II. Франц Кафка (1883-1924). Поэтика и анализ эпизодов («Превращение», «Процесс»).

Один из основных немецкоязычных писателей ХХ века (обитатель пражского Гетто, кстати), бо́льшая часть работ которого была опубликована посмертно. Его произведения, пронизанные абсурдом и страхом перед внешним миром и высшим авторитетом и способные пробуждать в читателе соответствующие тревожные чувства, — явление уникальное в мировой литературе....

Приметы творчества: склонность к фрагментарности, незаконченности

- героев Кафки можно назвать «героями абсурда»

- изображения города, тема сна – почти как в «Големе» Майринка

«Превращение»,новелла опубл. в 1916,написана в 1915 г.

- образ человека насекомого и раньше всплывал в его творчестве – символ неприспособленности к жизни среди людей.

- поэтика абсурда (превращение человека в насекомое)

- ведущий приём – «остранение», «отжудение» (непонимание обществом героя); при этом герой живёт «как все», как правило, НЕ задумываясь о целях своего существования, не ропща

- мотив пробуждения ото сна параллелен мотиву «иной реальности»; изначально обозначаются как бы два мира (герой-остальные), однако нет мотива противопоставления как такового (герой-насекомое в душе продолжает оставаться человеком, не противодействует «иной» реальности).

- Герой - Грегор Замза: коммивояжер, живёт с отцом, матерью и сестрой, платит за просторную съёмную квартиру; Грегор, однажды просыпаясь утром, оссознаёт, что превратился в жука – отвратительную гигантскую сороканожку, с ужасом думает, что будет с его семьёй (они испугаются, лишатся средств к сущ-вованию, т.к. Г. – практически единственный кормилец в семье, отец обанкротился, сидит дома).

В новелле странным образом соединены пугающее, эмпирическое и просто невозможное, недопустимое превращение человека в насекомое и воссозданные в деталях взаимоотношения (характер и поведение отца и матери, озабоченность будущим любимой сестры) напоминает семью Кафки. Между этими двумя уровнями нет дистанции, превращение воспроизведено с массой натуралистических подробностей, призванных убедить читателя в правдоподобности происходящего.

Убедившись, что случившее с ним, не кошмарный сон, Грегор не мучается вопросами: за что? Почему я? Смиренно всё воспринимает. Пытается найти общий язык с окружающими, но безуспешно. (Тут, в принципе, всё равно: Грегор-человек или Гркгор-насекомое - холодность окружающих в обоих случаях).

Ключевые моменты новеллы:

- Г. просыпается, не может нормально двигаться, думает, что заболел и теперь пропустит своё поезд. Даётся описание комнаты: кровать, стол, на стене картинка, вырезная из какого-то журнала – дама в меховой шляпе

- Грегор пропускает рабочий день, к нему за объяснениями приходит управляющий, Г. отказывается пускать его и родных в комнату, объясняя,что всё наверстает и что у него всего лишь лёгкое недомогание – никто не понял ни слова. Управляющий: «Это был голос животного». Пытаются взломать дверь, но Грегор сам её открывает, повернув ключ челюстями. Г. Впервые решается излить управляюшему свои переживания по поводу сложной работы. Естественно, никто ничего не понимает. Мать – в обморок. Немая сцена. Отец запихивает Г. своей палкой обратно в комнату, поранив ему о дверь бок.

- «Затворничество» Грегора в своей комнате. Никто к нему не заходит, кроме сестры (Грета быстро убирается в комнате, ставит миску с едой, он в это время прячется за свисающей простынёй). Однажды Грета решила освободить комнату от мебели, чтобы Грегору было дольше места для ползанья. Мать помогает ей. Г. не хочет, чтобы забирали его картинку на стене – даму в меховой шляпе. Выползает, обхватывает портрет лапками– мать пугается, падает в изнеможении на диван. Грета – за каплями в гостиную, Грегор выползает за ней. Отец возвращается со службы (теперь работает рассыльным в каком-то банке) и, кадая в насекомое яблоки из вазы, заталкивает его обратно в комнату. Одно яблоко застревает у Грегора в спине.

