Из судебного иска Тараса Кецмура, бывшего рядового

В изложенном тексте моего первого искового заявления о защите чести и

достоинства не указаны конкретные претензии к С. Алексиевич за ее публикацию

в "Комсомольской правде" (15. 02. 90 г.). Настоящим дополняю и подтверждаю

его: все, что изложено С. Алексиевич в газетной статье и в книге "Цинковые

мальчики", -- вымысел и не имело места в действительности, так как я с ней

не встречался и ничего ей не говорил.

С выходом статьи 15 февраля 1990 в "Комсомольской правде" я прочел

следующее:

"Уехал в Афганистан со своей собакой Чарой, крикнешь "Умри!", и она

падает. Если не по себе, сильно расстроен, она садилась рядом и плакала.

Первые дни я немел от восторга, что там..."

"Вы, пожалуйста, никогда не трогайте этого, много сейчас умников здесь,

почему же никто не положил партбилет, никто пулю себе в лоб не пустил, когда

мы были там..."

"Я там видел, как выкапывают на полях железо и человеческие кости... я

видел оранжевую, ледовую корку на застывшем лице убитого, да, почему-то

оранжевую..."

"В моей комнате те же книги, фото, магнитофон, гитара, а я другой.

Через парк не могу пройти, оглядываюсь. В кафе официант станет за спиной:

"Заказывайте", а я готов вскочить и убежать. Не могу, чтобы у меня кто-то за

спиной стоял. Увидишь гада, она мысль -- расстрелять его надо".

"На войне приходилось делать прямо противоположное тому, чему нас учили

в мирной жизни, а в мирной жизни надо было забыть все навыки, приобретенные

на войне".

"Я стреляю отлично, прицельно метаю гранаты, зачем мне это. Ходил в

военкомат, просился назад, не взяли. Война скоро кончится, вернутся такие

же, как и я. Нас будет больше".

Практически этот же текст я прочитал и в книге "Цинковые мальчики" с

небольшими литературными поправками, где фигурирует та же собака, те же

мысли вслух.

Еще раз подтверждаю, что это чистый вымысел, приписанный к моему

имени...

В связи с вышеизложенным прошу высокий суд защитить опороченную честь

солдата и гражданина.

Без личной подписи и даты

Из выступления И.С. Галовневой

Мы долго жили за границей, муж там служил. Мы вернулись на Родину

осенью восемьдесят шестого. Я была счастлива, что мы, наконец, дома. Но

вместе с радостью в дом пришло горе -- погиб сын.

Месяц я лежала пластом. Не хотела никого слышать. Все было выключено в

моем доме. Я никому не открывала дверей. Алексиевич была первая, кто вошел в

мой дом. Она сказала, что хочет написать правду о войне в Афганистане. Я ей

поверила. Сегодня она пришла, а назавтра меня должны были положить в

больницу, и я не знала: вернусь я оттуда или нет? Я не хотела жить, без сына

я не хотела жить. Когда Алексиевич пришла, она сказала, что пишет

документальную книгу. Что такое -- документальная книга? Это должны быть

дневники, письма тех, кто там был. Я так понимаю. И я ей отдала дневник

своего сына, который он там вел: "Вы хотите написать правду, -- сказала я,

-- вот она, в дневнике моего сына".

Потом мы с ней говорили. Я ей рассказала свою жизнь, потому что мне

было тяжело, я ползала на коленках в четырех стенах. Я не хотела жить. У нее

был с собой диктофон, она все записывала. Но она не говорила, что будет это

печатать. Я ей рассказывала просто так, а напечатать она должна была дневник

моего сына. Повесть же документальная. Я отдала ей дневник, муж специально

для нее перепечатал.

Она еще сказала, что собирается в Афганистан. Она там была в

командировке, а мой сын там погиб. Что она знает о войне?

Но я ей верила, я ждала книгу. Я ждала правду: за что убили моего сына?

Я писала письмо Горбачеву: ответьте мне, за что погиб мой сын в чужой

стране? Все молчали...

