Григорий Отрепьев (Лжедмитрий I)

Далекие предки Григория Отрепьева жили в Литве. Прибыв на Русь, одни из них поселились в Галиче, а другие – в Угличе, резиденции погибшего царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного. В 1577 году Смирной‑Отрепьев и его младший брат Богдан, которому к тому времени исполнилось всего лишь 15 лет, получили поместье в Коломне. Через несколько лет у Богдана родился сын, которого назвали Григорием. Приблизительно в то же время у царя Ивана появился сын Дмитрий.

Богдан Отрепьев дослужился до чина стрелецкого сотника. Погиб он очень рано. В те времена в Немецкой слободе в Москве иноземцы свободно торговали вином. Нередко там случались пьяные драки. Наделенный от природы буйным характером, Богдан зачастую становился их участником. В одной из таких стычек его зарезал некий литвин.

После смерти отца Григория воспитывала мать. Она научила мальчика читать Священное Писание. Дальнейшее обучение Григорий проходил в доме дьяка Семейки Ефимьева, зятя Отрепьевой, который жил в Москве. После того как Гришка Отрепьев принял постриг, он стал переписчиком книг на патриаршем дворе. Эту должность он получил благодаря своему каллиграфическому почерку.

Отрепьев обладал необыкновенными способностями, поэтому некоторые даже подозревали его в общении с нечистой силой. Учение действительно давалось ему с поразительной легкостью. Однако бедность и сиротство не позволяли способному юноше даже надеяться на выдающуюся карьеру.

Григорий поступил на службу на московское подворье к боярину Михаилу Романову. Многие считали Романовых наследниками короны. Служба при дворе открывала юноше неплохие перспективы на будущее. Немалую роль в том, что Романовы выбрали именно его, небогатого провинциального дворянина, сыграло соседство родового гнезда Отрепьевых и костромской вотчины Романовых – села Домнино.

Однако такой поворот в судьбе Григория чуть было не стоил ему жизни. В ноябре 1600 года романовский круг постигла опала. Под стенами подворья Михаила Романова произошло настоящее сражение: свита Романовых оказала вооруженное сопротивление царским стрельцам.

Всех, кто находился в услужении у опальных бояр, ожидала виселица. Отрепьев чудом спасся от смертной казни, укрывшись в монастыре. Григорию едва исполнилось 20 лет. Ему пришлось отказаться от светской жизни и превратиться в смиренного монаха. Во время скитаний Григорию довелось побывать в галичском Железноборском монастыре, где он, по всей вероятности, и постригся, а также в суздальском Спасо‑Евфимьеве монастыре. В Суздале Гришка попал под начало к духовному старцу. Однако Григория тяготило монашеское одеяние, а тем более жизнь под началом, и он, в конце концов, решил покинуть обитель.

К тому времени все Романовы находились в ссылке, поэтому розыск их сторонников был прекращен, да и оставшиеся в живых опальные вскоре получили прощение. Надо сказать, что на Руси провинившиеся перед царем нередко спасали свою жизнь в монастырях, подобно Отрепьеву. Поэтому Григорий снова объявился в Москве. Благодаря протекции он попал в самый аристократический Чудов монастырь в Кремле. Некоторое время он находился под надзором архимандрита Пафнотия, после чего был переведен в собственную келью, где занялся литературным трудом. Сам Отрепьев рассказывал знакомым монахам о том, что «живучи в Чудове монастыре у архимандрита Пафнотия в келии, сложил похвалу московским чудотворцам Петру, и Алексею, и Ионе».

Вскоре старания Отрепьева были оценены, и с этого времени начался его стремительный взлет. Григорий стал дьяконом, однако жизнь в тихой келье была не по нему, поэтому Отрепьев переселился на патриарший двор, где также завоевал себе, как он сам говорил, великую славу. Он не только переписывал книги, но и сочинял каноны святым. Григория знали и епископы, и игумены, и весь Священный собор. Нередко он бывал у самого патриарха Иова, который включил юношу в штат своих помощников, являвшихся с ним на собор и в думу.

Григорий Отрепьев

Всего лишь за один год Григорий сумел сделать поистине выдающуюся карьеру. За такой короткий срок он прошел путь от простого келейника чудовского архимандрита до почитаемого всеми придворного патриарха. Причем достиг Отрепьев такого положения не за счет невероятных подвигов аскетизма, а благодаря необыкновенной восприимчивости своей натуры. Он в течение одного месяца усваивал то, на что у других уходила целая жизнь. Церковники сразу же оценили живой ум и литературный дар Отрепьева. К тому же юноша обладал удивительной способностью притягивать и подчинять себе других людей.

