Развитие лингвистической прагматики, как одного из разделов языкознания

Статус обращений в языке

Обращение рассматривалось многими учеными в ходе развития лингвистической науки. Разные ученые - лингвисты ставили свои научные интересы во главу угла и соответственно им интерпретировали данную лингвистическую единицу.

Д.Э. Розенталь определял обращение как слово или сочетание слов, называющее лицо (реже предмет), которому адресована речь. Обращениями служат собственные имена людей, названия лиц по степени родства, по положению в обществе, по профессии, занятию, должности, званию, по национальному или возрастному признаку, по взаимоотношениям людей и т. д.; названия или клички животных; названия предметов или явлений неживой природы, обычно в этом случае олицетворяемых[31]:

Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия предлагает следующее определение данному понятию, обращение в языкознании слово или сочетание слов, используемые для называния лиц или предметов, к которым обращена речь. Обращение может быть употреблено самостоятельно или в составе предложения, не будучи грамматически с ним связано.

Толковый словарь русского языка СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой: обращение в грамматике: слово или группа слов, которыми называют того, к кому адресована речь, обращение выделяется запятыми.

Щербинина Инна Владимировна считает, что обращение это слово или сочетание слов, которые используются для называния лиц или предметов, к которым обращена речь. Обращение может быть употреблено самостоятельно или в составе предложения, не будучи грамматически с ним связано.

Валгина Н.С. в книге «Современный русский язык» называет обращением слово или сочетание слов, называющее лицо (или предмет), к которому обращена речь. Обращение распространяет предложение, но не является его членом (т.е. не выполняет функцию подлежащего, сказуемого или второстепенного члена).

А. А. Парфенова, А. А. Шахматов и А. М. Пешковский считают, что форма обращения — грамматически независимый и интонационно обособленный компонент предложения или более сложного синтаксического целого, обозначающий лицо или предмет, которому адресована речь [28].

Русская грамматика определяет обращение в языкознании как слово или сочетание слов, используемые для называния лиц или предметов, к которым обращена речь. Обращение может быть употреблено самостоятельно или в составе предложения, не будучи грамматически с ним связано.

Мы разделяем определение обращения как слова или сочетания слов, называющее лицо (реже предмет), которому адресована речь. Обращениями служат собственные имена людей, названия лиц по степени родства, по положению в обществе, по профессии, занятию, должности, званию, по национальному или возрастному признаку, по взаимоотношениям людей и т. д.; названия или клички животных; названия предметов или явлений неживой природы, обычно в этом случае олицетворяемых; географические наименования.

Обращения выражаются именами существительными в форме именительного падежа или субстантивированными словами.

Обращения могут давать оценочную характеристику, содержать экспрессивную окраску, выражать отношение говорящего к собеседнику.

В зависимости от места, занимаемого в предложении, обращение в большей или меньшей степени интонационно выделяется. Так называемая звательная интонация (произнесение обращения с усиленным ударением) присуща в полной мере обращению, стоящему вне предложения (впереди него). Обращение, стоящее в начале предложения, произносится с ослабленной звательной интонацией.

Для обращений, стоящих в середине предложения, возможна двоякая интонация: или интонация вводности (понижение голоса, убыстренный темп произношения), или восклицательная интонация, если обращение выделяется, например, путем добавления к нему частиц.

Двоякую интонацию наблюдаем и у обращений, находящихся в конце предложения; обычно такие обращения слабо выделяются в произношении, но могут иметь усиленное ударение, если стоят в конце восклицательного или вопросительного предложения.

Различаются обращения нераспространенные (выраженные одним словом): ”Boys!... how could she be so false" и распространенные (при слове-обращении имеются пояснительные слова): “Don’t worry about me, my friend. I can look after myself. And don’t “little girl”, she said sharply.

В целом обращению в синтаксисе отводится сугубо периферийное место. Как синтаксическая единица обращение не входит в систему основных конструктивных элементов синтаксиса: это не предложение, не словосочетание, не словоформа в общепринятом смысле. Обращения обычно рассматриваются наряду с вводными словами и вставными конструкциями как осложняющие компоненты предложения.

