Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Как Господин Великий Новгород стал Ярославлем


О том, какую колоссальную роль играл Волжский торговый путь в средневековой торговле, говорит громадное количество кладов, находимых в городах Поволжья, самое главное, впечатляют их размеры — встречаются серебряные клады более центнера весом. Не знаю, насколько можно этому верить, но в некоторых нумизматических справочниках указывается, что подобные гигантские клады измеряются десятками. Да уж, киевские клады, даже если считать фантастические байки о двухведерных кладах правдой, совершенно бледнеют на фоне волжских находок.

Самый знаменитый после Киева политико-экономический центр Руси — Новгород — столица легендарной Новгородской республики. Почему ее называют республикой? Вроде как князей там избирали на вече. Слабо верится, если честно. Я, как человек, имеющий отношение к политтехнологиям, совершенно точно могу сказать, что никто и никогда не доверял черни выбирать власть. У кого деньги — у того и реальная власть — никаких исключений этот закон не имел, не имеет и вряд ли будет иметь. Вполне возможно, что богатое новгородское купечество обладало и большим политическим влиянием, но созданный историками образ этакой романтической новгородской вольницы явная нелепица. Легко идеализировать далекое виртуальное прошлое.

Да, древний Великий Новгород, как и древний Киев — исторические фантомы на фантомном торговом пути из варяг в греки, выдуманном историками. Они забыли сообщить, что могли предложить грекам бедные скандинавы. Ну, нечем было им торговать с Востоком, НЕЧЕМ! Ремесла у них были неразвиты. Все то, что они гипотетически могли выбросить на рынок (например, оружие), было в изобилии у русских, и последние никогда бы не стали пропускать через свои земли прямых конкурентов. Впрочем, учитывая большие транспортные издержки, товары из Скандинавии все равно не могли конкурировать с русскими. Поскольку варяги были очень бедны, то и греков они как покупатели не интересовали. Поэтому в Скандинавии археологи практически не находят ромейскую монету. Единственный варяжский товар, который пользовался спросом на внешнем рынке — воины-наемники. Но это как раз и есть свидетельство их бедности. Именно в качестве завоевателей, наемников и разбойников оставили скандинавы следы по всей Европе. А то, что на Руси обнаружено много следов их присутствия (зачастую лишь предполагаемых), так только потому, что их услуги пользовались здесь спросом, а вовсе не потому, что они основали правящую династию, как о том трубят историки-норманисты. Впрочем, даже норманисты вынуждены признавать, что ни малейшего влияния на русский язык варяжский «господствующий» слой не оказал.

Так что же волховский Новгород — мог ли он быть торговым центром?

Должен быть морской порт, через который торговали новгородцы — так сказать, северные ворота на пути из варяг в греки, причем не где-нибудь, а в устье Невы. Сегодня там находится Санкт-Петербург, основанный, как известно, Петром I лишь в 1703 г. на месте диких болот. Может быть, новгородские купцы обходились без морского порта? Как это так — никто не обходился, а новгородцы обходились? Псковичи торговали через Нарву, ливонцы через Ригу, тевтоны и поляки через Данциг (ныне Гданьск), литвины через Мемельбург (Мемель, ныне Клайпеда). В 1323 г. у истока Невы на острове Ореховый была построена крепость Орешек, известная как место заключения Ореховского мира со Швецией, но это была именно крепость, а не торговый город.

Одиночное плавание на утлых суденышках по морям, пусть даже и каботажное[113] — весьма опасное занятие, поэтому в морских портах формировались хорошо охраняемые караваны торговых судов и таким образом отправлялись в путь. Если же в какой-то стране, например в Швеции, был невелик спрос на лен, то купеческой гильдии, контролировавшей льняную торговлю, было выгоднее не отправлять туда одиночный корабль, а продать небольшое количество льна на месте шведским купцам, возвращающимся домой с грузом пеньки и меда. Именно морские порты имели стратегическое значение для международной торговли. Если в устье Невы не было морского порта, то Новгород мог быть региональным центром торговли, но никак не более того.

