Впрочем, выбирать не приходится. Скорее бы разбить

палатки,разжечь костер и (ох, не говорите!) сварить; что-нибудь.

Но тутво всей своей неизбежности и суровости вступает в силу очередной закон стоянки: байдарки должны быть вытащены. (Устали ведь!) Должны! (Да

что с ними случится?) Быть!! (Привязать и все...) Вы­тащены!!!

Законоотступников, пытавшихся обойти это правило, не счесть. И ни один из них не закончил свою байдароч­ную жизнь счастливо. Летом они сидят в пыльных городах либо влачат жалкое и постыдное существование «пижамников» в Гантиади и терзаются запоздалыми раскаяниями. Но никому не дано преступать закон, и об этом должен помнить каждый!

Оставить байдарку на плаву, только лишь привязав ее? Это, конечно, удобно. Куда удобнее, чем тащить мокрое, отяжелевшее судно, оступаясь в склизкой прибрежной тине либо наступая в темноте всей своей 110-ки­лограммовой тяжестью (70 килограммов законного ве­са+40 килограммов байдарки) на острый камень. И привязать байдарку можно. Так пятьдесят пять раз вы и поступите. И будете довольны. Довольны сверх нормы. Ибо если и есть что-либо в походе неприятного, так это вытягивание байдарок. Но в пятьдесят шестой раз байдарка отвяжется (сама собой!) и сплавится ночью на тридцать девять километров, пока не натолкнется на мост, где ее утром обнаружат ликующие мальчишки, которые, ошалев от неожиданного и бесхозного дара, быстро доведут лодку до кондиции.

Впрочем, если даже вам повезет, и байдарка окажется кроткого нрава и будет стоять на приколе, то мальчишки найдутся и не за тридевять земель. Они придут назавтра спозаранку, когда весь лагерь будет спать крепко и без­мятежно. Увидя покачивающиеся на воде байдарки, хлоп­цы сначала замрут в изумлении, затем несмело подойдут поближе, затем, все еще робея, заберутся в лодки.

Первая байдарка затонет самым простым образом — «кильнется». Правда, произойдет это на довольно глубоком месте. Но зато вам суждено испытать бурную радость, когда вы ценой семичасовых изнурительных спасатель­ных работ вытащите байдарку и убедитесь, что она цела и невредима.

Вторая байдарка тонет более трагически. Потыкав пальцем в байдарку, Петька высказывает смелое предполо­жение, что она резиновая. Вовка, тоже ткнув в борта,

высказывает не менее смелое предположение что она сработана из особого «гнучего» металла. Спор разрешает Гришка, который, в свою очередь, ткнув в байдарку, точно определяет, из какого материала она сделана «Барахло!» Но, в отличие от своих коллег, Гришка тычет в бай­дарку раскрытым ножиком. Хлопцы из байдарки успевают выскочить и исчезают мгновенно и неслышно. Известным утешением в данном варианте является то, что байдарка тонет в неглубоком месте, откуда достать ее в общем нетрудно...

Только очень желчный человек упрекнет мальчишек в злом умысле. Потому что надо быть бесчувственным и пре­дельно нелюбознательным, чтобы не проявить интерес к таким чудным лодкам. Нет, мальчишкам нельзя бросить и слова упрека.

Но подумайте сами, будет ли вам от этого радостнее?

Существует еще с полдесятка причин, из-за которых намерение оставить байдарку на плаву должно квалифи­цироваться как недопустимое легкомыслие. Внезапный ночной ливень, грозящий затопить байдарку далеко не самая опасная из них. Но перечислять их, по-видимому не стоит, ибо непреложность и этого закона очевидна'

Следующий закон стоянки легок и необременителен. Именно поэтому о нем часто забывают. Потом жестоко раскаиваются. Но затем забывают о нем снова. И вновь мучаются угрызениями совести. Только приходящая со временем Высшая Байдарочная Мудрость делает соблюде­ние этого закона рефлекторным. А он всего-навсего гласит: осмотри стоянку перед уходом.

Мудрые байдарочные аксакалы твердили вам об этом законе едва ли не чаще, чем о всех остальных. И тем не менее после первой же стоянки вам приходится грести четыре километра против течения и против ветра потому что обнаруживается: забыта высушенная и тщательно упакованная палатка (всего-то!). Причем благодетель обнаруживший эту пропажу, не может нахвалиться своей проницательностыо и все время повторяет: «То-то я чув­ствую, что сидеть мне неудобно!..»