Обращение изучено довольно основательно, однако, прежде всего по причине сложности и противоречивости лингвистической природы самого объекта, многие вопросы, в том числе относящиеся к определению конститутивных признаков обращений, остаются пока нерешёнными или решаются различными учёными по-разному.

1. Можно ли считать обращение словом (сочетанием слов), если оно имеет интонационную оформленность, которой номинативные единицы не имеют.

Отнесение обращения к лексико-фразеологическому уровню, на наш взгляд, вполне допустимо и не вступает в противоречие с его синтаксической функцией. От того, что существительное друг, выступая в функции обращения, «получает облигаторную интонацию»[24, С. 85], в языке оно не перестаёт быть словом, способным всегда или в одном из своих значений употребляться в функции обращения. Точно так же, как слово весна не перестаёт быть существительным лишь на том основании, что оно употребляется в составе номинативного предложения (Весна!). Но как семантика предложения Весна! не сводится к лексическому значению существительного весна, так и значения обращений друг, мой друг, друг мой, милый друг, дорогой друг и т. п. не могут быть описаны по той же схеме, что значение существительного друг или значения свободных сочетаний слов модели «притяж. местоим. + сущ.», «прилаг. + сущ.» и т. п.

2. Входит ли обращение в состав предложения на правах его компонента или является самостоятельным предложением.

А. А. Шахматов считал, что обращение «стоит вне предложения и не является поэтому членом предложения», хотя часто может находиться в составе предложения. «Обращение может стоять перед предложением, вне его; но оно, как вводные предложения, вводные слова, может быть вдвинуто в состав предложения, оказавшись в середине его или в конце» [40, С. 261]. В ряде случаев обращения, по мнению А. А. Шахматова, можно признать вокативными предложениями, «в которых главным и единственным членом является обращение, имя лица, к которому обращена речь, если это имя произнесено с особой интонацией, вызывающею сложное представление, в центре которого стоит данное лицо; в этой мысли может быть выражен упрёк, сожаление, укор, негодование. Ср., например, Коля!, сказанное тоном упрёка или укора и вызывающее мысль: зачем ты это сделал, зачем так поступил, как тебе не стыдно?» [40, С. 86].

А. М. Пешковский относил обращения к «словам и словосочетаниям, не образующим ни предложения, ни их частей». Он рассматривал обращения в системе значений именительного падежа, наряду с «именительным представления» и «именительным предикативным» и отмечал противоречие между их значением и формой: «вещественно обращение может быть теснейшим образом связано с остальной речью. Однако формально основная его роль побуждения (кстати сказать, совершенно тождественная с побудительными словами эй, ну, и т. д.) не даёт ему возможности вступить с каким-либо членом предложения, при котором оно стоит, в связь согласования, управления или примыкания, и оно остаётся, какой бы распространённости оно ни достигало, посторонней для данного предложения группой. Что же касается возможности самому образовать предложение, то для этого оно оказывается недостаточно самостоятельным» [28, С. 408].

В дальнейшем идеи А. А. Шахматова и А. М. Пешковского нашли своё развитие в работах отечественных синтаксистов. В. В. Бабайцева считает, что обращению в той или иной степени присуща предикативность. Степень предикативности во многом определяет статус обращения: либо как компонента предложения, либо как самостоятельного предложения. «Для предложений с минимальной степенью предикативности обращений характерна интерпозиция обращения... Предложения с максимальной степенью предикативности представляют собой вокативные предложения (предложения-обращения)» [6, С. 113, 173]. Отмечая семантико-грамматический синкретизм вокативных предложений, она признаёт, что «границы между вокативными предложениями и обращениями зыбки и подвижны» [7, С. 188]. Двойственность, как видим, остаётся, особенно в обращениях со «средней степенью предикативности», границы которой трудно определимы. Но и в тех случаях, когда обращения интонационно и графически оформляются как предложения, они не перестают быть обращениями. Предложения-обращения семантически несамостоятельны. Они требуют продолжения речи. Образно говоря, на обращении нельзя поставить точку. Обращение всегда служит для чего-то.