Предположение о том, что новгородцы не вели морской торговли, подтверждается и тем, что нигде невозможно найти упоминания о новгородском торговом флоте или новгородских верфях, где он должен был строиться. В многочисленных сочинениях историков утверждается то, что новгородские купцы лишь фрахтовали шведские и немецкие суда. Отсюда следует, что они не были купцами в полном смысле слова, разве что только перекупщиками. Контролирует торговлю и богатеет от нее тот, кто осуществляет перевозки товара или владеет торгами, то есть местами, где происходят торговые сделки и уплачиваются таможенные сборы. Русские купцы в XVIII–XIX вв. жили в основном лишь за счет внутренней торговли, поскольку морская торговля с Россией была монополизирована Англией. Она же и диктовала цены. Поэтому фантастических барышей казна от международной торговли не имела.

Но Новгород — очень древний город! — хором возопят историки, он много раз упоминается в летописях. Разумеется, да только и новгородов было много. Вот вам навскидку: Великий Новгород (волховский), Нижний Новгород, Новгород-Северский, Новгород-Литовский (ныне Новогрудок) Новоград-Волынский, Новгородок (эстонская крепость Вастеселлина), Новогрод (ломжинский), Новогородок-на-Осетре (ныне Зарайск), Новогородок-на-Оке (ныне Елатьма). Любой недавно основанный город, или заново отстроенный после пожара, в летописях, особенно местных хрониках, могли называть новым городом. Современники знали, что до того на этом месте стоял старый город, и уточнять его наименование в местных летописях не было нужды. В данном случае понятие «новый город» носило хронологический, а не географический смысл.

Помимо прочего, за границей можно отыскать немало городов, название которых дословно переводится как Новый город — например Неаполь. Кстати Неаполей могу назвать как минимум два — итальянский и крымский (развалины под Симферополем). Поэтому если в летописи упоминаются новгородские купцы, нет никакой гарантии, что речь не идет о неаполитанских купцах, поскольку в старину был обычай переводить географические названия.

Даже если в оригинальной хронике имелся в виду один город, например скифский Неаполь, то после его разрушения переписчик, читая старый текст через пару веков, где говорится о прибытии с юга новгородских купцов, вполне здраво рассуждал о том, что речь идет об итальянском Новгороде-Неаполе. Я уж молчу о том, что в древности географические названия резво «гуляли» по карте, так что множество городов могли какое-то время носить имя Новгород. Как видим, летописи допускают очень неоднозначное толкование вообще, а когда речь идет о Новгороде, в особенности.

Великий Новгород получил свое современное имя лишь в 1999 г., а до того именовался просто Новгородом. Вопрос в том, с какого времени он так назывался. Еще в XVI в. все, что находилось за пределами новгородского кремля, называлось Околоток. Сам же кремль назывался детинцем. Считается, что на Руси городом называлась собственно крепость, и имя этой крепости (кремль, острог) впоследствии переходило на всю территорию выросшего вокруг нее города. По этой логике Новгород тоже должен был именоваться Детинцем, либо крепость следовало называть Околотком. Слово «околоток» в большинстве случаев обозначает «окрестность». В данном случае можно предположить, что крепость именовалась Детинцем, но вокруг нее город, по крайней мере, в XVI столетии еще не возник, за крепостными стенами находились лишь окрестности с посадами, то есть селениями сельского типа.

Новгородская крепостная архитектура представляет собой типичный образец фортификации XVI–XVII вв., ничего специфически древнего в ней нет. Наличествуют амбразуры подошвенного боя (у основания, то есть подошвы стены) для размещения крепостной артиллерии, башни имеются не только на приступной стороне, но по всему периметру крепостных стен, что не характерно для более старых фортификационных сооружений (например, для псковского кремля). Историки это объясняют тем, что новгородцы, дескать, постоянно перестраивали детинец, причем полностью(!). Так, считается, что современная крепость выстроена в 1484 г. Вероятно, ранее этой даты вся история Новгорода является фантомной. Время постройки крепости хорошо стыкуется с другой датой. По официальной версии истории, в 1478 г. Новгородская земля подчинилась Москве. Это следует понимать так: московские князья расширили свои владения и на новой границе поставили новую крепость.

Кстати, детинец имел довольно скромные размеры, башен было всего 13 (сегодня сохранились 9). В XVII в. боевое значение он утратил, превратившись в административный центр города. Все гражданские здания, которые мы видим сегодня внутри новгородского кремля, построены в XVII–XIX вв. Куда же делись роскошные княжеские дворцы сказочно богатого Новгорода? Вроде бы списать их разрушение на Батыя никак нельзя. Но историки за объяснением в карман не лезут — дескать, их перестроили в позднейшие времена. Во время Смуты Новгород ничем героическим себя не проявил, шведы его захватили без боя.

