Из ходатайства о независимой литературной экспертизе

Директору Института литературы

имени Янки Купалы Академии наук

Республики Беларусь

Коваленко В. А.

Уважаемый Виктор Антонович!

Как вам известно, судебный процесс против писательницы Светланы

Алексиевич в связи с публикацией отрывка из ее документальной повести

"Цинковые мальчики" в "Комсомольской правде" от 15.02.90 г. завершен в

первой инстанции. Фактически С. Алексиевич обвинили в том, что она будто бы

оскорбила честь и достоинство одного из истцов (одного из героев ее книги),

не передав его слова буквально. Дважды суд отклонил ходатайство о проведении

литературной экспертизы.

Белорусский ПЭН-центр просит Вас сделать независимую литературную

экспертизу, которая бы дала ответ на следующие вопросы:

1. Как научно обозначается жанр документальной повести с учетом того,

что "документальная" понимается как "на основе фактов (свидетельств)", а

"повесть" -- как "художественное произведение"?

2. Чем отличается документальная повесть от газетно-журнальной

публикации, в частности, от интервью, текст которого обычно визируется

автором у интервьюируемого?

3. Имеет ли право автор документальной повести на художественность,

концепцию произведения, отбор материала, литературную обработку устных

свидетельств, на собственное мировоззрение, на обобщение фактов во имя

художественной правды?

4. Кто владеет авторскими правами: автор или герои описываемых ею

событий, чьи исповеди-свидетельства она записывала во время сбора

материалов?

5. Как определить границы, в которых автор свободен от буквальности,

механичности передачи записанных текстов?

6. Соответствует ли книга С. Алексиевич "Цинковые мальчики" жанру

документальной повести (в связи с первым вопросом)?

7. Имеет ли право автор документальной повести на изменение имен и

фамилий своих героев?

8. И, как следствие всех этих вопросов, самый главный из них: можно ли

судить писателя за отрывок из художественного произведения, даже тогда,

когда этот отрывок не нравится тем, кто давал устный материал для книги? С.

Алексиевич опубликовала не интервью с истцами, а именно отрывок из книги в

жанре документальной повести.

Независимая литературная экспертиза нужна Белорусскому ПЭН-центру для

защиты писательницы Светланы Алексиевич.

С уважением

Вице-президент Белорусского ПЭН-центра Карлос Шерман.

28 декабря 1993г.

Вице-президенту Белорусского

ПЭН-клуба Шерману К.Г.

Уважаемый Карлос Григорьевич!

Выполняем Вашу просьбу -- сделать независимую литературную экспертизу

документальной повести Светланы Алексиевич "Цинковые мальчики" и даем ответ

на Ваши вопросы по пунктам:

1. По тому определению понятия "документальная литература", которое

дает "Литературный энциклопедический словарь (М., "Советская энциклопедия",

1987, с. 98 -- 99) и которое считается среди ученых-специалистов наиболее

выверенным и точным, вытекает, что документальная литература, в том числе и

документальная повесть, по своему содержанию, методам и способам

исследования, форме изложения относится к жанру художественной прозы и в

связи с этим активно использует художественный отбор и эстетическую оценку

документального материала. "Документальная литература, -- отмечает автор

соответствующей статьи, -- художественная проза, исследующая исторические

события и явления общественной жизни путем анализа документальных

материалов, которые возобновляются целиком, частично или в изложении".

2. В той же энциклопедической статье утверждается, что "качество отбора

и эстетической оценки показанных фактов, взятых в исторической перспективе,

расширяют информационный характер документальной литературы и выводят ее как

из ряда газетно-журнальной документалистики (очерк, записи, хроника,

репортаж) и публицистики, так и из исторической прозы". Таким образом,

отрывок из "Цинковых мальчиков" С. Алексиевич, опубликованный в

"Комсомольской правде" (от 15.02. 90 г.), нельзя отнести к жанру интервью,

репортажа, очерка или любой другой разновидности журналистской деятельности,

он является своеобразной рекламой книги, которая вскоре должна была

появиться в печати.

