Название. Жанр. Сюжет. Композиция. Конфликт романа

Роман создавался вскоре после возвращения автора из Англии в революционную Россию в 1920 году (по некоторым сведениям, работа над текстом продолжалась и в 1921 году). Первая публикация романа состоялась за границей в 1924 году. В 1929 году роман был использован для массированной критики Е. Замятина, и автор был вынужден защищаться, оправдываться, объясняться, поскольку роман был расценен как политическая его ошибка и "проявление вредительства интересам советской литературы". После очередной проработки на очередном собрании писательской общественности Е. Замятин заявил о своем выходе из Всероссийского Союза Писателей. Свидетель и участник событий К.А. Федин писал в связи с этим: "Я был раздавлен происходившей 22 сентября поркой писателей, никогда личность моя не была так унижена". Обсуждение "дела" Замятина было сигналом к ужесточению политики партии в области литературы: шел 1929-й год – год Великого перелома, наступления сталинизма. Работать как литератору в России Замятину стало бессмысленно и невозможно и, с разрешения правительства, он в 1931 году уезжает за границу.

Объясняя произошедшее с ним, Е. Замятин приводит персидскую басню о петухе, у которого была дурная привычка петь на час раньше других, из-за чего хозяин попадал в нелепое положение. В конце концов он отрубил петуху голову. "Роман "Мы", - с горечью заключает писатель, - оказался персидским петухом: этот вопрос и в такой форме поднимать было еще слишком рано".

В действительности же роман на родине писателя еще не был прочитан: первая публикация романа в СССР состоялась лишь в 1988 году (журнал "Знамя", 1988, №№ 4-5).

"Мы" и золотая легенда человечества, или архетип рода. Идея совместного счастливого человеческого общежития, всеобщего братства издавна привлекала мыслителей. К этой идее вновь и вновь возвращались на протяжении многовековой истории. В дохристианскую эпоху - это философское сочинение древнегреческого философа Платона "Государство", в эпоху Возрождения - "Утопия" Т. Мора и "Город солнца" Т. Кампанеллы. В чем заключается секрет удивительной притягательности этой идеи?

В мировой мифологии существует сюжет о "золотом веке человечества", который приводит в своей поэме "Труды и дни" древнегреческий поэт Гесиод. В древности эпоха существования рода, уже ушедшая в прошлое, представлялась золотым веком, поскольку не существовало разделения на имущих и бедных, все были равны перед природой и все находили опору и защиту в родовой общине. Это родовое (роевое) начало при неоформленности личностных качеств помогало выжить, принять участие в общем деле продолжения жизни, осталось как золотая легенда в мифологии. Сюжет "золотого века" можно назвать архетипическим, потому что он отшлифовался и остался в памяти - в коллективном бессознательном человечества, проявляясь так или иначе в философии, искусстве в различные эпохи. "Одним из художественных образов, основанных на архетипе рода, и стало утопическое государство… Этот образ, в силу своей глубинной значимости и художественной универсальности, остался актуальным для художественного сознания на протяжении двух тысячелетий"[67].

Однако совершенно очевидно, что в последующие времена идеал рода должен был вступать в конфликт с личностным началом, которое стало фактом общественной жизни, философии, искусства в период христианского средневековья, а затем в эпоху Возрождения.

И если прежде история мировой литературы знала лишь "утопии" - то есть описание идеального совместного человеческого общежития, то в новейшее время ситуация меняется. С одной стороны, человеческая личность осознает себя равной целому миру, а с другой стороны, появляются и усиливаются мощные дегуманизирующие факторы, в первую очередь техническая цивилизация, вносящая механистичное, враждебное человеку начало, поскольку средства воздействия технической цивилизации на человека, средства манипуляции его сознанием становятся все более мощными, глобальными.

В это время в противовес утопии появляется антиутопия как антижанр, направленный на выявление негативного смысла утопии. По мнению современных исследователей, главное отличие антиутопии от утопии заключается в том, что "утописты ищут пути для создания … идеального мира, который будет базироваться на синтезе постулатов добра, справедливости, счастья и благоденствия, богатства и гармонии. А антиутописты стремятся понять, как же человеческая личность будет чувствовать себя в этой образцовой атмосфере"[68].

