Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






ГЛАВА 4. ФИЛОСОФИЯ МОНИСТИЧЕСКОГО ИДЕАЛИЗМА

 

Монистический идеализм представляет собой полную противоположность материального реализма. В этой философии фундаментальное место занимает сознание, а не материя. И мир материи, и мир феноменов ума определяются сознанием. В дополнение к материальной и ментальной сферам (которые вместе образуют имманентную реальность, или мир проявления), идеализм постулирует трансцендентную, архетипическую сферу идей в качестве источника материальных и ментальных феноменов. Важно понимать, что монистический идеализм, как следует из его названия, является унитарной философией; любые деления, как, например, на имманентное и трансцендентное, существуют в сознании. Только сознание представляет собой окончательную реальность.

На Западе самая влиятельная формулировка философии монистического идеализма принадлежит Платону, который в своей работе «Республика» дает знаменитую аллегорию пещеры. Как известно сотням поколений людей, изучавших философию, эта аллегория ясно иллюстрирует фундаментальные концепции идеализма. Платон изображает людей неподвижно сидящими в пещере и смотрящими на стену. Огромная вселенная, находящаяся снаружи, проецируется на стену пещеры в виде театра теней, и мы, люди, наблюдаем эти тени. Мы наблюдаем иллюзии теней, ошибочно принимая их за реальность. Подлинная реальность находится позади нас, в свете и архетипических формах, отбрасывающих тени на стену. В этой аллегории игра теней соответствует нереальным имманентным проявлениям в человеческом опыте архетипических реалий, которые принадлежат к трансцендентному миру. В действительности, единственной реальностью является свет, ибо свет — это все, что мы видим. В монистическом идеализме сознание подобно свету в пещере Платона.

Те же основные идеи неоднократно встречаются в идеалистической литературе многих культур. В литературе индийской веданты для обозначения трансцендентных архетипов используется санскритское слово нама, а слово рупа обозначает их имманентную форму. За пределами намы и рупы сияет свет Брахмана — вселенского сознания, одного без второго, основы всего бытия. «Вся эта вселенная, о которой мы говорим и думаем, — не что иное, как Брахман. Брахман пребывает за пределами майи (иллюзии). Ничего другого не существует».

В буддийской философии сфера материи и сфера понятий называются, соответственно, нирманакайя и самбхогакайя, но за их пределами находится свет единого сознания — дхармакайя, — освещающий их обе. И, на самом деле, существует только дхармакайя. «Нирманакайя — это внешняя видимость тела Будды и его непостижимых дел. Самбхогакайя обладает огромной и безграничной потенциальностью. Дхармакайя Будды свободна от любого восприятия или понятия формы».

Возможно, даосский символ инь-ян более широко известен, чем индийские символы. Светлый ян, считающийся мужским символом, определяет трансцендентную сферу, а темный инь — женский символ — определяет имманентную.

 

Рис. 13. Символ инь-ян

 

Отметьте их соотношение фигуры-фона. «То, что позволяет проявляться то темному, то светлому, есть Дао » — то, что превосходит взаимодополняющие проявления.

Сходным образом иудейская Каббала описывает два порядка реальности: трансцендентный, который Сефирот представляет в качестве Теогонии, и имманентный — alma-de-peruda, «мир разделения». Согласно книге Зохар, «если созерцать вещи в мистической медитации, все предстает как одно».

В христианском мире названия трансцендентной и имманентной сфер — небеса и земля — составляют часть нашего повседневного словаря. Однако наше повседневное употребление упускает из виду истоки этих понятий в монистическом идеализме. За пределами царств небес и земли существует Бог — Царь этих царств. Царства не существуют отдельно от Царя: Царь и есть царства. Как пишет христианский идеалист Дионисий: «Оно [сознание — основа бытия] находится в наших умах, душах и телах, в небесах, на земле и повсюду, оставаясь одним и тем же в Себе. Оно одновременно находится в мире, вокруг него и над ним, сверхнебесное и сверхсущностное, солнце, звезда, огонь, вода, дух, роса, облако, камень, скала — все сущее».