3. Что касается права автора документального произведения на

художественность как специфическое средство обобщения фактов, на собственную

концепцию исторического события, на сознательный отбор материала, на

литературную обработку устных рассказов свидетелей этого события, на

собственные выводы сопоставления фактов, то в уже названном выше

энциклопедическом словаре сказано буквально следующее: "Сводя к минимуму

художественный вымысел, документальная литература своеобразно использует

художественный синтез, отбирая реальные факты, которые сами по себе обладают

значительными социально-бытовыми свойствами". Несомненно, что документальная

литература строго ориентирована на достоверность и правдивость. Но, однако,

возможен ли полный реализм, абсолютная правда вообще? По словам писателя,

лауреата Нобелевской премии Альбера Камю, полная правда была бы возможна

только тогда, когда бы перед человеком поставили киноаппарат, и он бы

записал всю его жизнь от рождения до смерти. Но нашелся бы в таком случае

другой человек, согласившийся бы пожертвовать своей жизнью ради бесконечного

просмотра этой удивительной киноленты? И сумел бы он за внешними событиями

увидеть внутренние причины поведения "героя"? Легко представить ситуацию,

что было бы, если бы автор "Цинковых мальчиков" сознательно отказалась от

творческого отношения к собранным фактам и примирилась с ролью пассивного

собирателя. Ей пришлось бы в таком случае записать на бумаге буквально все,

что наговорили в своих многочасовых рассказах-исповедях герои-"афганцы", и в

итоге получился бы (найдись издатель) пухлый том сырого, необработанного, не

доведенного до существующего уровня эстетических требований материала,

который просто бы не имел читателя. Больше того, если бы таким путем пошли

предшественники С. Алексиевич в этом документальном жанре, то мировая

литература не имела бы сегодня таких шедевров, как "Брестская крепость" С.

Смирнова, "Нюрнбергский процесс" А. Полторака, "Обычное убийство" Т. Капотэ,

"Я из огненной деревни" А. Адамовича, Я. Брыля, В. Колесника, "Блокадной

книги" А.Адамовича и Д. Гранина.

4. Авторское право -- это сумма правовых норм, регулирующих отношения,

связанные с созданием и изданием литературных произведений, и они начинаются

с момента создания книги и состоят из конкретных, определенных

законодательством правомочий (лично имущественных и неимущественных). Среди

них в первую очередь выделяются права на авторство, на публикацию,

переиздание и распространение произведения, на неприкосновенность текста

(только автор имеет право вносить в свое произведение какие-либо изменения

или дает разрешение сделать это другим). Процесс сбора материала в

соответствии с жанром документальной литературы требует активной роли

автора, определяющего проблемно-тематическую суть произведения. Нарушение

авторского права накладывается в судебном порядке.

5. Буквально точь-в-точь воспроизведение рассказов героев, как мы уже

доказывали в ответе на третий вопрос, в документальном произведении

невозможно. Но тут, конечно, появляется проблема воли автора, с которым

герои в момент откровения поделились воспоминаниями и как бы передали ему

часть своих прав на это свидетельство, надеясь на точную передачу их слов в

первоначальном виде, на профессиональное мастерство автора, его умение

выделить главное и опустить мелочи, которые не углубляют мысль, сопоставить

факты и увидеть их в едином целом. В конце концов все решает художественный

талант автора и его моральная позиция, его способность соединять

документальность с художественным изображением. Меру правдивости, глубину

проникновения в событие в этом случае может почувствовать и определить

только сам читатель и литературная критика, которая владеет инструментарием

эстетического анализа. Эту меру правдивости по-своему оценивают и герои

произведения, они самые пристрастные и внимательные его читатели:

соприкасаясь с феноменом превращения устного слова в письменное, а тем более

напечатанное, они подчас становятся жертвами неадекватной реакции на

собственный рассказ. Так человек, впервые услышавший свой собственный голос

на магнитофонной ленте, не узнает самого себя и считает, что произошла

грубая подмена. Внезапный эффект возникает еще и в результате того, что

рассказ одного свидетеля сопоставляется, стыкуется в книге с другими

подобными рассказами, перекликается или отличается от них, или даже спарит,

конфликтует с рассказами других героев-свидетелей: тогда заметно меняется

отношение и к собственным словам.