На другой стоянке вы забываете висящие над костром котелки. На этот раз пропажа обнаруживается лишь на дневной стоянке. Идти вверх по течению сил нет ни­каких. Поэтому назначенная Адмиралом Жертва будет продираться по прибрежному кустарнику часа три до стоянки и четыре часа обратно — до места остановки. К счастью, котелки уцелели, но день безнадежно испорчен. Да тут еще Кок портит оставшимся настроение, злорадно расписывая, как весь походим придется питать­ся гречневой крупой и сырой рыбой.

После того как гонец возвращается с котелками, Адмирал проводит летучее совещание, тезис которого односложен и убедителен: не будете осматривать стоянку перед уходом — убью!

Адмирал оказывается клятвопреступником уже на сле­дующий день, когда выясняется, что забыта сетка с овощами. На этот раз Адмирал запрещает возвра­щаться, и уху приходится варить на макаронах.

Только тут участники похода начинают постигать Высшую Байдарочную Мудрость (пока, увы, лишь ее азы). И отныне перед уходом каждую стоянку внимательно ос­матривают. Теперь забываются лишь самые мелкие пред­меты: ложки, ножики, плавки. Но с такими потерями можно мириться...

Впрочем, есть один предмет, который, неизвестно почему, навеки отмечен печатью проклятия и который будет неизбежно забыт, даже если в походе участвуют байдарочные академики. Да, вы знаете о мистических свойствах этого предмета. И рассказываете о его подлых особенностях в первую очередь новичкам. Но рок сильнее даже Мудрости байдарочника с десятилетним стажем. Предмет этот будет забыт не раньше второй стоянки (это у неопытных саложат), но уж никак не позже восьмой (у байдарочных зубров). Впрочем, бывают случаи, когда умудренный байдарочник забывает его на третьей или даже второй стоянке, но уже никогда не удавалось даже самому осмотрительному новичку продержаться долее четвертой.

Речь идет о байдарочном чехле. Вы его забудете с роковой неизбежностью, противиться которой не сове­туем. Один изворотливый и воображающий себя предель­но хитрым байдарочник решил бороться с этим законом, прихватив запасные чехлы. Первый комплект он забыл на второй стоянке, запасной комплект продержался у него до седьмой. Теперь это самый скромный из всех байдарочников, страдающий к тому же комплексом неполноценности.

Приверженцы телепатических и астральных явлений найдут здесь богатую пищу для размышлений, и мы им эту пищу охотно уступаем, потому что ломать голову над причинами столь упрямого поведения байдарочных чехлов мы давно отказались, ибо знаем: все равно придет.

КОСТЕР

На 114-й странице одного почтенного издания, в кото­ром собраны сливки туристской мудрости, сказано веле­речиво, но зато категорически и лаконично: «Костер — приспособление для согревания туристов, приготовления пищи и высушивания промокшей одежды».

Даже убежденный прагматик, прочтя это определение, рискует нажить стойкое отвращение к туризму. Потому что согреваться, обсушиваться и питаться можно и дома.

Если бы был объявлен конкурс на лучшую туристскую эмблему, сомнений нет — такой эмблемой стал бы костер. Костер, и только он! Потому что... Впрочем, разве вы сами не понимаете почему?!

Итак, костер — эмблема, символ. А символ надо чтить, символу надо поклоняться.

Жрецом костра на протяжении похода является Костровой. На его... нет, не плечи, на его колени ложится обширный круг обязанностей. И действительно, Костро­вой, за исключением немногих минут сна и тех, по его мнению, совершенно пропащих, часов, когда надо куда-то и зачем-то плыть, проводит все время перед костром на коленях, изредка дуя в него и большей частью о чем-то интимно перешептываясь с ним.

В течение всего похода Костровой высокомерно иг­норирует красоты ландшафта, оценивая его лишь одной меркой: есть ли на окружающих "берегах горючие предметы и сколько их. При выборе стоянки Кострового совер­шенно не интересует удобный подход к берегу, его не пугает нависшая плотной пеленой комариная стая, он не смущается близким соседством скотного двора. Даже шур­шащие в высокой траве подозрительные змеи ему не поме­ха. Какие там змеи, когда здесь в изобилии разбросаны сухие сосновые ветки!

Идеальной для Кострового является река, ровные берега которой украшают сложенные аккуратными штабе­лями сухие ветки и щепки. Причем мелкие сложены отдельно.

С чего начинается костер? С выбора места. И если стоянка тесна и неудобна, то костру, как любимому

и капризному детищу, отдают самый лакомый кусок.

С видом средневекового рудознатца и чуть ли не осеняя себя и стоянку крестным знамением, Костровой от­решенно бродит по площадке и, пробуя почву палкой, бормочет:

— Нет, здесь Ему будет нехорошо. Этого Он не любит. И этого тоже. А вот тут, будем надеяться, ему понра­вится.