Отметьте, что во всех этих описаниях утверждается, что единое сознание дается нам посредством взаимодополняющих проявлений: идей и форм, намы и рупы, самбхогакайи и нирманакайи, ян и инь, небес и земли.

Это взаимодополняющее описание представляет собой важный аспект идеалистической философии.

Обычно, глядя вокруг, мы видим только материю. Небеса — это не осязаемый объект обычного восприятия. Это не только то, что заставляет нас называть материю реальной, но и то, что побуждает нас принимать философию реализма, которая объявляет материю (и ее альтернативную форму — энергию) единственной реальностью. Однако многие идеалисты утверждали, что, выходя за пределы мирского повседневного опыта, можно непосредственно переживать небеса. Людей, выступающих с такими утверждениями, называют мистиками. Мистицизм предлагает опытное доказательство монистического идеализма.

 

 

Мистицизм

 

Реализм вырастает из нашего повседневного восприятия. Наш повседневный опыт мира в изобилии дает доказательства того, что вещи являются материальными и отдельными друг от друга и от нас.

Конечно, ментальный опыт не согласуется с такой формулировкой. Такие переживания ума, как мысль, не кажутся материальными, и потому мы придумали дуалистическую философию, которая относит ум и тело к разным сферам. Недостатки дуализма хорошо известны. В особенности, он не может объяснить, как отдельный, нематериальный ум взаимодействует с материальным телом[16]. Если бы существовали такого рода взаимодействия ум-тело, то между этими двумя сферами должны были бы происходить обмены энергией. В многочисленных экспериментах мы обнаруживаем, что энергия материальной вселенной сама по себе остается постоянной (это закон сохранения энергии). Не имеется и никаких данных, которые бы свидетельствовали о потере или приобретении энергии материальной сферой. Как это могло бы быть, если бы между этими двумя областями происходили взаимодействия?[17]

Идеализм, хотя и считает сознание первичной реальностью, и, следовательно, придает значение субъективному, ментальному опыту, не предполагает, что сознание — это ум. (Берегитесь возможной семантической путаницы: сознание (англ. consciousness ) — сравнительно новое слово в английском языке. Нередко для обозначения сознания, особенно в более старой литературе, используется слово(англ. mind). В этой книге различие между умом и сознанием необходимо и важно.)[18]Вместо этого, идеализм утверждает, что и материальные объекты (например, шар), и ментальные объекты (например, мысль о шаре) — это объекты сознания. Кроме того, в опыте имеется субъект — переживающий. Какова природа этого переживающего? В монистическом идеализме этот вопрос имеет первостепенное значение.

Согласно монистическому идеализму, сознание субъекта в субъект-объектном опыте — это то же сознание, которое представляет собой основу всего бытия. Следовательно, сознание едино. Есть только одно сознание-субъект, и мы и есть это сознание. «Ты есть То» — говорится в священных книгах индуизма, известных как Упанишады.

Почему же тогда мы в своем повседневном опыте кажемся себе такими отдельными? Как настаивают мистики, эта отдельность — иллюзия. Если мы медитируем на подлинной природе нашей самости, то обнаруживаем — как обнаруживали мистики всех времен и народов, — что за всем разнообразием есть только одно сознание. У этого одного сознания-субъекта-самости много имен. Индуисты называют его атман; христиане называют его Святой Дух, или в квакерском христианстве, внутренний свет. Как бы его ни называли, все соглашаются с тем, что переживание этого одного сознания имеет неоценимое значение.

Буддийские мистики часто называют сознание вне человека не-самостью, что ведет к потенциальному ошибочному мнению, что они, возможно, полностью отрицают сознание. Будда так разъяснял это неправильное представление: «Существует Нерожденное, Безначальное, Несотворенное, Бесформенное. Если бы не было этого Нерожденного, Безначального, Несотворенного, Бесформенного, было бы невозможно спасение из мира рожденного, имеющего начало, сотворенного, имеющего форму».

Таким образом, мистики — это те люди, которые свидетельствуют об этой фундаментальной реальности единства в разнообразии. Сравнение мистических текстов разных культур и духовных традиций говорит об универсальности мистического опыта единства.