6. Книга С. Алексиевич "Цинковые мальчики" целиком отвечает уже

названному выше жанру документальной литературы. Достоверность и

художественность присутствуют в ней в пропорциях, позволяющих отнести

названное произведение к художественной позе, а не к журналистике. И, к

слову сказать, предшествующие книги этого автора ("У войны не женское лицо",

"Последние свидетели") исследователи относят к документальной литературе.

7. В литературе, современной автору, очерчены определенные границы

этики, если достоверная передача рассказа героя, его правдивое свидетельство

о событиях, оценка которых еще не получила надлежащего признания в обществе,

могут обернуться нежелательными результатами не только для автора, но и для

героя. В таком случае автор, несомненно, имеет право на изменение фамилий и

имен героев. И даже тогда, когда герою ничего не угрожает и политическая

конъюнктура складывается в пользу книги, авторы нередко пользуются этим

приемом. В фамилии главного героя "Повести о настоящем человеке" Мересьев

писатель Б. Полевой заменил всего только одну букву, но сразу же возник

эффект художественности: читатель уже понимал, что речь идет не об одном

конкретном человеке, а о типичном явлении в советском обществе. Таких

примеров сознательного изменения имени и фамилии героев в истории литературы

множество.

8. Судебные процессы, подобные тому, который идет над С. Алексиевич,

автором книги "Цинковые мальчики", имеют еще, к сожалению, место в мире.

Судебному преследованию в послевоенной Англии подвергался Дж. Оруэлл, автор

знаменитой "антиутопии" под названием "1984", которого обвинили в клевете на

государственное устройство. Сегодня известно, что темой этой книги был

тоталитаризм в том варианте, что возник в 20-м столетии. Смертный приговор в

наши дни вынесен в Иране писателю С. Рушди за книгу, в которой якобы в

издевательском тоне говорится об исламе: прогрессивная мировая

общественность оценила этот акт как нарушение права на свободу творчества и

как проявление нецивилизованности. В клевете на Советскую Армию еще недавно

упрекали писателя В. Быкова: многие опубликованные в печати письма от

ветеранов-псевдопатриотов звучали как суровый общественный приговор

писателю, который первым осмелился сказать вслух правду о прошлом. И, увы,

история повторяется. Наше общество, провозгласившее строительство правового

государства, пока что осваивает лишь азы самых главных прав человека,

подменяя часто дух закона его буквой, забывая о моральной стороне всякого

судебного дела. Право на защиту собственного достоинства, которое, по мнению

истцов, была нарушено С. Алексиевич газетной публикацией отрывка из книги,

не должно пониматься как право сегодня говорить автору книги одно, а завтра,

в соответствии с изменением настроения или политической конъюнктуры, что-то

совсем обратное. Появляется вопрос. Когда был искренен "герой" книги: тогда,

когда дал согласие поделиться с С. Алексиевич своими воспоминаниями о войне

в Афганистане, или тогда, когда под нажимом товарищей по оружию решил

отстаивать корпоративные интересы определенной группы людей? И имеет ли он в

таком случае моральное право на судебное преследование писательницы, которой

в свое время доверился, зная, что его исповедь будет опубликована? Факты,

сообщенные истцом автору или опубликованные в газете, не выглядят одиночными

и случайными, он подтверждаются в книге другими аналогичными фактами,

ставшими известными автору из рассказов других свидетелей тех же событий.

Разве это не дает основание думать, что "герой" был искренен в тот момент,

когда записывался устный рассказ, а не тогда, когда он отказывался от своих

слов? И еще важный аспект: если нет свидетелей разговора автора с "героем" и

когда отсутствует другие доказательства правоты одной или второй стороны

судебного процесса, возникает необходимость в перепроверке вех подобных

фактов, приводимых автором в своей книге, что можно было бы сделать на

своеобразном "нюрнбергском процессе", в котором бы приняли участие десятки и

тысячи свидетелей войны в Афганистане. В противном случае существует

опасность утонуть в бесконечных судебных разбирательствах. где пришлось бы

доказывать чуть ли не каждое сказанное героями книги слово, а это уже

абсурд. Поэтому обращение Белорусского ПЭН-центра в Институт литературы АНЮ

с просьбой сделать независимую литературную экспертизу опубликованного в

"Комсомольской правде" отрывка из документальной книги С. Алексиевич

"Цинковые мальчики" представляется в данной ситуации естественным и, может,

даже единственно возможным способом решить конфликт.

