В СРАВНЕНИИ С ПОЛОЖЕНИЯМИ ФГК И ГГУ

Абросимова Е.А., преподаватель кафедры МЧиГП МГИМО (У) МИД России.

Законы пишутся для обыкновенных

людей, поэтому они должны основываться

на обыкновенных правилах здравого смысла.

Т.Джефферсон

Думается, это изречение можно распространить не только на законы, но и на любые правовые нормы вообще. Конечно, данное утверждение грешит излишним оптимизмом, но, пожалуй, к конвенциям оно относится в большей степени, так как в отличие от законов на их применение государствам еще нужно согласиться, чего не произойдет, если их содержание не будет отвечать еще и этому критерию.

Венская конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г. (далее - Венская конвенция или Конвенция) интересна в отношении исследования средств правовой защиты по ряду причин. Как известно, в этом документе в некоторой степени отражена историческая преемственность, во многом ее основы были заложены в Гаагской конвенции 1964 г. "О Единообразном законе о международной купле-продаже товаров" и в Общих условиях поставок товаров между организациями стран-членов СЭВ. Но главная особенность (и в первую очередь достижение ее составителей) заключается в том, что ей удалось "помирить" два различных до степени противоположности подхода к ответственности и средствам правовой защиты. Кстати, например, термин "средства правовой защиты" (remedies) наводит на мысль о некоторой глубинной связи с англо-саксонской системой терминологического разграничения ответственности самой по себе и средств, используемых сторонами по договору, но это отнюдь не будет означать, что все их содержание построено на таких правовых принципах. Из той же системы пришел критерий разумного лица, на котором основан ряд положений Конвенции. Что касается обсуждаемого критерия предвидимости, он в той или иной форме содержится в большинстве правопорядков, что, с одной стороны, позволяет сделать вывод о его разумности и логичности, а с другой - о кумулятивности его выражения в Конвенции. В чем же его смысл и значение в рамках ее содержания и применения?

Большинство исследователей полагают, что применение критерия предвидимости позволяет ограничить размер возмещения такой суммой, на которую разумное лицо могло рассчитывать при заключении договора, учитывая все известные ей обстоятельства. Такая трактовка не совсем точна. Если говорить о Венской конвенции, то по тексту критерий предвидимости упоминается четыре раза в различных обстоятельствах. Условно значение критерия предвидимости можно разделить на два направления: в отношении исполнения и в отношении размера ответственности. Смысл такого деления состоит в том, что в указанных случаях критерий предвидимости играет различную роль: либо позволяет определить удобный момент для разрыва бесперспективных договорных отношений, либо устанавливает предел возмещения.

Кратко коснусь первого вида, а именно влияния критерия предвидимости на порядок исполнения договора. Наиболее полно применение критерия предвидимости в таком отношении раскрывается в ст. ст. 71 - 72 Венской конвенции, однако ФГК и ГГУ содержат сходные положениям Конвенции предписания, не совпадающие, однако, текстуально, из чего можно сделать вывод, что источником заимствования в данном случае послужил иной правопорядок. Речь идет о предвидимом нарушении договора, и смысл заключается в том, что одна из сторон, имеющая достаточные основания полагать, что другая сторона не сможет исполнить своих договорных обязательств, может приостановить исполнение или заявить об одностороннем выходе из договора. В обоих случаях следует направить извещение потенциально неисправной стороне и, в случае заверений в том, что обязательство будет выполнено, указанные меры не применяются. "Такое регулирование облегчает положение сторон и, что более важно, в интересах нормального движения имущественного оборота, которому нежелательно возникновение любых, а тем более возрастающих убытков, нарушающих и усложняющих нормальный ход имущественных отношений" <1>.

--------------------------------

<1> Садиков О.Н. Ограничение ответственности должника по решению суда // Актуальные вопросы российского частного права. М., 2008. С. 168.