Европейский мистик XV в. Катерина Адорна из Генуи просто и прекрасно формулировала свое знание: «Мое существо есть Бог, не в силу простого соучастия, а в силу подлинного преобразования моего существа».

В Китае VI в. великий Хуйнэн — неграмотный крестьянин, чье внезапное озарение в конце концов привело к основанию дзен-буддизма, — провозглашал: «Сама наша природа-самость есть Будда, и помимо этой природы нет никакого другого Будды».

Суфийский мистик XII в. Ибн аль-Араби, почитаемый суфиями как Шейх шейхов, говорил так: «Ты ни перестаешь быть, ни продолжаешь существовать. Ты — это Он, не связанный подобными ограничениями. Поэтому, если ты знаешь, что твое собственное бытие таково, то ты знаешь Бога; а если нет, то нет».

В XIV в. каббалист Моше де Леон — вероятный автор главной книги каббалистов Зохар — писал: «Бог... когда он только что решил приступить к своей работе творения, именуется Он. Бог в полном развертывании своего Бытия, Блаженства и Любви, в котором Он становится способным восприниматься разумом сердца... именуется Ты. Но Бог в своем высшем проявлении, где полнота Его Бытия находит свое полное выражение в последнем и всеобъемлющем из его атрибутов, именуется Я».

Считается, что мистик VIII в. Падмасамбхава принес тантрический буддизм в Тибет. Его супруга, боговдохновенная Йеше Цогьял, так выражала свою мудрость: «Но когда ты наконец находишь меня, изнутри возникает одна явная Истина: Вселенную пронизывает Абсолютное Осознание».

Мейстер Экхарт, доминиканский монах XIII в., писал: «В этом прорыве я осознаю, что Бог и я едины. Тогда я есть то, чем я был, и ни убываю, ни прибываю, ибо тогда я — недвижимая причина, которая движет все вещи».

Суфийскому мистику X в. Мансуру аль-Халаджу принадлежит заявление: «Я есть Истина!»

Индуистский мистик VIII в. Шанкара красноречиво выражал свое постижение: «Я — реальность без начала, которой нет равной. Я не участвую в иллюзии "я" и "ты", "этого" и "того". Я — Брахман, один без второго, блаженство без конца, вечная неизменная истина... Я пребываю во всех существах как душа, чистое сознание, основа всех феноменов, внутренних и внешних. Я и тот, кто наслаждается, и то, чем наслаждаются. В дни моего неведения я считал все это отдельным от себя. Теперь я знаю, что я есть Все».

И, наконец, Иисус из Назарета заявлял: «Мой Отец и я едины».

В чем значение опыта единства? Для мистика оно открывает дверь к преобразованию бытия, освобождающему любовь, универсальное сострадание и свободу от связанности жизни в приобретенной отдельности и от компенсирующих привязанностей, за которые мы цепляемся. (На санскрите это освобожденное бытие именуется мокша.)

Идеалистическая философия вырастала из опыта и творческой интуиции мистиков, которые постоянно подчеркивали непосредственный опытный аспект фундаментальной реальности. «Дао, о котором можно говорить, — это не абсолютное Дао», — говорил Лao Цзы. Мистики предупреждают, что все учения и метафизические сочинения следует считать пальцами, указывающими на луну, а не самой луной.

Как напоминает нам Ланкаватара Сутра: «Эти учения — лишь палец, указующий на Благородную истину... Они предназначены для рассмотрения и ориентации проницательных умов всех людей, но они — не сама Истина, которую человек может постигать только сам, в самой глубине собственного сознания».

Некоторые мистики прибегают к парадоксальным описаниям. Ибн аль-Араби пишет: «Ему (сознанию) нельзя приписывать ни бытие, ни небытие... Оно не является ни существующим, ни несуществующим. Его нельзя назвать ни Первым, ни Последним».

По существу, саму идеалистическую метафизику можно считать парадоксальной, так как она включает в себя парадоксальное понятие запредельного (трансцендентного). Что такое трансцендентное? Философия может отвечать лишь нети, нети — ни то, ни это[19]. Но что это такое? Философия молчит. Или же, как говорится в Упанишадах: «Оно внутри всего этого / Оно вне всего этого».

