Как распознать грусть и депрессию у мальчиков

Научиться замечать грусть у мальчика - не то же самое, что научиться распознавать депрессию. Хотя между ними есть много общего, важно отличать нормальные средства, которые здоровый мальчик задействует, чтобы справиться с печалью, от симптомов депрессии. Разница тут - в степени, интенсивности: как часто он ведет себя определенным образом, насколько его поведение резкое, напряженное, как долго это длится. Например, мальчик, который изредка запирается в комнате, когда ему плохо, вероятно, просто грустит. Напротив, мальчик, который часто приходит домой из школы, идет в свою комнату, запирается и отказывается поговорить, определенно демонстрирует поведение, которое находится в рамках депрессивного спектра. Это все равно, что сравнить мальчика, который отказался от ужина потому, что у него был трудный день, и мальчика, который регулярно отказывается ужинать с семьей. Диагностика депрессий у мальчиков особенно сложна в ситуациях, когда поведение мальчиков занимает промежуточное положение между временно "плохим настроением" и очевидно неадекватным поведением. Кроме того, как мы видели, взрослые не узнают у мальчиков депрессию, когда она принимает вид гнева или возбуждения, а не грусти, тоски, безучастности и отчаяния.

Грусть, но не депрессия

Нужно признать, что заметить печаль и депрессию у мальчиков сложнее, чем у девочек. Когда девочкам грустно, они справляются со своей печалью не так, как мальчики. Девочки, по наблюдениям психолога Сьюзен Нолен-Хексема (Стэнфордский университет), стремятся "прожевать" свою грусть, ее симптомы и возможные причины. Исследование показывает также, что большинство девочек стремятся выплакать, выпустить свое разочарование, беспомощность, несчастливость и ищут поддержки друзей и семьи. В недавнем опросе ученые узнали, что когда девочки грустят, почти половина (45%) из них говорит с друзьями. И только 26 % мальчиков в ходе опроса сказали, что обратятся к другу за поддержкой.

Мальчики, напротив, не пытаются обжить, "прожевать" свое несчастье. И хотя некоторые сразу идут к друзьям или родственникам за утешением и поддержкой, большинство пытаются просто "забить" на свои болезненные переживания и вместо этого выбирают поведенческую стратегию, основанную на действии, чтобы справиться с ними. Четырнадцатилетний Росс рассказал мне, как он поступает, когда ему грустно: "Хотя бы раз в неделю мне бывает грустно, но я довольно быстро об этом забываю. Я иду к другу и мы играем в мяч или просто тусуемся. Я отгораживаюсь от всего и живу дальше".

Иногда, по словам Росса, на него находят приступы ярости. Он рассказал мне, как однажды он подрался с другом. "Я пришел домой очень расстроенным и поднялся в свою комнату. Я просто сидел на кровати и слушал музыку. Мне было грустно, и вдруг я почувствовал ярость, такую сильную, что я с криком стал колотить подушку. Грустить и бушевать - одно и то же для меня".

Поведение Росса типично для мальчиков, которые справляются с легкой грустью, отвлекаясь от нее. Они играют в мяч, болтают с друзьями, слушают музыку или смотрят телевизор. Когда эмоции слишком сильны и отвлечься не удается, мальчики стремятся на какое-то время уединиться, чтобы в одиночестве пережить шторм и выплыть из своей грусти только тогда, когда самая сильная волна боли схлынула. Многие мальчики в проекте "Слушая голоса мальчиков" говорили о том, что проблему нужно "выбросить из головы".

Послушайте, например, Марка, талантливого и энергичного пятнадцатилетнего юношу:

- Есть такая формочка, в которую ты должен вписаться, если ты парень. Ты должен быть напористо агрессивен, общителен, силен духом и телом. Ты не должен ломаться, как тростинка на ветру.

- А что ты делаешь, когда чувствуешь себя слабым, когда не все так прекрасно? - спросил я.