Вот что Юра писал в дневнике: "1 января 1986 года. Уже отсчитана

половина пути, и впереди осталось так мало. И снова пламя, и снова забвение,

и новый долгий путь -- и так вечно, прежде чем свершится воля

предназначенного. И память, бьющая плетью пережитого, кошмарными снами

врывающаяся в жизнь, и призраки иного мира, иных времен и столетий, влекущие

своей похожестью, но иные, не знающие истекших дней. И не остановиться, не

передохнуть, не изменить однажды предрешенного -- пустота и мрак

разверзнется перед отступившимся, ибо, присев отдохнуть, уже не подняться с

Земли. И устав, в отчаянии и боли вопиешь к пустым небесам: что там, когда

сомкнут круг и путь окончен, и новый мир воссиял в своем величии? Почему мы

в ответе за них? Им не дано подняться до блистательных высот, и как бы ни

был долог путь, все же дни их уже сочтены. А мы ломаем свои жизни, не зная

покоя и счастья, бредем усталые и разбитые, всемогущие и бесправные, демоны

и ангелы этого мира..."

Алексиевич это не напечатала, правду моего сына. Другой правды быть не

может, правда у тех, кто там был. Она зачем-то описала мою жизнь. Простым,

детским языком. Какая это литература? Гадкая маленькая книжонка...

Товарищи, я растила своих детей честно и справедливо. Она пишет, что

мой сын любил книгу Николая Островского "Как закалялась сталь". Тогда эту

книгу в школе проходили, как и Фадеева "Молодую гвардию". Все эти книги

читали, они были в школьных программах. А она подчеркивает, что он их читал,

знал отрывки наизусть. Для чего ей нужно об этом писать? Она хочет показать

его ненормальным. Фанатичным. Или она пишет: он жалел, что стал военным. Сын

мой вырос на полигонах, он пошел по стопам отца. У нас деды, все братья

отца, двоюродные братья -- все в армии. Военная династия. И в Афганистан он

поехал, потому что он был честный человек. Он дал военную присягу. Раз

нужно, он поехал. Я воспитала прекрасных сыновей. Ему приказали, он поехал,

он был офицер. А Алексиевич хочет доказать, что я мать убийцы. И мой сын там

убивал. Что выходит? Я его туда послала? И дала ему в руки оружие? Мы,

матери, виноваты, что там была война? Что там убивали, грабили, курили

наркотики?

И эта книга публикована за границей. В Германии, во Франции... По

какому праву Алексиевич торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себе

славу и доллары? Кто она такая? Если это мое, я рассказала, пережила, при

чем здесь Алексиевич... Поговорила, записала наши рассказы, мы ей проплакали

свое горе...

Имя мое она написала неправильно: Я Инна, а у нее Нина Галовнева. У

моего сына звание старший лейтенант, а она написала -- младший. Это

документальная литература, я дала ей дневник, она должна его опубликовать, и

все. Я понимаю, что документальная литература -- это письма, дневники. Пусть

признает, что это вымысел, клевета... Написанная простым, грубым языком. Кто

так пишет книги? Мы детей потеряли, а у нее слава... Пусть бы она родила

сына и отправила на эту войну...

Из ответов на вопросы

Адвокат С. Алексиевич -- В. Лушкинов:

-- Скажите, Инна Сергеевна, Алексиевич записывала ваш рассказ на

диктофон?

И. Галовнева:

-- Она попросила разрешения включить диктофон. Я ей разрешила.

В. Лушкинов:

-- А вы просили ее показать потом то, что она снимет с пленки и

использует в книге?

И. Галовнева:

-- Я думала: она напечатает дневник моего сына. Я уже говорила, как я

понимаю, документальную литературу -- это дневники и письма. А если мой

рассказ, то слово в слово, как я говорила.

В. Лушкинов:

Почему вы не подали в суд на Алексиевич сразу, когда вышла

"Комсомольская правда" с отрывком из книги? А решились на это через три с

половиной года?

И. Галовнева:

-- Я не знала, что на эту книгу будет печатать за границей.

Распространять клевету... Я честно воспитала своих детей для Родины. Мы жили

всю жизнь в палатках и бараках, у меня было два сына и два чемодана. Я в

политику не вмешивалась... А она пишет, что наши дети -- убийцы... Я поехала

в Министерство обороны, я отдала им орден сына... Я не хочу быть матерью

убийцы... Я отдала его орден государству...

Общественный защитник С. Алексиевич -- Е. Новиков, председатель

Белорусской Лиги прав человека:

-- Я хочу заявить протест. Прошу внести в протокол. Из зала постоянно

оскорбляют Светлану Алексиевич. Грозят убить... Даже обещают резать по

кусочкам... (Поворачивается к матерям, сидящим в зале с большими портретами

своих сыновей, на которых наколоты их ордена и медали.) Поверьте, я уважаю

ваше горе...

