щего стилиста Кальвин изложил и обосновал в «Наставлении» свое исповедание веры, взгляд на различные проблемы религии, церкви, обще­ства, государства. Он утверждал новое реформационное вероучение, которое впитало уже накопленный опыт противостояния папству и ка­толицизму, но вместе с тем не принимало многое в гуманизме и люте­ранстве. Влияние Кальвина, теолога и проповедника, после борьбы между различными группами населения Женевы настолько усилилось, что с 1541 г. до кончины он твердой рукой направлял действия магистрата и избиравшихся общиной пасторов. Вопреки теоретическому признанию Кальвином разделения специфических функций церкви и государства, в обстановке постоянной угрозы женевским протестантам в городе установился режим теократического типа с непререкаемым авторите­том Кальвина. Женева славилась особенно строгим надзором за поведени­ем граждан, цензурой книг, систематическими инспекциями частных жилищ, системой доносов, суровыми наказаниями за непосещение церкви, за преступления против веры и нравов. Ослушников изгоняли из города, был совершен ряд казней.

За нетерпимость к инакомыслящим Кальвина прозвали «женевским папой». Вместе с тем в обстановке наступления Контрреформации Женева стала одним из главнейших в Европе и Швей­царии центров сопротивления гонениям на протестантов. Из города по всей Европе расходилась кальвинистская литература с требованиями религиозной свободы и обоснованием права на сопротивление тиранам. Под руководством Кальвина в открывшейся в Женеве в 1559 г. Академии готовились кальвинистские кадры, интернациональные по составу.

В своих трудах, проповедях, учебной деятельности, в советах по прак­тическим политико-правовым вопросам магистрату Женевы и носи­телям власти – своим сторонникам в различных странах Европы Каль­вин постоянно обращался к принципам, изложенным в его основном теологическом труде «Наставление в христианской вере». В его доктрине одно из центральных мест занимает учение о двойном предопределении участи людей Богом: одним – вечное осуждение, другим, избранным – спасение. Никакими усилиями самого человека, без милости Божией, непостижимую волю Бога изменить не/1ьзя. Но фатализм Кальвин решительно отвергает, обосновывая исключительную актив­ность индивида: тот, кто уверен в избранности, готов противостоять любым земным испытаниям, зная, что находится под защитой Бога. Он не боится угроз тиранов, тех, кто отступил от долга правителей руководствоваться Божьим словом.

Политико-правовые взгляды Кальвина – часть его теологии. Сам он предпочитал монархии иной тип правления – аристократию или ее сочетание с демократией, но главным для него были функции любой власти по защите проповеди Слова Божьего и утверждение властями нравственных норм в человеческих делах. Сопротивление тиранам, нарушителям Божьей воли, возлагается не на сам народ, а во избежание бунта на должностных лиц, избранных народом. Принципы подхода Кальвина к решению политико-правовых проблем ясно раскрываются в его размышлениях о законе.

(В. М. Володарский)