Ничего не доказывают и якобы очень древние новгородские берестяные грамоты с записями коммерческого содержания — на бересте писали вплоть до XIX в., пока не появилась дешевая бумага. Новгородские археологические находки не могут свидетельствовать о сказочном богатстве торгового Новгорода, поскольку имеют в подавляющем большинстве самый заурядный бытовой характер.

Обратимся к более близким нам временам, более-менее хорошо документированным. Упадок Новгорода в XVIII в. связывают с тем, что торговлю стали вести через Петербург. Это весьма хлипкое объяснение, поскольку гораздо большее значение для балтийской торговли издревле имел незамерзающий рижский порт, но странным образом, конкуренция с Ригой не приводила к банкротству Новгорода, если верить официальной версии новгородской истории. Но, допустим, что до возведения Петром новой северной столицы, Новгород действительно процветал. Большая советская энциклопедия на этот счет беспристрастно сообщает, что к середине XVII в. население Новгорода составляло всего 8 тысяч человек. Прямо скажем негусто для богатого торгового города. Там же мы находим объяснение: дескать, хотя в 1546 г. Новгород был третьим по величине русским городом, имея 5159 дворов и 35 тысяч жителей, но сильно пострадал от шведской оккупации 1611–1617 гг., ранее, в 1570 г. там учинил знаменитый погром Иван Грозный, а до того его постоянно разоряли московские князья или притесняли литвины.

Тут следует кое-что пояснить. Самым страшным бедствием в те времена для городов была не оккупация, а пожар. К Новгороду это относится в полной мере, поскольку каменных зданий там до XVII в. не строилось, кроме церквей и оборонительных сооружений (это, кстати, весьма нетипично для богатых купеческих городов — состоятельные люди могли себе позволить каменные хоромы). Тем не менее, даже после пожаров город, если он имел большое торговое значение, быстро отстраивался. Разумеется, во время войны неприятельская армия может малость пограбить взятый город, но уничтожать его не имеет смысла, иначе нечего будет грабить во время следующей войны. Точно так же и Иван Грозный не имел выгоды от уничтожения 15 тысяч жителей города, как то утверждают легенды, списывая эту резню на его маньяческий характер. Скорее всего, кровавые легенды были выдуманы задним числом, чтобы объяснить отсутствие материальных следов новгородского величия.

Если копнуть в глубь веков, то мы увидим, что и ранее экономическим могуществом Новгород не блистал. Вот что сообщает энциклопедия Брокгауза и Ефрона: «С половины XIII столетия преобладающее значение в восточной торговле получают Висби, Любек и лифляндские города — Рига и Дерпт. Управление делами новгородской конторы переходит в половине XIV е. к союзному ганзейскому сейму: С XV е. главную роль в торговле с Новгородом играют Любек и лифляндские города». Вот и весь сказ! Оказывается, это ганзейцы контролировали новгородскую торговлю и имели там свою контору Вполне логично, однако кто мне ответит, когда же Новгород процветал, если уже во времена Александра Невского он оказался на периферии торговых путей? Да, что-то никак не выстраивается у нас путь из варяг в греки через ключевые центры — Новгород и Киев. Если Новгород древний город, то это нужно доказать, ссылаясь на объективные данные, но называть его Великим, основываясь только на былинах о Садко, наверное, не стоит.

Если поверить, что Новгород был крупным торговым центром, то в нем должны были бывать купцы со всего света. Следовательно, они непременно должны были оставить о нем свидетельства. Между тем самым ранним иностранным сообщением о Новгороде признано описание путешественника и дипломата Жильбера де Ланнуа (1386–1462), датируемое 1413 г. XV век дал еще два коротких свидетельства иностранцев о Новгороде (они принадлежат Иосафату Барбаро и Амброджо Контарини). Во всех трех случаях совершенно невозможно поверить, что описание принадлежит волховскому Новгороду, ибо описывается город, поражающий своим размахом. Странно и то, что западные гости, следуя на восток, в Новгород почему-то попадают через Москву.

А как же знаменитые новгородские летописные своды? Ведь в них-то мы найдем достоверные сведения об этом славном городе? Да, почитав пять новгородских сводов (летописи для удобства имеют цифровое обозначение № I–V), мы узнаем о Новгороде много нового. Например то, что он стоял на берегу реки Волги. Вот всего лишь несколько цитат из IV Новгородской летописи:

…Зиме иде князь Изяслав Мстиславич с Новгородци на Юрья Володимерича к Ростову и по Волзе взяша шесть городов, и до Ярославля попустиша, а голов поимаша 7000, а от Углеча Поля воротишася к Новугороду.