Судья И. Жданович:

-- Я ничего не слышал. Никаких оскорблений.

Е. Новиков:

-- Все слышали, кроме суда...

Голоса из зала

-- Мы -- матери. Хотим сказать... Погубили наших сыновей... Потом

деньги себе на этом зарабатывают... Мы пришли защищать их, чтобы они могли

спокойно лежать в земле...

-- Как вы могли! Как смели облить грязью могилы наших мальчиков. Они до

конца выполнили свой долг перед Родиной. Вы хотите, чтобы их забыли...По

всей стране созданы сотни школьных музеев, уголков. Я тоже отнесла в школу

шинель сына, его ученические тетрадки. Они -- герои! Герои!! О них красивые

книги надо писать, а не делать из них пушечное мясо. Мы лишаем молодежь

нашей героической истории...

-- Они там убивали... Бомбили...

-- А сам ты служил в армии? Не служил... На институтской скамейке

отсиживался, пока наши дети гибли.

-- Не надо у матерей спрашивать: убивал ее сын или не убивал? Она

помнит об одном -- ее сына убили...

-- Каждое утро вижу сына, но до сих пор не верю, что он дома. Когда он

был там, я себе говорила, если привезут гроб, то у меня два пути: на улицу

на митинг или в церковь. Свое поколение я называю "поколением исполнителей".

Афганская война -- пик нашей трагедии. Почему с нами можно делать все?

-- Обыватель сейчас во всем обвинит этих восемнадцатилетних

мальчиков...Вот что вы сделали! Эту войну надо от них отделить...Война была

преступная, ее уже осудили, а мальчиков надо защищать...

-- Я -- учитель русской литературы. Много лет повторяла своим ученикам

слова Карла Маркса: " Смерть героев подобна закату солнца, а не смерти

лягушки, лопнувшей от натуги". Чему учит ваша книга?

-- Довольно геройствовать, "афганцы"!

-- Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все!

Судья И. Жданович:

-- Прекратите шум! Прекратите базар! Это -- суд, а не базар... (Зал

неистовствует.) Объявляется перерыв на пятнадцать минут...

После перерыва в зале суда дежурит милиция.

Из выступления Т.М. Кецмура

Я не готовился выступать, я буду говорить не по бумажке, нормальным

языком. Как я познакомился со знаменитейшей писательницей...Мирового уровня?

Нас познакомила фронтовичка Валентина Чудаева. Она мне сказала, что эта

писательница написала книгу "У войны не женское лицо", которую читают во

всем мире. Потом я на одной из встреч с фронтовиками разговаривал с другими

женщинами-ветеранами, они мне сказали, что Алексиевич сумела из их жизни

сколотить себе состояние и славу, теперь взялась за "афганцев". Я

волнуюсь... Прошу прощения...

Она пришла к нам в клуб "Память" с диктофоном. Хотела написать о многих

ребятах, не только обо мне. Почему она после войны написала свою книгу?

Почему эта писательница с громким именем, мировым, молчала десять лет? Ни

разу не крикнула?

Меня туда никто не посылал. Я сам просился в Афганистан, писал рапорты.

Придумал, что у меня там погиб близкий родственник. Я немножко поясню

ситуацию... Я сам могу написать книгу... Когда мы встретились, я с ней

отказался разговаривать, я так ей и сказал, что мы сами, кто там был,

напишем книгу. Напишем лучше ее, потому что она там не была. Что она может

написать? Только причинит нам боль.

Алексиевич теперь пишет книгу о Чернобыле. Это будет не меньшая грязь,

чем та, что вылита на нас. Она лишила моральной жизни все наше афганское

поколение. Получается, что я -- робот... Компьютер... Наемный убийца... И

мне место в Новинках под Минском, в сумасшедшем доме...

Мои друзья звонят и обещают набить морду, что я такой герой... Я

взволнован... Прошу прощения... Она написала, что я служил в Афганистане с

собакой... Собака по дороге умерла...

Я сам в Афганистан просился... Понимаете, сам! Я не робот... Не

компьютер... Я взволнован... Прошу прощения...

Из ответов на вопросы

С. Алексиевич:

-- В исковом заявлении, Тарас, ты написал, что никогда со мной нее

встречался. А сейчас говоришь, что встречался, но отказался разговаривать.

Значит, ты не сам писал свое исковое заявление?

Т. Кецмур:

-- Я сам написал... Мы встречались... Но я вам ничего не рассказывал...