Все остальные члены группы, не смея выказывать признаков нетерпения, ждут, когда же наконец Ему будет определено место, ибо вся планировка лагеря «отталкивается» от костра. Остановив выбор на одном ему понят­ном бугорке, Костровой бухается на колени и в такой позе (голова и спина внизу, а все остальное наверху) остается вплоть до отхода ко сну.

Костер должен быть расположен не высоко, не низко, не далеко, но и не близко. Свет от костра должен осве­щать по возможности все палатки, дым от костра должен разгонять комаров на всей стоянке, а тепла его должно хватить на всех членов группы плюс два котелка. Но плохо, если искры от костра, не успев «погаснуть на лету», доберутся до палатки. Скверно, если дым будет душить не только комаров, но и туристов.

Да, свод правил выбора места для костра — это наука. Но применение их на практике — искусство!

Прежде чем возжечь костер, Костровой укрепляет стойки для котелков. Классический способ (две рогатины с положенной на них перекладиной) следует признать, во-первых, антиэкологичным, так как он предполагает уничтожение на каждой из стоянок минимум трех свежих ветвей (сухие для стоек не подходят); во-вторых, малопрактичным, поскольку на берегах давно уже не осталось пригодных для этой цели деревьев; в-третьих, не отвечающим уровню технического развития современной цивилизации.

Опытный Костровой задолго до похода, презрев слу­жебные дела и домашние заботы, с головой уходит в кон­струирование сложной сборно-разборной металлоконструк­ции, главной деталью которой служат цепляющиеся друг за друга крючья: с их помощью можно регулировать высоту подвешивания котелка над огнем.

Впрочем, сверхновые достижения в костровой науке показывают, что можно обойтись и вовсе без стоек и па­лок. Две П-образные проволоки (которые при необходимо­сти, кстати, используют в качестве подставок для шампуров) втыкаются прямо в землю, между ними подвешива­ется котелок. Неоспоримое преимущество этого крепле­ния «с низкого старта» заключается в том, что полный пятилитровый котелок можно вскипятить тремя щепками в течение десяти минут. В обычном же «рогатинном» варианте на это уходит полчаса и, главное, вдесятеро больше топлива.

Но прежде все же костер надо разжечь. О том, что костер в походе следует разжигать с од­ной спички, знают все. Знают и то, что растратчик, кото­рый губит на разжигание костра две спички, недостоин называться туристом вообще и туристом-байдарочником в особенности.

Нам очень хотелось бы узнать, как впервые была пущена легенда об умельцах, вызывающих костер к жизни одной спичкой! Как все легенды, она, гиперболизируя воз­можность человека, обладает громадной притягательной силой. Поэтому мы не только не станем отговаривать вас от благих попыток возжечь костер одной спичкой, а, напротив, будем призывать вас: дерзайте! Прав был Станислав Ежи Лец, заявляя: в наше время, когда осуществлены самые смелые мечты, настало, время и для несмелых.

Имеется, впрочем, по крайней мере, два средства резко сократить расход спичек. Кто-то спешит высказать догад­ку: керосин! Что ж, попробуйте взять с собой в поход бутылку с керосином... Спустя два часа после старта останется лишь один предмет, который не будет едко пахнуть горючим, — руль. Через три часа запах керосина, правда, почти исчезнет, но лишь потому, что керосин будет впитан продуктами. После этого вы вынуждены будете бросить курить, ибо даже от сгущенного молока из только что вскрытой банки будет нести, как от бензоколонки, стоящей на бойком месте. Нет, керосин не подойдет!

Очень, очень хорош для этой цели «сухой спирт», или, как его сейчас во избежание нездоровых ассоциаций именует торговая сеть, «сухое горючее». К сожалению, этот продукт занимает по гигроскопичности первое место во всей химии. Сохранить его в сухом состоянии даже при соблюдении всех мер предосторожности почти невозможно. Кроме того, добрая половина запаса «сухого горючего» обычно бывает выброшена нервным Адмиралом в речку на первой же стоянке после того, как он, нащупав «горючее» в темноте, «заправляет» им кружку отменно заваренного чая. Адмирала вводит в заблуждение тождественность формы рафинада и кубиков «спирта».

Вот почему не остается, к сожалению, ничего лучше варварского способа: интенсифицировать горение с по­мощью бумаги. Многочисленные опыты показывают, что для этой цели более всего подходят книги с описаниями маршрутов, по которым вы идете, поскольку, мягко говоря, приблизительность описаний, приведенных в этих книгах, станет вам очевидной после первых километров, пройденных по реке (см. об этом подробнее в разделе «Карты»).