- Когда я злюсь,- ответил Марк,- я пытаюсь просто отпустить проблему. Я обычно обдумываю все, чтобы объяснить себе, почему мне не стоит из-за этого злиться. Я стараюсь либо обдумать все спокойно, либо вообще не думать, чтобы это больше меня не касалось. Когда мне грустно, ищу кого-нибудь, чтобы увидеть все со стороны... Все проходит или я переключаюсь на что-то другое.

Из-за того, что он интериоризировал представление о том, что обнаружение неконтролируемых чувств нежелательно, Марк критически относится к тем мальчикам, которые не умеют сдерживать свои эмоции. "Некоторые ребята носятся с какими-то неприятностями в своей жизни, но если бы они просто выкинули их из головы, жизнь была бы намного лучше. Это не так уж трудно - выкинуть из головы. Я бы хотел, чтобы они рассуждали логически и успокоились, вели себя потише и поменьше болтали, как им все это говорят".

Марк ставит знак равенства между обнаружением уязвимости и острым чувством стыда, страха возмездия, которое настигает тех, кто не может вписаться в "форму". "Если ты не вписываешься, то ты неудачник, ты ничего не стоишь, выглядишь дураком и никому не нравишься. Люди не хотят иметь с тобой дело. Они отталкивают тебя от себя, в уголок. Через какое-то время, если ты плохо реагируешь, если ты все глубже увязаешь в депрессии, людям это не понравится". Наблюдения Марка отражают то, как любая брешь в самозащите мальчика - любое допущение, что он слаб и депрессивен,- становится для окружающих поводом отвергнуть его. И затем снова, если мальчик продолжает интериоризировать чувства грусти и боли и не учится подавлять их, у него появляется страх, что это только все ухудшит. Марк объясняет:

- Если ты пытаешься держать все в голове и никак не показывать, будет только хуже. Так от этого вообще не избавиться.

Но если некоторые мальчики, как Марк, справляются с печалью просто "выкидывая ее из головы", другие полагаются на "синдром необходимого молчания", о котором мы говорили раньше. Когда мальчик несчастен, когда его душа ранена, он предпочитает зализывать свои раны в одиночестве, где никто не сможет его пристыдить. Он выходит наружу глотнуть воздуха и может искать помощи родителей или друзей, но только после того, как закончился период тишины и одинокого горева-ния. Преимущество этой тактики для мальчика в том, что никто не видит его грусть. Он охраняет себя от стыда. Недостаток - в том, что если родители не знают об этом синдроме, не узнают его, им будет трудно увидеть его грусть.

Мое мнение, что мальчики, которые успешно отвлекаются и отказываются от своих переживаний, все-таки нуждаются в том, чтобы другие люди помогли им восстановиться после пережитой эмоциональной боли. После того, как стратегия отвлечения помогла им пережить самые страшные бури, большинство мальчиков ищут пути воссоединения с семьей и друзьями. Когда мальчик готов вернуться, ему нужно взаимодействие с другими: погонять мяч с друзьями, услышать мамины слова "я рада, что все налаживается", сходить с отцом поесть мороженого или возобновить давний спор с сестрой о телепрограмме. Когда это происходит, мальчик знает, что жизнь продолжается. Его стыд тает. Люди, которые заботятся о нем, по-прежнему рядом и на них можно положиться.

Один десятилетний мальчик рассказал нам, что он всегда чувствует себя лучше рядом с дедушкой. После того, как у Джима диагностировали серьезное нарушение зрения, он, по его словам, был "расстроен" необходимостью носить толстые очки и ходить в специализированный класс для детей со слабым зрением. Он совсем загрустил: приходил домой и ни с кем не разговаривал. И дедушка заметил это. Он не стал спрашивать в чем дело, он просто попросил Джима принести ему пальто. Они пошли в парк и покидали бейсбольный мячик - то, чем они занимались каждый день. "Он рассказывал мне истории о своей жизни, о том, как он плавал на корабле и работал в ресторане. У него была тяжелая жизнь. И мне стало лучше",- говорит Джим. Джим не смог облечь это в слова, но дедушкины истории, вероятно, так помогли ему, потому что в них был ясный урок: у всех бывают испытания, которые нужно пережить, я тоже грустил и чувствовал себя потерянным, но я сумел с этим справиться и ты тоже сможешь, мы по-прежнему любим тебя.