Местоимение "мы", также, как и местоимение "я", само по себе не содержит негативного содержания, но после появления замятинского романа "мы" звучит скорее негативно. В чем его смысл, то есть что представляет собой общность людей, объединенных этим единым названием? "Мы" Единого Государства - это не объединение свободных личностей, а безликое "мы", механическое, основанное на одновременном выполнении общественных работ, биологических функций и т.д. Это людская не рассуждающая масса, возглавляемая Благодетелем, доведенная до пародии идея коллективизма.

Автобиографический характер образа Д-503. По Замятину (в этом утверждении он не был первым), любой художественный образ в той или иной мере всегда автобиографичен: "…для художника творить какой-нибудь образ - значит быть влюбленным в него… И так, как мать своего ребенка, писатель своих людей создает из себя, питает их собою - какой-то нематериальной субстанцией, заключенной в его существе". В случае с названием романа "Мы" и с героем романа это утверждение особенно справедливо.

Название романа включает в себя и автобиографический элемент. Известно, что Евгений Замятин в годы первой русской революции был большевиком, восторженно приветствовал революцию 1917 года и, полный надежд, вернулся на родину из Англии в революционную Россию. Но ему пришлось стать свидетелем трагедии революции (как и Л. Андрееву и Б. Пильняку и многим другим): усиления "католицизма" властей, подавления творческой свободы, что должно было неизбежно привести к застою, энтропии (разрушению). Роман "Мы" - это отчасти и автопародия на свои былые мессионерски-просветительские революционные устремления, идеалы, проверка их на жизненность.

Но роман является во многом автобиографическим не только в этом смысле. Сам Е. Замятин говорил: "Д-503 (и другие мои антигерои) - это я"[69] ("Закулисы"). Как и его герой, Е.И. Замятин оказался в конце концов в конфликте с государством, публично выразив свою тревогу за развитие событий в статье "Я боюсь" и в романе "Мы", автор, как и его герой, также оказался в состоянии выбора: стать в результате этого конфликта послушным "нумером" в сталинском государстве, расстаться с мечтой о творческой свободе (вариант Великой Операции из романа "Мы") или - уехать за границу (за Зеленую Стену в романе). Создатель образа Д-503 выбрал, как мы знаем, второй путь - эмиграцию.

Исследователи отмечают также и то общее, что было свойственно автору и его герою в складе их характера: Е.И. Замятин - инженер, технократ, писатель-рационалист, по определению К. Федина - "гроссмейстер литературы". И его герою - Д-503 также было свойственно стремление внести упорядоченность ("проинтегрировать"), разумную целесообразность во все, что его окружало, в том числе и в сам характер творчества. Так что роман "Мы" - это еще отчасти и пародия автора на "технократические" качества своей творческой личности. И название "Мы" должно прочитываться в таком случае не только как "они", как роман о тех, на кого автор смотрит со стороны и к кому он не имеет отношения, это в прямом смысле "мы", включающее автора, который тоже во многом прозрел после революции, потому что все, что было со страной, было и с ним самим. "Его антиутопия - критическая рефлексия средствами искусства по поводу своей собственной недавней социально-утопической практики, элемент самокритики и автопародии делает роман гораздо глубже и многомернее рядового сатирико-политического памфлета"[70].

А "мы"-настроения после революции были присущи очень многим, они окрасили собой эпоху 1920-х годов (см. об этом далее).

Жанр. Сюжет. Композиция. Конфликт. Роман написан в жанре фантастики - антиутопии. Причем наряду с условностью, фантастичностью роману свойствен также психологизм, что драматизирует собственно социально-общественную, идеологическую проблематику. Скорее можно согласиться с теми, кто признает за автором умение не только демонстрировать смысл идей и показывать их столкновение, но и умение увлечь читателя человеческими характерами, психологией героев, то есть с теми, кто расценивает замятинский роман не только как роман идей (что в общем-то является свойством жанра, к которому обратился писатель), но и роман людей. За фантастическим сюжетом и антуражем автор видит и показывает человека, его дыхание, пульс, пульсирование мысли.