- К Грегору больше никто не приходит. Всё заросло паутиной и клейким веществом, истекавшим из лапок. Однажды вечером он услышал, что сестра играет на скрипке трем новым жильцам — им сдали комнаты ради денег. Привлеченный музыкой, Грегор отважился продвинуться немного дальше обычного. Разразился постыдный скандал. Жильцы с возмущением потребовали назад деньги. Мать зашлась в приступе кашля. Сестра заключила, что дальше так жить нельзя, и отец подтвердил, что она «тысячу раз права». Грегор изо всех сил пытался вновь заползти к себе в комнату. От слабости он был совсем неповоротлив и задыхался. Оказавшись в знакомой пыльной темноте, он почувствовал, что совсем не может шевелиться. Боли он уже почти не ощущал, а о своей семье по-прежнему думал с нежностью и любовью.

- Рано утром пришла служанка и вообщила, что «оно издохло». Тело Грегора было сухим, плоским и невесомым. Служанка сгребла его останки и выкинула вместе с мусором. Все испытали нескрываемое облегчение. Мать, отец и Грета впервые за долгое время позволили себе прогулку за город. В вагоне трамвая, полном теплого солнца, они оживленно обсуждали виды на будущее, которые оказались совсем не так плохи. При этом родители, не сговариваясь, подумали о том, как, невзирая на все превратности, похорошела их дочь.

«Процесс», романопубл. в1925,написан в 1914-1915 гг.

- 10 глав с названиями, последняя наз-ся «Конец»

- Герой – Йозеф К. (вот именно так, без фамилии; имя героя «К.» встречается и в «Замке», опубл. в 1926 г.): указание на обобщённость образа героя и, возможно, на связь с самой личностью Кафки

- основной приём – обобщение: имён по-минимому

- символика – чёрный цвет, ночь : г-н в чёрном, люди, приходящие за К. в чёрных одеждах, К. в конце романа одет в чёрное; основные моменты романа происходят в темноте (когда К. приходит домой с работы – уже темно, он не зажигает свет; беседа со священником-капелланом тюрьмы происходит ночью).

- мотив подавленного протеста, безысходности (схваченный герой: «Ведь я могу закричать!» - «А я могу закрыть тебе рот»).

- шаткость ненадёжность жизни ощущается на уровне языка. Первые строки романа:

- Отсюда ведущая тенденция всего романа – постоянно сомнение. До конца романа герой (и читатель тоже) так и не понимает, за что над ним ведётся процесс (ср. «Посторонний» Камю, опубл. в 1942: герой – молодой человек «такой, как все», живёт по распорядку, в романах воспроизводятся события, отражённые в сознании героя, где окружающий мир становится чужим и непонятным). Создаётся убеждение, что все окружающие знают, что случилось. Только для самого героя и читателя происходящее так и остаётся загадкой.

- С началом процесса в существовании героя ничего не изменилось: он продолжает ходить на службу, завтракать и вообще жить по заведённому порядку. Но эта жизнь – мнимая. Утверждается какой-то иной порядок, одинаково страшный как для героя, так и для читателя. Йозефа К. арестовали, когда он проснулся в своей постели. Эта ситуация не только напоминает страшную реальность диктаторских режимов. Мотив пробуждения ото сна предупреждает о переходе в другую реальность, из одного мира в другой (как в «Превращении»). В предпоследней главе «В соборе» - притча священника о пришедшем к вратам Закона человеке. Привратник преградил человеку путь : «Сейчас пройти нельзя». Проходят годы, человек начинает стариться, слабеют его глаза, «однако теперь он видит, что неугасимый свет струится из врат Закона».

- Почему никто, кроме меня не захотел войти во врата? Ведь все стремятся к закону

- Эти врата были предназначены для тебя одного…

Трактовка Йозефа К.: негодование - человека обманули, над ним издевались!

Капеллан: «Правильное восприятие явления и неправильное толкование тогоже явления никогда полностью взаимно не исключаются». (Ребус читателю).

