Экспрессионистичность как средство создания

психологической напряженности в романе "Мы

Еще одна особенность замятинского психологизма, наряду с импрессионистичностью, - повышенная экспрессия, экспрессионистичность. Предельная эмоциональная напряженность - это отличительная, одна из самых характерных черт замятинской манеры письма. И в этом сказывается влияние экспрессионизма 1910-1920-х годов. Экспрессионизму как литературному явлению свойственно "тяготение к абстрактности, обостренной эмоциональности и фантастическому гротеску", "заостренное выражение важной для автора идеи, достигаемое путем любых преувеличений и условностей"[98].

Экспрессионизм с его преувеличенностью, заостренностью и условностью образов как нельзя лучше подходит для замятинского романа-опровержения, романа-предупреждения. Автору важно обнажить, заострить мысль, довести ее до абсурда и тем самым скомпрометировать. На это качество экспрессионизма уже обратили внимание литературоведы: "Экспрессионистическая эстетика в силу своей выразительности, заостренности на определенной проблеме, фантастичности и гротескности по самой природе своей полемична. Художники, ей принадлежащие и ощущающие себя ее проводниками, часто берут роль еретиков, критиков настоящего, оказываются в оппозиции к господствующим идеологическим концепциям"[99].

Экспрессионистичных описаний в романе немало, они приводятся тогда, когда Д-503 захлестывают незнакомые ему прежде чувства - любви, дикой ревности. Вот как выглядит описание любовного жара, в котором находится Д-503 после встречи с I-330: "Не записывал несколько дней. Не знаю, сколько: все дни – один. Все дни – одного цвета – желтого, как иссушенный, накаленный песок, и ни клочка тени, ни капли воды, и по желтому песку без конца. Я не могу без нее".

Это парадокс: именно в замятинском романе о нумерах – жителях Единого Государства, лишенных души и неспособных любить - мы встречаем, пожалуй, самые яркие, экспрессивные и завораживающие описания любовного чувства:

"Что со мной? Я потерял руль. Мотор гудит вовсю, аэро дрожит и мчится, но руля нет, - и я не знаю, куда мчусь: вниз – и сейчас об земь, или вверх – и в солнце, в огонь…"; "И вот, блаженно и пьяно, я иду по лестнице вниз, к дежурному, и быстро у меня на глазах, всюду кругом неслышно лопаются тысячелетние почки и расцветают кресла, башмаки, золотые бляхи, электрические лампочки, чьи-то темные лохматые глаза, граненые колонки перил, оброненный на ступеньках платок, столик дежурного… Все - необычайное, новое, нежное, розовое, влажное".

Интенсивность проявлений душевной жизни персонажей романа, в первую очередь главного героя Д-503, экспрессивность описаний создают повышенную плотность, спрессованность замятинского письма: романная проза Замятина конспективна, но не суха; почти каждый эпизод выглядит как яркий образный микросюжет, который запрограммирован на его развертывание в сознании читателя.

Личность героя Д-503 мучительно раздваивается, и это раздвоение также получает зримое выражение в тексте романа.

"Если бы вам сказали: ваша тень видит вас, все время видит. Понимаете? И вот вдруг – у вас странное ощущение: руки посторонние, мешают, и я ловлю себя на том, что нелепо, не в такт шагам, размахиваю руками. Или вдруг – непременно оглянуться, а оглянуться нельзя, ни за что, шея – закована. И я бегу, бегу все быстрее, и спиною чувствую: быстрее за мною тень, и о нее – никуда, никуда…"

8. Различные "коды" прочтения романа. Современность романа

У романа "Мы" за восьмидесятилетнюю его историю сложились свои традиции, коды прочтения. Долгие годы преобладало идеологическое, социологическое прочтение романа, в перестроечные годы оно, естественно, укрепилось в связи с тем, что кардинально пересматривалось прошлое страны. В последние же годы содержание романа вписывается в более широкий контекст - в мировую историю ХХ века.