Когда первый несмелый огонь от старых газет и бума­ги охватывает тоненькие сухие веточки, наступает самый ответственный момент. Именно здесь решается вопрос, быть или не быть костру. Поэтому не торопитесь забрасы­вать едва теплющийся огонек дровами. Это новорожден­ное детище пока что нуждается в строгой диете. Лишь спустя положенное время, когда дитя подрастет и заявит о себе веселым треском и фейерверком искр, кормите его до отвала. А аппетит у него, как говорится, дай боже...

Вот почему запас топлива истощается прежде, чем у Кострового перестает болеть поясница, и он вынужден отрывать занятых людей от дела, посылая их рыскать по берегу в поисках хвороста.

Несколько полезных советов. Мокрые дрова в принципе разжечь можно, но это, во-первых, трудно, а во-вторых, для этого надо иметь сухие дрова. Последнее отнюдь не парадокс, ибо только в очистительном пламени сухих дров высохнут и загорятся мокрые. Вот почему рекоменду­ем спрятать на ночь хотя бы одну охапку хвороста под полог палатки. Если вам жалко делить свое ложе с топливом, можете заботливо укутать его пластиком. Но не оставляйте топливо на ночь без присмотра. Если ночью и не будет дождя, то обильная роса сделает свое «мокрое дело».

Снимаясь со стоянки, не поленитесь залить костер двумя котелками воды. Помните, что даже основательно погаснувший костер хранит в себе скрытые возможности по части возгорания.

ПИЩИ ВАРЕНИЕ

Туристско-мемуарная литература настолько забита описаниями божественного вкуса похлебок, пропахших горьковатым дымом и оттого, конечно, еще более вкусных, что за одно упоминание о трапезе вокруг костра под крупными звездами над сонно плещущейся рекой следует штрафовать, как за переход улицы на красный свет с за­ранее обдуманным намерением.

Вот почему мы не станем воздействовать на слюнные железы поклонников французской кухни, описывая по­следние достижения в этой области. Оставим подобную гастрономическую лирику гурманам-поэтам и сразужеприступим к сути дела.

Нам придется начать с сурового,но точного и исчер­пывающего языка математики.

На первый взгляд, наличный набор продуктов не оставляет места для фантазии повара. Но в данном случае фантазии как раз и не нужно. Предположим, что у вас имеется девять разновидностей продуктов. Оказывается, если комбинировать их в различных сочета­ниях от двух до девяти, то можно приготовить 256 (две­сти пятьдесят шесть!) различных блюд. Даже если исклю­чить некоторые не очень пригодные сочетания (например, соль + вода, соль + сахар + вода), все равно остается такой внушительный ассортимент блюд, перед которым меркнет меню ресторана «Метрополь».

Отсюда следует, что первым качеством Кока должно быть более или менее свободное владение элементами алгебры.

Второе качество, которым должен обладать Кок, — это смелость в сочетании с некоторой долей здорового на­хальства. Действительно, в обычных, то есть непоходных, условиях никто не решится предложить вниманию питающейся публики комбинацию «перловка + корица + то­матная паста». Но если утром Кок объявит, что в ознаме­нование... (в ознаменование чего именно — см. раздел «Туристские праздники») народонаселению предлагается необыкновенное блюдо, каковое он примется стряпать с величайшей таинственностью, то, ручаемся, публика будет есть означенную комбинацию, славословя необыкновенное искусство Кока.

Если Кок не очень уверен в себе либо группа попалась необыкновенная, можно подсадить в публику клакера. Для этой цели более всего подходит Юнга, ко­торого следует подкупить разрешением в течение трех дней облизывать крышки открываемых банок со сгу­щенкой.

Третьим качеством Кока должна быть непоколебимая уверенность в себе. Пусть с первых же дней похода его участники проникнутся сознанием того, что поварская служба — самая каторжная и в то же время самая квалифицированная. Это мнение следует изредка подкреп­лять. Для этого лучше выбрать момент, когда какой-нибудь зарвавшийся или зажравшийся (эпитет хотя и гру­бый, но в данном случае, несомненно, верный) турист, отведав очередную комбинацию, робко заявляет:

— Братцы, а каша-то сегодня не того... не тянет...

Коку надлежит тотчас же отреагировать следующим образом, психологическая действенность которого гаранти­руется:

а) отставить миску с едой;

б) скорбно опустить уголки рта;

в) тяжело подняться;

г) неторопливо (неторопливо!) подойти к Адмиралу;

д) молча (молча!) протянуть ему поварской жезл — поварешку;

е) спросить, на какую должность ему надлежит перей­ти с сего мгновения.