Григорий начал прилюдно хвастаться, что может стать в Москве царем. Подобные дерзкие речи дошли до царя Бориса, и он отдал спешный приказ о ссылке Отрепьева в Кириллов монастырь. Однако Григория вовремя предупредили о решении царя, и он успел бежать. Сначала Отрепьев отправился в Галич, потом в Муром, в 1602 году он вернулся в столицу, откуда, прихватив с собой двух монахов, Варлаама и Мисаила, бежал за границу.

Воспользовавшись тем, что отъезжавших монахов никто не преследовал, злоумышленники в течение трех недель служили службы в церкви, собирали с народа деньги, якобы необходимые для строительства храма, и присвоили их себе. Бродячие монахи не вызывали у властей никаких подозрений, поэтому никто даже и не пытался их задержать. Беглецы преспокойно миновали границу и отправились в Печерский монастырь в Киеве, в котором провели три недели. Затем перешли во владения князя Константина Острожского, где жили все лето. За этот срок Григорий успел завоевать расположение магната, и тот пожаловал ему щедрый подарок. Затем монахи перебрались к Габриэлю Хойскому в Гощу, на Волыни, а потом в Брачин, к князю Адаму Вишневецкому. Здесь Отрепьев сбросил с себя монашеское одеяние и решился, наконец, объявить себя московским царевичем Дмитрием.

Когда Вишневецкий известил польского короля Сигизмунда III о появлении «царевича», тот потребовал подробных объяснений.

В 1603 году князь записал рассказ самозванца. Отрепьев во всех подробностях поведал о тайнах московского двора и об обстоятельствах своего чудесного спасения. Спас его якобы некий воспитатель, которому стало известно о запланированном убийстве царевича. В ночь убийства ему удалось подменить Дмитрия мальчиком того же возраста, который и был зарезан вместо царевича. Царица‑мать, которая первой прибежала в спальню своего несчастного сына, не распознала подлога, потому что лицо ребенка приобрело к тому времени свинцово‑серый оттенок. Точные факты и имена Отрепьев, однако, называть опасался, потому что они могли быть опровергнуты в результате проверки. Он утверждал, что его чудесное спасение оставалось тайной для всех, даже для его матери, заключенной в один из женских монастырей.

Самозванец жил в Литве открыто, поэтому его слова можно было сразу же проверить. Если бы новоявленный «царевич» попытался скрыть известные всем факты, его непременно обличили бы в обмане. Так, всем было известно, что «Дмитрий» прибыл в Литву в рясе. Для этого также необходимо было найти правдоподобное объяснение, и Отрепьев придумал следующее. Перед своей смертью спаситель передал царевича на попечение «верного друга». Этот дворянин воспитал мальчика в своем доме, а перед кончиной посоветовал ему принять постриг. Юноша последовал совету своего воспитателя и стал монахом. Он обошел многие российские монастыри, пока однажды один монах не распознал в нем царевича Дмитрия. Тогда он вынужден был бежать в Польшу.

По всей вероятности, Отрепьев уже в Киево‑Печерском монастыре пытался выдать себя за царевича. В книгах Разрядного приказа была обнаружена любопытная запись, согласно которой Отрепьев, прикинувшись больным, признался игумену в том, что он является царевичем. Услышав такие слова, игумен указал ему на дверь. По свидетельству историков, Отрепьев не раз прибегал к тому же трюку. Разболевшись в имении Вишневецкого, на исповеди он поведал о своем «царском происхождении» священнику. Однако в докладе князя королю этот эпизод не упоминался.

Первым покровителем Отрепьева в Польше стал князь Адам Вишневецкий, который снабдил Григория приличным платьем и велел возить в карете в сопровождении гайдуков. Постепенно круг покровителей самозванца все более расширялся. Интригу Вишневецкого поддержали польский король и другие высокопоставленные лица государства, в том числе и канцлер Лев Сапега. В услужении этого сановника находился московский беглец Петрушка, который как пленник попал в Москву в годовалом возрасте. Сапега объявил, что этот его слуга, которого вдруг все начали величать не иначе как Юрием Петровским, был лично знаком с царевичем Дмитрием.

Однако при встрече с Отрепьевым Петрушка растерялся. Отрепьев же как ни в чем не бывало «узнал» бывшего слугу и уверенно вступил с ним в разговор. Холоп пришел в себя и «узнал» царевича по особым приметам: бородавке на носу и неравной длине рук. Так что все прошло согласно заранее подготовленному сценарию. Таким образом, Сапега оказал самозванцу неоценимую услугу.