Разница заключается в том, что в первой ситуации из поведения стороны или возникновения недостатка в ее способности можно сделать вывод о ее потенциальной неспособности исполнить обязательство. Тогда в качестве средства правовой защиты можно приостановить исполнение. Сходная формулировка, указывающая, однако, только на существенное ухудшение имущественного положения, содержится в ГГУ <1>. В таком случае сторона, предвидящая невозможность исполнения, может не исполнять обязательства до предоставления обеспечения или исполнения встречного обязательства. ФГК в ст. 1653 предусматривает для покупателя возможность отказаться от уплаты покупной цены при наличии опасений, что в отношении предмета купли-продажи будет предъявлен третьим лицом виндикационный или ипотечный иск. Это не совсем предвидимость в смысле положений Венской конвенции, но определенное сходство налицо.

--------------------------------

<1> § 321 ГГУ.

Во второй ситуации предвидимость заключается в наличии у одной из сторон оснований полагать, что вторая сторона совершит существенное нарушение договора, что обычно повлекло бы за собой односторонний выход из договора после осуществления такого нарушения. Применение критерия предвидимости позволяет предупредить совершение такого нарушения, если потенциально неисправная сторона подтверждает наличие такой опасности. Это позволяет расторгнуть договор до совершения существенного нарушения и предотвратить наступление вредных последствий, включая убытки, что позволяет сохранить динамичность и последовательность торгового оборота.

Вот так вкратце можно охарактеризовать первое направление применения критерия предвидимости. Еще одна норма, явно не говорящая о критерии предвидимости, но подразумевающая, по мнению ряда исследователей, сходную с ним конструкцию, содержится в ст. 79, устанавливающей критерии непреодолимой силы в качестве основания освобождения от ответственности. Причем, Конвенция использует термин "обстоятельства вне контроля", и именно это позволяет вести речь о предвидимости, или, точнее, о непредвиденности. "А.С. Комаров отмечает, что событие, характеризуемое как "препятствие" к исполнению обязательств, должно, по существу, удовлетворять требованию непредвиденности. Другими словами, если событие, помешавшее исполнить договор, можно было предвидеть, то нарушившая договор сторона должна считаться принявшей на себя риск исполнения обязательства при наступлении такого события" <1>. То есть если указанное обстоятельство, хотя и находилось "вне контроля", уже существовало на момент заключения договора или его наступление было очевидно (если следовать духу Конвенции, то для разумного лица), то можно утверждать, что сторона, вступая в договорные отношения, приняла на себя обязательства при условии существования или неизбежного наступления таких обязательств и, таким образом, не может претендовать на освобождение от ответственности.

--------------------------------

<1> Цит. по: Забелова Л.Б. Внешнеэкономические сделки. М.: МИЭМП, 2010.

Второе направление касается наступления ответственности и суммы возмещения. Статья 25 Венской конвенции устанавливает, что нарушение договора является существенным и может повлечь расторжение договора только тогда, когда его результатом явилась потеря для потерпевшей стороны большей части того, на что она могла рассчитывать. В этой статье критерий предвидимости применяется в качестве ограничивающего фактора. Если сторона не предвидела наступления таких последствий и разумное лицо не могло их предвидеть в такой же ситуации, данное нарушение не может быть признано существенным, а значит, сторона частично освобождается от ответственности за нарушение, что не исключает возможности для потерпевшей стороны требовать возмещения убытков, но не всегда полного. И здесь следует принять во внимание ст. 74 Конвенции, где говорится, что неисправная сторона не обязана возмещать убытки, возникновение которых ни она, ни любое иное разумное лицо не могло предвидеть.