О том, что обращение, будучи синтаксически независимым компонентом предложения, связано с остальным составом предложения не только семантически («вещественно»), но и синтаксически, пишет Н. Ю. Шведова: «Обращение - это распространяющий член предложения - имя в форме им. п., возможно - с зависящими от него словоформами, называющий того, к кому адресована речь. ... Обращения не является таким распространителем, который никак не связан с остальным составом предложения. Такая связь существует. Она выражается, во-первых, в том, что любое предложение, сообщающее о действии или состоянии определённого субъекта и имеющее в качестве сказуемого глагол в форме 2 л., с абсолютной регулярностью может распространяться обращением, называющим субъект, который либо обозначен в подлежащем местоимением, либо не обозначен совсем: Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки?; ...Во-вторых, всегда, в любом предложении, обращение образует синтагму, либо входит в синтагму вместе с другими словами в предложении» [41, С. 163-164].

А. В. Полонский считает, что обращение представляет собою адресатный центр предложения. «Адресатный центр функционально и синтаксически соответствует природе детерминанта, являющегося компонентом семантической структуры предложения и входящего в его грамматическую структуру в качестве распространяющего члена, связанного со всем составом предложения». На этом основании он определяет обращение как «синтаксический адресатный детерминант - особый распространяющий член предложения, который входит в семантическую структуру предложения; обладает специализированной словоформой (звательным падежом) с закреплённой за ней специфической функцией и синтаксической позицией в предложении; относится ко всей структуре предложения; сочетается с различными типами предложений» [29, С. 29-30].

3. Вопрос о так называемых распространённых обращениях остается не вполне определённым в синтаксисе. Как известно, обращения могут распространяться зависимыми словами. Однако многие распространённые обращения уже фразеологизировались и воспроизводятся как целостные устойчивые сочетания - единицы языка - с идиоматичным значением: милостивый государь, друг мой, дорогие товарищи, дамы и господа и т. п. В подобных случаях, на наш взгляд, едва ли правомерно говорить о распространении обращения государь, друг, товарищи зависимыми словами, так как живых синтаксических связей между компонентами фразеологизированного обращения уже не существует. Степень устойчивости разных сочетаний слов, регулярно употребляющихся в функции обращения, может быть различной, соответственно, различной может быть степень их синтаксической и семантической слитности. Однако апеллятивная функция безусловно способствует преобразованию неоднословного обращения в сложную семантически целостную структуру. При этом значение и функция компонентов качественно изменяются. Так, прилагательные в обращениях дорогой товарищ, уважаемый товарищ служат не определениями существительного товарищ, а выражают отношение адресанта к адресату. «Такие стандартные атрибуты апеллятивов, как милый, дорогой, любезный, уважаемый, выражающие отношение автора речи к адресату, сочетаются с именами любой семантики (друг, брат, отец) в том числе и с именами собственными, избегающими определений» [49, С. 356]. Подобные устойчивые сочетания целесообразно относить к этикетной фразеологии. Фразеология в данном случае понимается широко: «Речь идёт не только о пресловутых "идиомах", которые, быть может, составляют лишь незначительную часть всего словаря устойчивых сочетаний (“ phrasicon"), но и об огромном запасе несвободных словосочетаний, клише, речевых формул - короче говоря, обо всех привычных способах выражения, которые носитель языка усваивает независимо от процесса усвоения грамматических правил данного языка» [37, С. 25].

В целом традиционно-грамматический подход к обращению позволяет обнаружить его основные структурные и семантические признаки. Анализ этих признаков показывает, что обращение по ряду позиций занимает по меньшей мере двойственное положение в ряду единиц языка. Его синтаксический статус аморфен: обращение не является ни самостоятельным предложением, выражающим законченную мысль, ни полноценным членом предложения. Как слово оно, напротив, избыточно признаками, не свойственными слову (интонацией, предикативностью). Лексическое наполнение обращения, обусловливающее его семантику, также неоднородно. Обращения могут быть узуальными и окказиональными.

