Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Что вы думаете сегодня о Леониде Ильиче Брежневе?

(1996 год)

Примечание.

Негативные мнения:

1 - Что о нем говорить: довел страну до застоя, развалил ее, во многом виноват во всех сегодняшних несчастьях (16 процентов мнений).

2 - Глупец он: звездами увешался, да околесицу всяческую нес (16 процентов).

3 - Брежнев - позорная для страны фигура у власти (15 процентов).

Нейтральный подход:

4 - Наверное, у Леонида Ильича было множество вредных и «экзотических» черт (особенно к старости), однако при нем мы окончательно стали второй мировой сверхдержавой (9 процентов).

Позитивные оценки:

5 - При нем у нас каждый жил пусть и не жирно, но по-человечески, ничего не боясь, не волнуясь за свое будущее (37 процентов).

6 - Это был выдающийся государственный деятель (при всех его странностях), при котором наша страна пусть неторопливо - однако никак не застойно, - но неуклонно развивалась и двигалась вперед (8 процентов).

7 - В его время мы, конечно, редко бывали за рубежом, но уж когда появлялись там, то к нам относились с уважением, смотрели снизу вверх, как на граждан великой державы (9 процентов).

8 - На фоне нынешних правителей России Леонид Ильич выглядит образцом ума, честности и деловых качеств (16 процентов).

 

Само собою разумеется и то, что ударная совокупность этих взглядов генерировалась в массовой опоре нынешних “реформаторов”. Например, в электорате “Нашего дома - России” и других остаточных демократических течений доля “брежневских недоброжелателей” составляет 52 процента. А в среде избирателей “Яблока” - до 63 процентов. Встречались оппоненты Леонида Ильича (по 7 - 10 процентов) и среди симпатизантов прочих сил: как в массе сторонников КПРФ, так и в партии В.В.Жириновского.

Куда неожиданней на этом фоне смотрятся настроения положительного плана. Сразу заметим: появились они не вдруг. Поскольку накопление выгодных для посмертного образа Брежнева черточек и качеств пошло давно, еще на старте 90-х годов. Хотя на первых порах им свойственен был несколько превращенный, скрытый характер.

Пересмотр воззрений на Брежнева проявлялся изначально в том, что быстро росшая доля россиян - по мере ужесточения общественного кризиса - с тоской принялась оглядываться на советские времена. Там виделась им эпоха, в которую недурно бы улизнуть от опасностей, волнений и бед рыночного лихолетья. И если в 1992 году “сбежать” в социализм мечтали 10-12 процентов наших современников, то в 1995 году таких насчитывалось уже до 22 процентов. Из которых свыше половины с тоской поглядывали именно на два брежневские десятилетия.

В последующие годы эти смутные побуждения не только не “размылись”, но и наоборот - сильно «уплотнились» и персонифицировались.

Правда, немногие пускались рисовать образ «Ильича» в чисто розовых тонах. Люди не торопились причислять его и к “лику святых”, сиречь к плеяде великих государственных мужей России, на коих надлежало бы равняться и современникам и потомкам. В частности, только 8 процентов опрошенных выдвигали в те дни соображение, что это именно при Брежневе страна наша “неторопливо - однако никак не застойно - и неуклонно двигалась вперед”.

Сравнение “застоя”, то есть прекращения внятного развития при сохранении достигнутого, с развалом, наступившим при “демократическом” режиме, чем дальше, тем сильней складывалось не в пользу нынешних времен.

В глазах 16 процентов россиян и сам Л.И.Брежнев на фоне нынешних правителей России вдруг заблистал образцом ума, честности и деловых качеств. Общеизвестная же его страсть к подаркам (вроде иностранных лимузинов) и наградам, «шалости» домашних с бриллиантами и прочими драгоценностями смотрелись теперь досадными, но мелкими изъянами перед лицом деяний теперешних «вождей», обокравших и распродавших всю страну.

Каждый одиннадцатый россиянин вспоминал: покуда Брежнев руководил Союзом, даже за рубежом “к нам относились с уважением и смотрели снизу вверх, как на граждан великой державы”. Для обитателей нынешней, подмятой Западом России, из которой трудами внешних и внутренних “радетелей” выколачивается память о ее имперском прошлом, такой недавний наш престиж не мог уже не казаться чем-то особенным, весомым, небывалым.