Не стоит говорить, что следующие десять минут прой­дут в нестройных, но очень громких заверениях о со­вершеннейшем к нему, Коку, почтении и уважении. Критика, дерзнувшего усомниться в ультрапревосходнеиших качествах приготавливаемой Коком пищи, подвергают остракизму, и незадачливый вольтерьянец на недельный срок переводится на самую грязную и унизительную ассенизаторскую работу: закапывание пустых банок и кар­тофельных очистков при снятии со стоянки.

Было бы неверным, однако, считать, что авторитет Кока может держаться только на режиме подавления. Нет, время от времени он действительно должен поражать народ чем-то совершенно необыкновенным и вкусным.

Приведем некоторые рецепты.

Луковый суп «паризьен». В кипящую воду засыпаются мелко нарезанные плавленые сырки (на один литр воды полтора сырка), которые при интенсивном перемеши­вании полностью растворяются. Затем в следующей последовательности добавляются: вермишель (немного), тушенка (много), томатная паста (немного) и соль (по вкусу). Суп готов. Единственный недостаток этого блюда — его всегда мало. Да, в супе нет лука, но, как говаривал один из героев О'Генри, вовсе не обязательно, чтобы из подмоченных акций текла вода. Впрочем, если у вас есть лук, то добавляйте его, предварительно поджарив на подсолнечном масле (в данном случае сало исключа­ется!).

Гусь на вертеле. Это блюдо обычно предлагается на завершающей трапезе по случаю окончания похода. Гусь покупается в близлежащем селе.

Гуся необходимо тщательно ощипать, выпотрошить, разрезать на куски и хорошенько обжарить на сковороде. Подрумянившегося гуся нанизать на вертел (шампуры) и подавать к столу. Внимание! Не вздумайте обжаривать гуся, нанизанного на вертел целиком. Здравый смысл и общая теория теплопереноса показывает, что невозмож­но целого гуся равномерно поджарить и снаружи и изнутри. Описания подобной операции (да еще совершаемой над цельными бычьими тушами) в романах из старинной жизни следует отнести за счет безответственности их авторов.

Ленивые вареники с вишнями. Если ваш маршрут пролегает по вишневым местам, грешно отказаться от мысли приготовить вареники с вишнями. Однако именно эта мысль и приводит в трепет Кока, поскольку участников экспедиции восемь, и каждый из них (не исключая страдающего печенью боцмана) съедает по восемнадцать вареников (больной боцман съедает их гораздо больше).

Налепить вареников на эту прорву невозможно! Но тут отлично сработает модификация этого блюда, называемая «ленивой». В кипящую воду засыпают вермишель, добав­ляют соль и необходимое количество (не менее одной банки, но и не более шести) сгущенного молока, затем всыпают вишню, лучше — очищенную от косточек, но мож­но и с таковыми (вареники-то ленивые!). Вишня кла­дется в строгой пропорции: чем больше, тем лучше.

Праздничное пирожное. Банку со сгущенным молоком кипятят в течение трех часов. Затем воду выливают (хотя кипятили банку долго, но особенного навару с нее вы не получите), банку охлаждают, вскрывают, намазывают образовавшийся чудный крем на сухие хлебцы, сверху украшают любыми ягодами.

Суп «фантази». Готовится в самый последний день похода. Технология его необыкновенно проста. В котелок ссыпаются все (все!) остатки из всех (всех!) мешочков, добавляется вода, и все это кипятится в течение часа. Варево получается на удивление вкусное.

Приятного аппетита!

ДНЕВКА

Есть туристы, настолько сжившиеся со своей байдар­кой, что даже восемь часов ночного сна, проведенного вне ее, причиняют им боль. Они готовы делать 70-километровые переходы, отказавшись от остановок в пути и ночлега, чтобы только не разлучаться со своей «старой посудиной» (так они называют байдарку). И послушали бы вы, сколь­ко трепетной и нежной любви вкладывают они в эти суровые слова!

На стоянке они ставят палатку рядом с вытащенными на берег байдарками, чтобы иметь возможность несколько раз за ночь проведать свою верную подругу. Костер они тоже пытаются развести возле байдарки (наверное, чтобы она согрелась). Короче, они относятся к ней, как к нежно любимому живому существу. Но кто посмеет упрекнуть их в этом!..

Один наш приятель даже укладывал байдарку вместе с собой в палатку, не забывая на ночь заботливо натереть ее лосьоном «Ангара».