Узуальные (лексикализованные и фразеологизированные) обращения являются единицами языка; окказиональные обращения являются единицами речи. Как единицы языка и речи можно рассматривать те узуальные обращения, которые в конкретном речевом акте получают приращения смыслов к инвариантному значению. Как минимум двойственно обращение и в функциональном отношении.

Взгляд на обращение как на элемент синтаксической структуры скользит мимо огромного количества употреблений обращений в разнообразных речевых ситуациях. При системно-структурном подходе должным образом не учитывается социальный «фактор адресата», определяющий специфику самой многочисленной и разнообразной в семантическом, стилистическом и коммуникативно-прагматическом отношениях группы обращений - обращения к человеку (адресату-собеседнику). Совершенно очевидно, что семантическое богатство и многообразие функций обращения человека к человеку далеко не исчерпываются называнием адресата и привлечением его внимания. Возникает необходимость изучения обращений в коммуникативно-прагматическом аспекте.

Развитие лингвистической прагматики, как одного из разделов языкознания

Одним из направлений лингвистики, которое появилось совсем недавно, является прагматика. Прагматика, хоть и являясь молодой областью лингвистики, охватывает многие темы, имеющие длительную историю изучения в таких разделах лингвистики, как риторика и стилистика, актуальный синтаксис, психология речи и речевой деятельности, теория коммуникации и функциональных стилей, социолингвистика, психолингвистика, теория дискурса, психология общения и другие. Ч. Моррис, один из основателей семиотики, ввел термин "прагматика" в научный обиход. Он разделил семиотику на семантику - учение об отношении знаков к объектам действительности, синтактику - учение об отношениях между знаками, и прагматику - учение об отношении знаков к тем, кто пользуется знаковыми системами. Прагматика, таким образом, изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации. Интерес к явлениям прагматики возник в 70-е годы 20 века. Дистанция, отделяющая язык от жизни, сократилась. Речевая деятельность стала рассматриваться как одна из форм жизни. Структурная же лингвистика, господствующая в предшествующий период, стремилась освободить язык от внешних контактов. Для нее нерелевантны были явления, связанные с психологическими, стилистическими и собственно коммуникативными аспектами речи. Структурная лингвистика сосредоточивалась на моделировании языка как самодостаточной системы инвариантных единиц - морфем и фонем. Общий подход к языку стал меняться. Прагматические исследования затронули проблему дейксиса, особенности практической речи, правила речевого поведения, концепт значения.

Общеизвестен факт, что прагматика занимается изучением значения в составе контекста. Это положение является основополагающим для лингвистической коммуникации, что сближает прагматику и функциональные аспекты лингвистики в целом, и, в частности, грамматики. Обычно прагматика обсуждается наряду с синтактикой и семантикой. Различия между ними, как известно, были определены еще Ч.Моррисом в 1936 г. Так, синтаксис ассоциировался с чисто формальным изучением семиотических отношений, семантика рассматривалась как определенное отношение знака к его пользователю, включая психологический, биологический и социальный аспекты знака, прагматика же включала такие аспекты как дискурс, стратегии, социолингвистику. Итак, синтактика изучает отношения между знаками, семантика - отношения знаков к тому, что они обозначают, а прагматика рассматривает отношения знаков к человеку, пользующемуся языком. Как подчеркивает Ю.С.Степанов, "изучение языка в лингвистике, его осмысление в философии, его освоение в искусстве слова - более или менее одновременно и параллельно во всех этих областях - направляются также по трем названным осям", т.е. синтактике, семантике и прагматике. Таким образом, семантика изучает бинарную оппозицию формы и значения, прагматика же рассматривает триединые отношения между говорящим, формой и значением. С точки зрения прагматики важно также учитывать второго участника процесса коммуникации - слушающего, для которого и предназначено данное произведение речи. Центральным понятием в прагматических исследованиях стала «коммуникация». Для прагматики характерно рассматривать речевую коммуникацию не как самоцель, а как компонент в структуре человеческий деятельности. Деятельность детерминирует речевую коммуникацию, хотя и опосредованно. «Человек говорит для того, чтобы не просто передавать сообщения, а чтобы общаться, достигая при этом целей, подчинённых совместной деятельности. Таким образом, коммуникация – это процессы производства и восприятия речевых высказываний, эти процессы являются формой сущест­вования речи... для того, чтобы понять смысл речевого высказывания, нужно знать деятельность, в которой оно было продуцировано и восприня­то. Отправной точкой для прагматических исследований служит следую­щая посылка: «поскольку язык всегда адресован получателю (реальному или вымышленному) он всегда коммуникативен» [49]. Следствием из этой посылки является то, что с коммуникативной точки зрения не может существовать монолога в чистом виде, ибо любая речь построена с ориентацией на адресата и предполагает его реакцию в форме вербального или невербального поведения. Диалогические отношения лежат в основе построения любой речи. Поэтому неоспоримой заслугой прагматики является включение в сферу научного исследования интересов второго участника коммуникации, не обязательно произносящего те или иные высказывания, нередко даже молчащего, но самим своим присутствием формирующим условия общения. Впервые позиция слушающего стала объектом пристального изучения. Как справед­ливо отмечает Е.Ф. Тарасов, «речевое общение коммуникантов по схеме субъект – объект можно описать только в том случае, если оно анализиру­ется сначала с позиции одного коммуниканта, а затем с позиции второ­го». [36]