О сложности романа, его многогранности, о том, что его содержание не исчерпывается одной антиутопической идеей, свидетельствуют трудности, которые мы испытываем при определении жанра этого произведения. Л.В. Полякова в связи с этим справедливо пишет: "По своим, замятинским законам творчества написан и роман "Мы", не то действительно "роман" с его тягой к изображению объемности и многогранности событий в центре с любовной интригой, не то повесть как повествование, даже летопись отдаленной от нас эпохи, не то "записи", как определяет их Д-503, давая им заглавие "Мы". Сам автор чаще всего называл произведение романом, "самой моей шуточной и самой серьезной вещью", "романом фантастическим", "сатирическим романом", "сатирой", "утопией". Произведение явно не укладывается ни в какие известные жанровые каноны"[71].

Сюжет романа фантастичен, действие его происходит в далеком будущем в некоем Едином Государстве – утопическом городе всеобщего счастья. Государство полностью взяло на себя заботу о своих жителях, точнее, оно приковало их к счастью: всеобщему, обязательному, равному. В Едином Государстве с изобретением нефтяной пищи побежден давний враг человечества - голод, ликвидирована зависимость от природы и нет необходимости думать о завтрашнем дне. Жителям Единого Государства не знаком и еще один источник страданий, переживаний человечества – любовь, а вместе с ней - и ревность, нерациональная трата физических, эмоциональных сил, им ничто не мешает нормально функционировать. Любовь сведена к случайным, медицински полезным процедурам по заявкам – розовым талонам. Причем ликвидированы неравенство и несправедливость и в этой области - в отношениях полов: каждый нумер имеет право на нумер другого пола как на сексуальный продукт. Создана новая практическая наука - "детоводство", и эта сфера также полностью находится в ведении Единого Государства. Дети воспитываются на Детско-Воспитательном заводе, где школьные предметы преподают роботы.

Искусство заменено Музыкальным Заводом, марши которого придают нумерам бодрость и соединяют в единое счастливое монолитное "Мы". Эстетический экстаз у жителей Единого Государства вызывают лишь такие произведения, как жуткие, красные "Цветы Судебных приговоров", бессмертная трагедия "Опоздавший на работу" и настольная книга "Стансов о половой гигиене". Монолитно сплоченными рядами по четыре "нумера" маршируют на лекции, на работу, в аудиториумы, на прогулку:

"Проспект полон: в такую погоду послеобеденный личный час - мы, обычно, тратим на дополнительную прогулку. Как всегда, музыкальный завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. И я - мы, четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке".

Действие известных в мировой литературе утопий происходит, как правило, на острове, либо в идеальном городе. Замятин выбирает город, что символично в контексте технической цивилизации ХХ века, когда сложилась антиномия город « деревня. В античную эпоху город еще не противостоял деревне, в новое же время город означает отрыв от природы, земли, отрыв от человеческой сути. В лекции "Современная русская литература" Е. Замятин одной из черт неореализма называл антиурбанизм, обращенность "в глушь, в провинцию, в деревню, на окраины", потому что "жизнь больших городов похожа на жизнь фабрик: она обезличивает, делает людей какими-то одинаковыми, машинными".

В архитектурном плане мир Единого Государства, разумеется, представляет собой также нечто строго рационализованное, геометрически-упорядоченное, математически выверенное, господствует эстетика кубизма: прямоугольные стеклянные коробки домов, где живут люди-нумера ("божественные параллепипеды прозрачных жилищ"), прямые просматриваемые улицы, площади ("Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов: тихие светильники лиц…"). Люди в этом геометризованном мире являются неотъемлемой его частью, несут на себе печать этого мира: "Круглые, гладкие шары голов плыли мимо - и оборачивались". Стерильно чистые плоскости стекла делают мир Единого Государства еще более безжизненным, холодным, ирреальным. Архитектура строго функциональна, лишена малейших украшений, "ненужностей", и в этом угадывается пародия на эстетические утопии футуристов начала ХХ века, где стекло и бетон воспевались как новые строительные материалы технического будущего.

Жители Единого Государства настолько лишены индивидуальности, что различаются только по нумерам-индексам. Вся жизнь в Едином Государстве базируется на математических, рациональных основаниях: сложении, вычитании, делении, умножении. Все представляют собой счастливое среднее арифметическое, обезличенное, лишенное индивидуальности. Появление гениев невозможно, творческое вдохновение воспринимается как неизвестный вид эпилепсии.