С. Алексиевич:

-- Если ты мне ничего не рассказывал, откуда я могла знать, что ты

родился на Украине, болел в детстве... Поехал в Афганистан с собакой (хотя,

как ты сейчас говоришь, она по дороге умерла), и звали ее Чарой...

(Молчание.)

Е. Новиков:

-- Вы говорили, что сами попросились в Афганистан, добровольцем. Я не

понял, как вы сегодня к этому относитесь? Ненавидите эту войну или

гордитесь, что там были?

Т. Кецмур:

-- Я не дам вам сбить меня... Почему я должен ненавидеть эту войну? Я

исполнил свой долг...

Из разговоров в зале суда

-- Мы защищаем честь своих погибших сыновей. Верните им честь! Верните

им Родину! Развалили страну. Самую сильную в мире!

-- Это вы сделали наших детей убийцами. Это вы написали эту страшную

книгу... Посмотрите на их фотографии...Какие они молодые, какие красивые!

Разве у убийц бывают такое лица? Мы учили своих детей любить Родину... Зачем

вы написали, что они там убивали? За доллары написали... А мы -- нищие. На

лекарства не хватает...Цветов на могилу сыновьям не за что купить...

-- Оставьте нас в покое!! И почему вы бросаетесь из одной крайности в

другую: сначала изображали героями, а сейчас мы все стали убийцами? У нас

ничего не было, кроме Афгана. Только там мы чувствовали себя настоящими

мужчинами. Никто из нас не жалеет, что там был...

-- Вы хотите нас убедить, что вернулось больное поколение, а я

утверждаю, что вернулось найденное поколение. Мы хотя бы посмотрели, какие

наши парни -- в настоящей жизни! Да, гибли мальчики. А сколько их гибнет в

пьяной драке, в поножовщине? В автомобильных катастрофах каждый год погибает

людей больше, чем мы потеряли за все десять лет этой войны. Наша армия давно

не воевала. Тут мы проверяли себя, современное оружие...Эти мальчики --

герои! А из-за таких, как вы, мы сегодня сдаем свои позиции во всем мире...

Польшу потеряли...Германию потеряли...Чехословакию...Скажите мне, где наша

великая держава? А я за нее до Берлина в сорок пятом дошел...

-- На юге у моря я видела, как несколько молодых парней ползли на руках

по песку к морю...Ног у них было меньше, чем их самих , вместе взятых...И я

не пошла больше на пляж, я не могла там загорать... Я могла там только

плакать...Они еще смеялись, хотели ухаживать за девочками, а все от них

бежали, как я. Я хочу, чтобы у этих ребят все было хорошо. Чтобы они знали:

они нужны нам такие, какие они есть. Им надо жить! Я люблю их за то, что они

живы.

-- Мне до сих пор мучительно вспоминать...Мы ехали в поезде... И в купе

одна из женщин сказала, что она мать офицера, погибшего в Афганистане. Я

понимаю...Она -- мать, она плачет. Но я сказала: " Ваш сын погиб на неправой

войне...Душман защищал свою Родину..."

-- Это такая страшная правда, что она звучит, как неправда. Отупляет.

Ее не хочется знать. От нее хочется защищаться.

-- Ссылаются на приказ: мне, мол, приказали -- я исполнял. На это

ответили международные трибуналы: выполнять преступный приказ --

преступление. И срока давности нет.

-- В девяносто первом году такого суда не могло быть. Компартия

пала...А сейчас коммунисты опять почувствовали силу... Опять заговорили о

"великих идеалах", о "социалистических ценностях"... А кто против, на тех --

в суд! Как бы скоро к стенке не начали ставить... И не собрали нас в одну

ночь на стадионе за колючей проволокой...

-- Я присягал... Я был военный человек...

-- С войны мальчиками не возвращаются...

-- Мы их воспитали в любви к Родине...

-- Мальчишки... Им дали в руки оружие... И внушили -- вот он, враг:

душманская банда, душманская братия, душманское отребье, бандформирования

душманов, бандитские группировки...А думать не научили...

Помните, у Артура Кестлера: " Почему, когда мы говорим правду, она

неизменно звучит как ложь? Почему, провозглашая новую жизнь, мы усеиваем

землю трупами? Почему разговоры о светлом будущем мы всегда перемежаем

угрозами?"

-- Расстреливая притихшие кишлаки, бомбя дороги в горах -- мы

расстреливали и бомбили свои идеалы. Эту жестокую правду надо признать.