1. Совершенно очевидно, что роман тесно связан с советской историей, историей советской литературы. Идеи упорядочения жизни были характерны и для литературных манифестов первых лет советской власти, прежде всего Пролеткульта. В манифесте этой организации, например, утверждалось: "Методическая, все растущая точность работы, воспитывающая мускулы и нервы пролетариата, придает психологии особую настороженную остроту, полную недоверия ко всякого рода человеческим ощущениям, доверяющуюся аппарату, машине, инструменту", "Машинизирование не только жестов, не только рабоче-производственных методов, но машинизирование обыденно-бытового мышления… поразительно нормализует психологию пролетариата… Вот эта-то черта и сообщает пролетарской психологии поразительную анонимность, позволяющую квалифицировать отдельную пролетарскую единицу как А. В, С, или 325, 0, 75 и т. п."[100].

Само название романа носит полемический характер по отношению к пролеткультовской теории и практике искусства, в частности, стихотворению пролетарского поэта В. Кириллова "Мы", следующим его строкам:

Мы – несметные, грозные легионы Труда.

Мы победили пространства морей, океанов и суши.

Светом искусственных солнц мы зажгли города, -

Пожаром восстаний горят наши гордые души.

Эта пролетарская космическая глобальность и претензии отражены в романе Замятина. Им доведена до абсурда и еще одна идея пролеткультовцев – отношение к классическому наследию:

Мы во власти мятежного страстного хмеля,

Пусть кричат нам: "Вы палачи красоты", -

Во имя грядущего завтра – сожжем Рафаэля,

Разрушим музеи, растопчем искусства цветы[101].

И в 1920-30-е годы, и при первой публикации на родине в 1988 году роман был прочитан прежде всего как пародия на советскую историю. Ср., например, отзыв Нат. Ивановой: "Провидческую антиутопию создал Е. Замятин ("Мы"), еще в 1920 году блестяще изобразивший мыслимые и немыслимые последствия претворения коммунистической утопии в жизнь"[102]. Этому противоречит неоднозначное отношение к революции и советскому государству самого Е. Замятина, который был не столько против социализма, сколько против технократии. О социализме Е. Замятин писал: "Хотят литературы правоверносоциалистической и боятся литературы не правоверной только те, кто не верит или не достаточно верит в социализм. Я - верю. Я знаю: он неминуем"[103].

2. Е. Замятин хорошо знал Запад и его не случайно называли "англичанином". В романе не мог не отразиться не только отечественный опыт автора, но и зарубежный, то общее, что у них было. Время показало, что роман, к сожалению, не "пройден". Он должен быть прочитан в широком контексте развития современной мировой цивилизации.

В свое время, будучи в Англии и наблюдая труд и жизнь рабочих, Е. Замятин написал повесть "Островитяне" (1917 год) – о "них", островитянах-англичанах, в которой мы находим первый набросок идей романа "Мы" (повесть показалась обидной англичанам и была запрещена в Англии). Герой повести викарий Дьюли сочиняет книгу "Завет принудительного спасения", ставшую прообразом Часовой Скрижали из романа "Мы". Вся жизнь по этому "Завету…" регламентируется, вплоть до сферы любви.

Возвратясь после революции из капиталистической Англии в социалистическую Россию, Замятин с тревогой обнаруживает, что повесть о "них" – это повесть и о "нас" тоже, и еще в большей степени.

Причем роман становится все более актуальным в нашу компьютеризированную, роботизированную эпоху, когда "средний" человек становится придатком к машине, способен только нажимать кнопки, переставая быть творцом, мыслителем. Ныне продолжает развиваться та тревожная тенденция, о которой еще в 1931 году говорил русский философ Н. Бердяев, выступая на съезде лидеров Мировой Христианской Федерации с докладом "Духовное состояние современного мира": "Мы вступаем в эпоху цивилизации, которая отказывается от ценности человека", "дальнейшее существование человека делается проблематичным"[104].