Тот или иной нумер (житель Единого Государства) не обладает в глазах других никакой ценностью и легкозаменяем. Так, равнодушно воспринимается нумерами гибель нескольких "зазевавшихся" строителей "Интеграла", погибших при испытании корабля, цель строительства которого – "проинтегрировать" вселенную.

Отдельным нумерам, проявившим склонность к самостоятельному мышлению, проводится Великая Операция по удалению фантазии, которая убивает способность мыслить. Вопросительный знак – это свидетельство сомнения – не существует в ЕГ, зато в избытке, разумеется, знак восклицательный.

Не только государство расценивает как преступление всякое личностное проявление, но и нумера не ощущают потребности быть личностью, человеческой индивидуальностью со своим неповторимым миром. Главный герой романа Д-503, математик, первый строитель "Интеграла", приводит хорошо знакомую каждому школьнику в Едином Государстве историю "трех отпущенников". Эта история о том, как троих номеров, в виде опыта, на месяц освободили от работы. Однако несчастные возвращались к своему рабочему месту и по целым часам проделывали те движения, которые в определенное время дня уже были потребностью их организма (пилили, строгали воздух и т.п.). На десятый день, не выдержав, они взялись за руки и вошли в воду под звуки марша, погружаясь все глубже, пока вода не прекратила их мучений. Для нумеров стала потребностью направляющая рука Благодетеля, полное подчинение контролю хранителей-шпионов:

"Так приятно чувствовать чей-то зоркий глаз, любовно охраняющий от малейшей ошибки, от малейшего неверного шага. Пусть это звучит несколько сентиментально, но мне приходит в голову опять все та же аналогия: ангелы-хранители, о которых мечтали древние. Как много из того, о чем они только мечтали, в нашей жизни материализовалось".

Д-503 недоумевает, почему "древние" так много уделяли внимания "нерациональному" И. Канту[72] и не увидели величия рационалистической системы Ф. Тейлора[73], превратившего процесс труда в ряд продуманных, четких, экономных ритмичных движений, при которых не терялось даром ни одной секунды. Д-503 - инженер по профессии и поэт в душе - поэтически описывает особую гармонию тейлоровской системы труда:

"Я видел: по Тейлору, размеренно быстро, в такт, как рычаги одной огромной машины, нагибались, разгибались, поворачивались люди внизу. В руках у них сверкали трубки: огнем резали, огнем спаивали стеклянные стенки, угольники, ребра, кницы. Я видел: по стеклянным рельсам медленно катились прозрачно-стеклянные чудовища-краны и так же, как люди, послушно поворачивались, нагибались, просовывали внутрь, в чрево "Интеграла", свои грузы. Это была высочайшая, потрясающая красота, гармония, музыка…"

Поэтика романа, в том числе и особенности психологизма, обусловлена его жанровой спецификой. Нередко роман кажется "тяжелым", так, А.К. Воронский писал о "Мы": "очень растянут роман и тяжело читается". А.И. Солженицын оценивает роман как "блестящую, сверкающую талантом вещь; среди фантастической литературы редкость тем, что люди – живые и судьба их очень волнует".

Поступки героев в этом романе жестко регламентированы, расчислены. Однако форма, структура романа глубоко органична авторскому замыслу, механистичному, роботизированному миру романа. Не забудем, что главный герой романа – математик, строитель "Интеграла". Он привык к языку формул, точных понятий. Например, о своей знакомой О-90, о ее милой болтовне он записывает: "Вообще, эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уж никак не наоборот".