Директор Института имени Я. Купалы

Академии наук Беларуси,

член-корреспондент АНБ

Коваленко В.А.

Старший научный сотрудник

Института литературы,

кандидат филологических наук

ТычинаМ.А,

27января 1994г.

После суда

Решение суда зачитано...

Тягостно мне писать о нас -- о тех, кто сидел в зале суда. В последней

своей книге "Зачарованные смертью" Светлана Алексиевич спрашивает: "А кто --

мы? Мы -- люди войны. Мы или воевали, или готовились к войне. Мы никогда не

жили иначе".

Мы воевали... Вот словно специально рассевшиеся за спиной писательницы

женщины тихо, чтобы не слышал судья, но внятно для Светланы Алексиевич

состязаются в оскорблениях ее. Матери! Эпитеты таковы, что повторить их не

могу... Вот И. Галовнева в перерыве подходит к пришедшему вступиться за

писательницу отцу Василию Радомысльскому: "Не стыдно вам, батюшка, --

продались за деньги!" "Тьма! Дьявол!" -- раздается из публики, и уже тянутся

негодующие руки, чтобы сорвать с его груди крест. "Это вы -- мне? Мне,

который отпевал ваших сыновей по ночам, потому что вы говорили, что иначе не

получите триста рублей обещанной помощи", -- потрясенно вопрошает священник.

"Зачем пришел? Дьявола защищать?" -- "Молитесь за себя и за детей своих. Нет

покаяния, нет утешения". -- "Мы ни в чем не виноваты... Мы ничего не

знали..." -- "Вы были слепы. А когда открыли глаза свои, то увидели только

труп своего сына. Кайтесь..." -- "Что нам до афганских матерей... Мы своих

детей потеряли..."

Впрочем, не осталась в долгу и другая сторона. "Ваши сыновья убивали в

Афганистане невинных! Они -- преступники!" -- Кричит матерям какой-то

мужчина. "Вы предаете детей своих во второй раз..." -- неистовствует другой.

А ты? А мы -- разве не выполняли приказ? Приказ -- молчать? Разве мы не

тянули на собраниях вверх "одобряющие" руки? Я спрашиваю... Нам всем нужен

суд... Тот суд -- другой, о котором говорил на суде председатель Белорусской

Лиги прав человека Е. Новиков: когда мы все -- мы, молчавшие, матери наших

погибших солдат, ветераны этой войны и матери погибших афганцев -- та,

другая сторона, сядем вместе и просто посмотрим друг другу в глаза...

А. Александрович

"Фемида", 27 декабря 1993 г.

Закончился гражданский процесс о защите чести и достоинства по иску

Галовневой -- Кецмура к писательнице Светлане Алексиевич. Последний день

процесса собрал много журналистов, и в некоторых изданиях уже промелькнули

сообщения о решении суда: иск Галовневой отклонить, иск Кецмура

удовлетворить частично. Я не стану дословно цитировать заключительное

постановление, скажу только, что оно носит, на мой взгляд, довольно

примиренческий характер. Но примирило ли оно стороны в действительности?

Инна Сергеевна Галовнева, мать погибшего в Афганистане старшего

лейтенанта Галовнева, по-прежнему на "тропе войны" -- она собирается

подавать кассационную жалобу и судиться с писательницей дальше и дальше. Что

движет этой женщиной? Что движет этой матерью? Безутешное горе. Безутешное в

том смысле, что чем дальше уходит в историю афганская война, чем отчетливее

осознает общество, насколько авантюрной была эта затея, тем бессмысленней

выглядит гибель наших ребят на чужой земле... Поэтому и не принимает Инна

Сергеевна книгу "Цинковые мальчики". Поэтому для нее она -- оскорбление: для

матери слишком непосильная ноша -- обнаженная правда об афганской войне.

Тарас Кецмур -- бывший водитель-"афганец" -- второй истец этого

гражданского процесса. Его иск частично удовлетворен судом; два глубоко

психологических, глубоко драматических эпизода в монологе под его фамилией,

свидетельствующие, на мой взгляд, лишь о том, что война никого не отпускает

живым, даже если целы руки-ноги, признаны по требованию Кецмура

"оскорбляющими честь и достоинство". Впрочем, я даже готова понять Тараса.