Последняя сцена романа: К. ведут на казнь. Он упирался, пока случайно не увидел на улице нравившуюся ему прежде женщину. И он пожелал, хоть сейчас, перед смертью, освободиться душой от процесса. Герою, кажется, становится понятным окрик священника в соборе: «Неужели ты за 2 шага уже ничего не видишь?» Страх, паника, стремление подчинить себе более слабого (массовое сознание) вытесняется просветлениием, освобождением от сосредоточенности на себе (индивидуальное сознание). Но голова К. уже лежит на камне, палачи уже передают из рук в руки нож. «И как вспыхивает свет, так распахнулось окно где-то там наверху, и какой-то человек, казавшийся издали, в высоте, слабым и тонким, порывисто наклонился далеко вперёд и протянул руки ещё дальше. Кто это был? Друг? Просто добрый человек? Хотел ли он помочь..Или за ним стояли все?..» (голос автора сливается с голосом К.)

Процесс

Суть случившегося события бесстрастно изложена в первой же фразе произведения. Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом. Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в черном. В соседней комнате оказываются еще несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что «начало его делу положено и в надлежащее время он все узнает». Эти непрошено вторгшиеся к нему в жилище люди и смешат, и возмущают, и поражают К., не чувствующего за собой никакой вины. Он не сомневается ни на минуту, что происшествие не более чем дикое недоразумение или грубая шутка. Однако все его попытки что-либо выяснить наталкиваются на непроницаемую учтивость. Кто эти люди? Из какого они ведомства? Где ордер на его арест? Почему в правовом государстве, «где всюду царит мир, все законы незыблемы», допускается подобный произвол? На его раздраженные вопросы даются снисходительные ответы, не проясняющие существа дела. Утро кончается тем, что посетители предлагают К. отправиться, как всегда, на его службу в банк, поскольку, как они говорят, пока лишь ведется предварительное следствие по его делу и он может выполнять свои обязанности и вообще вести обычную жизнь. Оказывается, что среди незнакомцев, осуществлявших арест К., присутствуют трое его коллег по банку — столь бесцветных, что сам К. поначалу даже их не признал. Они сопровождают его на такси в банк, храня невозмутимое вежливое молчание.

До сих пор К. имел все основания считать себя человеком удачливым, поскольку занимал прочное, солидное положение. В большом банке он работал на должности прокуриста, у него был просторный кабинет и много помощников в распоряжении. Жизнь текла вполне спокойно и размеренно. Он пользовался уважением и коллег, и своей хозяйки по пансиону фрау Грубах. Когда после работы К. вернулся домой, он именно с фрау Грубах первой осторожно заговорил об утреннем визите и был сильно удивлен, что та оказалась в курсе дела. Она посоветовала К. не принимать происшествие близко к сердцу, постараться не навредить себе, а под конец разговора поделилась с ним своим предположением, что в его аресте есть что-то «научное».

Разумеется, К. и без того не собирался сколь-либо серьезно относиться к инциденту. Однако помимо воли он испытывал некое смятение и возбуждение. Иначе разве мог бы он совершить в тот же вечер совершенно странный поступок? Настояв на важном разговоре, он зашел в комнату к удивленной молоденькой соседке по пансиону, и дело кончилось тем, что он стал страстно целовать её, чего никогда не допустил бы прежде.

Проходит несколько дней. К. напряженно работает в банке и старается забыть глупый случай. Но вскоре по телефону ему сообщают, что в воскресенье назначено предварительное следствие по его делу. Форма этого сообщения вновь весьма учтивая и предупредительная, хотя по-прежнему ничего не понятно. С одной стороны, поясняют ему: все заинтересованы поскорее закончить процесс, с другой — дело крайне сложное, и потому следствие должно вестись со всей тщательностью. К. в задумчивости остается стоять у телефона, и в этой позе его застает заместитель директора — его давний скрытый недоброжелатель.