Находится ли трансцендентная сфера внутри имманентного мира? Да. Находится ли она вне имманентного мира? Да. Это очень сбивает с толка.

Идеалистическая философия по большей части не дает ответа и на такие вопросы: «Каким образом целостное и неделимое сознание разделяется на реальность субъекта-объекта? Как одно сознание становится многими?» Нас не удовлетворяет единственный ответ, что наблюдаемая множественность мира — это иллюзия[20].

В этой книге мы будем доказывать, что, с учетом квантовой физики, монистический идеализм представляет собой правильную философию для науки. Кроме того, интеграция науки и мистицизма помогает разрешению некоторых трудных вопросов, которые затрагивает мистицизм.

Интеграция науки и мистицизма не должна слишком смущать — как-никак у них есть одно важное сходство: и наука, и мистицизм вырастали из эмпирических данных, интерпретируемых в свете теоретических объяснительных принципов. В науке теория служит как объяснением данных, так и инструментом предсказания и руководства для будущих экспериментов. Идеалистическую философию тоже можно рассматривать как творческую теорию, которая действует в качестве объяснения эмпирических наблюдений мистиков, а также руководства для других искателей Истины. Наконец, мистицизм, как и наука, по-видимому, носит универсальный характер. В мистицизме нет никакой ограниченности интересов — она возникает, когда религии упрощают мистические учения, чтобы сделать их более пригодными для передачи массам.

 

 

Религия

 

Чтобы прийти к пониманию Истины, мистик обычно находит и использует ту или иную методологию. Методологии, или духовные пути, имеют как сходства, так и различия. Различия, имеющие вторичное значение по отношению к самому мистическому прозрению, способствуют различиям в религиях, основывающихся на учениях мистиков. Например, буддизм развивался из учений Будды, иудаизм — из учений Моисея, христианство — из учений Иисуса, ислам из учений Мохаммеда (хотя, строго говоря, Мохаммед считается последним из целого ряда пророков, в числе которых были Моисей и Иисус), а даосизм — из учений Лao Цзы. Однако не бывает правил без исключений. Индуизм не основывается на учениях какого-то одного учителя, а, напротив, включает в себя многие учения и многие пути.

Мистицизм предполагает поиски истины об окончательной реальности, но у религии несколько иная функция. Последователи того или иного мистика (чаше всего после его смерти) могут осознавать, что индивидуальный поиск истины — не для всех. Большинство людей, затерянные в иллюзии отдельности своего эго и занятые осуществлением его стремлений, не испытывают побуждения самостоятельно открывать истину. Как же тогда можно поделиться с этими людьми светом мистического постижения?

Ответ — путем его упрощения. Последователи упрощают истину, чтобы сделать ее доступной среднему человеку. Такой человек обычно поглощен требованиями повседневной жизни. Не имея времени и стремления, необходимых для понимания тонкости трансцендентности, он не может по достоинству оценить важность непосредственного мистического опыта. Поэтому распространители открытой мистиком истины заменяют непосредственный опыт единого сознания идеей Бога. К несчастью, Бог — трансцендентный творец имманентного мира — преобразуется в уме обычного человека в дуалистический образ могущественного Господа в Небесах, правящего лежащей внизу Землей. Откровение мистика неизбежно выхолащивается и искажается.

Последователи мистика, действуя из лучших побуждений, невольно играют роль дьявола в старой шутке: однажды Бог и дьявол прогуливались вместе, и Бог подобрал листок бумаги. «Что там сказано?» — спросил дьявол. «Истина», — спокойно ответил Бог. «Дай ее мне, — нетерпеливо сказал дьявол. — Я систематизирую ее для тебя».

Однако несмотря на трудности и погрешности систематизации, религия все же передает дух откровения мистика — именно это придает ей жизненность. В конце концов для мистиков значение постижения трансцендентной природы Реальности состоит в том, что они укрепляются в модусе бытия, где становятся простыми такие добродетели, как любовь. Как можно не любить, зная, что существует одно сознание и что ты и другой, в действительности, не отдельны друг от друга?