Помните, есть такой афоризм: "Бойтесь первых порывов души, они могут быть

искренними"? Так вот его монолог в "Цинковых мальчиках" -- это, на мой

взгляд, именно первый искренний порыв души после Афгана. Прошло четыре года.

Изменился Тарас. И мир вокруг него. И ему, наверное, хотелось бы многое

изменить также и в памяти о прошлом, если уж не удастся эту память

вычеркнуть вовсе из души... А тут "Цинковые мальчики" -- написано пером, не

вырубишь топором.

Светлана Алексиевич покинула заседание суда до окончания процесса --

после очередного отказа суда о ходатайстве писательницы на литературную

экспертизу. Алексиевич резонно спрашивала: как можно судить документальную

повесть, не зная основ жанра, не владея азами литературного труда и не желая

вдобавок знать мнение профессионалов? Но суд был непреклонен. После второго

отказа в литэкспертизе Светлана Алексиевич покинула зал заседания. При этом

она сказала:

-- Как человек... Я попросила прощения за то, что причинила боль, за

этот несовершенный мир, в котором часто невозможно даже пройти по улице,

чтобы не задеть другого человека... Но, как писатель... Я не могу, не имею

права просить прощения за свою книгу. За правду!

Гражданский процесс над С. Алексиевич и ее книгой "Цинковые мальчики"

-- это наше второе поражение в "афганской" войне...

Елена Молочко

"Народная газета", 23 декабря 1993 г.

В декабре 1993 года судебный марафон по обвинению писательницы Светланы

Алексиевич и ее книги "Цинковые мальчики" наконец завершился. Решение суда:

писательница должна извиниться перед "афганцем" Тарасом Кецмуром, честь и

достоинство которого суд признал "оскорбленным частично". Газете

"Комсомольская правда" белорусский суд ничтоже сумняшеся присудил напечатать

опровержение, а также письменные извинения писательницы и редакции.

Второй истице -- матери погибшего в Афганистане офицера Инне Сергеевне

Галовневой -- в иске отказано, хоть суд признал "часть сведений,

приписываемых авторству Галовневой, не соответствующими действительности".

Иск Галовневой суду пришлось отклонить, поскольку в ходе слушаний была

представлена кассета с магнитофонной записью выступлений Галовневой

несколько лет назад на одном из митингов, где она полностью поддерживает

книгу Алексиевич.

У Светланы Алексиевич на этом суде, в этом судопроизводстве и в этой

системе шансов на защиту своего человеческого и профессионального

достоинства не было...

Испугавшись всемирного возмущения политическим процессом над

художественным произведением и его создателем, режиссеры белорусского

трагифарса громогласно формулировали: "Это ни в коем случае не суд над

книгой, не процесс против писателя и его творчества! А всего лишь

гражданский иск о защите чести и достоинства, адресованный газете

"Комсомольская правда" по поводу публикации 1990 года".

"А как же быть с презумпцией невиновности?" -- поинтересовались после

завершения процесса у судьи Ждановича председатель Белорусской лиги прав

человека Евгений Новиков и глава Белорусской ассоциации свободных средств

массовой информации Алесь Николайченко.

Согласно Ждановичу, "презумпция невиновности действует только в

уголовных делах". Во если бы Галовнева и Кецмур обвинили С. Алексиевич в

клевете, то в этом случае презумпция невиновности действовала бы, поскольку

сам термин "клевета" и является термином уголовного кодекса, и тогда истцы

должны были бы представить в суд вещественные доказательства...

В случае же гражданского иска по защите чести и достоинства презумпция

невиновности в Белоруссии не существует...

Возможно, из гражданского процесс плавно перетечет в уголовный -- истца

Галовнева пообещала и говорила об этом как о своей цели.

К белорусским прокоммунистическим газетам, которые травят писательницу,

присоединилась "Комсомольская правда" -- статья-послесловие от 30 декабря

1990 года, подписанная Виктором Пономаревым.

Светлане Алексиевич "показалось, что за спинами матерей "генеральские

погоны", а у них "за спинами -- по крайней мере точно -- сыновние могилы.