Что ж, возможно, он слегка перебарщивал. Но разве суть в этом?!

В мире есть только одно слово, одно понятие, спо­собное отвлечь этих неистовых фанатиков, заставить их на время расстаться со своими любимцами. Слово это — «дневка».

Есть люди, которые на вопрос «ваше представление о туристском счастье?», не задумываясь, отвечают: «Борьба с трудностями! Преодоление препятствий!» Они готовы день и ночь штурмовать пороги, мчаться по бурунам и стремнинам, шагать по пояс в белой пене, вынося из потока вещи и людей. Их радуют шквальный встречный ветер и волны, швыряющие им в лицо пригоршни брызг. Их веселят грозы и штормы, тайфуны и цунами... День, проведенный спокойно и безмятежно, они считают потерянным, а остановки и стоянки — неизбежным злом. Слово «трудный» применительно к маршруту для них — синоним слова «хороший» и антоним слова «бездар­ный». Соблазнять их тихими радостями безмятежных, неторопливых рек — напрасный труд.

Завлеченные силой или обманом на тихую реку, они страдают сами и отравляют жизнь окружающим. Они обдают презрением препятствия, которые среднему туристу кажутся значительными. Они терроризируют спутни­ков рассказами о водопадах, по которым они спускались сами, и о камнепадах, которые спускались на них, о плотинах и лавинах, о градинах величиною с яйцо страу­са и о шторме сплошь из девятых валов...

Трудно чем-то отвлечь и увлечь этих людей, невозмож­но переубедить их. Но есть слово, распахивающее двери в их огрубевшие сердца. И это слово — «дневка».

Есть, наконец, и гораздо более распространенная разновидность туристов, для которых дневной переход, прохождение маршрута, преодоление препятствий — не самоцель, а лишь прелюдия к главному — к привалу, вечернему костру, туристской трапезе и песням над тихой рекой, уюту палатки, луне, мирно сияющей над спящими на берегу байдарками, плеску рыбы в темной реке и таинственным голосам ночных птиц. Надо ли говорить, что для этих людей слово «дневка» имеет не меньшую притягательную силу!

Итак, дневка желанна всем. И заслужена всеми, ибо добраться до нее не так уж и просто: между двумя дневками неизбежно лежит отрезок в несколько ходовых рабочих дней. Зато значит она гораздо больше, чем просто день отдыха. В нее вмещается и праздник, и воскресник, спортивный фестиваль и гипнотерапия, бал и маскарад.

У каждого члена экспедиции с дневкой связаны свои планы и надежды. Рыболов собирается наконец-то найти достойное применение своим многочисленным снастям и разом покончить с шуточками на свой счет. Коку снятся деликатесы, которые он обнаружит в близлежащем селе, и пир, какой он закатит после их приобретения (на нем будет все, до блинчиков включительно!). Женщины готовят великую демонстрацию моделей, стирку, штопку и починку, дети — не менее великую порчу и загрязнение. Адмирал тайно лелеет мечту точно установить место свое­го пребывания и сообщить об этом миру с ближашего телеграфа. Следопыты жаждут отыскать «следы невидан­ных зверей», грибники — заросли грибов. Спортсмены пла­нируют разыграть первенство лагеря по бадминтону, а флегматики — просто выспаться.

Чтобы удовлетворить потребности всех участников, дневка должна отвечать некоторым требованиям, причем все требования, предъявляемые к стоянке (см. раздел «Стоянка»), имеют законную силу и для дневки, но сверх того она должна обладать и другими достоинствами.

Главнейшим среди них является ее заповедность. Же­лательно, чтобы лагерь был разбит в месте, где еще не ступала и на протяжении двух ближайших суток не ступит нога человека. Это простое требование бывает довольно трудно осуществить. И не только потому, что следы людей вы легко обнаружите в самых диких местах, но и потому, что оно вступает в явное проти­воречие с необходимостью иметь вблизи места дневки деревню с магазином, почтой и телеграфом.

Остается одно: найти участок берега, отгороженный от всего мира непроходимыми горами. Если таковой най­дется, то интересы всех будут соблюдены. Кока в его стремительном порыве к магазину не в состоянии задер­жать даже горы, а у остальных они создадут прочную иллюзию оторванности от мира.

Не менее важно и такое качество дневки, как неповто­римость. Имеются в виду черты специфические, присущие только ей, которые врежутся в память навсегда. Например, близкое соседство с крупным муравейником или с поселением земляных ос. Неплохо запоминается и наличие неподалеку ржавого болота или ароматизированных сероводородных источников. Добрую память ос­тавляют по себе комары, змеи и ядовитые членистоногие.