Когда у мальчика есть семья и друзья, от которых он может получить такую искреннюю поддержку, он чаще всего справляется даже с самыми трудными проблемами. Следующие советы могут помочь, если мальчику нужно дополнительное внимание:

Создайте безопасное пространство . Создайте безопасное пространство, в котором ваш мальчик сможет открыто выражать свои чувства, без страха быть осмеянным или опозоренным. Обычно это означает, что надо найти время, когда вас ничто не отвлекает и объяснить мальчику, что он может говорить обо леем, что никто не будет судить его или наказывать за то, о чем он расскажет.

Слушайте внимательно . Слушайте очень внимательно все, о чем мальчик рассказывает. Возможно, он не захочет открываться сразу, и вам нужно просто терпеливо слушать и ждать, пока он не почувствует себя достаточно уверенно, чтобы честно объяснить, что с ним происходит. Если вы поняли, что это именно такой случай, просто дайте мальчику время и постарайтесь быть полностью в его распоряжении, когда период молчания закончится и он будет искать вашей поддержки (то есть в этот момент уделите ему все свое внимание, а не слушайте в пол-уха, занимаясь чем-то еще).

Будьте особенно осторожны с провоцированием чувства стыда . Когда приходит ваша очередь говорить, избегайте фраз, которые могут унизить или смутить вашего сына. Пожалуй, самое лучшее, что вы можете сказать, это то, что вы понимаете его чувства и что вы всегда готовы помочь ему всем, что в ваших силах. Дайте ему понять, как сильно вы ему сочувствуете. И хотя иногда кажется, что легче слегка подшутить над ним или сказать "все будет отлично", такие реакции могут уничтожить у мальчика способность искренне выражать свои чувства. Вместо этого, скажите мальчику "да, это очень тяжело", дайте ему понять, что вам небезразлична его боль. В конце концов, все, что вам нужно, это быть рядом, задавать продуманные вопросы, показывающие вашу заинтересованность, внимательно слушать, избегать осуждений и нравоучений и показывать свою искреннюю любовь и заботу.

Когда ситуация ухудшается

Если мальчик не находит поддержки или травмирующие обстоятельства выходят за пределы, которые он в состоянии контролировать, его обычная стратегия "пережить через действие" становится неэффективна. Он больше не может заглушить свою печаль баскетболом, битьем подушки или музыкой, которую слушает в одиночестве. Попытки задавить свое несчастье и стыд могут вместо этого толкнуть его к бурному внутреннему конфликту, болезненные эмоции смешают его мысли и скрутят желудок. Мальчик может стать неугомонным, импульсивным, быть не в состоянии сконцентрироваться и вести себя адекватно. Он может стать раздражительным и недружелюбным, выражая свое внутреннее замешательство попытками причинить боль другим или рискованным поведением типа скоростного вождения. Он может выражать свои трудности физически - болеть, страдать от хронической головной или желудочной боли. Или он может отстраниться, становясь все более угрюмым и далеким от тех, кто его любит. Все это - нормальные компенсаторные механизмы, помогающие справиться с болью. Но когда мальчик ведет себя так, очень важно заглянуть под маску, задавать вопросы, выражать свою озабоченность и пытаться понять, что переживает мальчик; если такое поведение становится постоянным или ярко выраженным - мальчик, вероятно, находится на пути к депрессии.