Воображение наших современников интриговала и другая отличительная черта брежневской поры. Черта, быть может, и не столь уж яркая, но, как оказалось, способная всерьез пленять умы. “При нем каждый у нас жил пусть и не жирно, но по-человечески, ничего не боясь и не волнуясь за свое будущее”, - вот что обернулось главным уже для 37 процентов наших сограждан.

И что сиптоматично: в числе лиц, демонстрирующих подобную теплоту чувств к Л.И.Брежневу, попадались не только поборники компартии (73 процента голосующих за КПРФ), но и либеральные демократы (76 процентов), а также изрядная доля последователей “демороссовских” сил и “Яблока” - соответственно 19 и 32 процента их электоратов.

Да... Сколько же шокирующих умы вещей должно было стрястись в нашем отечестве, чтобы самые ярые ниспровергатели «проклятого советского прошлого» - сберегающие верность НДР, ДВР и тому же “Яблоку” - вдруг принялись вздыхать по многократно ими же проклятому “отцу застоя”. Более броского знамения, свидетельствующего о духовном их оскудении, и придумать, наверное, невозможно.

Ошеломляет, кстати говоря, и кое-что еще. Например, тот факт, что невраждебность к Леониду Ильичу излучали, по преимуществу, никак не старики, среди которых критики и симпатизанты делятся в пропорции 3:4 в пользу последних. Но и молодежь. Да, именно в среде юношей и девушек это же соотношение получило заметно большую пробрежневскую составляющую. Баланс таких оценок в возрастной группе до 25 лет достигает, например, уже 1:2 в пользу лиц, настроенных более или менее открыто к Брежневу.

Но и это не все. Данные опросов доказали: трудно выявить сколь-либо жесткую (но вроде бы само собою разумеющуюся) зависимость между уровнем благосостояния людей и их взглядами на давно ушедшего генсека.

Более или менее хорошие чувства к нему питали не только две трети лиц, недовольных своей теперешней жизнью (разоренных, разочарованных, униженных), но и почти две пятых тех кто, вполне комфортно обжил нынешние реалии. Нет, не все в политике и мировидении народа объясняется памятью о пресловутой “колбасе по два двадцать”.

Вот и в случае с Брежневым остается признать: зародилась новая политическая легенда о времени и о человеке, которая способна служить одним из символов общественно-политической альтернативы всей ныне догнивающей разрухе. И процессу этому, похоже, предстоит расти, вбирая в себя и минувшие времена, и казалось бы, полузабытые лица, обращение к которым помогает личности противостоять как стилю, так и сути пожирающего Россию безвременья.

Афганский вопрос: геополитическая предопределенность?

Но изменился взгляд на Брежнева - не могли не видоизмениться и народные воззрения на самые болезненные события, связанные с его правлением. И в частности, негаданный, прямо скажем, поворот совершил нынешний российский менталитет в “афганском вопросе”. В том самом, что, казалось бы, навсегда и однозначно был решен и предан анафеме, погребен на дне исторической памяти народа.

А ведь погребение это нам тоже недешево далось и было результатом долгой, мучительной ломки общественных настроений и взглядов.

Вспомним: поначалу афганскую тему сопровождала даже восторженность. Мол, надо же, Леонид-то наш Ильич, оказывается, еще на что-то способен, даже ногой топнуть может в международных делах. Действительно, разве не вершиной военного искусства выглядел молниеносный захват советскими спецчастями неприступного дворца президента Амина?

Но вскоре пришло удивление: как так - войск понагнали, ребята наши гибнут, а этим душманам-моджахедам хоть бы хны.

Следом накатило и совсем неприкрытое раздражение от бездарности кремлевского руководства и многозвездного армейского генералитета, завязших, словно муха на липучке, в горах и ущельях Афганистана.

Наконец последовал почти единодушный - так, во всяком случае, трактовали его отечественные СМИ - клич “Домой!”. Пора, мол, завязывать с войной в Афгане любой ценою.

И опять жгучий стыд от поспешного не отступления даже, а бегства нашей армии. А далее - усталость и забвение. Страна не просто переболела Афганистаном. Вопрос этот выгорел, спалив души, как тогда казалось, до тла. Однако...

Уже во второй половине девяностых выяснилось: взгляды россиян на ту, ставшую легендою войну, что десятилетие вел СССР, вовсе не обратились в пепел и не застыли. Этому, в частности, способствовали и те неумолкающие схватки на стыке границ Афганистана и Таджикистана, в которые оказалась втянута и накрепко завязана уже сегодняшняя Россия.

