Категории: ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Год, 21 апреля, понедельник, вечер.Вечером Звонарёв с Ольгой сидели в ресторане «На мельнице», дорогом и очень вкусном. Смаковали бутылку шабли под фаршированную рыбу. – Ты живёшь как в болоте. Что по вечерам делаешь? – Ничего. Книжки читаю. – В Москве достопримечательностей полно. – Ну, я сходил по разу в музеи. – А дальше? – Это ты такая продвинутая девушка. А мне‑то что дальше? – Ну, есть же всякие мужские клубы, например, – Оля смотрела на него со смешинкой. – фу! Что там можно найти интересного? Половую инфекцию? – Хи‑хи‑хи. Это я так просто сказала. Не обижайся. – Ага, на вшивость проверила. – А окрестности? Я, например, купила путеводитель по Подмосковью. Катаемся, смотрим всякие симпатичные места. Здесь, оказывается, полно глухих старинных поместий. Заброшено, правда, всё. Вот под Красногорском есть усадьба Юсуповых. Можно вечером как‑нибудь съездить. – Если только за компанию… – Поехали! Попросвящаю тебя. Чего тухнуть на диване? Разговор строился как‑то по‑дурацки. Они обменивались короткими фразами, словно на работе на бегу. Всё же Лёше не хотелось опускаться до того, чтобы «на работе говорить о бабах, а с бабами – о работе». Ольгины глаза пуговками блестели в полутёмном зале. «Она меня кадрит? – думал Звонарёв. – А совсем не производит впечатления девушки с проблемами». Потом он решил, что, видимо, чего‑то не понимает в ней. И перешёл на анекдоты. Его иногда прорезало на шутовство среди друзей, и это как‑то не вязалось с солидностью банковского служащего. После расставания Алексей испытал чувство неловкости. Ольга заметила это, хотя выпила больше половины бутылки и порядком захмелела. Но, ничего не сказав, прислала следом эсэмэску: – все в порядке? – надо было тебя поцеловать… – просто ты нормальный… Она не договорила сознательно. Последовала долгая пауза, и Ольга закончила вечер фразой: – мне с тобой повезло…
Звонарёв ехал в метро домой и не мог сосредоточиться на чтении. Собственная неуклюжесть, её многозначительные эсэмэски – всё это выбивало из колеи. «У нас зреет романчик?» – сам себя спрашивал Алексей и сам же отвечал: «Да ерунда. Подумаешь, люди подсознательно нравятся друг другу. Вот я иногда хожу на бизнес‑ланч обедать, встречает нас там девушка с меню. Мы тоже много месяцев друг другу нравимся, и оба это понимаем. Ну и что? Это же не повод для знакомства. Мало ли какие комбинации между людьми могут складываться. И Оля… тоже». Алексей задумался над уменьшительно‑ласкательным вариантом именем своей подруги: «Ольга, Оля, Оленька, Олечка», – последний вариант ему понравился больше всего, и он вдруг задумался: «А как её называет в таких случаях муж? Да я, похоже, влюбляюсь, вот уже к мужу начинаю ревновать. Прикольно».
Год, 22 апреля, вторник, утро. Наташка относилась к тому редкому типу женщин, которые плачут красиво. Тем более что шмыгающий нос никак не вязался с круглыми мячиками грудей, симпатично выглядывавшими из декольте. Звонарёв понял, что разыгрывать молчаливую деликатность будет неправильно: – Что случилось? – У Мишки… В саду…Только ему купила новые весенние вещи, – Наташка справилась и начала излагать связно: – У них в детском саду субботник был, всё выкрасили. Краска не высохла. Я как сегодня утром увидела, каким он вчера пришёл! Жуть! Всё испорчено. И куртка, и штаны! Один раз надел… – Ну да… Малые же ещё бестолковые, не умеют вещи беречь, – хотя Наталья растила сына одна, её доходы не давали оснований жмотничать. Но этого Алёша говорить не стал: – Химчистка теперь!? – Да дело даже не в деньгах! – за много лет совместной работы они уже научились читать мысли друг друга. – Просто жалко! – Я понимаю. – А химчистка может и не справиться! – Да, такой вот субботник получился. – В следующий раз в апреле, как про субботник узнаю, в сад его не поведу. Пока всё не высохнет. – Но это же надо знать, какой краской они там красят? – Алексей понял, что Наташа выговорилась и пришла в себя, и направился к рабочему месту. Пропиликал эсэмэской телефон. – Ты сильно занят? Минут на тридцать ты мне очень‑очень нужен! – Ок, я могу освободиться. А что случилось? – У меня совещание, очень важное. А я уже полчаса нарезаю круги вокруг офиса, не могу припарковаться. Помоги плз! – А что нужно? – Я заехала на тротуар и встала под «грибок» автобусной остановки. Посторожи, пожалуйста, «пыжик», чтоб никто ничего не сделал. Я прибегу с совещания – переставлюсь. Понимаю, что с моей стороны это свинство, но негде поставить машину. Негде! – Бегу!