Шестнадцатилетнему Кении Робинсону повезло: его мама увидела за его озлобленностью и агрессивным поведением крик о помощи и сделала все, что могла, чтобы помочь ему. Кении начал раз в неделю ходить к психологу. На этих встречах Кении сумел снять маску гнева и рассказал о своей скрываемой грусти по поводу того, что его отец так неожиданно бросил их.

"Без папы все не так,- сказал он. - И у мамы теперь никогда нет времени. Она слишком занята разговорами по телефону со своим адвокатом или с сестрой".

"Тебе кажется, что ты лишился одновременно и матери, и отца",- предполагает терапевт.

Глаза Кении наполняются слезами: "Да. Я не понимаю, что происходит".

Психотерапевт пригласил маму Кении на несколько консультаций и помог ей увидеть, как сильно Кении нуждается в ней в это ужасное время. Миссис Робинсон была очень сильно расстроена и обеспокоена семейным кризисом, но она также волновалась и о Кении.

Психотерапевт предложил, чтобы они установили "особое время", когда миссис Робинсон поддерживала бы любую игру, которую предложит Кении, если это безопасно для окружающих (и с оговоренной максимальной суммой расходов, если нужно). Они начали с одного часа "особого времени" в неделю. Сначала миссис Робинсон трудно было найти силы, чтобы участвовать в активных играх Кении, но она увидела, как это важно для него.

В течение нескольких недель у них родилась особая игра. Кении был детективом, который ищет пропавших людей и возвращает домой хороших людей, которые потерялись. Миссис Робинсон играла свою роль со все возрастающим энтузиазмом. Они догадалась, что Кении хочет по-своему "отыграть" уход отца.

Она также поняла, как мало она рассказала Кении о причинах ухода. Сейчас она организовала разговор и рассказала ему обо всем, что сама знала. Они воображали, как бы встретились снова с отцом. Она разговаривала с Кении и помогала ему разобраться в непонятных вопросах. Она сказала ему, что знает, что его отец старался быть хорошим человеком, но иногда люди совершают неправильные поступки, даже если они очень стараются.

Кении, его мама и психотерапевт несколько консультаций посвятили разговорам о том, как Кении прекратить драться с другими ребятами. Он прошептал: "Я дерусь, потому что они говорят гадости о папе". Миссис Робинсон заплакала и обняла Кении, который тоже начал плакать. Кении согласился попробовать поговорить с ребятами о своем отце, вместо того, чтобы бить их.

Несколько месяцев терапии, и школьные проблемы Кении пошли на убыль. Их семье предстояли непростые времена, но, по крайней мере, сейчас мать и сын будут переживать их вместе.

Кенни повезло, что в ответ на его неуправляемое поведением мама отправила его на терапию, а не в его комнату. Слишком часто даже самых благожелательных родителей и учителей компенсаторная активность мальчиков сбивает с толку. Мы судим о поведении по внешним признакам и реагируем соответственно. Мы наказываем импульсивного и недовольного ребенка и даем таблетки гиперактивному. Мы отталкиваем "симулянта", чтобы он "закалялся", сам осваивался в ситуации. И, хуже всего, мы стараемся изолировать замкнутого или разозлившегося мальчика. Мы видим жесткую, колючую внешнюю сторону и говорим: "Он подросток, чего вы ожидали? Это такой возраст. Просто он мальчик". Мы отпускаем их дрейфовать.

Некоторые из нас не замечают признаков грусти у мальчиков отчасти потому, что не хотят. Очень больно признавать, что тот, кого мы любим, страдает. Трудно осознавать, что мальчик, которого мы хотели бы видеть уверенным и сильным, подавлен горем. Некоторые родители просто смиряются с буйным поведением, как если бы было неизбежностью, что все мальчики ведут себя импульсивно и что все подростки бунтуют. Но за многими из этих внешних выплесков мальчишеской энергии скрываются мальчики в беде, мальчики, которым больно.