…А сын его из Новагорода с Новгородци; и сняшася на Волзе усть Твери, и положиша всю Волгу поусту, и городы все пожгоша.

…А сами Новгордци поидоша на Волзе, воююице; и пожгоша Шешю и Дубну…., и пожгоша все Повольжье.

…И поидоша к Ростову, и к Ярославлю, и на Волгу, и на Городец, и те поплениша все по Волзе, и до Галича Володимерьскаго, и Переяславль взяша, и Юрьев, и Дмитров, и Волок, и Тверь, ту жь и сын Ярославль убиша.

…Новгородци с князем Феодором идоша на Волгу, и выиде князь Дмитреи с Твери и ста по одну страну Волгы, и стояше и до замороза, и смиришеся.

…В лето 6874. Изидоша из Новагорода люди молодые на Волгу без Новгородцкого слова. Весь год ходили по Волге туда-сюда. На Двину таскали суда волоком.

…Князь Дмитреи приела в Новгород, рек: «за что есте ходили на Волгу без нашего слова и гостей моих пограбили много».

В общем, читаючи Новгородскую летопись, постоянно натыкаешься на реку Волгу. Если бы там не упоминались волжские города, то современные публикаторы просто бы транскрибировали реку «Волзу» как «Волхов», да и дело с концом. Только как быть с Костромой, Галичем Владимирским, Тверью, Сараем, Ростовом, Волоком (Вологда) Нижним Новгородом? Как можно волочить суда на Двину (из текста следует, что это Северная Двина) из Волхова? Суда в цитированном тексте не поминаются, но и так понятно, что ходить «на Низ по Волзе» можно только по воде, а поскольку речь идет о теплом времени года («стояше и до замороза, и смиришеся»), когда вода находится в жидком состоянии, то такой тип передвижения можно смело назвать плаванием.

Вот и возникает вопрос: где же находился летописный Новгород, если новгородцы шастали туда-сюда по Волге и таскали свои суда волоком в Северную Двину? Поскольку таковой город мог находиться только выше Нижнего Новгорода, то кандидатов на это имя не так уж и много. Точнее, всего один — город Ярославль — центр волжской торговли.

Почему же именно Ярославль был торговым городом, известным на весь мир? Да потому что находился он на перекрестке трансконтинентальных торговых путей. До постройки железных дорог торговые коммуникации проходили по водным путям. Лишь там, где это было невозможно, возник сухопутный Великий шелковый путь. Да и тот совершенно зачах, как только европейцы освоили морской путь в Индию.

Так вот, точка самого удобного сочленения сухопутного шелкового пути с водным находится на Южном Каспии — оттуда можно было доставить товар в любую точку Европы по воде. Из Каспийского моря, поднявшись по Волге и перевалив суда в Дон, купцы попадали через Азовское море в Крым — древний торговый центр, отмеченный созвездием торговых городов. Оттуда путь лежит через Константинополь и Средиземное море в Южную Европу или Северную Африку, а через Дунай в Центральную Европу. Но куда более заманчивой была торговля с Северной Европой, куда пролегал путь через волжский Ярославль. От Волги рекой Тверицей надо подняться до города Вышний Волочек, от которого был удобный короткий волок к реке Мете, далее в Волхов, Ладогу и выйти Невой в Балтийское море (в устье Волхова находился древний город Ладога, археологическая жемчужина, что трудно сказать о волховском Новгороде, который находится на этом же пути). Но этот маршрут в Балтику был не очень удобным в том числе из-за волховских и невских порогов.

Прежде всего, вероятно, был освоен путь по притокам Оки на запад. Днепр, текущий в верховьях с востока на запад был составной частью этого пути, возле Смоленска находился волок на Касплю, что впадает в Западную Двину (на этом месте находится один самых значительных археологических памятников страны — Гнездовский комплекс). С этим маршрутом связан расцвет Владимиро-Суздальской Руси. В дальнейшем был освоен путь через Северную Двину в Белое море, а оттуда вдоль скандинавского берега в любую точку Северной Европы. В последнем случае прочное центральное место занял Ярославль, он же настоящий летописный Новгород. Батыевы походы, рассмотренные выше, и стали воплощением войны за доминирующее положение в волжской торговле между Новгородом и Владимиром.