Год, 22 апреля, вторник, день. Заседание «кредитного комитета», куда был приглашен Звонарёв и где должна было выступать со своими предложениями Карпова, началось после обеда и проходило нудно. Комитет назывался «кредитным» по старинке. Заседавшим уже не один год приходилось рассматривать самые разные вопросы, в том числе по деятельности казначейства: лимиты на контрагентов, лимиты на эмитентов, лимиты на портфели и т. п. Так как оба заинтересованных лица, сладкая парочка «Ольга плюс Алексей», предыдущее заседание проигнорировали, в этот раз их вопрос поставили в самый конец. Очередной начальник кредитного управления, чьего имени Алексей ещё не запомнил (предыдущий попался на «откатах»), долго и заунывно зачитывал свои заключения по будущим заёмщикам, хотя читать их было необязательно – заключения были заранее розданы участникам вместе с остальными материалами. Первое время Алексея это бесило – он сердито переглядывался с Кареном, тоже приглашённым. Пару раз перечитал тезисы, которыми собирался остановить Ольгу. Поиграл с КПК, который использовал исключительно на таких совещаниях и исключительно для пасьянса. Надоело. Принялся нагло разглядывать Ольгу. Но та была на чём‑то сосредоточена и глаза от своих бумаг не отрывала. «Волнуется? Я что, такой страшный?» Зачем‑то измерил себе пульс. «Ого! Целых 48 ударов в минуту. Как у спящего. А если ещё сильнее расслабиться?» Звонарёв попробовал ощутить расслабление во всех своих членах сверху вниз. Ещё раз измерил. «46 ударов. Неинтересно». Чем бы ещё заняться? Принялся играть карандашом. Иногда Алексей предпочитал карандаш авторучке. Наигравшись, он вдруг взял карандаш правильно. Как его учили в детстве в художественной школе. «Ощутить благоговение перед чистым листом бумаги. Слиться с карандашом. Как с оружием. Продолжение руки. Лёгкость в пальцах. Чего бы нарисовать? Ольгу? Портрет потребует основательности. Шарж? Может обидеться». Её рука неподвижно лежала на бумаге. Быстрыми штрихами Алексей набросал сложенные в щепотку прозрачные тоненькие девчоночьи пальчики. Ольга заметила, похоже, заулыбалась, но Алёша не захотел с ней встречаться глазами. Тогда она сменила положение кистей рук, мешая ему. «Вредничает?» – Алексей растерялся. Отодвинул свой рисунок, чтобы ничьи сочувствующие взгляды не отвлекали. Сосредоточился и повторил кисть Олечки по памяти, вложив в щепотку её пальчиков детские пинеточки: «Типа отомстил». Следующие минут двадцать он шлифовал рисунок. А потом она вышла к доске. Развернула наглядные материалы. «Готовилась, старалась». Что‑то чертила, что‑то говорила. Звонарёв знал, о чём. Он заранее окончил курсы по риск‑менеджменту и догадывался о сути тех предложений, которые сейчас произносила Оля. «Или Олечка?» Он вдруг поймал себя на том, что просто слушает её голос, не вникая, о чём она говорит. Повернул голову и заставил себя смотреть и слушать. Сегодня она была в белом. И Алексей долго рассматривал тень между её ягодицами на белоснежной юбке. «Нет, я не слушаю». Ольга почувствовала его жадный взгляд и рефлекторно сомкнула за спиной руки, прикрывая попу. Алёша зафиксировал это забавное положение в своей памяти, и тут же принялся за новый рисунок. «Ольга Карпова: вид сзади». Сидевший рядом Карен, видимо, тоже перестал слушать выступавшую девушку, сопереживая творчеству начальника. И тут она закончила. «Прикольно, мне же сейчас выступать». Ведущий заседание комитета Романенко осведомился, есть ли вопросы у остальных участников, и предоставил слово Алексею. И тот неожиданно для себя выдал следующий экспромт: – Мы считаем, что сделанные Ольгой Викторовной предложения заслуживают безусловного внимания. И мы не намерены как‑то сопротивляться тем реформам в риск‑менеджменте, которые назрели в нашем банке и которые нам советует ЦБ, – Алексей сделал паузу. – Мы в течение недели со своей стороны подготовим предложения, очень надеемся, что наши