На первый взгляд содержание этих статей сходно. В обеих речь идет о возможности предвидения наступления определенных последствий, ст. 74 лишь сужает их до суммы убытков. Это не совсем так. Во-первых, в статьях говорится о разных видах ответственности, первый из которых является наиболее радикальным. Расторжение договора по своей сути противоречит идее торгового оборота, поскольку цель заключения договора, как части этого оборота, состоит в его исполнении в максимальном соответствии с его условиями, а точнее, с намерениями сторон. Расторжение же договора перечеркивает сами договорные отношения, чего не происходит при применении всех остальных видов ответственности. Соответственно законодатель или иной разработчик норм стремится максимально ограничить количество оснований для применения этой крайней меры. И в таком случае применение критерия предвидимости вполне отвечает его целям. Как это происходит на практике? Например, продавец, уже находясь в просрочке, направляет покупателю партию товара, которую тот согласен принять. Во время нахождения в пути сгорает предназначенный для этого товара склад, и аренда нового помещения настолько затруднительна, что средства и силы, затраченные на его наем, перекрывают стоимость договора. Можно было бы говорить о существенном нарушении, но разумное лицо на месте продавца не могло предвидеть такой пожар и наступление подобных последствий, а значит, договор не подлежит расторжению на основании существенного нарушения. Несмотря на то что этот пример не совсем чистый, поскольку, хотя в данном случае и идет речь о виновной просрочке продавца, нет прямой причинно-следственной связи между нарушением и наступившими убытками. Иная ситуация будет иметь место, если в пути погибнет товар, а покупатель заключил договор на его перепродажу и по нему вынужден выплатить крупную неустойку, чего продавец, разумеется, предвидеть не мог <1>. Тогда, если покупатель изначально был согласен принять исполнение с просрочкой, а товар является родовым, то продавец может повторно осуществить его доставку покупателю, который, взыскивая убытки за просрочку, не сможет требовать возмещения неустойки, выплаченной по второму договору или расторжения договора вследствие существенного нарушения.

--------------------------------

<1> Речь идет только о случае перехода риска на покупателя с момента фактического принятия товара при условии, что покупатель не продал товар в пути, а предполагал осуществить его последующую передачу.

Результаты применения ст. 74 заключаются несколько в ином. Она ограничивает подлежащие возмещению убытки суммой, которую можно было бы предполагать при заключении договора. Объясняется такой подход тем, что известная на момент заключения договора возможность возникновения убытков в значительном размере могла бы привести к существенному изменению условий заключаемого договора или отвратить одну из сторон от его заключения. Классический пример: покупатель заключает с третьим лицом договор с целью перепродажи предмета первоначального договора, не сообщая об этом продавцу. Из-за просрочки последнего второй договор оказывается расторгнут или подлежит выплате существенная неустойка, которую первоначальный покупатель намерен взыскать с первоначального продавца. Но эта сумма взысканию не подлежит, так как продавец не имел оснований полагать, что его просрочка может повлечь за собой убытки в настолько крупном размере. Его осведомленность могла бы повлиять на его решение заключать договор или на его действия по предотвращению просрочки. В этих положениях ясно прослеживается один из ключевых частноправовых принципов - равенство сторон. На момент заключения договора, а также в процессе его исполнения стороны должны обладать одинаковой информацией обо всех деталях, так или иначе затрагивающих возникшее правоотношение. Разумеется, речь не идет о подробном обсуждении тех сведений, осознание которых предполагает применение критерия разумного лица, который устанавливается в том числе и Венской конвенцией. Но каждый из контрагентов должен иметь возможность на всех этапах оценивать последствия своих действий, в том числе в отношении возникновения убытков. Безусловно, заключая договор, контрагенты рассчитывают на его исполнение и презюмируют взаимную добросовестность, но жизненные обстоятельства могут меняться, хотя и недостаточно радикально для применения клаузулы rebus sic stantibus, но достаточно для того, чтобы, возможно, принять решение о неисполнении. Поясню на примере: существует договор купли-продажи, на момент наступления срока исполнения продавец осознает, что предоставление товара покупателю будет связано для него со значительными затруднениями, может быть, финансового характера. Сопоставляя их размер с размером убытков, которые могут возникнуть, и оценивая их с позиции разумного лица, на основании имеющейся у него информации продавец принимает решение, что возмещение убытков будет связано для него с гораздо меньшими затратами. А покупатель, не поставив продавца в известность, заключает договор с целью перепродажи указанного товара, предусматривающий существенную неустойку. Если бы на момент принятия решения продавец был осведомлен, что его неисправность приведет не только к возникновению обычных убытков (тех, которые может предвидеть разумное лицо), но и к необходимости выплаты такой неустойки, он, возможно, принял бы иное решение, так как сопоставление затруднений в исполнении и размера возмещения привело бы к другому результату. Таким образом, ни в каком случае не было бы справедливым взыскивать с неисправной стороны те убытки, которые она не учитывала и не могла учитывать.