Только на великой Восточно-Европейской равнине северные и южные речные системы не разделены горами, как это имеет место быть в Центральной и Западной Европе (Карпаты, Альпы, Пиренеи, Арденны). Только здесь возможно перетащить суда волоком из одной речной системы в другую. Равнинные реки к тому же более полноводны, что позволяет осуществлять судоходство практически от самого их истока. Поэтому Волга представляла собой магистральный торговый путь с востока на запад и с севера на юг до наступления эпохи трансокеанской торговли. Водный путь был намного экономичнее и безопаснее сухопутного. Одно судно брало столько груза, сколько может перевозить десяток лошадей (да и то если есть дорога). Спускаться вниз по течению торговый караван мог со скоростью около 100 км в сутки. Даже идя против течения, купеческие корабли проделывали за день 25 верст, что выше скорости движения посуху.

На главном перекрестке Волжского торгового пути стоял летописный Новгород. Там, на Великом торге в устье реки Мологи встречались тысячи купцов со всех частей света. Из Индии и Китая сюда шел шелк, пряности, и другие восточные товары; из Руси — хлеб, мед, соль, пенька; из Сибири — меха. Кстати, о мехах. Сегодня мех — это фетиш богачей, но в стародавние времена, когда не было ни китайских пуховиков, ни турецких дубленок, мех являлся предметом первой необходимости. Это только бедняки могли носить вонючие и грубые одежды из бараньих шкур, а, так сказать, средний класс обходился шубами из заячьего меха. Люди же высокого положения без мехов собольих, бобровых, куньих, горностаевых и т. д. своей жизни не мыслили. Даже в домах зимой они щеголяли в мехах, ибо в каменных замках было очень холодно.

В Европе пушного зверя перебили в незапамятные времена, даже заячьи шкурки во множестве ввозились из Руси, как считается, еще в X–XII вв. Меха в старину стоили баснословно дорого. Сибирь манила быстрым заработком. Удачливый охотник за один сезон еще и в XVII в. мог сколотить состояние, достаточное для обретения поместья с крепостными, хотя в то время Европа уже насыщалась мехами из Америки. Раньше же русские купцы были фактически монополистами на рынке пушнины.

Можно найти множество свидетельств в пользу того, что летописный Новгород не мог быть современным Новгородом на Волхове. Известно, что древний Новгород был зависим от подвоза хлеба. На Новгородчине мягкий прибалтийский климат весьма способствовал произрастанию злаков и потому зависимость от подвоза продовольствия исключается. А вот северный Ярославль-Новгород находился в зоне рискованного земледелия, здесь традиционно процветало животноводство.

К тому же не стоит отождествлять топоним «Новгород» с одним лишь городом. Скорее всего, это имя в полной мере относилась к целому созвездию рядом расположенных городов (в значении «Великий Новгород», «Новгородская земля») — Кострома, Углич, Рыбинск, Романов (Тутаев), Ростов, ПереславльЗалесский. К числу новгородских городов, наверное, надо причислять и еще и Вологду. Прибавим к этому, что помимо местного населения в сих городах пребывали тысячи купцов со всего света. Прокормить такое количество народа действительно очень трудно, без подвоза хлеба никак не обойтись.

Возможно, кто-то удивится, что я так лихо соединил в единое целое Волжский и Североморский торговый путь. Скептики попытаются возразить, что морской путь вдоль Скандинавии до Архангельска был открыт лишь в 1553 г. английским мореплавателем Ричардом Ченслором, после чего начала бурно развиваться русско-английская торговля. Ну да, открытым что-то считается только после того, как по этому пути прошли европейцы. То, что русские туземцы плавали в Европу северными морями еще за сто лет до Ченслора, как бы не в счет. Между тем известно северное ответвление Волжского торгового пути под названием Заволоцкого пути. Во времена расцвета Новгорода-Ярославля он проходил по Северной Двине и Сухоне, соединяясь волоком с Шексной, притоком Волги. Роль морского порта на побережье Белого моря играли Колмогоры (Холмогоры). То, что к концу XV столетия этот путь на Запад был уже прочно освоен и был более выгодным, чем речной в Балтику, свидетельствует отправка в 1492 г. из Колмогор в Данию морского каравана с зерном. Само по себе это событие было совершенно рядовым, а в хроники оно попало, поскольку этим караваном в Данию было доставлено посольство царя Ивана III.