предложения будут конструктивными. Мы не обещаем, что согласимся тупо скопировать западные стандарты и позволим блокировать нашу работу. Но что‑то обязательно предложим. И поспорим ещё. Эта речь оказалась неожиданной для членов кредитного комитета. Они всё заседание ждали горячего спора, а тут Звонарёв практически сдавался и ещё давал какие‑то обещания. Карпова сама выглядела растерянной. Она вышла первой, пока остальные собирали свои бумаги. Кирюхин захихикал: – А ты педагог…. А зам главного бухгалтера Марья Андреевна, заметив, какими глазами Алексей проводил Ольгу, уже скрывшуюся за дверью в потоке выходивших, протяжно заметила: – Как тут у вас всё запущено. Звонарёв молча улыбнулся ей в ответ и тоже вышел. На рабочем месте его уже ждал е‑мэйл от Ольги: – Объясни. – Потом. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. – Потом. Я сейчас Карена потушу. Карен бушевал у Алексея за спиной. Игнорируя субординацию, он матерно ругался, призывая Наташку в союзники. Их двоих не устраивала лёгкая сдача позиций. – Отстань, а, – бросил ему Алексей через плечо. – Напишу свои контрпредложения, потом их обсудим. – Он меня ненавидит? – Кто? Карен? Не бери в голову. – Но вправду поговорим потом? – Поговорим. На работе – о бабах, с бабами – о работе. – Хи‑хи, – Ольга не пользовалась смайликами.
Пару часов Алёша был сильно занят, и Ольга Викторовна сочла нужным о себе напомнить: – ? На самом деле Алексей ни о чём не забыл, просто перетасовывал невысказанные на комитете тезисы. – Итак, внимай. Резюмирую в двух словах твое выступление. Risk‑metrics разработана инвестбанком JP Morgan, для работы с рыночными активами используется value‑at‑risk или VaR. Мы анализируем исторические ряды для каждого инструмента и определяем с заданной вероятностью, какой максимальный убыток может принести данный актив, если его включить в портфель. Таким образом, весь портфель банка оценивается с точки зрения риска. Мои замечания. Ты когда‑нибудь слышала о понятии «толстых концов», сорри, «толстых хвостов»? – Толстые концы звучит интереснее. Ну, слышала, но вникнуть было некогда. – А зря. В основе работы с вероятностью фори‑неры закладывают обычную кривую Гаусса. Но дело в том, что в реальной жизни хвосты этой кривой не плоские, а загибающиеся к верху. Толстые. Говоря по‑человечески, катастрофические убытки, игнорируемые концепцией VaR, в реальной жизни гораздо более вероятны, чем допускаются теорией вероятности. Отсюда толстые концы и первые жертвы. Слышала, что наш дефолт 1998 года похоронил фонд высоколобых нобелевских лауреатов LCTM? Их модели считали риск такого события мизерным, а катастрофа случилась на третий год жизни фонда. И привет! У меня книжка есть про них. – Дашь почитать? – Дам. Замечание второе. Концепция VaR здорово работает для микрокризисов. Проблемы конкретного эмитента, трудности конкретного инвестора. В единичном масштабе риск действительно калькулируется. Но не забывай, что еще одним допущением модели является ликвидность. Т. е. исследуя временные ряды, мы измеряем максимальные изменения цены на актив за заданный период. Например, мы считаем, что иностранную валюту можно продать мгновенно, сбросить портфель «голубых фишек» можно за сутки, а вот портфель векселей будем реализовывать целую неделю. Ликвидность у инструментов разная. Но, когда происходит глобальный кризис, ликвидность рынков пропадает. Иногда совсем. Слышала о термине «бегство за качеством»? Т. е. во время паники содержимое нашего портфеля окажется никому не нужно, ни по какой цене. И продать те же ОФЗ забубенного года погашения просто не получится. Что бы там не считала по этому поводу VaR. На фига нам тогда спрашивается такой риск‑менеджмент? И еще несколько политических замечаний. Посмотри, как этот риск‑менеджмент вводит Центробанк. На уровне советов. Наш регулятор сам не до конца понял, что к чему, и просто транслирует нам «базельские