Присутствие второго участника коммуникации, иногда незримое, но всегда ощущаемое говорящем, определяет специфику прагматического взгляда на языковые явления и намечает круг задач, подлежащих рассмотрению под углом зрении прагматики. Основной задачей для любого иссле­дования в этой области является, по мнению Р.С.Столнейкера, «обнаруже­ние необходимых и достаточных условий успешного осуществления речевого акта. Эти условия обычно связаны с наличием/отсутствием определенных свойств речевой ситуации, в которой осуществляется данный речевой акт, – скажем таких, как намерения говорящего, знания, мнения, ожидания и интересы говорящего и слушающего; других речевых актов, уже осущест­вленных в том же самим контексте.» [33] Дж.Лич полагает, что «задачей прагматики является объяснение отношений между смыслом (который часто описывается как «буквальное» или лежащее на по­верхности значение) и иллокутивной силой (то есть, направленным рече­вым воздействием говорящего на слушающего)» [46].

Сформировавшаяся во второй половине XX столетия в рамках коммуникативно-функционального языкознания лингвистическая прагматика или прагматическая лингвистика представляет собой достаточно неоднородную область исследований. Она занимается изучением «отношений между языковыми единицами и условиями их употребления в определенном коммуникативно-прагматическом пространстве, в котором взаимодействуют говорящий / пишущий, слушающий / читающий и для характеристики которого важны конкретные указания на место и время их речевого взаимодействия, связанные с актом общения цели и ожидания». Располагая как широким спектром методов, приемов и средств анализа языкового материала, так и достаточно богатым собственным понятийно-терминологическим аппаратом, она характеризуется исключительной многоаспект-ностью исследований. Ж. Мешлер и А. Ребуль в своем Энциклопедическом словаре по прагматике пишут: «Употребление термина «прагматика» определенным образом утвердилось в лингвистической литературе в такой степени, что представляется уместным говорить теперь о прагматике как об одном из научных направлений исследования речевой деятельности и даже лингвистики. Тем не менее, отношения междупрагматикой и лингвистикой не просты», и прагматика еще не является наукой действительно упорядоченной и, тем более, достаточно описанной. Еще не достигнуто взаимопонимание между исследователями относительно ее границ, ее гипотез и даже ее терминологии. Ведутся споры о том, является ли прагматика наукой внутренне целостной, единой, либо существует несколько прагматик, объединяющих различные научные дисциплины и имеющих различные объекты и методы исследования. Обсуждаются вопросы относительно статуса прагматики, ее внутренних связей, автономности ее существования. Термин прагматика довольно широко используется в разных областях, но его употребление и толкование далеко не однозначно, часто противоречиво.Как пишет один из основоположников прагматического направления Освальд Дюкро, «слово Прагматика является более чем модным в науках о языке. Отсюда множество значений, вкладываемых в этот термин, и невозможность для лингвиста употреблять его всерьез, не дав предварительно весомых терминологических уточнений» [45].