Но как мотивировать обычного человека, не осознающего единства, любить других? Мистик ясно понимает, что неведение трансцендентного единства служит препятствием для любви. Конечным результатом отсутствия любви становится страдание. Чтобы избежать страдания, мистик советует нам обратиться вовнутрь и начать путешествие самопознания. В религиозном контексте это учение преобразуется в заявление, что если мы хотим спастись, то должны обращаться к Богу, как высшей ценности в нашей жизни. Метод этого спасения представляет собой основанный на первоначальном учении набор практик, образующих моральный кодекс той или иной религии — десять заповедей и Золотое Правило христианской этики, предписания буддизма, закон Корана или Талмуда, и так далее.

Разумеется, не все религии вводят понятие Бога. Например, в буддизме не существует понятия Бога. С другой стороны, в индуизме есть много богов. Однако даже в этих случаях очевидны изложенные выше соображения, касающиеся религии. Таким образом, мы приходим к трем универсальным аспектам всех экзотерических религий:

1. Все религии исходят из предпосылки неправильности нашего образа жизни. Неправильность имеет разные названия — неведение, первородный грех, или просто страдание.

2. Все религии обещают выход из этой неправильности, при условии следования «пути». Этот выход называется спасением, освобождением от колеса страданий в мире, просветлением, или вечной жизнью в Царствии Божьем — раю.

3. Путь состоит в приверженности религии и сообществу последователей религии, и в следовании предписываемому кодексу моральных и социальных правил. Помимо того как разные религии искажают эзотерическое учение трансценденции, они отличаются друг от друга именно кодексами этических и социальных правил.

Отметьте обязательный дуализм первого пункта: неправильное и правильное (или зло и добро). По контрасту с этим мистический путь состоит в превосхождении всех двойственностей, в том числе добра и зла. Отметьте также, что духовенство превращает второй пункт в кнут и пряник — ад и рай. С другой стороны, мистицизм не противопоставляет рай и ад, рассматривая и то, и другое как естественные сопутствующие обстоятельства нашего образа жизни.

Как вы можете видеть, будучи профильтрован религиями мира, монизм монистического идеализма становится еще более неясным, и преобладают дуалистические идеи. На Востоке, благодаря нескончаемому притоку желающих изучать мистицизм, монистический идеализм в своей эзотерической форме, по крайней мере отчасти, сохранял известность и уважение среди широких масс. Однако на Западе мистицизм оказал сравнительно небольшое влияние. В массовом сознании преобладал дуализм иудео-христианских монотеистических религий, поддерживаемый могущественной иерархией интерпретаторов. Но, подобно картезианскому дуализму ума и тела, дуализм Бога и мира, по-видимому, не выдерживает научной проверки. По мере того как научные данные подрывают религию, возникает тенденция выплескивать из ванночки вместе с грязной водой и ребенка — этику и ценности, которым учит религия — этику и ценности, продолжающие оставаться действенными и полезными.

Разоблачение нелогичности дуалистических религий не обязательно ведет к монистической философии материального реализма. Как мы увидели, имеется альтернативный монизм[21]. С учетом того, как квантовая физика опровергает материальный реализм, монистический идеализм может быть единственной жизнеспособной монистической философией реальности. Другой вариант состоит в полном отказе от метафизики, что в течение некоторого времени было основным направлением философии. В настоящее время эта тенденция, по-видимому, меняется на противоположную.

Теперь мы должны поставить решающий вопрос: совместима ли наука с монистическим идеализмом? Если нет, то нам следует в занятиях наукой отказываться от метафизики, еще более усугубляя угрожающий кризис веры. Если да, то мы должны переформулировать науку в соответствии с требованиями философии. В этой книге мы доказываем, что монистический идеализм не только совместим с квантовой физикой, но и необходим для ее интерпретации. Парадоксы новой физики исчезают, когда мы рассматриваем их с точки зрения монистического идеализма. Более того, квантовая физика в сочетании с монистическим идеализмом дает нам мощную парадигму с помощью которой можно разрешить некоторые из парадоксов мистицизма — например, вопрос о трансцендентности и множественности. Наша работа указывает на начала идеалистической науки и возрождения религии.

 

 

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-10

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...