Статья 1150 ФГК содержит сходные предписания и говорит об ответственности только за те убытки, которые можно было предусмотреть (или предвидеть на момент заключения договора). Однако эта статья содержит существенный ограничитель для применения критерия предвидимости, а именно фактор виновности неисправной стороны. Законодатель указывает, что если обязательство не было выполнено вследствие злого умысла должника, то даже непредвидимые убытки подлежат возмещению, необходимо лишь доказать наличие причинно-следственной связи <1>.

--------------------------------

<1> Статья 1151 ФГК.

Эти два ограничителя применяются последовательно, что может интересно выглядеть на практике. Например, заключается договор на поставку партии компьютеров. Компьютеры, установленные на момент заключения договора на предприятии покупателя, изношены и могут в любой момент перестать работать, но продавцу данное обстоятельство неизвестно. По внезапно возникшему умыслу продавец решает сорвать контракт и не упаковывает товар должным образом, что приводит к его гибели. В этот момент компьютеры, находящиеся у покупателя, ломаются, и существенный объем необходимой информации оказывается безвозвратно утерян, что приводит к значительным финансовым потерям, поскольку деятельность оказывается приостановленной. Прежде всего, применим критерий предвидимости: продавец не имел информации об аварийном состоянии техники покупателя, значит, не мог предвидеть их поломки, следовательно, он не должен возмещать возникшие в связи с этим убытки. Но в данной ситуации предмет договора погиб вследствие умысла продавца, соответственно критерий предвидимости не будет ограничивать сумму возмещения. Однако поломка компьютеров покупателя и, как следствие, утрата информации не являются прямым следствием гибели предмета договора, значит, убытки не подлежат возмещению. Так, последовательное применение трех критериев позволяет сделать вывод о размере возмещения.

В ГГУ применение критерия предвидимости в качестве ограничителя размера убытков возникает в контексте вины потерпевшей стороны как одно из ее проявлений <1>. Этот параграф посвящен влиянию вины потерпевшего на возникновение и размер убытков, сумма возмещения которых должна быть соответственно уменьшена пропорционально степени вины потерпевшей стороны. ГГУ указывает на то, что вина может заключаться не только в действии или бездействии потерпевшей стороны в отношении своих обязательств и обязанностей, но и в утаивании или несообщении информации в отношении потенциальной возможности возникновения убытков и их значительном размере, которые неисправная сторона предвидеть не могла. Значит, если речь идет о пропорциональном уменьшении суммы возмещения, то убытки, которые неисправная сторона не могла предвидеть или не была осведомлена о возможности их наступления, возмещению не подлежат. Из этого можно сделать вывод о том, что данная статья возлагает на стороны по договору обязательство по предоставлению контрагенту информации о любых известных стороне возможных последствиях нарушения и о размере потенциальных убытков. Исключение, очевидно, будут составлять случаи, когда любое разумное лицо могло предвидеть наступление таких последствий.

--------------------------------

<1> § 254, п. 2 ГГУ.

Например, если речь идет о покупке партии елок и дата поставки указана 24 декабря, то без отдельных указаний разумное лицо должно понимать, что после этой даты исполнение договора не имеет смысла; а если покупателем является фирма по организации праздников, любое разумное лицо должно предвидеть возможность расторжения ряда договоров с клиентами, что повлечет за собой существенные убытки. Другое дело, что елки - товар, определенный родовыми признаками и сезонный, значит, в качестве мер по уменьшению убытков потерпевшая сторона должна заказать такой же товар в ином месте, особенно если о невозможности исполнения стало известно заранее, для чего служит критерий предвидимости в смысле статей 71 - 72 Венской конвенции.