Сегодня летописное упоминание о посольстве в Данию считается первым документальным свидетельством наличии в россии собственного торгового флота, однако сие говорит не о неразвитости русской морской торговли, а о плохой сохранности документов. В эпоху великого переписывания русской истории в XVII–XVIII вв., когда Новгород «переехал» с Волги на Волхов, была утрачена (точнее, целенаправленно уничтожена) большая часть документов о русской истории, в том числе и географические карты. На Руси существовала очень развитая картографическая школа, была неплохо картографирована даже такая гигантская малонаселенная и плохо изученная вплоть до XX в. территория, как Сибирь. «Чертежная книга Сибири», составленная в Тобольске Семеном Ремезовым, считается первым русским географическим атласом и датируется 1701 г. Между тем известно, что Ремезов пользовался при составлении своей генеральной карты картографическими сводами, выполненными его предшественниками. Но, как уже упоминалось, НИ ОДНОЙ русской карты европейской территории страны ранее XVIII столетия до нас не дошло ни в подлиннике, ни даже в копии. Это говорит только о том, что они были уничтожены как крамольные.

С утратой этих и многих других важнейших свидетельств, с заменой подлинных древних летописей пропагандистскими новоделами XVII в. из исторической памяти народа были вычеркнуты и золотоордынская торговая империя, и ее экономический центр — волжский Великий Новгород. Зато колыбель русского государства по причине политической конъюнктуры XVII в. фантомно сместилась из бассейна Волги в среднее Поднепровье. Туда же виртуально переехали и знаменитые новгородские князья — Олег Вещий (считается основателем единого русского государства, вероятно, является фантомом Ярослава Всеволодовича); оба Ярослава — Мудрый и Всеволодович (раздвоились они, судя по всему, только в баснях историков); Александр Невский. Совершенно виртуально великим киевским князем стал Андрей Боголюбский, не покидавший своей резиденции во Владимире. К Киеву в сочинениях историков оказался привязан основоположник русского церковного законодательства митрополит Кирилл (предположительно организатор массового крещения Руси в рамках ордынского проекта) и многие другие персонажи русской истории. Иногда доходит до смешного: легендарный киевский князь Владимир Святой тоже имеет канонизированного новгородского «двойника» — Святого благоверного князя Владимира Ярославича (по некоторым данным он даже взял Корсунь в 1044 г., как и его киевский тезка!).


Может ли ложь быть во благо? Может — во благо наших врагов!


Давайте сопоставим кое-какие факты. Миф о Киевской Руси, неразрывно связанный с легендой о монгольском нашествии как причине ее угасания, начал целенаправленно внедряться в XVII в. По времени это совпадает с Никоновой церковной реформой и войнами Московского царства и российской империи за украйные земли Речи Посполитой, населенные преимущественно русскими людьми, исповедующими христианство греко-православного толка. Поэтому царям легенда о якобы киевском происхождении Руси была нужна, чтобы подкрепить свои претензии на Малороссию, хотя формально права на эти территории, заселение которых происходило по направлению с запада на восток, принадлежали Польше. Таким образом, речь нужно вести не о воссоединении Руси в 1654 г., а о присоединении Малой Руси (исторической области, но не государства!) к россии. Дата эта весьма условна, и с нее надо вести начало процесса собирания западнорусских земель под властью Москвы, затем Петербурга и снова Москвы, растянувшийся почти на 300 лет. Подкарпатская Русь была включена в состав СССР в 1945 г.

Дореволюционные историки, кстати, предпочитали называть переяславские события именно присоединением, а не воссоединением. Да и в самом переяславском манифесте ни намеком не говорится о каких-то исторических связях Малороссии с Московией через Древнюю Русь, хотя многословно отмечаются религиозная общность черкасов и подданных московского царя. Сам акт вступления в русское подданство мотивируется неисполнением королем Яном Казимиром своей присяги по прекращению притеснений православной веры.