Именно на эту сторону своего романа обращал внимание и сам Е. Замятин: "Близорукие рецензенты увидели в этой вещи не больше, чем политический памфлет. Это, конечно, неверно: этот роман – сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства – все равно какого. Американцы, несколько лет тому назад много писавшие о нью-йоркском издании моего романа, небезосновательно увидели в этом зеркале и свой фордизм".

Вопросы

1. В чем заключается суть теории "неореализма" (синтетизма, экспрессионизма) по Е. Замятину?

2. История создания и публикации романа "Мы".

3. Форма повествования. Жанр. Сюжет. Композиция романа "Мы".

4. Какое утверждение вам ближе: "очень растянут роман и тяжело читается" (А.К. Воронский) или "Мы" - блестящая, сверкающая талантом вещь; среди фантастической литературы редкость тем, что люди - живые и судьба их очень волнует" (А. Солженицын)?

5. Поэтика, смысл названия романа "Мы".

6. Как воплощена в романе идея всеобщего счастья (Часовая Скрижаль и др.). Проанализируйте систему ограничений, созданную Единым Государством, как влияет она на сознание нумеров (цена человеческой жизни, история "Трех отпущенников" и др.). Почему герой-повествователь противопоставляет американского инженера-изобретателя Ф.У. Тэйлора (1856-1915), основоположника научной организации труда, и немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804)?

7. Роль искусства в Едином Государстве. Каким вы себе представляете архитектурный облик Единого Государства?

8. Официальный государственный язык Единого Государства; как связаны язык и тип сознания нумеров? Речевая характеристика персонажей.

9. Образная система романа: какие персонажи понадобились автору для раскрытия центральной идеи произведения?

10. Как соотносятся имя, внешний портрет и внутренняя суть персонажей в романе? Символика имен.

11. Д-503 и другие нумера: общее и отличительное. Чем центральный герой близок автору? В чем заключается суть конфликта Д-503 с государством? Как развивается и как разрешается этот конфликт?

12. Любовная линия в романе. Образы О-90 и I-330 в романе. Какая точка зрения вам ближе: I-330 - это героическая мужественная революционерка и одновременно душевная благодетельница " Д-503 (Л.В. Полякова), или I-330 - это коварная шпионка, которая использовала любовь Д-503 для достижения своих корыстных целей (А. Штейн)[105]?

13. Как вы понимаете финал ("итог") романа?

14. Библейские мотивы, лексика и символика (в том числе цветовая) в романе "Мы" ("хлеб древних христиан", "нефтяная пища" жителей ЕГ и др.).

15. Особенности портретной характеристики персонажей, роль художественной детали (символики).

16. Цветовой колорит романа "Мы", символика цвета.

17. Характер противостояния Единого Государства и мира за Зеленой Стеной (на уровне идеологии, предметного мира, портретных деталей персонажей, образа жизни, цветового колорита и т.д.).

18. Автор о романе "Мы". От повести "Островитяне" к роману "Мы". Сатирический (политический) и общечеловеческий коды прочтения романа.

19. Роман "Мы" и литературные антиутопии ХХ века (Дж. Оруэлл "1984", О. Хаксли "О дивный новый мир").

20.

Список литературы

Произведения Е.И. Замятина

1. Замятин Е.И. Мы: Роман // Знамя. 1988. Кн. 4; Кн. 5, а также любое другое издание.

2. Замятин Е. Современная русская литература: Вступ. лекция: [Из литературного архива писателя] / Публ. А. Стрижева // Литературная учеба. 1988. № 5.; Техника художественной прозы: Из цикла лекций, читанных перед молодыми петроград. литераторами в 1919-1920 гг. / Публ. А. Стрижева // Литературная учеба. 1988. № 6.

3. Замятин Е. Статьи 10-20-30-х годов / Публ. и предисл. А. Стрижева // Литературная учеба. 1990. Кн. 3.

4. "Автобиография" Е.И. Замятина; Письма Е.И. Замятина А.М. Ремизову / Публ. В.В. Бузник // Русская литература. 1992. № 1.

5. Замятин Е. О языке: [О природе художественной речи / Публ. и послесл. В.П. Вомперского] // Русская речь. 1993. № 1.