Пережить. Даже наши дети научились играть в "духов " и в " ограниченный

контингент ". Теперь давайте все-таки наберемся мужества узнать о себе

правду. Невыносимо! Нестерпимо! Знаю. На себе проверила.

У нас два пути: познание истины или спасение от истины. Надо открыть

глаза...

Из почты суда

Узнав подробности судебного дела, затеянного в Минске против Светланы

Алексиевич, расцениваем его как преследование писательница за

демократические убеждения и покушение на свободу творчества. Светлана

Алексиевич завоевала своими подлинно гуманистическими произведениями, своим

талантом, своим мужеством широкую популярность, уважение в России и других

странах мира.

Не хотим пятна на добром имени близкой нам Беларуси!

Пусть восторжествует справедливость!

Содружество Союзов писателей

Союз Российских писателей

Союз писателей Москвы

Можно ли посягать на право писателя говорить правду, какой бы

трагической и жестокой она ни была? Можно ли ставить ему в вину

неопровержимые свидетельства о преступлениях прошлого и, в частности, о

преступлениях, связанных с позорной афганской авантюрой, которая стоила

стольких жертв, исковеркала столько судеб.

Казалось бы, в наше время, когда печатное слово стало, наконец,

свободным, когда нет больше идеологического пресса, руководящих указаний,

косных установок на "единственно возможное изображение жизни в духе

коммунистических идеалов", задавать такие вопросы нет никакого резона.

Увы, они есть. И красноречивое свидетельство тому -- готовящийся в эти

дни суд над писательницей Светланой Алексиевич, той самой, которая написала

замечательную книгу "У войны не женское лицо"(о судьбе женщин -- участниц

Великой Отечественной), книгу "Последние свидетели" -- о детях той же

Великой Отечественной, -- над Светланой Алексиевич, которая вопреки

стараниям официальной пропаганды и противодействию литераторов типа

небезызвестного А. Проханова, заслужившего в годы афганской войны титул

"неутомимого соловья генерального штаба", создала книгу "Цинковые мальчик",

сумев и посмев сказать в ней страшную, переворачивающую душу правду о войне

в Афганистане.

Уважая личное мужество солдат и офицеров, посланных брежневским

руководством КПСС сражаться в чужую, до этого дружественную, страну,

искренне разделяя скорбь матерей, чьи сыновья погибли в афганских горах,

писательница вместе с тем бескомпромиссно разоблачает в этой книге все

попытки героизировать позорную афганскую войну, попытки романтизировать ее,

развенчивает лживую патетику и трескучий пафос.

Видимо, это пришлось не по душе тем, кто и поныне убежден, что

афганская и другие авантюры канувшего в прошлое режима, оплаченные кровью

наших солдат, были исполнением "священного интернационального долга", кто

хотел бы обелить черные дела политиков и честолюбцев-военачальников, кто

хотел бы поставить знак равенства между участием в Великой Отечественной

войне и в несправедливой, по сути, колониальной, афганской.

Эти люди не вступают в полемику с писательницей. Не оспаривают

приводимых ею потрясающих фактов. И вообще не показывают своего лица. Руками

других, все еще заблуждающихся или введенных в заблуждение, они возбуждают

(спустя годы после газетных публикаций и выхода в свет книги "Цинковые

мальчики"!) судебное дело об "оскорблении чести и достоинства"

воинов-афганцев, тех мальчиков, о которых с таким пониманием, состраданием и

сочувствием, с такой сердечной болью написала Светлана Алексиевич.

Да, она не изображала их романтическими героями. Но лишь потому, что

твердо следовала толстовскому завету: "Герой... которого я люблю всеми

силами души... был, есть и будет, -- правда".

Так можно ли оскорбляться за правду? Можно ли ее судить?

Писатели -- участники

Великой Отечественной войны:

Микола Аврамчик, Янка Брыль, Василь Быков,

Александр Дракохруст, Наум Кислик,

Валентин Тарас

Мы, белорусские писатели Польши, решительно протестуем против судебного

преследования в Беларуси писательницы Светланы Алексиевич.

Судебный процесс над писательницей -- это позор для всей цивилизованной

Европы!

Ян Чиквин, Сократ Янович, Виктор Швед,

Надежда Артымович

Не могу больше молчать...И, может быть, только сейчас понял, что это

была за война... Бедные мальчики, как мы перед ними виноваты! Что мы знали

об этой войне? Каждого бы обнял, у каждого попросил прощения...