Но, конечно, при всем при том к самым неизгладимым относятся не острые ощущения, не экзотика. Не умом, но сердцем запомните вы тихий плес у вашего лагеря, соловьиную ночь, чуткую тишину уснувшего леса и первые лучи солнца, сначала робко, а потом все победительней вырывающиеся из-за густых кустов. Именно это будет вам сниться долгими зимними ночами, именно от этого будет замирать сердце при слове «дневка», и именно это неудержимо повлечет вас в следующий туристский по­ход, невзирая на все семейные, административные и другие обстоятельства.

Чтобы дневка не потеряла своей притягательной силы, она не должна быть явлением слишком частым: не более трех дневок на двухнедельное путешествие. Если их будет больше, то возникнет угроза превращения похода в посто­янно действующий лагерь со всеми издержками оседлого поселения. Не возражая против такой формы отдыха в принципе, мы вынуждены, тем не менее, заявить, что к туризму она не имеет ровно никакого отношения.

Предполагаемые дневки лучше разметить заранее, еще до выхода на маршрут. Соберитесь в один из вечеров у карты избранной вами реки, вооружитесь справочниками, путеводителями и описаниями, обсудите все возможности и нанесите на карту три или четыре красных крестика в наиболее подходящих для дневок местах. Эта работа не пропадет даром. Во-первых, вы будете иметь возможность еще раз сравнить желаемое и сущее и помянуть добрым (или недобрым) словом справочники и описания. Во-вторых, если совершенно случайно хотя бы один из ваших крестиков окажется вблизи места, действительно пригодного для дневки, вы сможете, скромно опустив глаза, сказать: «А что я вам говорил?» — и предоставить окружающим оценивать ваш гениальный дар провидца.

Дневка должна быть такой, чтобы вам было жаль уезжать с нее, чтобы вы оставляли на ней частичку вашего сердца (о части вашего имущества можно не упоминать — она останется там непременно). Как этого до­биться? Прежде всего не жалейте труда. Чем больше вы его вложите в оборудование дневки, тем милее и памятнее для вас она будет. Не потому ли туристы ищут заповедности, тщательно избегая уже освоенных кем-то мест?..

Выройте яму для костра, сделайте водоотводные кана­лы и земляную лестницу на подъеме от реки к лагерю, вройте шест для флага экспедиции, сколотите навес для байдарок, стеллаж для весел, кладовую для продуктов, сушилку для мокрых вещей, выкопайте колодец и оградите место дневки забором. Можете не сомневаться: вы ее не забудете никогда. А если к тому же вы проведете ирригационные работы по осушению соседнего болота, углубите дно реки и выпрямите ее русло, то расстанетесь с ней только для того, чтобы в ближайшее время вернуться обратно.

Рукотворность и есть третье и, наконец, важнейшее качество дневки. Оно целиком зависит от самих туристов, следовательно, неизбежен вывод: не бывает плохих мест, бывают лишь плохие туристы.

Несколько слов о дневках вынужденных. Они совсем не обязательно должны быть плохими, хотя стена дождя, окружающая палатку, может незыблемо стоять несколько дней. Мир такой дневки предельно сжат и сводится, пожалуй, к единственному развлечению: просматриванию туристских сновидений. Но разве это так уж плохо?

Вынужденная дневка, вызванная дождем, может по­дарить и более острые ощущения. Например, разжигание костра. Как бы тщательно вы ни упрятывали дрова в свою палатку и даже в свой спальный мешок (см. раздел «Костер»), разведение огня под дождем все равно останется увлекательнейшим делом (правда, не столько для Кострового, сколько для зрителей, наблюдаю­щих за его усилиями из палаток и охотно и совершенно безвозмездно дающих советы).

Вынужденная дневка может быть и заповедной, и не­повторимой, ибо стихийное бедствие вполне может заста­вить вас разбить лагерь в таком месте, где и «черный ворон не пролетывал, и серый волк не прорыскивал». И память о нем не сотрется. Но уже через несколько часов после окончания дождя, когда первая байдарка скользнет на воду, эта самая память окрасится в тона светлые и лирические. Стоит ли доказывать, что по мере удаления от дневки она будет становиться все ближе и все лучше? И если туристы редко возвращаются на былые ме­ста, то вовсе не потому, что им этого не хочется. Просто их ждут новые реки и новые маршруты, а значит, и новые дневки.

ДОКУМЕНТЫ ЭКСПЕДИЦИИ

Удовольствия байдарочного похода отнюдь не заверша­ются в день окончания маршрута. Нет, они длятся, пере­ходя в новое очень приятное качество — воспоминания.