рекомендации». Бухучет не разработан. Вот, по‑хорошему, обсчитаем мы VаКом содержимое своего банковского портфеля (закрыв глаза на все неточности). И что дальше? По‑хорошему, нужно будет заранее создать резервы на покрытие возможных потерь от переоценки портфеля. И на каком счете создавать их? Инструкция ЦБ есть? И что будет с достаточностью нашего капитала? Упадет! И что скажет налоговая? «Ах, прибыль уменьшаете, чтобы налог не платить. Им‑то плевать на риск‑менеджмент. И еще. Наш рынок неразвит. Помнишь 1998? Все банки сидели в ГКО. Кто‑то больше, кто‑то меньше. Просчитать риск того, что с государством что‑то случится, было можно, но не торговать ГКО было нельзя. Не хватало инструментов объективно. И всех накрыло. И что с тех пор изменилось? Наши портфели переполнены тем же Газпромом и векселями Сбера, которые 1998 пережили без дефолта. Просчитать их риск VaRoM бессмысленно, нам придется уменьшать доли этих эмитентов в портфеле, а заменить чем? Значит, будет принято политическое решение проигнорировать твои рекомендации для Сбербанка и Газпрома. Класс! И потом. Наверняка, у тех же форинеров уже есть более современные разработки. – Убил! Хочется забиться в уголок, накрыть голову простынкой и КУ! За лекцию спасибо. – Не за что. Но ой! – Что ой? – Как представлю тебя сидящей в уголКУ, хочется приподнять простынКУ и… КУ! – А что же такое КУ? Такие фантазии рождаются. – Хи‑хи‑хи, а ты гурман. – Ага. – А про другое? – Что другое? – Я про другое просила объяснить. – Не понял? – Про рисование моих пальцев. – Ну, это из детства еще. Рисовать меня как‑то учили. – Бросил? – Да. – А чего? – Да ну! Этим же денег не заработаешь. Если для себя только. Некогда, да и лень. – И зря! – Просто мой покойный дед меня учил: каждое дело нужно делать хорошо. Когда я про рисование думаю, понимаю, что если за это браться, то только, чтобы нарисовать шедевр. А откуда шедевру взяться? – Неправ. – Говори. Ольга долго молчала. – Я как‑то читала книжку популярную про древние цивилизации. Вот представь: пройдут тысячи лет, десятки тысяч, сотни тысяч. Языки забудутся, литература, на них написанная, исчезнет. Вкусы изменятся, и музыка выйдет из моды. Здания обветшают и обрушатся. Не останется ничего, кроме живописи – не знаю, может, неправильно говорю. Но вот мы видим наскальные рисунки первобытных охотников на стене в пещере. Мы даже представить не можем, кто их нарисовал. 400 тысяч лет назад! Но чувство прекрасного соединяет нас: потомков и тех неведомых предков Мы восхищаемся гибкостью линий так же, как восхищались они. Века пронеслись над этой пещерой, а красота осталась. Понимаешь? – Да. Красиво излагаешь! – Не дразнись. Это я цитирую. Может, у тебя есть дар, а ты его хоронишь. Даже не попробовал. – В жизни открыто много дверей, но никогда не бывает так, чтобы, зайдя в одну из них, ты не захлопнул остальные. – Красиво излагаешь! – Это я цитирую. Ремарка. Помолчали. Эта переписка увлекла его настолько, что работать Звонарёв вообще перестал, переложив всё на плечи подчинённых. Те решили, что он трудится в канве прошедшего заседания, и не отвлекали. И Алексей решил сделать следующий шаг: – Я подумал. Твои пальчики я нарисовал не случайно. Если я решусь взяться за кисть, то буду рисовать тебя. Согласишься позировать? – Это будет что‑то неприличное? – Фу, какая ты пошлая! Сразу думаешь о неприличном. – Сам такой. – Ну, если серьезно, я еще подумаю. Мне нравятся неожиданные ракурсы с твоим участием. – Не ври. Скажи честно, что взял карандаш из скуки. Последнюю реплику Алёша оставил без ответа. Пусть девушка помучится над «загадочными ракурсами». – Я врубился! – в голосе Карена бурлила радость. – Сейчас начнётся сезон отпусков, и до сентября никаких реформ с рисками не будет! – May be[18], – Алексей как раз торговался с одним немецким банком из «пипса» в цене евро‑свопа и не мог сразу переключиться назад на русский[19].