В воскресенье К. встает пораньше, старательно одевается и едет на окраину по указанному адресу. Он долго плутает в невзрачных рабочих кварталах и никак не может найти нужное место. Совершенно неожиданно он обнаруживает цель своего визита в одной из бедных квартир. Женщина, стирающая белье, пропускает его в залу, битком набитую народом. Все лица стертые, неприметные и унылые. Люди стоят даже на галерее. Человек на подмостках строго говорит К., что тот опоздал на час и пять минут, на что растерявшийся герой бормочет, что все же пришел. После этого К. выступает вперед и решительно начинает говорить. Он твердо намерен покончить с этим наваждением. Он обличает методы, которыми ведется так называемое следствие, и смеется над жалкими тетрадками, которые выдают за документацию. Его слова полны убедительности и логики. Толпа встречает их то хохотом, то ропотом, то аплодисментами. Комната заполнена густым чадом. Закончив свой гневный монолог, К. берет шляпу и удаляется. Его никто не задерживает. Только в дверях неприязненно молчавший до того следователь обращает внимание К. на то, что тот лишил себя «преимущества», отказавшись от допроса. К. в ответ хохочет и в сердцах обзывает его мразью.

Проходит еще неделя, и в воскресенье, не дождавшись нового вызова, К. сам отправляется по знакомому адресу. Та же женщина открывает ему дверь, сообщая, что сегодня заседания нет. Они вступают в разговор, и К. выясняет, что женщина в курсе его процесса и внешне полна сочувствия к нему. Она оказывается женой какого-то судебного служителя, которому без больших моральных терзаний изменяет с кем попало. К. вдруг чувствует, что и его неотвратимо влечет к ней. Однако женщина ускользает от него с каким-то студентом, внезапно появившимся в помещении. Затем на смену исчезнувшей парочке является обманутый муж-служитель, который ничуть не сокрушается по поводу ветрености супруги. И этот тип также оказывается вполне посвященным в ход процесса. И он готов давать К. полезные советы, ссылаясь на свой богатый опыт. К. он именует обвиняемым и любезно предлагает ему, если тот не торопится, посетить канцелярию. И вот они поднимаются по лестнице и идут какими-то долгими темными проходами, видят за решетками чиновников, сидящих за столами, и редких посетителей, ожидающих чего-то. «Никто не выпрямлялся во весь рост, спины сутулились, коленки сгибались, люди стояли как нищие». Все это тоже были обвиняемые, как сам К.

Собравшись покинуть это унылое заведение, К. на лестнице вдруг испытывает неведомый ему прежде приступ мгновенной обморочной слабости, которую с усилием преодолевает. Неужели его тело взбунтовалось, мелькает у него мысль, и в нем происходит иной жизненный процесс, не тот прежний, который протекал с такой легкостью?..

На самом деле все обстоит еще более сложно. Не только здоровье, но и психика, и весь образ жизни К. в результате странных событий неотвратимо, хотя и незаметно, изменяются. Как будто эти перемены не очевидны, но с неумолимостью рока К. погружается в странное, вязкое, не зависящее от его воли и желания Нечто, именуемое в данном случае Процессом. У этого процесса какой-то свой ход, своя подспудная логика, скрытая от понимания героя. Не открывая сути, явление предстает К. своими маленькими частностями, ускользая от его упорных попыток что-либо понять. Например, оказывается, что, хотя К. старается никому не рассказывать о своем процессе, практически все окружающие почему-то в курсе происходящего — коллеги по работе, соседи по пансиону и даже случайные встречные. Это поражает К. и лишает его прежней уверенности. Оказывается также, что к процессу каким-то образом причастны совершенно разные люди, и в результате сам К. начинает подозревать любого из окружающих.

Случаются и совершенно уже невероятные вещи. Так, однажды, задержавшись на службе допоздна, К. в коридоре слышит вздохи, доносящиеся из кладовки. Когда он рывком распахивает дверь, то, не веря своим глазам, обнаруживает трех согнувшихся мужчин. Один из них оказывается экзекутором, а двое подлежат наказанию розгами. При этом, как они, хныча, объясняют, причина порки — К., который пожаловался на них следователю в той самой обличительной речи. На глазах изумленного К. экзекутор начинает осыпать несчастных ударами.