Первоначальные определения прагматики имели целью минимальное отграничение области прагматики, но не позволяли выявить специфику объекта и требовали дальнейших уточнений. Одним из классических критериев определения прагматики был критерий отсылки к говорящему (понимание Морриса и Карнапа). Другие, более поздние дефиниции идентифицируют прагматику с изучением языка в контексте или с пониманием языка в зависимости от его употребления: «Лингвистическая прагматика может быть описана как наука об употреблении языка» и «может быть определена в перспективе конкретной практики языка, с точки зрения конкретной практики лингвистической теории», т.е. изучение языка извне, а также как «изучение условий, которые управляют использованием языка».

Если усматривать роль прагматики в объяснении механизмов функционирования языка, опираясь на конкретные условия, то в этом случае может быть использовано все, что позволяет эти условия устанавливать и маркировать, заполняя тем самым безграничное пространство области прагматического. Данная концепция опирается на социологию, на широкий социологический контекст (распространяясь и на анализ идеологических вопросов) и на психологию, рамки которой также недостаточно четко определены. Но эта внешняя прагматика не имеет четких параметров ни в одном из прагматических направлений. Достаточно сослаться, например, на К. Черри и Г. Клауса, принадлежащих к разным теоретическим и культурологическим школам, но в своих прагматических исследованиях исходящих из понимания семиотики в духе Ч. Морриса и Р. Карнапа. Так, К. Черри, характеризуя три составляющих семиотики, указывает, что синтаксис изучает знаки и их отношения к другим знакам, семантика - знаки и их отношения к «внешнему миру» (обозначение), прагматика - знаки и их отношения к потребителям (психология). При этом он считает, что прагматика принадлежит другому, более высокому, чем синтаксис и семантика, уровню: «прагматика - самый общий, включающий уровень изучения, и он включает все личностные, психологические факторы, которые отличают одно коммуникативное событие от другого, все целевые вопросы, практические результаты и оценку пользователей знака» [44].

Г. Клаус представляет прагматику как способ сглаживать недостатки исключительно лингвистического подхода путем применения процедур и результатов «психологических и социологических исследований», утверждая, что «дисциплина, которая изучает эти (психологические и социологические) отношения, называется прагматикой». Следует отметить, что общее для К. Черри и Г. Клауса понимание прагматики в контексте коммуникации в разной степени присутствует в других источниках широкого понимания прагматики, в частности в прагматике Ю. Хабермаса (Hаbеrmаs 1974). Это вписывается и в определение прагматики, сформулированное Ч. Моррисом в Bullеtin dе lа Sоciеtе dе Lin-guistiquе как ветви семиотики, изучающей происхождение, использование и эффективность знаков. Широкое (максималистское) понимание прагматики характеризуется неопределенностью идентификации области прагматического: в основе анализа лежат такие абстрактные и многофакторные критерии, как отсылка к говорящему и контекст употребления, которые требуют постоянного уточнения и конкретизации. И только привлечение значительного корпуса эмпирического материала, иллюстрирующего многообразие состояний языковой реальности, и инвентаризация практических параметров употребления в определенной степени приводит эту дисциплину к некоторому общему знаменателю как совокупности категориальных и концептуальных признаков. Уточняя и конкретизируя этот общий знаменатель через категоризацию и концептуализацию своего пространства под единым названием, прагматика характеризуется как эмпирическая версия научной дисциплины, внешней относительно других теоретических подходов к языку. Предмет ее исследований выявляется на основе междисциплинарной интеграции таких дисциплин, как психология, социология, социальная психология, антропология, этнометодология, этнография коммуникации и речи, и др., образующих концептуальное единство путем введения в лингвистический анализ говорящего субъекта, или шире - на основе антропоцентрического принципа.