Они, а не писательница, орденоносец, лауреат, нуждаются в защите. Если и

происходит здесь акт гражданской казни, то никак не над писательницей", --

суетливо и демагогически торопится "Комсомолка" отстраниться от Светланы

Алексиевич.

Это пролог к официальному извинению, как проба перекованного голоса --

с нового на старый. Как и название: "Мальчики цинковые. Писатели -- все

железнее". А журналисты и редакторы "Комсомольской правды" -- все

гуттаперчевее?

Правда всегда стоила дорого произносящему. Отказ от правды всегда

ввергал малодушных в бедствия. Но, кажется, не было в современной истории

более безнадежного и всеобъемлющего несчастья, чем добровольное

саморазрушение человеческой натуры подданными коммунизма, когда от людей

остаются "только дымящие дыры", по выражению Михаила Булгакова.

Дымящие дыры на советском пепелище.

Инна Рогачий

"Русская мысль", 20 -- 26 января 1994 г.

За десять лет афганской авантюры через нее были пропущены многие

миллионы людей, повязанных в итоге не одним лишь чувством любви к советской

родине, но и кое-чем еще, гораздо более существенным. Часть их погибла, и мы

по-христиански скорбим об их безвременной смерти, чтим боль физических и

душевных ран, нанесенных их родным и близким. Но вряд л возможно нынче уйти

от понимания того, что они -- не герои с их бесспорным правом на всенародное

поклонение, а всего лишь вызывающие жалость жертвы. Сознают ли это сами

"афганцы"? По все вероятности, однако, большинству из них это пока не под

силу. Схожие с ними военной судьбой американские "герои Вьетнама", поняв

истинную сущность своего героизма, бросили президенту полученные от него

медали, наши же, похоже, способны лишь гордиться афганскими наградами. Кто

из них задумался: за что на самом деле они получены? Добро бы эти награды

служили нынче лишь в качестве предлога для получения льгот и привилегий,

погоней за которыми охвачено все наше нищающее общество. Но претензии у их

обладателей шире. Недавно в Минске на одном из афганских митингов была

открыто заявлена далеко идущая претензия на власть в Беларуси. Что ж, ныне

подобная заявка небеспочвенна. Пользуясь царящей в обществе моральной

невнятицей (Афган -- грязная война, но ее участники --

герои-интернационалисты), можно достичь чего угодно. В этих условиях матери

погибших -- благодатный материал в руках бывших и настоящих красных и

коричневых, повсеместно обретающих второе, обновленное дыхание. И матерей

используют -- вовсю эксплуатируют их праведный гнев, их святую печаль. Как

эксплуатировали в свое время коммунистическую идейность и патриотизм их

погибших детей. В общем, расчет беспроигрышен: кто бросит камнем в скорбящую

мать? Но за спинами скорбящих матерей зловеще маячат знакомые широкоплечие

фигуры, и напрасно автор "Комсомольской правды" притворяется, что никого там

не видит. Что "не в генералах за их спинами дело"...

Зловещее дыхание имперской политики, не до конца реализованной в

Афганистане, все явственнее ощущается в Беларуси. Суд над Светланой

Алексиевич -- лишь составной эпизод в длинной цепи скрытых и явных

проявлений такого рода. Тоской по великой державе и теплым морям исходит не

только партия Жириновского, сторонников которой немало и в Беларуси.

"Встряхнуть" посттоталитарное общество, "сплотить" его новой кровью -- вот

средство для достижения все той же цели -- попранного идеала вчерашнего

дня...

Василь Быков

"Литературная газета", 26 января 1994 г.

...Нет, не о правде войны была эта жесткая борьба с судебным

разбирательством. Борьба шла за живую, человеческую душу, за ее право на

существование в нашем холодном и неуютном мире, которая только и может стать

преградой на пути войны. Война будет продолжаться до тех пор, пока она

бушует в наших растерянных умах. Ведь она -- только неизбежное следствие

скопившихся в душах злобы и зла...

В этом смысле слова погибшего офицера становятся символическими и

пророческими: "Я, конечно, вернусь, я всегда возвращался... " (Из дневника

старшего лейтенанта Юрия Галовнева.)

Петр Ткаченко

"Во славу Родины", 15 -- 22 марта 1994 г.