6. Замятин Е. "Молчание - моя основная литературная профессия". Письма Е. Замятина К. Федину / Публ. Н.К. Фединой и Л.Ю. Коноваловой. Вступит ст. и коммент. Л.Ю. Коноваловой // Русская литература. 1998. № 1.

7. Замятин Евгений. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания / Сост. и коммент. А.Ю. Галушкина; Подгот. текста А.Ю. Галушкина, М.Ю. Любимовой; Вступ. ст. В.А. Келдыша. – М.: Наследие, 1999. 359 с.

Критическая литература

8. Акимов А.В. Человек и Единое Государство (Возвращение к Евгению Замятину) // Перечитывая заново / Сост. В. Лаврова. - Л., 1989.

9. Анненков Ю. Евгений Замятин [Воспоминания] // Литературная учеба. 1989. № 5.

10.Белобровцева И. Поэт R-13 и другие Государственные поэты // Звезда. 2002. № 3.

11.Боренстайн Э. "Сам не свой": Концепция личности в романе Е. Замятина "Мы" // Русская литература ХХ века. Направления и течения. Екатеринбург, 1996. Вып. 3.

12.Васильев В.Е. "Серапионовы братья" и Е.И. Замятин // Русская литература. 1997. № 4.

13.Воронский А.К. Евг. Замятин // Воронский А.К. Искусство видеть мир. Портреты. Статьи. М., 1987.

14.Геллер Л. Об утопии, антиутопии, герметизме и Е. Замятине [Ст. из Швейцарии] // Филологические записки. Вестн. литературоведения и языкознания. 1994. Вып. 3.

15.Голубков М.М. "Синтетизм" Е. Замятина // Русская литература ХХ века: После раскола: Учеб. пособие для вузов. - М., 2001.

16.Голубков С.А. Комическое в романе Замятина "Мы". - Самара, 1993.

17.Григорьев Б.Д. "Все тот же, русский и ничей…": Письма [художника З.Б. Григорьева к Е. Замятину] / Вступ., публ. и коммент. В.Н. Терехиной // Знамя. 1998. № 8.

18.Давыдова Т. Миф "еретика": Сегодняшний взгляд на роман Е. Замятина "Мы" // Высшее образование в России. 1999. № 5.

19.Давыдова Т.Т. Евгений Замятин. - М., 1991.

20.Давыдова Т.Т. О "Блокнотах" Евгения Замятина // Филологические науки. 1997. № 2.

21.Давыдова Т.Т. Образность и язык романа Е.И. Замятина "Мы" // Русская словесность. 2001. № 1.

22.Давыдова Т. Роман Евгения Замятина "Мы" – открытие и пророчество // Литературная учеба, 2002, Кн. 6. С. 138-147.

23.Долгополов Л.К. Е. Замятин и В. Маяковский: К истории создания романа "Мы" // Русская литература. 1988. № 4.

24.Доронченков И.А. Об источниках романа Е. Замятина "Мы" // Русская литература. 1989. № 4. [Прил.: Рай: ст. 1921 г. Е. Замятина].

25.Е.И. Замятин: Новые материалы [из зарубежных архивов] // Новое литературное обозрение. 1995. № 11.

26.Евсеев В.Н. Роман "Мы" Е.И. Замятина: (жанровые аспекты) / Ишимский гос. пед. ин-т им. П.П. Ершова. - Ишим, 2000.

27.Зверев А. "Когда пробьет последний час природы…" (Антиутопия ХХ века) // Вопросы литературы. 1989. № 1. [О "Чевенгуре", "Мы", "1984"].

28.Зверева Л.И. Поэтика портретной живописи в рассказах и повестях Е. Замятина // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня. Книга III.- Тамбов, 1997.

29.Изучение творчества Е.И. Замятина в Тамбове / Сост. Буянова Г.Б., Косякова С.А., Нечаева О.В. - Тамбов, 1997.