Трудно было не задуматься: коль скоро после ухода наших войск Афганистан запылал еще сильнее, и война прямо придвинулась к бывшим границам СССР, то так ли уж преступно-глупо действовало руководство Союза, пытаясь с помощью силы потушить этот междоусобный пожар у тогдашних наших соседей? Может быть, наоборот - действовать следовало еще решительней?

Данные социологического плана уведомляют: и верно, лишь четверть наших современников продолжала в 1997 году усматривать в тех, ставших достоянием истории, событиях исключительно “глупость” и “преступление”.

Мало кто - всего 18 процентов - верит и в другой устоявшийся довод, наследуемый из минувших лет. Будто, не введи брежневский Советский Союз свои войска на землю восточного соседа, не было бы сегодня и этих афганских вооруженных формирований у наших бывших среднеазиатских границ, прямо под боком у России.

Впрочем, не менее скромная доля россиян (один из девяти) стремиться отстаивать и обратный - очень ходкий в брежневскую пору - аргумент. Дескать, беда не в том, что мы направили солдат в Афганистан; обеспечить там наши интересы было и в самом деле необходимо. Несчастье в ином: послав в чужие земли нашу армию, советские руководители тут же сдрейфили. Свели дело к разным там “ограниченным” контингентам, которым просто не по силам оказалось ни развязать, ни разрубить афганский узел. Погрязли во всевозможных политических “соплях” и... провалили дело.

Так, как же следовало действовать руководству СССР в ту пору, дабы не остаться в проигрыше?

Кто-то теперь убежден, имея союзниками 8 процентов сограждан, будто целесообразно было сразу взять да и вернуть на афганский трон короля - законного государя, скинутого двоюродным братом Даудом. Уж кто-кто, а его величество бы скоренько навел у себя в доме порядок. Да так, что никакого афганского вопроса уже никогда не возникло бы.

Кто-то, каждый девятый, настаивает: “военные наши и дипломаты обязаны были так взяться за дело, чтобы от всех этих “духов” и духа не осталось”.

В итоге, все мнения об афганской войне в современном российском менталитете выровнялись и практически делятся сейчас поровну как между людьми, с проклятиями ее поминающими, так и теми, кто видит в ней смысл и выгодность для нашей страны, хотя и упущенные...

А потому, наверное, не всегда может похвастаться полным народным пониманием и сегодняшняя афгано-таджикская ситуация.

Примерно для половины россиян все происходящее на этой недавно советской границе (которую и держат то до сих пор наши русские парни) вообще не представляет интереса. Хотя мысль о том, чтобы вновь взять да и бросить все, сбежав на сей раз уже из Таджикистана, спрятаться за целинно-казахстанские просторы - мол, когда еще до нас те талибы доберутся... - по сердцу всего лишь 12 процентам населения.

С ними по-своему солидарны и те, кто предлагает воспользоваться случаем и провести акцию своеобразного геополитического воспитания в духе идей Владимира Вольфовича. А именно: решительно отозвать наши войска и пограничников с таджикско-афганских рубежей, оставив новообразованные там государства один на один с афганскими исламскими экстремистами. И учинить тем самым как бы показательную “порку” бывших наших союзных, а сейчас суверенных среднеазиатских стран руками талибов. Преподав тем самым урок и всем прочим “незалежным” республикам. Пусть-де “афганские талибы, вторгнувшись, - коли так сложится, - в эти когда-то братские нам республики, покажут им, столь ли уж плохо жилось в советской империи, т.е. великом Российском государстве”...

Впрочем таких “воспитателей” у нас немного - один россиянин из десяти. Воистину велик и незлобив, очень даже отходчив и не злопамятен наш человек...

Даже сегодня он нередко, в каждом четвертом случае, все одно требует во имя справедливости “сделать все, чтобы помочь руководству республик Средней Азии отстоять свои границы”. Возможно, здесь просвечивает та самая “загадочная русская душа”. А может быть - и нечто иное, более рациональное: скажем, трезвый народный прагматизм, исконно русская, российская предусмотрительность, расчет.