Роман написан в форме дневниковых записей-конспектов (их число – 40). Д-503 движим целью прославить достижения идеально устроенного общества. Роман написан от первого лица единственного числа - "Я" Д-503, но его "Я" полностью растворено в общем "Мы", и вначале "душевный" мир главного героя романа - это "типовой" мир жителя ЕГ. Повествование от первого лица единственного числа (для которого характерна рефлексия, самонаблюдение, анализ собственных переживаний), в принципе, интимизирует повествование, позволяет полнее раскрыть образ изнутри. Но такой характер повествования обедняет другие образы, которые существуют только в восприятии, в оценках повествователя и иная точка зрения не предусмотрена. Мир Единого Государства показан изнутри - в восприятии героя, авторского голоса в тексте нет, и это очень важно и оправдано: "автор антиутопии (и романа неклассического типа, создателем которого и мыслил себя Замятин) не может уподобиться творцу высмеиваемого им, Замятиным, жанра утопии, чье слово - носитель последней истины, завершенного, конечного знания"[74]. Изображение утопического мира в мировой литературе не было новым, но взгляд на утопическое общество изнутри, с точки зрения одного из его жителей - принадлежит к числу новаторских приемов Е. Замятина.

Д-503 приводит в восхищение Часовая Скрижаль, регламентирующая всю жизнь в Едином Государстве:

"Скрижаль… Вот сейчас, со стены у меня в комнате, сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что у древних называлось "иконой", и мне хочется слагать стихи или молитвы (что одно и то же). Ах, зачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о, Скрижаль, о, сердце и пульс Единого Государства.

Все мы… еще детьми, в школе, читали этот величайший из дошедших до нас памятников древней литературы - "Расписание железных дорог". Но поставьте даже его рядом со Скрижалью - и вы увидите рядом графит и алмаз: в обоих одно и то же - С, углерод, - но как вечен, прозрачен, как сияет алмаз…Часовая Скрижаль - каждого из нас наяву превращает в стального шестиколесного героя великой поэмы. Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту, - мы, миллионы, встаем, как один. В один и тот же час, единомиллионно начинаем работу - единомиллионно кончаем. И, сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, - мы подносим ложки ко рту, - и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…"

Однако и в подобном государстве еще нет абсолютного решения проблемы всеобщего счастья, личное преодолено еще не полностью: два раза в день – с 16 до 17 часов и с 21 до 22 "единый мощный механизм рассыпается на отдельные клетки" – личные часы.

Д-503 – такой же винтик, нумер, как и другие, представляющий собой продукт рационализированного государства, с выпрямленными, математически выверенными чувствами, что подчеркивается говорящей портретной деталью: "прочерченными по прямой бровями". Однако плоскостное, "выпрямленное" измерение - не единственное его измерение, в нем есть то, что потенциально отличает его от других, в нем заложено особенное, поэтическое начало, которое содержится уже в поэтизации им Часовой Скрижали, вдохновенном восторге перед ее математическим совершенством и гармонией. Не случайно эмоциональный R-13 предлагает главному герою "устроить" его в поэты: "Вам бы, милейший, не математиком быть, а поэтом, поэтом, да! Ей-ей, переходите к нам - в Поэты, а? Ну, хотите - мигом устрою, а?"

С таким человеком в Едином Государстве должно что-либо произойти, он маркирован, обречен выделиться из общей массы. И действительно, Д-503 становится инакомыслящим, преступником - с точки зрения Единого Государства. Изменение психологического состояния героя романа проявляется в его поведении: в начале роман Д-503 – добропорядочный, то есть унифицированный нумер. Заговорившая в герое капелька дикой крови толкает его на необдуманные поступки, крамольные по отношению к Единому Государству мысли. В романе появляется собственно романная, любовная линия. Любовь для Д-503 превращается из медицински полезной процедуры по розовому талону в страсть, захватившую и возродившую его. "Вместо стройной и строгой математической поэмы в честь единого Государства – у меня выходит какой-то фантастический авантюрный роман".

Причем решающими в этом его превращении стали не мотивы политические, а личные: психологические, эмоционально-чувственные. Так, д-503 обладает врожденной эмоциональностью, Часовая Скрижаль напоминает ему поэму, он слушает музыку Скрябина в исполнении I-330 и впервые ощущает "медленную, сладкую боль", чувствуя в своей крови ожог "дикого, несущегося, опаляющего солнца". Решающей в истории государственного грехопадения Д-503 стала его любовь к I-330 , переживание ошеломляющего потрясения от этой любви.