30.Кольцова Н. Роман Евгения Замятина "Мы" и петербургский текст русской литературы // Вопросы литературы. 1999. № 5.

31.Крючков В.П. О синтетическом психологизме Е.И. Замятина // Крючков В.П. Русская литература ХХ века: Поэтика. Особенности психологизма.. - Саратов, 2000.

32.Лакшин В. "Антиутопия" Е. Замятина // Знамя. 1988. № 4.

33.Ланин Б.А. Евгений Замятин и развитие русской антиутопии // Русский литературоведческий журнал: Теория и история литературы. 1993. № 2.

34.Ланин Б.А. Литературная антиутопия ХХ века. - М., 1992.

35.Ланин Б.А. Роман Е. Замятина "Мы". - М., 1992.

36.Лахузен Т., Максимова Е., Эндрюс Э. О синтетизме, математике и прочем… Роман "Мы" Е.И. Замятина. - СПб, 1994.

37.Михайлов О. Гроссмейстер литературы // Е. Замятин. Избранное. -М., 1992.

38.Муриков Г. Они и "Мы" // Звезда. 1989. № 1.

39.Мущенко Е. "Я" и "Мы": Об идеологическом и нравственном пафосе романа Е. Замятина "Мы" // Подъем. 1989. № 4.

40.Мущенко Е.Г. В художественном мире А. Платонова и Е. Замятина. Лекции для учителя-словесника. - Воронеж, 1994.

41.Недзвецкий В.А. Благо и благодетель в романе Е. Замятина "Мы": О литературно-философских истоках произведения // Изв. РАН. Сер. литературы и языка. 1992. Т. 51. № 5.

42.Новиков В. Возвращение к здравому смыслу // Знамя. 1989. Кн. 7. [О романе "Мы"].

43.Новое о Замятине. Сб. материалов под ред. Л. Геллера / Сост. Л. Геллер. - М., 1997.

44.Нянковский М.А. Антиутопия: к изучению романа Е. Замятина "Мы" // Литература в школе. 1998. № № 3,4.

45.Павлова-Сильванская М. Это сладкое "мы", это коварное "мы" // Дружба народов. 1988. № 11.

46.Полякова Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы ХХ века как литературной эпохи. - Тамбов, 2000.

47.Попова И.М. "Чужое слово" в творчестве Е.И. Замятина (Н.В.Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский). - Тамбов, 1997.

48.Примочкина Н.Н. М. Горький и Е. Замятин: К истории литературных взаимодействий // Русская литература. 1987. № 4.

49.Семенова А.Л. Роман Е. Замятина "Мы" и "Государство" Платона // Русская литература. 1999. № 3.

50.Скороспелова Е.Б. Замятин и его роман "Мы". - М., 1999. (Перечитывая классику).

51.Солженицын А. Из Евгения Замятина: "Литературная коллекция" // Новый мир. 1997. № 10.

52.Струве Н. Символика чисел в романе Замятина "Мы" // Струве Н. Православие и культура. М., 1992.

53.Сухих И. О городе солнца, еретиках, энтропии и последней революции (1920. "Мы" Е. Замятина) // Звезда. 1999. № 2.

54.Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: В 6 кн. / Под ред. проф. Л.В. Поляковой. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1994 - 1997.

55.Терехина В.Н. Все тот же русский и ничей… // Знамя. 1998. № 8.

56.Туниманов В. Что там - дальше? Достоевский и Замятин // Русская литература. 1993. № 1.

57.Фигуровский Н.Н. К вопросу о жанровых особенностях романа Е.И. Замятина "Мы" // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1996. № 2.

58.Чаликова В.А. Крик еретика: Антиутопия Е. Замятина ("Мы") // Вопросы философии. 1991. № 1.

59.Шайтанов И. Мастер: [О жизни и творческом пути Е.И. Замятина] // Вопросы литературы. 1988. № 12.

60.Шайтанов И.О. Евгений Замятин и русская литературная традиция: фрагменты из учебного пособия // Русская словесность. 1998. № 1.