Русская история во многом построена на мифах, из которых самые вредоносные мифы — прозападные, унижающие наше самовосприятие. Норманнская теория, утверждающая, что славяне даже государство создать не смогли, пригласив к себе для этой цели заморских князей, вообще была доведена до абсурда. Абсурдна она хотя бы потому, что на территории Руси было несколько очагов образования государственности. К чему приводит эта прозападная мифологизация исторического сознания, прекрасно видно на примере нашей интеллигенции, наиболее отравленной прозападным дискурсом — она страдает жутким комплексом неполноценности именно по отношению к «культурному Западу», старается очиститься от всего русского и истово служить «общечеловеческим ценностям». Речь не только об убогой советской интеллигенции, ненавидящей «эту страну» и фетишизирующей поделки забугорного ширпотреба. По-обезьяньи западничающая отечественная интеллигенция всегда была такой, вспомним хотя бы хрестоматийного Пекарского, радостно восклицающего «нас разбили!» по поводу поражения русских войск в Крымской войне. К счастью, весь народ невозможно было превратить в интеллигентов, и потому пекарские являли собой инородное тело в крестьянской России XIX столетия.

Да, древняя история России выстроена на мифах, но всякий миф несет в себе хоть какие-то крупицы правды, которую можно восстановить. История же Украины есть дискурс в чистом виде. Мой анализ показывает, что такого государства, как Киевская Русь не существовало и даже гипотетически не могло существовать, а Киев хоть какое-то видимое значение приобретает лишь в эпоху хлебного бума и бурной распашки целины к концу XVI столетия, как региональный экономический и, главным образом, религиозный центр. В то же время начинается и сельскохозяйственное освоение земель к югу от Киева, которые ныне составляют 80 % территории Украины. О более раннем периоде существования Киева мы можем сегодня лишь строить догадки.

Не было никакой древней Киевской Руси, да и самой Руси, как единого государства, в древности не существовало. В Поволжье сформировалось ядро империи, втянувшей в течение веков в свою орбиту все заселенные русскими территории, а попутно и множество других народов. Процесс этот завершился лишь в середине прошлого века. Чисто кабинетные доктрины о раздельности существования «двух русских народностей» появились лишь в середине XIX в. в среде либеральной профессуры и носили не научный, а политический характер. Но единства во взглядах на вопрос разделения единого славянского народа на две русские ветви как не было, так и нет.

Историк Михаил Погодин вслед за Николаем Карамзиным пропагандировал идею о том, что Киевскую Русь создали великороссы, которые поголовно ушли на Верхнюю Волгу после татарского погрома, а обезлюдевшее Поднепровье через два века заселили выходцы с Волыни и Прикарпатья, ставшие малороссами (спрашивается, кем же они были ранее?). Его коллега и современник Константин Кавелин утверждал, что Киевскую Русь создали малороссияне, а великороссы появляются на исторической сцене не ранее XI столетия, причем своим происхождением они обязаны малороссиянам, русифицировавшим финские племена, господствующие в Поволжье. Ну а потом, благодаря щедрым грантам Габсбургов, на сцене появляется Михаил Грушевский и, следуя в русле доктрины Духинского, объявляет о том, что украинцы вообще не имеют ничего общего с русскими ни антропологически, ни исторически.

Основной закон логики гласит, что если посылки верны и верен ход рассуждений, то и выводы должны получиться верными. То, что у историков выводы получаются столь противоречивыми, указывает лишь на то, что свои концепции они высасывают из пальца, не отрывая зада от стула. Еще больше в этом убеждаешься, когда обнаруживаешь удивительный факт: в XIX в. историки говорят о двух русских народностях, а в советское время, откуда ни возьмись, появляется третья, древняя и равноправная с двумя предыдущими — белорусы, которых раньше отчего-то в упор не замечали. Родословные великороссов, малороссов и белорусов совершенно искусственно выводятся «учеными» от общей древнерусской народности, основавшей Киевскую Русь. Но если не было Киевской Руси, то, выходит, и общего корня у трех братских народов тоже не было. Откуда же они взялись тогда? В том-то и дело, что даже сами малороссы и белорусы (имеется в виду именно народные массы) еще в начале XX в. считали себя русскими и не подозревали о своей исторической «отдельности». Но советская украинизация основательно вправила мозги малороссам, убедив их в том, что они испокон веку являлись украинцами.

Не было государства под названием Украина (варианты: Киевская держава, Козацкая республика) до самого конца XX в. В этом не сомневается даже первый украинский президент Кравчук, четко заявивший: «У нас до 1991 года не было государства»! И даже история так называемого украинского народа (и укро-мовы) начинается лишь в конце XIX столетия в Австро-Венгрии, где в полном согласии с иезуитским тезисом Калинки удалось создать Грица, не польского, но и не русского. Мутант вывелся именно такой, как и рассчитывали его создатели — главным фактором этнической самоидентификации украинца стала ненависть к русским, причем такая ненависть, которая искала самого деятельного выражения. В 1914 г. украинцы на пятерку сдали экзамен по русофобии.