На основании изложенного можно сделать следующие выводы. В отношении критерия предвидимости первого типа - применимого для выхода из договора - наиболее узкоспециальное регулирование содержится в ФГК, оно относится только к одной конкретной ситуации, касающейся притязаний третьих лиц. Предписания ГГУ шире и охватывают больший круг обстоятельств, причем могут касаться не только предвидимой неспособности покупателя выполнить обязательство по оплате покупной цены (существенное ухудшение имущественного положения), но и возможного нарушения со стороны продавца, если на момент заключения договора правовой титул на вещь ему не принадлежит. Наиболее обобщенное регулирование предлагается Венской конвенцией, оно может относиться к существенно большему количеству ситуаций, что чрезвычайно удобно в целях предотвращения возникновения и роста убытков, а также сохранения деловой репутации лица (предвидимое неисполнение и свершившееся неисполнение, думается, могут различно влиять на такую материю).

Критерий предвидимости второго типа, влияющий на размер возможных убытков, согласно немецкому и французскому праву, представляет собой обстоятельства, о которых в противоположность неисправной стороне была осведомлена потерпевшая сторона. Невыясненным остается вопрос, входят ли в эту группу обстоятельств те, о которых не знали обе стороны. Налицо правовой вакуум, способы преодоления которого следующие: классическое расширительное толкование или отнесение ситуаций такого рода к обстоятельствам вне контроля. Венская конвенция такой проблемы не ставит, соединяя в отношении предвидимости обе стороны.

Кроме того, ФГК и ГГУ связывают критерий предвидимости с фактором вины. ГГУ вменяет в обязанность осведомленной стороне сообщать о непредвидимых обстоятельствах контрагенту, в противном случае возлагая на нее вину за неосведомленность неисправной стороны. По мнению французского законодателя, вина в форме умысла неисправной стороны исключает возможность применения критерия предвидимости к уменьшению суммы возмещения, что представляется не совсем корректным в рамках общей идеи о равенстве сторон. Неосведомленность стороны, действующей разумно, о возможных последствиях своих умышленных действий лишает ее возможности соизмерять свои действия с потенциальным результатом и принимать обоснованное решение в отношении своего поведения, что создает неравенство, поскольку другая сторона такой возможностью обладает.

А.Г. АРХИПОВА

К ВОПРОСУ О ПРАВОВОЙ ПРИРОДЕ

ТРЕБОВАНИЯ К СТРАХОВЩИКУ ДЕЛИКТНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Архипова А.Г., кандидат юридических наук, доцент кафедры МЧиГП МГИМО (У) МИД России, консультант Исследовательского центра частного права при Президенте РФ.

Вопрос о квалификации требований, предъявляемых выгодоприобретателями к страховщикам деликтной ответственности, длительное время обсуждается в юридической литературе, и многократно поднимался в статьях и монографиях по страховому праву <1>. Несмотря на свою популярность, этот вопрос не становится менее актуальным. Тому есть две причины: во-первых, от решения этого вопроса зависят многие теоретические и практические аспекты заключения и исполнения договоров страхования ответственности. Во-вторых, оживленная дискуссия пока не позволила авторам, освещающим этот вопрос, прийти к единому мнению.

--------------------------------

<1> См., например: Худяков А.И. Теория страхования. М.: Статут, 2010. С. 370; Фогельсон Ю.Б. Страховое право: теоретические основы и практика применения. М.: Норма, 2012. С. 426; Он же. Деликтные обязательства и страхование деликтной ответственности. Проблемы теории и практики // Законы России. 2009. N 7. С. 15; Дедиков С.В. Правовая природа выплаты по договорам страхования деликтной ответственности // Хозяйство и право. 2011. N 4. С. 18; Он же. Выгодоприобретатели по договорам страхования гражданской ответственности // Хозяйство и право. 2009. N 5. С. 7; Иванова Е. Правовое регулирование страхования внедоговорной ответственности: общие вопросы // Страховое право. 2000. N 2. С. 3.

Постановку вопроса предопределила неоднозначная формулировка п. 4 ст. 931 Гражданского кодекса РФ, которая в совокупности с другими положениями гл. 48 "Страхование" позволяет юристам приходить к различным, порой диаметрально противоположным точкам зрения на содержание этой нормы. В первых трех пунктах ст. 931 говорится о различных аспектах договора страхования риска деликтной ответственности, и эти пункты обычно не вызывают особых сложностей. Четвертый же пункт дает выгодоприобретателю возможность в некоторых случаях предъявлять к страховщику требование о возмещении вреда в пределах страховой суммы. Так проявляется "дуализм" требований к страховщику деликтной ответственности: с одной стороны, предъявленное ему требование может быть основано на договоре страхования; с другой стороны, оно может быть предъявлено на основе норм гл. 59 ГК о возмещении вреда.