Теперь вспоминаю, как это было со мной. С нами...

Читал у Ларисы Рейснер, что Афганистан -- полудикие племена,

приплясывая, напевают: "Слава русским большевикам, которые помогли нам

победить англичан".

Апрельская революция... Удовлетворение: еще в одной стране победил

социализм. А сосед в поезде шепотом: "Новые нахлебники на нашу шею".

Смерть Тараки. На семинаре в горкоме на вопрос, почему позволили Амину

убить Тараки, лектор из Москвы отрезал: "Слабые должны уступить место

сильным". Впечатление было неприятным.

Наш десант в Кабуле. Объяснение: "Американцы собирались бросить свой

десант, мы опередили их всего на один час". Одновременно слухи: нашим там

плохо, нечего есть, нет теплой одежды. Сразу вспомнились события на

Даманском и жалобные крики наших солдат: "нет патронов!!"

Потом появились афганские дубленки. Выглядели они на наших улицах

шикарно. Другие женщины завидовали тем женщинам, у которых мужья были в

Афганистане. В газетах писали: наши солдаты сажают там деревья, ремонтируют

мосты, дороги.

Ехал из Москвы. В купе молодая женщина и ее муж заговорили об

Афганистане. Я сказал что-то газетное, они усмехнулись. Они уже два года

врачами в Кабуле. Сразу начали оправдывать военных, которые привозят оттуда

товар... Там все дорого, а платят мало. В Смоленске помог им высадиться.

Много больших картонных коробок с импортными наклейками...

У себя дома рассказ жены: в соседнем доме у одинокой женщины

единственного сына отправляли на эту войну. Куда-то ездила, ползала на

коленях, целовала сапоги. Вернулась довольная: "Выпросила!" И в то же время

спокойно о том, что "начальство своих выкупает".

Вернулся из школы сын: "Выступали "Голубые береты". С восторгом: "Какие

у них у всех японские часы!"

У одного "афганца" спросил, сколько стоят такие часы и сколько им

платили. После заминки открылся: "Украли машину овощей, продали..."

Признался, что все завидовали солдатам на топливозаправщиках: "Миллионеры!"

Из последних событий запомнилась травля академика Сахарова, с которым я

согласен в одном: для нас всегда лучше мертвые герои, чем живые люди, может,

в чем-то оступившиеся. И еще: недавно услышал, что в Загорске в духовном

учебном заведении учатся "афганцы" -- рядовые и два офицера. Что двигало

ими: раскаяние, желание спрятаться от этой жестокой жизни или желание

обрести новый путь? Не все ведь могут, получив ветеранские коричневые

корочки, закормить душу льготным мясом, переодеть ее в импортное барахло и

закопать на привилегированном садовом участке под яблонькой, чтобы ничего не

видеть и молчать...

Н.Гончаров,

г. Орша

...И мой муж два года (с 1985 по 1987) был в Афганистане, в провинции

Кунар, это возле самой границы с Пакистаном. Он стыдится называться

"воином-интернационалистом". Мы с ним часто обсуждаем эту больную тему: надо

ли было нам, советским, быть там, в Афганистане? И кто мы были там --

оккупанты или друзья, "воины-интернационалисты"? Ответы приходят одни и те

же: никто нас туда не звал и не нужна была наша "помощь" афганскому народу.

И как ни тяжело в том признаться -- мы там были оккупанты. И, на мою мысль,

нам сейчас не о памятниках "афганцам" надо спорить (где их поставили, а где

еще нет), а о покаянии думать. Нам всем надо покаяться за мальчиков, что

обманутыми погибли в этой бессмысленной войне, покаяться за их матерей, тоже

обманутых властью, покаяться за тех, кто вернулся с покалеченными душами и

телами. Покаяться надо перед народом Афганистана, его детьми, матерями,

стариками -- за то. что столько горя принесли их земле...

А. Масюта,

мать двоих сыновей, жена бывшего воина-

интернационалиста, дочь ветерана Великой

Отечественной войны

Правда об агрессии СССР в Афганистане, подтвержденная собранными в

книге Алексиевич документальными свидетельствами ее участников и жертв,

является не "поруганием чести и достоинства", а позорным фактом недавней

истории советского коммунистического тоталитаризма, однозначно и громогласно

осужденным мировым сообществом.

Практика судебного преследования писателя за его творчество также

является не менее хорошо известным и не менее позорным способом

функционирования того же режима.