Не случайно же, невзирая ни на что, многие из современных жителей России, почти треть, по-своему оценивая и прошлый, и нынешний военно-политический опыт, не сомневаются: “печально, но нам, похоже, еще придется решать эту самую афганскую проблему и в том числе - не без использования военных средств”. А значит - надо держать плацдармы и рубежи...

Да, любит история гонять по кругу тех, кто не умеет найти решений для острых жизненных проблем или не может воплотить их - даже найденные - на практике.

Возрождение русского самосознания

Об этом же напоминает и куда более глобальное явление - возрождение русского национального чувства, пропитавшего собою общественную жизнь сначала “позднего” СССР, а затем и Российской Федерации. И обещающего стать сутью и основой всей нашей жизни в близящемся ХХI столетии.

Еще на излете 80-х годов после серии всевозможных разоблачений и “стираний белых пятен” многое, коли не все, связанное с русскими началами, причислялось к делам если и не запретным, то как бы стыдным. К вещам, которые сделалось обычаем - дабы не нарушать “хорошего тона”, принятого в обществе, - огибать сторонкою и даже скрывать.

Симптоматично: лишь 45 процентов русских, а в ту пору еще советских, людей решались прямо заявлять о гордости за свои национальные истоки. Что как бы узаконивало все разговоры насчет “Иванов, не помнящих родства”, ведшиеся одними с грустью или гневом, другими же - со злорадством и плохо скрытой радостью.

Однако же и этот, и близкие ему по духу симптомы вовсе не свидетельствовали о сколь-либо повальном самоотречении русских. Социологические зондажи тех же лет показывали: не менее 80 процентов из них, доведись родиться заново, все равно не захотели бы для себя другой национальности, кроме имеющейся.

Ситуация с национальным самосознанием складывалась куда сложней и психологически многозначнее, чем то могло кому-то показаться. Русская тема, как видно было из социологических обследований уже 90-х годов, превращалась в точку встречи и пересечения самых разных взглядов на все советское и российское общество. Например, частые “граффити” на полях анкет в те дни кричали:

“Русских уничтожают и распинают в республиках в основном от того, что они больше отдавали, больше терпели, были добрее”.

“Россия всегда была несчастна”.

“Русским надо искоренять имперские замашки Москвы, России вообще”.

“Они не признают язык других народов, не уважают и не изучают”.

“Русские играют роль козлов отпущения, мальчиков для битья. За что?!”

“Россия великая держава, которая кормила весь мир. Русские были самой духовной нацией”.

“Какую-либо нацию, даже свою, не надо считать великой”.

“Сейчас хуже нас только обезьянам. А возможно обезьяны и обидятся”.

“Русофобия заложена в 1917 году Лениным”.

“Народ нельзя считать великим, если кучка жидо-массонов ведет его как стадо баранов”.

“Под видом русских в СССР орудуют много не русских (но русскоязычных), их грубые действия, далекие от интересов русских, приписывают русским, украинцам и пр.”

“Русских считают людьми второго сорта, т.к. многие республики сидят на субсидиях РСФСР”.

“Дед цыган, отец метис - от поляка и украинки. Замужем я за евреем. Кто я? Дочь замужем за немцем. Сын женат на украинке. Кто дети?”

“Не анти - русские, а анти - настоящего строя выдвигаются лозунги: надо же как-то менять структуру нашего государства”.

“Великодержавное сознание русских уничтожает их самих”.

“Сейчас каждый русский плывет на своей льдине, подпоясавшись ломом. Порваны нити, соединяющие всех вместе. Появились русские Литвы, русские Молдавии. А где русские Руси? Надо что-то делать для возрождения русского народа”.

“Русские еще не поднялись”.

Дальше - больше. Все более заметным становилось внутреннее распрямление нации. За несколько лет вся пыль разнообразнейших мнений (подчас блестящих, но друг от друга как бы отталкивавшихся) стала прессоваться потоком общественных катаклизмов в нечто более определенное, целостное, могущее претендовать на идеологичность. Во всяком случае идеологичность низовую, исходную, народную.

Девяностые годы целиком и полностью подтвердили это предвидение. Русское принялось прорастать буквально из всех пор российского общества, делая отметины на самых разных гранях жизни: от социальных отношений до вопросов “высокой” политики.

Господствующей сделалась, например, твердая убежденность в высоком историческом призвании России - быть собою и развиваться собственным, никого не копирующим путем (см. таблицу 6).

Таблица 6.

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-09

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...