Вопрос о правовой природе требований к страховщику деликтной ответственности не является сугубо теоретическим, и неясность в его решении влечет неопределенность в целом ряде практических аспектов исполнения договоров страхования ответственности и разрешения связанных с ними споров. Уместно упомянуть, в частности, следующие аспекты:

1. Субъектный состав споров. В п. 1 информационного письма ВАС от 28 ноября 2003 г. N 75 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с исполнением договоров страхования" дается рекомендация привлекать страховщика деликтной ответственности в качестве второго ответчика по иску выгодоприобретателя. Как справедливо отметил Ю.Б. Фогельсон, требования из договора страхования и из причинения вреда необходимо разграничивать, и "для привлечения к участию в деле страховщика в качестве второго ответчика можно было бы использовать конструкцию соединения в одном деле нескольких требований... но при этом каждое требование должно было бы оплачиваться госпошлиной" <1>. Тем не менее, фактически суды (как арбитражные, так и общей юрисдикции) принимают и рассматривают иски с привлечением страховщика и причинителя вреда в качестве соответчиков, как если бы это было одно обязательство с множественностью лиц на стороне должника. Такой подход защищает интересы выгодоприобретателей, но не вполне корректен с точки зрения как материального, так и процессуального права.

--------------------------------

<1> Фогельсон Ю.Б. Деликтные обязательства и страхование деликтной ответственности. Проблемы теории и практики // Законы России. 2009. N 7. С. 19.

2. Обстоятельства, подлежащие доказыванию, и возражения по иску. По общему правилу для взыскания страхового возмещения истцу необходимо доказать наступление страхового случая и вызванных им убытков. Страховщик при этом вправе доказывать, что имели место обстоятельства, освобождающие его от обязанности произвести страховую выплату. По искам о возмещении вреда необходимо доказать факт причинения вреда и его размер. Главой 59 ГК установлены случаи освобождения от обязанности возместить вред и случаи уменьшения размера возмещения. Поскольку страховым случаем по договору страхования деликтной ответственности по общему правилу является установление ответственности страхователя (застрахованного лица) и его обязанности возместить вред пострадавшей стороне, все обстоятельства, относящиеся к причинению вреда, в любом случае должны учитываться при рассмотрении требования к страховщику деликтной ответственности. Но договор страхования, определяя перечень страховых случаев, не может охватывать ответственность за любой вред, причиненный страхователем (застрахованным лицом); договором страхования могут быть предусмотрены дополнительные обязанности сторон, а также - в той степени, в которой это не запрещено законом, - случаи освобождения страховщика от обязанности произвести выплату. Эти обстоятельства входят или не входят в предмет доказывания в зависимости от квалификации требования к страховщику.

3. Срок исковой давности. Допуская рассмотрение в рамках одного дела требований к причинителю вреда и страховщику в качестве соответчиков, суды, однако, вынуждены были применять к ним различные сроки исковой давности. В зависимости от квалификации заявленного требования применялся либо общий трехгодичный срок давности (если суд признавал, что заявлено требование о возмещении вреда), либо специальный двухгодичный (если суд находил, что основанием иска являлся договор страхования) <1>. В случае если при рассмотрении "совместного" дела против причинителя вреда и страховщика выяснялось, что срок исковой давности по страховой "части" требования истек, суды взыскивали суммы причиненного вреда с делинквента и отказывали в иске к страховщику.

--------------------------------

<1> См., например: Постановления ВАС РФ от 24 июня 2008 г. N 3598/08, от 27 ноября 2007 г. N 8983/07.