Д-503 становится одним из заговорщиков - МЕФИ[75], он принимает участие в попытке захвата "Интеграла", чтобы вырваться за пределы Единого Государства, но заговор был раскрыт. Д-503 вновь становится послушным исполнителем воли Благодетеля, а I-330 - уничтожена, поскольку ее сопротивление государство бессильно преодолеть.

Поэма о величии Единого Государства, которую задумал написать инженер Д-503, с появлением любовной линии становится напряженным, эмоциональным романным повествованием. Происходит перемена жанровой установки: роман идей становится романом людей. Любовные сцены в этом рационалистическом романе, как это ни удивительно, - одни из самых лиричных и эмоциональных во всей русской литературе. Любовная стихия так захватывает героя, так опьяняет его, что он совершенно иначе смотрит на привычные вещи.

Появляется психологическая рефлексия, даже психологическая раздвоенность, совершенно немыслимые прежде для Д-503. Герой видит себя со стороны в тот момент, когда в нем вдруг заговорила дикая ревность:

"И этот другой - вдруг выпрыгнул и заорал: - Я не позволю! Я хочу, чтоб никто, кроме меня. Я убью всякого, кто… Потому что я вас - я вас - - Я увидел: лохматыми лапами он грубо схватил ее, разодрал у ней тонкий шелк, впился зубами".

"Я - перед зеркалом. И первый раз в жизни - именно так: первый раз в жизни - вижу себя ясно, отчетливо, сознательно, - с изумлением вижу себя, как кого-то "его". Вот я - он: черные, прочерченные по прямой брови; и между ними - как шрам - вертикальная морщина (не знаю: была ли она раньше). Стальные, серые глаза, обведенные тенью бессонной ночи; и за этой сталью… оказывается, я никогда не знал, что там. И из "там" (это "там" одновременно и здесь, и бесконечно далеко) - из "там" я гляжу на себя - на него, и твердо знаю: он - с прочерченными по прямой бровями - посторонний, чужой мне, я встретился с ним первый раз в жизни. А я настоящий, я -- не - он…"

В Д-503 проступила глубина, проявилось иррациональное, подсознательное начало, свидетельствующее о том, что человека нельзя расчислить, измерить только рационалистическими, "математическими" измерителями, и это иррациональное начало рано или поздно даст о себе знать, даже в таком идеальном Едином Государстве.

Любовь героя к I-330 приводит к ситуации психологического раздвоения, откровения, начала познания самого себя, своего душевного мира.

Герой романа оказывается в состоянии конфликта не только с Государством, но и с самим собой (Зеленая Стена разделяет надвое и его внутренний мир): он осознает "преступный" характер своего поведения, любви к I-330. У него образовалась душа, которая своей огромностью, иррациональностью, неуправляемостью страшит главного героя. Он раздваивается, и рефлексия, раздвоение в изображении Е. Замятина достигают высокого накала, побуждая нас неотрывно следить за исходом этого противостояния. Так авантюрно-фантастический роман становится психологическим романом, мы следим за исходом поединка в душе Д-503, едва ли не с бóльшим напряжением, чем в душе Раскольникова у Достоевского: что победит в душе героя: долг перед Государством или появившееся человеческое чувство - любовь, стремление быть свободной личностью, а не рабом-автоматом? Роман Е. Замятина - это своеобразный эксперимент автора: сохранится ли человечество, останется ли человек - человеком? Лирическое (авторское) начало по мере развертывания любовного чувства возрастает, авторская точка зрения сближается с точкой зрения героя и это видно уже из отсутствия иронии там, где это чувство описывается. Герой выходит из своей скорлупы и выясняется, что он не одинок, по крайней мере если раньше он утверждал , что за Зеленой Стеной никто не бывал, то теперь мы узнаем, что граница между рациональным и иррациональным мирами не была никогда непреодолимой.