Большей частью туристы распоряжаются воспомина­ниями с преступной расточительностью. Спустя несколько

месяцев, собравшись одним дождливо-осенним днем, они расшвыривают воспоминания, вспоминая все одновремен­но, наращивая с каждой минутой эмоции и децибелы. Приятель, случайно забредший на туристско-мемуарный огонек, покидает его, так и не поняв, где именно Кок в минувшем походе запорол кашу — перед Гадячем или под Брянском. И не то беда, что Гадяч и Брянск никак не сводятся на берега одной водной артерии, потому что первый украшает полтавскую речку Псел, а второй стоит на Десне. А то худо, что и сами участники похода начинают сомневаться, шли они в этом году по Птичи или нет. Потому что Шамары, о продуктовых прелестях которых весь вечер глухарино токовал Завхоз, находятся на уральской речке Сылве, а вы до сих пор считали, что минувшее лето путешествовали по Белоруссии.

Нет, от котла воспоминаний следует вкушать с поняти­ем, умеренными, даже скупыми дозами.

Если вы хотите день за днем вновь пережить все перипетии минувшего похода, извольте вести дневник. Только он обеспечит вашим воспоминаниям неукоснительную последовательность и строгую достоверность. И только. дневник сослужит хорошую службу грядущим поколениям байдарочников, которые куда доверчивее отнесутся к доку­ментам, нежели к зыбким устным преданиям байдарочных предков.

Та настойчивость, даже назойливость, с какой мы убеждаем вести дневник, несомненно, наведет читателя на мысль, что здесь что-то не то. И, честно говоря, он будет прав. Потому что вести походный дневник — дело, тре­бующее незаурядного мужества и редкой силы воли.

Документальным, именно документальным (лирику ос­тавьте дневникам иного сорта), походный дневник может быть лишь при одном условии: его надо заполнять ежедневно. На следующее утро вчерашние происшествия уже подернутся пеленой недостоверности, а еще через день, под обрушившейся на вас лавиной событий, вы забудете не только число и длину обносов, но и коли­чество и качество трапез.

Поэтому сегодняшняя страница дневника должна быть заполнена именно сегодня. А сегодня в переполненном многочисленными обязанностями и многотрудными хлопо­тами дне у вас имеются только минуты у вечернего костра.

Да, вы отмахали сегодня тридцать пять километров. Да, у вас сегодня было два — тех еще! — обноса. Да, почти весь день шел нудный дождь. Да, сейчас после вечерне­го варева всем вашим существом владеет одна, но пламенная страсть: залезть в спальник и уснуть. Вот тут-то и нужна сила воли. Смирив с ее помощью свои желания, вы садитесь за дневник. Причем уже сам процесс заполнения его страниц требует немалого стои­цизма, потому что писать приходится держа дневник в одной руке, карандаш — в другой. А на то, чтобы вытаскивать из костра печеную картошку, отгонять кома­ров и вести с Адмиралом аргументированный спор по поводу сегодняшнего километража, катастрофически не хватает конечностей.

Теперь вы понимаете, что слова о мужестве и силе воли отнюдь не расхожие штампы.

После завершения похода следует сверить записи каждого из участников. Это позволит устранить мелкие неточности и выстроить полную картину каждого из походных дней.

Чтобы не быть голословными, приведем отрывки из соответствующих документов за один наудачу выбранный день.

Из дневника Адмирала:

17 июля 1982 г.

Стоянка в 28,5 км выше Жабок. На небе ни тучки! Поляна большая, сухая, рядом густой смешанный лес. Накануне назначил подъем на 7.00, но, так как был уверен, что дежурный — Завхоз — проспит, встал в 6.14 и набрал хворосту. В 7.00 объявил побудку. Но удалось вытащить из палатки, да и то лишь в 7.32, лишь Кострового. Завхоза разбудить так и не удалось, поэто­му в 9.19 пришлось завалить палатку и тащить из-под нее Завхоза, который спал на продуктовом мешке.

На завтрак — перловка и чай. И то и другое — без ни­чего. Вышли на маршрут в 10.53. В 13.03 стали на обед, хотя прошли всего ничего. И на обед было ничего — та же перловка. Выгнал народ на маршрут в 17.11: (зачеркнуто) тунеядцы крепко (зачеркнуто) спали, а потом еще крепче ругались. Через 98 минут стали канючить по поводу стоянки. Решил с (зачеркнуто) не связываться и дал команду разбирать лагерь. До нормы не добрали 18,5 км. На ужин — перловка с ничем. До каких пор (зачерк­нуто)!..