В конце 2007 г. были внесены поправки в ст. 966 ГК <1>. Применительно к страхованию ответственности за причинение вреда был установлен общий трехгодичный срок исковой давности. Таким образом, проблема конкурирующих сроков исковой давности была частично завуалирована: по делам, не связанным с причинением вреда жизни и здоровью, суду уже нет необходимости определять природу заявленного требования для решения вопроса о применении исковой давности. Однако ряд вопросов остается. Во-первых, природа заявленного требования по-прежнему важна, если речь идет о причинении вреда жизни и здоровью, поскольку согласно ст. 208 ГК к таким требованиям исковая давность не применяется. Во-вторых, квалификация требования влияет на порядок исчисления срока исковой давности. Если начало течения срока исковой давности по обязательству из причинения вреда определяется по закону, то по обязательству, вытекающему из договора страхования, на исчисление срока могут влиять и условия самого договора. Кроме того, за изменением общей нормы ст. 966 о страховании деликтной ответственности не последовало изменения "отраслевой" нормы, действующей в морском страховании. Статья 409 Кодекса торгового мореплавания по-прежнему предусматривает двухгодичный срок исковой давности для любых требований, вытекающих из договора морского страхования. Таким образом, если требование вытекает из страхования ответственности судовладельцев, вопрос об исковой давности по-прежнему актуален и зависит от квалификации требования.

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 4 ноября 2007 г. N 251-ФЗ "О внесении изменения в статью 966 части второй Гражданского кодекса Российской Федерации".

Задача определения правовой природы требования к страховщику деликтной ответственности непосредственно связана еще с одним важным вопросом, возникающим при интерпретации п. 4 ст. 931 ГК. Речь идет о том, кто именно (страхователь или выгодоприобретатель - пострадавший) вправе предъявлять требование к страховщику деликтной ответственности. В литературе неоднократно указывалось <1>, что, поскольку в п. 4 ст. 931 возможность предъявления требования непосредственно страховщику допускается лишь в случаях обязательного страхования или в иных особо оговоренных случаях, то при добровольном страховании и в отсутствие прямого указания на возможность предъявления требований третьими лицами в законе или договоре такие "прямые" требования не допускаются. Нужно, однако, отметить, что многие авторы, придерживающиеся такой точки зрения, отмечают <2>, что она порождает ряд практических проблем в процессе урегулирования страхового случая по договору страхования деликтной ответственности.

--------------------------------

<1> См., например: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. О.Н. Садикова. 5-е изд. М.: Инфра-М, 2006 (комментарий к ст. 931); Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Договоры о выполнении работ и оказании услуг. Кн. 3. Изд. доп., испр. М.: Статут, 2002. С. 633; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (часть вторая) / Под ред. О.М. Козырь, А.Л. Маковского, С.А. Хохлова. М.: МЦФЭР, 1996. С. 498.

<2> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части второй (постатейный) / Под ред. О.Н. Садикова. М.: Инфа-М, 2006; Дедиков С.В. Решение суда затронуло коренные проблемы страхования ответственности // Закон. 2006. N 5. С. 82; Мусин В.А. Современное российское законодательство и некоторые проблемы морского страхования // Морское право: научные записки. М.: ТК "Велби", 2003. С. 16; Абрамов В.Ю., Дедиков С.В. Судебно-практический комментарий к страховому законодательству. М.: Волтерс Клувер, 2004. С. 40 - 44.

Согласно альтернативной точке зрения, сформулированной Ю.Б. Фогельсоном, норма п. 4 ст. 931 ГК "не отменяет безусловного права выгодоприобретателя обратиться непосредственно к страховщику за выплатой страхового возмещения в соответствии с п. 1 ст. 430 ГК. Однако эта норма позволяет выгодоприобретателю в некоторых случаях обратиться к страховщику не только за выплатой страхового возмещения, но и непосредственно за возмещением вреда" <1>. В обоснование указанной позиции ее автор обращает внимание на ряд принципиальных различий между обязанностью страховщика выплатить страховое возмещение и обязанностью делинквента возместить вред. Как следствие, делается вывод о том, что положения п. 4 ст. 931 ГК не создают изъятий из общего правила, предусмотренного ст. 430 ГК и п. п. 1 - 3 ст. 931, а, наоборот, дополняют их, наделяя выгодоприобретателя, помимо права потребовать выплаты страхового возмещения, еще и правом обратиться к страховщику с требованием о возмещении вреда.