Еще одна важная деталь происходящего. Все, с кем в этой истории сталкивается К., обращаются с ним подчеркнуто вежливо и иезуитски предупредительно, все с готовностью вступают в разъяснения, а в результате получается, что в отдельности все можно объяснить и понять, притом что целое все больше скрывается под покровом выморочного абсурда. Частности подменяют целое, окончательно сбивая героя с толку. К. вынужден иметь дело лишь с мелкими исполнителями, которые охотно рассказывают ему о своих собственных проблемах и которые оказываются как бы невиновными в происходящем, а самое высшее начальство, которое он полагает ответственным за все, остается для него неизвестным и недоступным. Он ведет бой с некой системой, в которую и сам непоправимо вписан.

Так он движется по кругам своего процесса, затягиваясь в воронку странных и безликих процедур, и чем больше он стремится защитить себя, тем вернее вредит своему же делу. Однажды к нему на службу заходит родственник — дядя, приехавший из провинции. Как и следовало ожидать, дядя тоже уже наслышан о процессе и страшно озабочен. Он настойчиво тащит К. к своему знакомому адвокату, который должен помочь. Адвокат оказывается болен, он принимает дядю и К. в постели. Он, разумеется, тоже более чем сведущ о беде, постигшей К. За адвокатом ухаживает бойкая молодая сиделка по имени Лени. Когда в ходе долгого и скучного разговора К. выходит из комнаты, Лени увлекает его в кабинет и прямо там, на ковре, соблазняет его. Дядя возмущенно отчитывает племянника, когда через некоторое время они с К. покидают дом адвоката, — опять К. навредил сам себе, ведь невозможно было не догадаться о причине его долгой отлучки из комнаты. Впрочем, адвокат отнюдь не отказывается от защиты К. И тот еще много раз приходит к нему и встречается с поджидающей его Лени — она охотно дарит К. свои ласки, однако от этого не становится герою ближе. Как и другие женщины этого романа — включая маленьких нахальных нимфеток, выныривающих в одном эпизоде, — она лукава, непостоянна и раздражающе, томительно порочна.

К. лишается покоя. На работе он рассеян, мрачен. Теперь его не покидает усталость и под конец одолевает простуда. Он боится посетителей и начинает путаться в деловых бумагах, ужасаясь, что дает повод для недовольства. Заместитель директора уже давно косится на него. Однажды К. поручают сопровождать какого-то приезжего итальянца. Несмотря на недомогание, он подъезжает к центральному собору, где назначена встреча. Итальянца нигде нет. К. входит в собор, решая переждать тут дождь. И вдруг в торжественном полумраке его окликает по имени строгий голос, раздавшийся под самыми сводами. Священник, который называет себя капелланом тюрьмы, требовательно задает К. вопросы и сообщает, что с его процессом дело обстоит плохо. К. послушно соглашается. Он уже и сам это понимает. Священник рассказывает ему притчу о верховном Своде законов и, когда К. пытается оспорить её толкование, назидательно внушает, что «надо только осознать необходимость всего».

И вот прошел год и наступил вечер накануне следующего дня рождения К. Около девяти часов к нему на квартиру явились два господина в черном. К. словно ожидал их — он сидел на стуле у двери и медленно натягивал перчатки. Он не видел оснований оказывать какое-либо сопротивление, хотя до последнего испытывал пристыженность от собственной покорности.

Они молча вышли из дома, прошли через весь город и остановились у заброшенной маленькой каменоломни. С К. сняли пиджак и рубашку и уложили головой на камень. При этом жесты и движения стражей были крайне предупредительны и учтивы. Один из них достал острый нож. К. краем сознания почувствовал, что должен сам выхватить этот нож и вонзить его в себя, но сил у него на это недоставало. Последние мысли его были о судье, которого он так никогда и не видел, — где он? Где высокий суд? Может быть, забыты еще какие-то аргументы, которые могли бы сохранить ему жизнь?..

Но в этот миг на его горло уже легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и дважды повернул. «Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого его лица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой. «Как собака», — сказал он, как будто этому позору суждено было пережить его».