Любовная линия в романе и оригинальна, и традиционна для русской романистики: действительно, нерешительный мужчина и решительная женщина, пытающаяся вырвать его из засасывающей среды, хорошо знакомы русскому читателю. Если отбросить антиутопический фон действия, это все то же "темное царство", как в романе "Обломов" И. Гончарова. Параллель между героями замятинского романа (Д-503 и I-330) и героями романа И. Гончарова (Обломовым и Ольгой Ильинской) уже отмечалась критиками. Причем, в традициях русской литературы, первой осознает необходимость протеста женщина. Д-503 в финале романа становится безучастным зрителем казни I-330. Он предает свою любовь. Победило в нем то, что было сформировано государством. Герой так и не смог преодолеть прежде всего в себе самом внутреннюю "Зеленую Стену", которая отделяет его не только от мира природы, но и от своей человеческой сути, человечности. Совершенно справедливо наблюдение критика, заметившего: "В романе иррациональная сторона человеческой натуры параллельна дикому миру природы за стеклянной стеной. Эта стена, которую хотят разрушить восставшие, - важный символ в романе. С одной стороны, она символизирует безопасность и несвободу Единого Государства, с другой - границу между рациональным и нерациональным в человеке. Разрушение стены означало бы не только конец тирании Единого Государства, но и воссоединение человека с природой, а также восстановление личности"[76].

Таким образом, финал возвращает нас к началу (кольцевая композиция), завершается картинами противостояния Единого Государства и дикого мира за Зеленой Стеной. Главный герой романа верит: "Мы победим!", которое, однако, звучит скорее как заклинание, желание победы. Однако многое изменилось - мы знаем о существовании за Зеленой Стеной многоцветного полнокровного мира, куда ушла героиня романа - О-90, ожидающая ребенка. А значит, будущее не так однозначно, каким оно представляется в начале романа.

Роман вызвал при своем появлении споры, которые не утихают и по сей день. Суть этого спора выражена в словах К.А. Федина о писательской манере Е. Замятина: "Он обладал такими совершенствами художника, которые возводили его высоко. Но инженерия его вещей просвечивалась сквозь замысел, как ребра человека на рентгеновском экране. Он оставался гроссмейстером литературы. Чтобы стать на высшую писательскую ступень, ему недоставало, может быть, только простоты"[77]. Замятинский роман - роман-эксперимент непривычен, до сих пор вызывает споры, и это уже свидетельствует о его долголетии, значимости.

2. "Имя" (нумер) героя как его психологическая характеристика.

Женские образы в романе

"Фамилии, имена прирастают к действующим лицам так же крепко, как к живым людям… Если имя почувствовано, выбрано верно - в нем непременно есть звуковая характеристика действующего лица".

Е. Замятин. Как мы пишем

В замятиноведении уже был отмечен "особый, замятинский психологизм. Необычный, мастерский. Хотя по первому впечатлению – грубоватый, прямолинейный, "непсихологичный". В основе авторское не всеведение, а всевидение: мир известен в той мере, в какой он зрим, предметен. Внутренний мир героев также открывается, лишь поскольку он имеет внешнее выражение. Действию, поступку предшествует предметное, пространственное обозначение характера. Первое впечатление – зрительное или слуховое (звук имени) – не обманывает. Оно получает в дальнейшем подтверждение и развитие"[78]. Для Замятина было очень важно зримо представить себе героя, его внешность, которая во многом определяла внутренний мир героя. Писатель много над этим размышлял, экспериментировал, вывел определенную теорию, которую применил в своей художественной практике.

Опыт Е. Замятина свидетельствует, что писатель мастерски владеет не только приемами звуковой, но и зрительной характеристики персонажей. О звуковых и зрительных ассоциациях, вызываемых словами и отдельными звуками (и что обязательно надо учитывать при создании художественного образа), Е. Замятин говорил:

"Всякий звук человеческого голоса, всякая буква - сама по себе вызывает в человеке известные представления, создает звукообразы. Я далек от того, чтобы приписывать каждому звуку строго определенное смысловое или цветовое обозначение. Но - Р - ясно говорит мне о чем-то громком, ярком, красном, горячем, быстром. Л - о чем-то бледном, голубом, холодном, плавном, легком. Звук Н - о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи… Звуки Д и Т - о чем-то душном, тяжком, о тумане, о тьме, о затхлом. Звук М - о милом, мягком, о матери, о море. С А - связывается широта, даль, океан, марево, размах. С О - высокое, глубокое, море, лоно. С И - близкое, низкое, стискивающее и т.д."[79]