С точки зрения широкого понимания прагматики междисциплинарная интеграция осуществляется путем дополнения традиционных подходов понятийным аппаратом, который для них является в высшей степени чуждым, но сохраняющим, тем не менее, свою легитимность, так как располагает определенным когнитивным содержанием и эпистемологическим значением, заимствованным из этих смежных дисциплин. Но эта прагматика располагается «на периферии обычного предмета (философской) теории языка и может быть соединенной с ней только извне. Тем не менее, максимализация области прагматического, какой бы желательной она не представлялась с точки зрения обогащения общей теории и практики изучения языка, не решает проблему создания гомогенной теории.

Второй, более узкий подход к пониманию прагматики определяется изучением проблем, которые относятся к области теории значения и смысла, сближаясь, таким образом, с центральной проблемой теории языка. Прагматика и семантика рассматриваются здесь как смежные, взаимодополняющие дисциплины, что, впрочем, не снимает проблемы определения прагматики как научной дисциплины. Во всяком случае, во «Введении» к материалам коллоквиума по прагматике и теории речевых актов, который состоялся в 1977 г. в Будапеште, языковеды, указывают на недостаточную адекватность любого определения прагматики и на условный характер ее теоретических предположений относительно границ, предмета и методов исследования, различая три «традиции» в решении вопроса о разграничении семантики и прагматики [27].

Первая - формальная - традиция идет от Р. Карнапа и является традицией философии и формальной логики, представленной такими теоретиками, как Р. Монтегю, Д. Лыоис, М. Крессуэлл и др. Предмет прагматики ограничивается изучением речевых актов, выраженных синтаксически определенными предложениями, высказываниями, относительно их контекста употребления. Учет конкретной ситуации употребления выявляется главным образом через существование и функционирование индексальных выражений, изучение которых могло бы составить достаточно полное описание прагматики. Этот случай, например, в логико-философской традиции прагматика отождествляется с изучением речевых актов и контекстов их осуществления. При этом семантика остается языковой составляющей без дейктических показателей (indеxicаlitе). Исследованиями Р. Столнейкера [33], изучение индексальных выражений становится дополнением в изучении иллокутивных актов, другого направления современной прагматики. Поэтому наряду со «смыслом языкового выражения», т.е. «чистой семантикой», рассматривают смысловые дополнения, привнесенные извне: «смысл данного произнесения языкового выражения», «смысл говорящего, «смысл слушающего» и т.п. [27]. И перед прагматикой стоит задача определить, во-первых, типы речевых актов и, во-вторых, те черты речевого контекста, которые способствуют идентификации употребляемого в нем языкового выражения. Первая задача соответствует анализу иллокутивных актов, вторая - анализуиндексалов».

Вторая - лингвофилософская - традиция, представителем которой является Дж. Катц, устанавливает различие между семантикой и прагматикой, приписывая первой изучение смысла высказываний так, как он мог бы быть понят независимо от любого контекста употребления, а второй - аспекты смысла, зависящие от контекста и от употребления. Согласно этой традиции, явления, изучаемые в рамках формальной логики и лингвистической философии, образуют общую для семантики и прагматики область, на том основании, что любое высказывание наделено иллокутивным значением и иллокутивной силой, которые детерминированы буквальным смыслом предложения (т.е. смыслом, которым оно обладает вне контекста или в «нейтральном» контексте), но который может не учитываться (как, например, в случае с косвенными речевыми актами). Понимание высказывания в равной степени зависит от семантического и прагматического уровней. Иллокутивная сила высказываний выявляется, с одной стороны, через индикаторы, характеризующие говорящего, а с другой - через фоновые знания коммуникантов, через пресуппозиции, и реализует интенцию, намерение говорящего совершить то или иное действие посредством этого высказывания. Таким образом, в рамках лингвофилософской традиции «контекстно-свободный смысл языкового выражения (объект семантики) отличается от контекстно-связанного смысла данного произнесения языкового выражения (объект прагматики). В той степени, в какой иллокутивный потенциал языкового выражения может считаться независимым от контекста его употребления, он относится к семантике; в той степени, в какой он считается зависимым от этого контекста, он относится к прагматике» [27].