2003год, 22апреля, вторник, вечер. Вечер Алексей провёл с Ольгой. «Второе свидание», – шутливо думал он. Парк вокруг старинной усадьбы, ставшей санаторием, был прекрасным, и они не спеша брели по аллеям. – Я вот смотрю, как ты активна в светской жизни. Как только муж всё это терпит? Я бы такого темперамента не выдержал. – А он и не выдерживает. Дома сидит. – Скучает? – Нет, он у меня продвинутый. Всегда находит себе дома занятие. – И как он относится к тому, что ты то там, то здесь? – Я говорю, дай нагуляться, пока можно, а то потом детки пойдут – и всё… Когда нас вместе видят знакомые, все страшно удивляются. Я при нём такая шёлковая жена, смирная, послушная. Никто не верит, что я такой могу быть. Просто он сильнее меня. По‑настоящему сильнее. – И откуда ты такая? – А ты замечал, что с возрастом годы летят всё быстрее и быстрее? – Да, особенно наши родители на это жалуются. – А почему? Потому что у них ничего не происходит. Сидят на своей пенсии и тупо ждут смерти. А жизнь нужно наполнять событиями. Тогда и время будет тянуться медленно и насыщенно. Вот я и наполняю. Наполняю свою жизнь событиями. – Анекдот про стрекозу и муравья знаешь? – He‑а, расскажи. – Так вот. Однажды муравей тащил огромную грязную соломинку и встретил разодетую стрекозу. Он спросил её: «Ты куда собралась?» «Да вот на фестиваль в Канны…». «А‑а», – протянул муравей и продолжил работу. Уже весной он увидел её снова, когда ворочал огромную маслянистую гайку. Стрекоза была в прекрасной форме. Он спросил её: «И куда же ты сейчас?» «Да вот, друг, в Лос‑Анджелес, на премьеру…» Он продолжал мрачно работать. Как‑то летом, ковыряясь в огромной куче песка, он опять увидел стрекозу. Она в прозрачных одеяниях парила над всеми. «Ты куда теперь?» – спросил, тяжело вздохнув, муравей. «В Париж, в Париж…» «В Париж? – грустно посмотрел на неё муравей и добавил: – Будешь в Париже, встретишь Лафонтена, передай ему, что он мудак». Отсмеявшись, Ольга поняла, что ему не хочется говорить о её муже, и сменила тему. – Как тебе эта усадьба? – Симпатичная. – Говорят, Юсуповы были богаче царя. – В Питере их дворец – самый красивый в плане интерьеров. Была? – Нет. – Туда не попадешь просто так, только с экскурсией. Но он того стоит. – В Москве у них тоже был особняк. Где‑то на «Красных воротах». – У меня с «Красных ворот» тоже фотка есть, покажу потом. – Что там? – Старинное здание глазной больницы, осень, и обрубки старых чёрных деревьев как пальцы торчат в небо на жёлтом фоне… – А говорил, что ненавидишь Москву. – Это меня тошнит от пробок, – голос Алексея зазвенел раздражением. – Как сказал кто‑то из знакомых, у Москвы отрицательная энергетика. Она высасывает нашу энергию своими расстояниями. Но ты тут живёшь. И даже вроде копишь на квартиру? – Чем больше коплю, тем больше убеждаюсь, что накопить не успеваю. Недвижимость дорожает быстрее. И с каждым годом всё сильнее сомневаюсь, на фига мне квартира в Москве? Если купишь в центре, жить без форточки с вечно включённым кондиционером – жуть. Покупать на зелёной окраине, трафик замучит. – Ты у нас вообще… сомневающийся. – Я только с тобой ни в чём никогда не сомневаюсь. Это дар? Оля замолчала, наслаждаясь этим глубокомысленным комплиментом, а Алёша задумался над своими словами. Что бы он ни делал с Ольгой, она заражала его уверенностью в себе. Любое дело, даже самое пустяковое, она словно окрашивала своим присутствием, превращала во что‑то лёгкое. Они оба молчали, идя по