Исторический миф — что дышло: как повернешь, так и вышло. Сегодня укро-сепаратистами миф о Киевской Руси (они, естественно, предпочитают говорить о Киевской державе или Киевской Украине) широко используется для обоснования древности украинского этноса, «отдельности» его от русского народа и, разумеется, превосходства над дикими азиатами-московитами. Парадокс в том, что эксплуатация одного и того же исторического мифа используется в диаметрально противоположных политических целях: московскими царями с целью соединения русских земель под своей властью, а нынешними киевскими правителями с целью отторжения Малороссии, Новороссии, Галиции, Волыни и Подолья от русского государства и обоснования своего исключительного права паразитировать на шее украинцев, в которых они лихорадочно пытаются «перекрестить» большинство своих подданных. Украинизация продолжается.

Вот поэтому я и не могу согласиться с доводами наших квасных патриотов, ратующих за пропаганду мифа о Киевской Руси, как якобы фундамента идеологии русско-украинского братства. Всякий проукраинский дискурс, и миф о Киевской Руси в том числе — есть удар против общерусского единства. Никакого русско-украинского братства быть не может. Всякий русский, «отрекшийся от русской народности» и воспринявший доктрину украинства — может быть мне братом не лучшим, чем Каин.

Только расчистка истории от пропагандистского мусора даст народам России и Украины осознание нашего единства — национального, культурного и цивилизационного. Только это позволит сохраниться не только русским, как этносу и общерусскому государству, но и сделает возможным успешное противостояние нашей культуры губительному диктату североатлантической миросистемы.

Русский писатель (малоросс по происхождению) Всеволод Крестовский сказал: «Прямое слово правды никогда не может подрывать и разрушать того, что законно и истинно. А если наносит оно вред и ущерб, то только одному злу и беззаконию». Прямое слово исторической правды может спасти Россию и Украину. Ложь о прошлом неминуемо приведет к войне. Не зря украинцам вдалбливается в головы дискурс о трехсотлетнем москальском иге, о русско-украинских войнах, начало которым положил еще, дескать, Андрей Боголюбский, «первый собственно москальский князь». Не просто так формируется образ русского врага. Если выстрелить в прошлое из ружья, оно ответит выстрелом из пушки. Тот, кто не понимает этой простой истины, обречен на роль пушечного мяса.

Станем ли мы свидетелями, участниками и жертвами русско-украинской бойни? Очень надеюсь, что кровавые ужасы Талергофа и бандеровщины не повторятся. Поэтому я и пытаюсь развеять ядовитый туман над русской историей. Не затем, что меня прельщают лавры ниспровергателя кумиров официозной исторической «науки». Нет, братцы, просто жить хочется.

Примечания

1. http://www.newizv.ru/news/2009-03-12/106510

2. Иванов В. Славянские диалекты в соотношении с другими языками Великого княжества Литовского» // http://kogni.narod.ru/gediminas.htm

3. Суржик следует считать диалектом русского языка, поскольку лексика в нем употребляется русская и лишь произношение и грамматику можно условно считать украинскими. Основу же языка составляет именно лексика, в то время как произношение и правописание являются характеристиками второстепенными.

4. «Книга, глаголемая Новый летописец» — одно из самых популярных произведений, описывающих русскую историю от последних лет царствования Ивана Грозного до первых лет по избранию на царства Михаила Романова. Известно в сотнях списков XVII–XVIII вв.

5. http://www.vostlit.info/Texts/rus13/Nov_letopisec/text1.phtml

6. http://www.ukrstor.com/ukrstor/zarinnyj_dwizhenije.htmI

7. Такой культурный феномен как двуязычие находится за рамками рассматриваемого вопроса. Но даже в случае, когда целые народы говорят одновременно на двух языках, не происходит их слияния.

8. StanislawTarnowski, hrabia, «Ksiadz Waleryan Kalinka», W Krakowie, 1887.

9. Кулиш Пантелеймон Александрович (1819–1897 гг.) — один из первых в России «украинцев», писатель, участник Кирилло-Мефодиевского братства. Начинал писать он на русском языке, однако потом изобрел собственную грамматику для крестьянского языка Малороссии и стал с 1857 г. писать новым письмом.

10. http://www.russian.kiev.ua/books/karevin/rusnorus/rusnorus.shtml

11. Командующим он был чисто номинальным, п

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-10

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...