В связи с субъектом речи прагматикой изучаются:

1) явные и скрытые цели высказывания («иллокутивные силы», по Остину), например сообщение некоторой информации или мнения, вопрос, приказ, просьба, совет, обещание, извинение, приветствие, жалоба и т. п.;

2) речевая тактика и типы речевого поведения;

3) правила разговора, подчиненные так называемому принципу сотрудничества, рекомендующему строить речевое общение в соответствии

с принятой целью и направлением разговора, например адекватно нормировать сообщаемую информацию (максима количества), сообщать

только истинную информацию и обоснованные оценки (максима качества ), делать сообщение релевантным относительно темы разговора (максима отношения), делать речь ясной, недвусмысленной и последовательной (максимы манеры речи) ; эти правила, сформулированные Грайсом, получили название конверсационных максим или максим ведения разговора;

4) установка говорящего, или прагматическое значение высказывания: косвенные смыслы высказывания, намёки, иносказание, обиняки и т. п. ;

5) референция говорящего, т. е. отнесение языковых выражений к предметам действительности, вытекающее из намерения говорящего;

6) прагматические пресуппозиции: оценка говорящим общего фонда знаний, конкретной информированности, интересов, мнений и взглядов, психологического состояния, особенностей характера и способности понимания адресата;

7) отношение говорящего к тому, что он сообщает:

а) оценка содержания высказывания (его истинность или ложность, ирония, многозначительность, несерьёзность и пр.),

б) введение в фокус интереса одного из тех лиц, о которых говорящий ведет речь, или эмпатия (термин С. Куно),

в) организация высказывания в соответствии с тем, чему в сообщении придаётся наибольшее значение.

В связи с адресатом речи изучаются:

1) интерпретация речи, в т. ч. правила вывода косвенных и скрытых смыслов из прямого значения высказывания; в этих правилах учитывается контекст, прагматическая ситуация и пресуппозиции, а также цели, с которыми говорящий может сознательно отступать от принятых максим общения (например, нарушать принцип релевантности, сообщать очевидные адресату вещи и т. п.);

2) воздействие высказывания на адресата (перлокутивный эффект, по Остину): расширение информированности адресата; изменения в эмоциональном состоянии, взглядах и оценках адресата; влияние на совершаемые им действия; эстетический эффект и т. п. ;

3) типы речевого реагирования на полученный стимул (прямые и косвенные реакции, например способы уклонения от прямого ответа на вопрос).

В связи с отношениями между участниками коммуникации изучаются:

1) формы речевого общения (информативный диалог, дружеская беседа, спор, ссора и т. п. );

2) социально-этикетная сторона речи (формы обращения, стиль общения);

3) соотношение между участниками коммуникации в тех или иных речевых актах.

В связи с ситуацией общения изучаются:

1) интерпретация дейктических знаков («здесь», «сейчас», «этот» и т.п. ), а также индексальных компонентов в значении слов;

2) влияние речевой ситуации на тематику и формы коммуникации. Прагматика изучает речь также в рамках общей теории человеческой деятельности. Так, Остином был выделен класс так называемых перформативных высказываний.

В автоматическом анализе текста энциклопедическая информация, в т.ч. прагматические данные, организуется в форме сценариев или «фреймов» (термин М. Минского), моделирующих знание о типичных ситуациях и позволяющих правильно интерпретировать содержание текста.

Прагматические сведения используются также в информационно-поисковых диалоговых (интерактивных) системах. Категории прагматики вошли в ряд философских логик, предполагающих учёт пропозициональных установок (логика оценок, логика практического рассуждения и др.). Выдвинув в качестве объединяющего принцип употребления языка говорящими в коммуникативных ситуациях и прагматической компетенции говорящих, прагматика охватила многие проблемы, имеющие длительную историю изучения в рамках риторики и стилистики, коммуникативного синтаксиса, теории и типологии речи и речево<