--------------------------------

<1> Фогельсон Ю.Б. Комментарий к страховому законодательству. М.: Юристъ, 2000. С. 103 - 105.

Несмотря на ряд серьезных доводов в поддержку этой точки зрения <1>, она не была в полной мере воспринята отечественной судебной практикой. Промежуточный итог сложившейся судебной практике был подведен в пункте 1 информационного письма ВАС РФ от 28 ноября 2003 г. N 75: "На основании пункта 4 статьи 931 ГК РФ выгодоприобретатель по договору обязательного страхования риска ответственности за причинение вреда вправе обратиться непосредственно к страховщику с требованием о выплате страхового возмещения в целях покрытия причиненного ему вреда в пределах страховой суммы". Для целей настоящей работы особенно интересным представляется то, что в приведенной формулировке произошло замещение термина "возмещение вреда" термином "страховое возмещение". Такое смешение понятий, как можно предположить, не способствовало более четкому пониманию природы заявляемого требования. Еще более усугубило ситуацию то, что высшая судебная инстанция, констатировав, что выгодоприобретатель "вправе предъявить иск... и к причинителю вреда, и к страховой компании", не указала, как соотносятся между собой эти два требования. Указав на возможность (и даже необходимость) привлечения страховщика в качестве второго ответчика по иску о причинении вреда, Высший Арбитражный Суд не пояснил, как судам следует соединять два требования, направленные к разным ответчикам и имеющие разные природу и основания.

--------------------------------

<1> Там же.

К сожалению, неопределенность по данному вопросу сохранялась в практике Высшего Арбитражного Суда и в дальнейшем. В 2007 г. Президиум ВАС РФ рассмотрел два дела, в которых при схожих обстоятельствах пришел к различным выводам о квалификации требования к страховщику деликтной ответственности. В Постановлении от 20 февраля 2007 г. N 13377/06 ВАС РФ указал, что пострадавший (его страховщик) вправе потребовать от страховщика ответственности причинителя вреда возмещения вреда. В Постановлении от 27 ноября 2007 г. N 8983/07 Президиум ВАС РФ принял иную позицию, указав следующее: "обязательство страховщика, застраховавшего риск ответственности причинителя вреда... является самостоятельным обязательством, возникающим из договора имущественного страхования и отличным от обязательства вследствие причинения вреда". В Постановлении кассационной инстанции по этому же делу <1>, оставленном в силе Президиумом ВАС РФ, указано, что требования по договорам страхования гражданской ответственности отличаются от требований из обязательств вследствие причинения вреда по основаниям возникновения этих обязательств, условиям реализации субъективных прав, размеру возмещения, лицу, обязанному осуществить страховую выплату, целевому назначению и сроку исковой давности.

--------------------------------

<1> Постановление ФАС Московского округа от 9, 16 апреля 2007 г. N КГ-А41/1035-07 по делу N А41-К1-15167/06.

Констатировав, что эти требования различаются, Высший Арбитражный Суд прокомментировал вопрос о конкуренции этих требований. В Определении от 16 января 2009 г. N 17206/08 приведены следующие соображения:

"Закон позволяет потерпевшему... предъявить иск из различных оснований: из договора обязательного страхования гражданской ответственности владельцев транспортных средств или вследствие причинения вреда либо из обоих оснований одновременно.

В данном деле участвуют оба обязанных лица - страховщик по обязательному страхованию и владелец транспортного средства, при использовании которого причинен вред.

Праву потерпевшего... требовать возмещения вреда за счет его причинителя корреспондирует право последнего ссылаться на ответственность страховщика по обязательному страхованию, вменяемому причинителю вреда законом.

Обязанность [страхователя] по страхованию гражданской ответственности исполнена, поэтому возмещение вреда за счет последнего возможно в случае его согласия, которое отсутствует".

К сожалению, текст Определения вызывает больше вопросов, чем дает ответов. Констатируя, что у потерпевшего есть выбор из двух возможных оснований иска, Определение не конкретизирует, кому должны быть адресованы соотве