Один из самых характерных для Е. Замятина приемов характеристики персонажа – точный выбор имени героя, причем важными оказываются и зрительные, и слуховые впечатления. Роман "Мы" в этом смысле является мировой классикой: в романе персонажи лишены традиционных имен и имеют нумера, состоящие из отдельных букв и чисел. Согласные буквы служат эквивалентом мужских имен (Д-503, R-13, S-4711), а гласные - женских (I-330, О-90, Ю): гласные, в отличие от согласных, более долгие (менее энергичные и резкие) по звучанию и, соответственно, звучат мягче. Причем буквы выбраны как латинские, так и русские, что свидетельствует об универсальном, общемировом характере описываемой антиутопии, о незначимости национальных различий.

Для обозначения мужских нумеров выбраны нечетные числа, для обозначения женских - четные как более спокойные, завершенные, гармоничные. В свое время М.М. Бахтин заметил о числе 1311 в романе Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль", что оно по структуре - асимметрично, открыто, незавершено, если бы было 1312 - число бы успокоилось, завершилось, утратило гротесковый характер. Именно четные числа и обозначают женские номера.

Буква и число внутри "имени" (нумера) вступают между собой в определенные отношения: буква воплощает индивидуальность персонажа, служит обозначением его особенности, число же выражает унифицированную, обезличенную часть жителя Единого Государства, хотя числа у Е. Замятина не случайны и обладают также определенной символикой.

Д-503 - главный герой романа, герой-повествователь. В звуке [д] слышится определенность, однозначность, рационалистичность, свойственная главному герою. Высокий порядковый номер указывает на его "серийность", таких, как он, по крайней мере 502. Номеров много и они нивелируют человека, буква же придает человеку индивидуальность, внешнюю (портретную) и внутреннюю (психологическую) неповторимость. Противопоставленные буква и номер выражают конфликт внутри сознания героя, глубокий психологический конфликт живого, человеческого, и машинного, механического. Стиль мышления номеров – логический, математический, не психологический, если учитывать этимологию слова "психология". Противопоставление разума и души, рационального и чувственного начала, - центральное противопоставление романа. Разум пытается подчинить себе душу, но это невозможно, это утопия. В каждом номере скрывается душа – древнее человеческое начало. Разум не может подчинить себе любовь. Центральный конфликт романа подчеркивается множеством деталей, символов.

R-13- нумер поэта, и он передает в звуке [R] поэтическую эмоциональность, вибрацию и рефлексию персонажа. "Например, коллективное восприятие звука Р получает следующие содержательные характеристики: звук Р воспринимается как нечто "большое, грубое, мужественное, темное, активное, сильное, быстрое, шероховатое, тяжелое, страшное, величественное, яркое, угловатое, громкое, злое, могучее, подвижное".[80] Кроме того, по мнению Н. Струве, "Латинское R - графически опрокинутое русское Я. R-13 олицетворяет вывернутую наизнанку сознание писателя, пишущего против своего нутра:… [R-13] одновременно казенный пиит и тайный заговорщик"[81].

Число же 13 - драматическое число, предвестник трагической судьбы поэта, на что обратил внимание еще Н. Струве в статье "Символика чисел в романе Замятина "Мы"[82]. Н. Струве считает, что число 13 является определяющим "ключевым шифром" для всего романа, в частности, нумера S-4711, Д-503 (так же и другие) каждое в сумме дают 13 (5 + 5 + 3, поскольку по местоположению в алфавите русское Д соответствует цифре 5), и число 13, таким образом (скрыто или явно присутствующее в романе), является свидетельством общего неблагополучия в мире Единого Государства. Однако, за исключением прямого присутствия этого числа в нумере R-13, ассоциации с числом 13 в остальных случаях, предложенные Н. Струве, являются менее прозрачными и потому затрудненными для восприятия читателем.

Об ассоциативной связи со скульптурным изображением Пушкина (в Древнем Доме) уже упоминалось.

S-4711 - "имя" одного из хранителей ("двоякоизогнутого, сутулого и крылоухого"), принадлежащего к священной, таинственной касте хранителей (ангелов-хранителей, то есть - шпионов).

Женские образы в романе

"… у Замятина так хорошо, интимно и нежно удаются женские типы: они у него все особенные". А. Воронский

Еще в