Происходящее сегодня в Беларуси -- массированная организованная

кампания против Светланы Алексиевич, травля писательницы и постоянная угроза

в ее адрес, судебный процесс, попытки запретить ее книгу -- свидетельствует

о том, что отрыжки тоталитаризма являются не прошлым, а настоящим Беларуси.

Такая реальность не позволяет воспринимать Республику Беларусь

посткоммунистическим, свободным и независимым государством.

Преследование Светланы Алексиевич, чьи книги широко известны во

Франции, Великобритании, Германии и других странах мира, не принесут

Республике Беларусь ничего иного, кроме приобретения репутации

коммунистического заповедника в посткоммунистическом мире, и не придадут ей

никакой другой роли, кроме как незавидной роли европейской Кампучии.

Требуем немедленного прекращения всякого рода преследования Светланы

Алексиевич и судебного процесса над ней и ее книгой.

Владимир Буковский, Игорь Геращенко,

Ирина Ратушинская, Инна Рогачий,

Михаил Рогачий

...Уже долгое время продолжаются попытки дискредитировать, в том числе

судебными исками, писательницу Светлану Алексиевич, всеми своими книгами

восставшую против безумия насилия и войны. В своих книгах Светлана

Алексиевич доказывает, что человек -- главная ценность в этой жизни, но его

преступно превращают в винтик политической машины и преступно используют как

пушечное мясо в войнах, развязываемых амбициозными государственными

лидерами. Ничем нельзя оправдать гибель наших парней на чужой земле

Афганистана.

Каждая страница "Цинковых мальчиков" взывает: люди, не допустите этого

кровавого кошмара еще раз!

Совет Объединенной демократической

партии Беларуси

Из Минска к нам поступают сведения о судебном преследовании белорусской

писательницы, члена Международного ПЭНа Светланы Алексиевич, "виновной" лишь

в том, что она выполнила основную и непреложную обязанность литератора:

искренне поделилась с читателем тем, что ее тревожит. Книга "Цинковые

мальчики", посвященная афганской трагедии, обошла весь мир и заслужила

всеобщее признание. Имя Светланы Алексиевич, ее мужественный и честный

талант вызывают наше уважение. Нет никакого сомнения, что, манипулируя так

называемым "общественным мнением", реваншистские силы пытаются лишить

писателей их важнейшего права, закрепленного Хартией народного ПЭНа: права

на свободное самовыражение.

Русский ПЭН-центр заявляет о полной солидарности со Светланой

Алексиевич, с Белорусским ПЭН-центром, со всеми демократическими силами

независимой страны и призывает органы правосудия оставаться верными

международным законам, под которыми стоит и подпись Беларуси, прежде всего

-- Всеобщей Декларации прав человека, гарантирующей свободу слова и свободу

печати.

Русский ПЭН-центр.

Белорусская Лига прав человека считает, что непрекращающиеся попытки

расправиться с писателем Светланой Алексиевич путем судебных процессов

являются политическим актом, направленным властями на подавление

инакомыслия, свободы творчества и свободы слова.

Мы располагаем данными, что в 1992 -- 1993 годах различными судебными

инстанциями Республики Беларусь рассмотрено около десятка политических дел,

искусственно переведенных в область гражданского права, но по сути

направленных против демократически настроенных депутатов, писателей,

журналистов, печатных изданий, активистов общественно-политических

организаций.

Мы требуем прекратить травлю писателя Светланы Алексиевич и призываем

пересмотреть подобные этому судебные дела, решения по которым стали

политической расправой...

Белорусская Лига прав человека

Началась война в Афганистане... Мой сын только закончил школу и

поступил в военное училище. Все эти десять лет, пока другие сыновья

находились в чужой стране с оружием в руках, сердце мое было не на месте. И

мой мальчик мог оказаться там. И неправда, что народ ничего не знал.

Привозили в дома цинковые гробы, возвращались к ошеломленным родителям

искалеченные дети -- это же видели все. Конечно, по радио и телевизору об

этом не говорили, в газетах об этом не писали (недавно осмелели!), но ведь

это на глазах у всех происходило. У всех! А что же тогда делало наше

"гуманное" общество и мы с вами в том числе? А наше общество вручало

"великим" старцам очередные Звезды, выполняло и перевыполняло очередные

пятилетки (правда, в наших магазинах как было, так и оставалось пусто),

строило дачи, развлекалось. А восемнадцатилетние-двадцатилетние мальчики в

это время шли под пули, падали лицом в чужой песок и погибали. Кто же мы

такие? По какому праву мы можем спросить у наших детей за то, что они там

творили? Разве мы, которые оставались здесь, чище их? И хотя их страдания и

муки очистили от грехов, а вот нам уже никогда не очиститься. Расстрелянные

и стертые с лица земли кишлаки, разоренная чужая земля не на их совести, а

на нашей с вами. Убивали мы, а не наши мальчики. Это мы -- убийцы и своих

детей, и чужих.