61.Шенцева Н.В. Художественный мир Е.И. Замятина. Учебно-методическое пособие. Йошкар-Ола, 1996.

62.Шестаков В. Эволюция русской литературной утопии // Вечер в 2217 году. Русская литературная утопия. - М., 1990.

63.Шишкина Л.И. Литературная судьба Е. Замятина. - СПб, 1992.

64.Шкловский Е. Утопия против человека (неугасающее пламя) // Литературное обозрение. 1989. № 2.

65.Шуралев А. Освобожденная душа. Тема свободы в системе уроков по творчеству О. Волкова, В. Дудинцева, Е. Замятина, А. Солженицына, В. Шаламова, А. и Б. Стругацких, С. Романовского в 11 классе // Литература: Прил. к газ. "Первое сентября". 2001. № 15.

Михаил Афанасьевич Булгаков

(1891-1940)

Биография

Внимание к творческому наследию М.А. Булгакова ныне огромно: его книги изданы миллионными тиражами, появились 10-томное, 5-томное собрания сочинения, Институт Мировой литературы имени М. Горького объявил о подготовке академического собрания сочинений, произведения писателя экранизируются, инсценируются, пьесы его идут во многих театрах, десятки книг и тысячи статей посвящены творчеству и жизни Мастера - М.А. Булгакова.

* * *

Детские и юношеские годы Михаила Афанасьевича Булгакова прошли в Киеве. Здесь он родился 15 мая 1891 года в семье преподавателя Киевской Духовной Академии Афанасия Ивановича Булгакова и его жены Варвары Михайловны. После него в семье появились еще два сына и четыре дочери: Вера (1892), Надежда (1893), Варвара (1895) Николай (1898), Иван (1900), Елена (1901).

Однокашник М. Булгакова писатель Константин Паустовский вспоминал: "Семья Булгаковых была хорошо известна в Киеве - огромная, разветвленная, насквозь интеллигентная семья… За окнами их квартиры постоянно слышались звуки рояля…, голоса молодежи, беготня, смех, споры и пение. Такие семьи… были украшением провинциальной жизни".

В 1907 году отец - Афанасий Иванович - умер, однако Академия выхлопотала семье Булгаковых пенсию, и материальная основа жизни была достаточно прочной.

После окончания гимназии в 1909 году М.А. Булгаков поступил на медицинский факультет Киевского университета. Учась в университете, в 1913 году женился на Татьяне Николаевне Лаппа (дочери управляющего Казенной палатой в Саратове).

Университет закончил в 1916 году. После нескольких месяцев службы в качестве госпитального врача был направлен в Никольскую земскую больницу Смоленской губернии, а через год был переведен в Вязьму, в городскую земскую больницу заведующим инфекционным и венерологическим отделением; по отзывам начальства, "зарекомендовал себя энергичным и неутомимым работником".

В феврале 1918 года М.А. Булгаков возвратился в Киев, где открыл частную врачебную практику; здесь пережил целый ряд переворотов: белых, красных, немцев, петлюровцев. Этот киевский год Булгакова отразился затем в его романе "Белая гвардия".

Осенью 1919 года мобилизуется Добровольческой армией, попадает на Северный Кавказ, становится военным врачом Терского казачьего полка.

В декабре того же года оставляет службу в госпитале, с приходом большевиков начинает работать журналистом в местных газетах, заведующим литературным отделом (Лито) подотдела искусств Владикавказского ревкома, выступает с докладами, читает лекции, преподает в Народной драматической студии Владикавказа, пишет несколько пьес и ставит их в местном театре.

В 1921 году начался новый период в жизни М. А. Булгакова - московский. В сентябре 1921 года журналист, начинающий драматург и писатель приехал в Москву - без денег, но с большими надеждами.

Работал некоторое время в московском Лито (Литературный отдел Главполитпросвета Народного комиссариата просвещения) в должности секретаря, сотрудничал в различных газетах, с 1922 года работал в железнодорожной газете "Гудок" штатным фельетонистом. Всего за 1922 - 1926 годы в "Гудке" им было напечатано более 120 репортажей, очерков и фельетонов.