дорожке рядом, но не под руку. Он думал о ней, она о нём. «Наверное, я в неё влюбляюсь. Или уже влюбился. Стоит ли с ней поделиться своим замыслом? Наверняка, она чувствует, как меня распирает». «У Алёшеньки аура скалы, двигающейся скалы. С ним почему‑то чувствуешь надёжность. Наверное, поэтому на нём и держится вся команда казначейства. С Лёшей пропадает бестолковая суетливость в подчинённых. А меня почему‑то подчинённые ненавидят. Ну и пусть!» И она заговорила об этом: – Их всё‑таки раздражает, что я позволяю себе уходить первой и приходить на работу последней. А сама их деру. – А почему ты так? Я вот мягкий начальник. И так задротства в банке хватает. Ещё мне людям нервы трепать? Зачем? – Ну, они ж у тебя за деньги работают. А мои мне потом благодарны будут. Это я по предыдущей работе знаю. Сейчас им тяжело, ругаются про себя и за моей спиной. Зато они растут как специалисты. Мой отдел всегда – кузница кадров. И резюме у них потом симпатичные получаются. – Вот как. И не жалко, когда уходят? – Нет. Чисто по‑человечески я понимаю, что на одном месте нельзя долго сидеть. Паутиной начинаешь зарастать. Это всех касается. И не только на работе. – Наверное, ты права, – и Алексей вспомнил диалог, который стал поводом для этой прогулки по тенистым аллеям. – Стой, – он огляделся и потянул её за руку в траву с аллеи. – Что такое? – Вот сюда! – он подвёл девушку к поваленному стволу и, придерживая за руку, помог подняться на него обеими ногами. Ольга выглядела озадаченной, но подчинилась. Алексей редко проявлял какую‑либо инициативу с ней, и стоило выяснить, что ему вдруг понадобилось? Не мешкая, он сжал ладонями её плечики, решительно притянул к себе Олечку и крепко поцеловал её в пухлые губы. У Ольги перехватило дыхание, она не успела никак отреагировать на такой шаг, но голова сладко закружилась от прикосновения его влажного языка, и она ответила на поцелуй… Засмеявшись, спрыгнула с бревна, и её озорные глазки задорно блеснули на Алексея «снизу сбоку». Потом они долго молчали, шли по аллее, и он старался заглянуть в её лицо, ожидая оценки своему поступку, как школьник. «Исправил свою прошлую нерешительность?» Но девушка загадочно игнорировала его поступок, продолжала щебетать о чём попало. – Пока? – они остановились около своих машин. – Ну, как‑нибудь можно ещё куда‑то съездить, – её взгляд казался пристальнее, чем обычно. Алексей удерживал Олю за руку и молчал. – Например, можно поехать покупаться. Как вода потеплеет. – Да, я люблю тёплую воду. – А у тебя горячую воду уже отключили? – Скоро должны. – И у нас тоже. – Да, после купания в московских водоемах хочется тщательно помыться. – Ну, придумаем что‑нибудь. – Многозначительно звучит. – Ага. Пока! – Да, пока!!
– В следующий раз я её… – включив двигатель, вслух сказал сам себе Алексей, запнувшись на выборе подходящего глагола. Пошлить не хотелось. – Обязательно! Он задумался, вспомнил её ждущие глаза. «Нет, так нельзя останавливаться – не простит ведь». Его немного помучили угрызения совести. «Всё‑таки у меня же есть Света. Правда, ведёт себя как последняя дура, но я же не собираюсь ей этим мстить. Разок – всё!» – Лёша уговорил сам себя, и сладкое предвкушение Олиного тела охватило его. Впереди идущая машина показала буквы КУ на своем номерном знаке: «Интересно, в её понимании КУ – это что?»
Глава 2
|
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-10 lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда... |