А мальчики эти -- герои! И не за "ошибку" они там воевали. Они воевали,

потому что они нам верили. Нам всем надо стоять на коленях перед ними. От

одного сравнения, что делали мы тут, с тем, что выпало им, можно сойти с

ума..."

Голубичная,

инженер-строитель,

г. Киев.

...Конечно, сегодня Афганистан -- тема выгодная и даже модная. И вы, т.

Алексиевич, можете уже сейчас радоваться, Вашу книгу будут читать взахлеб.

Нынче у нас в стране развелось немало людей, которых интересует все, чем

можно измазать стены собственного Отечества. Будут среди них и некоторые

"афганцы". Ибо они (не все, не все!) получат в руки так нужное им оружие

защиты: посмотрите, что с нами сделали! Подлые люди всегда нуждаются в

чьей-то защите. Порядочным это не нужно только потому, что в любой ситуации

они остаются порядочными. Среди "афганцев" таких вполне достаточно, но вы,

кажется, искали не их.

Я не был в Афганистане, но прошел всю Великую Отечественную войну. И

отлично знаю, что грязь была и там. Но я не хочу о ней вспоминать и никому

другому не позволю. Дело не только в том, что та война была иная. Глупость!

Всем известно, человек для того, чтобы жить, обязан питаться, а употребление

пищи требует, извините, и отхожих мест. Но мы же б этом вслух не говорим.

Почему же об этом стали забывать пишущие об "афганской", да и об

Отечественной войне? Если сами "афганцы" протестуют против подобных

"откровений", надо прислушаться, изучить этот феномен. Мне, например,

понятно, отчего они так яростно восстают. Существует нормальное человеческое

чувство -- стыд. Им стыдно. А вы заметили их стыд, но почему-то решили, что

этого мало. И решили вынести его на всеобщее удилище. Там они расстреливали

верблюдов, там погибали от их пуль мирные жители... Вы хотите доказать

ненужность и ущербность этой войны, не понимая, что тем самым оскорбляете ее

участников, ни в чем не повинных мальчишек...

Н. Дружинин,

г. Тула.

Наш идеал, наш герой -- человек с ружьем... Десятилетиями мы вгоняли

новые и новые миллионы и миллиарды в свою оборону, находя для нее новые цели

в странах Азии и Африки, да и заодно новых вождей, пожелавших строить у себя

"светлое будущее". Мой бывший однокашник по учебе в академии Фрунзе, майор,

а потом маршал Вася Петров, лично гнал в атаку сомалийцев, за что получил

Золотую Звезду... А сколько было еще таких!

Ну вот начал трещать по швам стянутый оковами Варшавского Договора и

державшийся на штыках Групп советских войск так называемый "социалистический

лагерь". Для оказания "братской помощи в борьбе с контрреволюцией" в эти

страны стали посылать наших сыновей"-- в Будапешт, потом в Прагу, потом...

В сорок четвертом я шел с нашими войсками по территории освобождаемых

от фашизма стран -- Венгрии и Чехословакии. То была уже чужая земля, но

казалось, что мы дома: те же приветствия, те же радостные лица, то же

скромное угощение, но от души...

Четверть века спустя наших сыновей на той же земле встретили уже не

хлебом-солью, а плакатами: "Отцы -- освободители, сыновья -- оккупанты!"

Сыновья носили ту же военную форму и звание наследников, а мы -- молча свой

позор перед всем миром.

Дальше -- больше. В декабре 1979-го сыновья ветеранов Отечественной и

ученики (мой, в частности, Боря Громов, впоследствии главнокомандующий 40-й

армии, которого я учил тактике в военном училище) вторглись в Афганистан. На

протяжении ряда лет более чем сто стран -- членов ООН осуждали это

преступление, начав которое мы, подобно Саддаму Хусейну сегодня,

противопоставили себя тогда мировому сообществу. Теперь мы знаем, что в той

грязной войне ни з<