В 1925 году М.А. Булгаков женился на Любови Евгеньевне Белозерской.

В 1932 году с Л.Е. Белозерской развелся и вступил в брак с Еленой Сергеевной Шиловской.

Булгаков сознавал, что журналистом, репортером он был поневоле; у него крепла уверенность, что его путь иной - художественная литература.

Известность писателю принесли его сатирические повести в первой половине 1920-х годов - "Дьяволиада" (1923) и "Роковые яйца" (1924). Третья часть сатирической "трилогии" - повесть "Собачье сердце" (написанная в 1925 году) - опубликована при жизни автора не была. В мае 1926 года у Булгакова был произведен обыск, в результате которого были изъяты рукопись повести "Собачье сердце" и дневник. В 1920-30-х годах были написаны "Записки на манжетах" (1923), автобиографический цикл "Записки юного врача" (1925-1926) - о работе в земской смоленской больнице, биографическая повесть "Жизнь господина де Мольера" (1932), "Театральный роман (Записки покойника) (1937). "Тайному другу" (опубл. в 1987 г.).

Настоящий большой успех, слава пришла с романом "Белая гвардия" (1925-1927) и пьесой "Дни Турбиных" (1926), в центре которых - судьба интеллигенции в русской революции. О его позиции как писателя свидетельствуют слова из его выступления 12 февраля 1926 года на диспуте "Литературная Россия":

"Пора перестать большевикам смотреть на литературу с узко-утилитарной точки зрения и необходимо, наконец, дать место в своих журналах настоящему "живому слову" и "живому писателю". Надо дать возможность писателю писать просто о "человеке", а не о политике".

Таланту М.А. Булгакова в равной мере были подвластны и проза, и драма (что не часто встречается в литературе): он - автор ряда произведений, ставших классикой драматургии: драматического памфлета "Багровый остров" (1927), пьес "Бег" (1928), "Адам и Ева" (1931), "Блаженство" (Сон инженера Рейна") (1934), "Последние дни (Пушкин)" (1935), драмы "Кабала святош (Мольер)" (1936), комедии "Иван Васильевич" (1936), пьесы "Батум" (1939). М.А. Булгаковым написаны также инсценировки литературных произведений: по поэме Н.В. Гоголя "Мертвые души" (1930), по роману Л.Н. Толстого "Война и мир" (1932), по роману Сервантеса "Дон Кихот".

Во второй половине 1920-х и в 1930-е годы М. Булгаков известен в основном как драматург, часть его пьес была поставлена в театрах, бóльшая же часть была запрещена - в 1929 году Главреперткомом были сняты с репертуара все пьесы М.А. Булгакова. К концу 1930-х годов начинающими литераторами Булгаков воспринимался как писатель уже забытый, затерянный где-то в 1920-х годах, вероятно - умерший. О таком случае рассказывал сам писатель.

Тяжелая ситуация, невозможность жить и работать в СССР побудили М.А. Булгакова 28 марта 1930 года обратиться с письмом к Правительству СССР (далее это знаменитое в истории советской литературы письмо цитируется в сокращении):

"Я обращаюсь к Правительству СССР со следующим письмом:

1. После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет.

Сочинить "коммунистическую пьесу" (в кавычках я привожу цитаты), а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать, как преданный идее коммунизма писатель-попутчик.

Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале.

Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет.

Созревшее во мне желание прекратить мои писательские мучения заставляет меня обратиться к Правительству СССР с письмом правдивым.

2 . Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных - было 3, враждебно-ругательных - 298.

Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни.

Героя моей пьесы "Дни Турбиных" Алексея Турбина печатно в стихах называли "сукиным сыном", а автора пьесы рекомендовали как "одержимого собачьей старостью" <. …>

Писали "о Булгакове, который чем был, тем и останется, новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы" ("Комс. правда", 14/X-1926г. ) <. …>

И я заявляю, что пресса СССР совершенно права <. …>

3. Я не шепотом в углу выражал эти мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что "Багровый остров" - пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать невозможно. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком - не революция <. …>

4 . Вот одна из черт моего творчества и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я - мистический писатель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное - изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина<. …>

5 . И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах -"Дни Турбиных", "Бег" и в романе "Белая гвардия": упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях "Войны и мира". Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.

Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает - несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми - аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР.

6 . Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет. Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно.

7 . Ныне я уничтожен <. …>

Все мои вещи безнадежны <. …>

8 . Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор, и что всю мою продукцию я отдал советской сцене <. …>

9 . Я прошу Правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой.

10 . Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу.

11 . Если же и то, что я написал, неубедительно, и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское Правительство дать мне работу по специальности и командировать меня в театр на работу в качестве штатного режиссера <. …>

Мое имя сделано настолько одиозным, что предложения работы с моей стороны встретили испуг, несмотря на то, что в Москве громадному количеству актеров и режиссеров, а с ними и директорам театров, отлично известно мое виртуозное знание сцены <…>

Я прошу о назначении меня лаборантом-режиссером в 1-й Художественный Театр - в лучшую школу, возглавляемую мастерами К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко.

Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя - я прошусь на должность рабочего сцены.

Если же и это невозможно, я прошу Советское Правительство поступить со мной как оно найдет нужным, но как-нибудь поступить, потому что у меня, драматурга, написавшего 5 пьес, известного в СССР и за границей, налицо, в данный момент, - нищета, улица и гибель.

М. Булгаков, Москва, 28 марта 1930 года".

С волнением ожидаемым и тем не менее неожиданным для писателя был отклик - звонок И.В. Сталина 18 апреля 1930 года.

Е.С. Булгакова вспоминала: "Сталин сказал: "Мы получили с товарищами ваше письмо, и вы будете иметь по нему благоприятный результат. - Потом, помолчав секунду, добавил: - Что, может быть, Вас правда отпустить за границу, мы Вам очень надоели?"

Это был неожиданный вопрос. Но Михаил Афанасьевич быстро ответил: "Я очень много думал над этим, и я понял, что русский писатель вне родины существовать не может". Сталин сказал: "Я тоже так думаю. Ну что же тогда, поступите в театр?" - "Да, я хотел бы". - "В какой же?" - "В Художественный. Но меня не принимают там". Сталин сказал: "Вы подайте еще раз заявление. Я думаю, что Вас примут". Через полчаса, наверное, раздался звонок из Художественного театра. Михаила Афанасьевича пригласили на работу"[106].

Однако принципиально положение М.А. Булгакова не изменилось, многие его вещи продолжали оставаться под запретом, умер он, так и не увидев очень многих своих произведений опубликованными.

До последних дней шла работа над главной книгой - "закатным" романом "Мастер и Маргарита". 13 февраля 1940 года писатель последний раз диктует поправки к тексту романа.

Умер писатель 10 марта 1940 года в 16 часов 39 минут. Урна с прахом писателя захоронена на Новодевичьем кладбище.

"Люди как люди" в романе "Мастер и Маргарита"

"За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!" М. Булгаков. Мастер и Маргарита

"Я - мистический писатель".

М. Булгаков. Правительству СССР

1. От "Великого канцлера" к "Мастеру и Маргарите". 2. Поэтика заглавия. Жанр.

"Мастер и Маргарита" как двойной роман; 3. Иешуа Га-Ноцри и Мастер.

4. Иван Бездомный, ставший Иваном Николаевичем Поныревым; 5. Необычный дьявол, или "Так кто ж ты, наконец?". Эпиграф к роману;

6. За что наказан М.А. Берлиоз? Композитор Берлиоз и М.А. Берлиоз; 7. Понтий Пилат:

"преступление", "наказание", "прощение"; 8. Почему Мастер" не заслужил света"?

9. "Покой", "свобода", "бездна" в финале романа; 10. "Мастер и Маргарита" М.А. Булгакова и "Божественная комедия" Данте. 11. И вновь о загадке Фиолетового рыцаря.