Тем временем число покровителей Григория Отрепьева пополнилось еще одним влиятельным человеком. Это был Юрий Мнишек, один из русских холопов которого также признал в самозванце царевича. Поддержали его также и московские дворяне‑изменники братья Хрипуновы, бежавшие в Литву в 1603 году.

Когда Бориса известили о появлении самозванца, он обратился к польскому двору с требованием о выдаче преступника, который якобы был осужден за то, что отверг родительский авторитет, восстал против Бога и впал в чернокнижие. Однако поляки не торопились выдавать русским Григория Отрепьева.

Между тем самозванец, почувствовав за своей спиной реальную силу, действовал все более уверенно. Отрепьев также заручился поддержкой запорожских казаков, точивших сабли на московского царя. Самозванца нередко видели вместе с казаками. Не случайно сведения о нападении запорожцев по времени совпадают с сообщением о появлении в их среде самозваного царевича.

В 1603 году в Запорожской Сечи началось формирование повстанческой армии, которая впоследствии принимала участие в московском походе Григория Отрепьева. Наконец к самозванцу явились гонцы с Дона с сообщением о том, что казаки готовы идти на Москву. В ответ самозванец послал им свой штандарт – красное знамя с черным орлом, после чего его гонцы заключили с казачьим войском союзный договор.

В то же время в центре России также начали возникать повстанческие отряды. Положение Бориса Годунова на царском троне становилось все более шатким. Этим и решил воспользоваться самозванец. С именем неожиданно воскресшего царевича Дмитрия народ связывал надежду на освобождение от установленного Годуновым жестокого крепостнического режима. Так что Отрепьеву представилась реальная возможность встать во главе народного восстания.

Однако самозванца, который был дворянином по происхождению, не устраивала перспектива превращения в вождя народного движения. Он предпочел организовать сговор с врагами России. Отрепьев знал, что с давних пор заветной мечтой иезуитов является подчинение русской церкви папскому владычеству. Их поддержкой Григорий и решил заручиться.

Сигизмунд III поручил Вишневецкому и Мнишеку привезти в Краков московского царевича. В конце марта 1604 года «Дмитрия» доставили в польскую столицу, где его окружили иезуиты, пытавшиеся убедить его в истинности католической веры. «Царевич», осознавая, что в этом состоит его сила, принял от иезуитов святое причастие и дал обещание ввести на Руси католичество, если только ему удастся занять российский престол.

В 1600 году Россия заключила перемирие с Польшей, но это не обеспечило безопасности ее западных границ. Король Сигизмунд готовился к новому наступлению на Россию, и для этих целей ему необходим был Лжедмитрий. Ради удовлетворения своих кредиторов самозванец без стеснения перекраивал русские земли. Он пообещал передать Польше плодородные Чернигово‑Северские земли. Семье Мнишек Григорий посулил Псков и Новгород. Взамен же он получил довольно туманные обещания.

Дальновидные польские политики решительно выступали против войны с Россией. В результате Сигизмунд отказался от своих обещаний и вместо сильной королевской армии предоставил Отрепьеву около двух тысяч разного рода наемников. Армия была слишком малочисленной, чтобы выступать с ней против России, и план самозванца был бы заведомо обречен на провал, если бы его не поддержало донское казачество.

Царские воеводы, выступившие навстречу самозванцу с огромными силами, действовали явно нерешительно. Несмотря на это, им удалось одержать победу в сражении под стенами Новгород‑Северского. В результате большинство наемников обратились в бегство, оставив лагерь самозванца. Вместе с ними восвояси отправился и Юрий Мнишек, сопровождавший Отрепьева.

Хотя вторжение на Русскую землю закончилось провалом, вооруженная помощь поляков позволила Лжедмитрию продержаться на территории Русского государства первые, самые трудные месяцы, до тех пор, пока народное восстание не охватило всю южную оконечность России. Голод еще более усугублял сложившуюся обстановку.

Борис, узнав о появлении в Польше самозванца, открыто заявил боярам, что это их рук дело, так как они задумали свергнуть его. Однако впоследствии царь без особых опасений за свою голову направил против войск самозванца тех же бояр. На первый взгляд подобное поведение Бориса кажется непонятным, но на то имелись свои причины. Годунову было известно, что дворяне не очень‑то доверительно относились к самозваному казацкому царьку. На сторону Отрепьева перешло всего лишь несколько воевод. Как правило, крепости самозванцу сдавали посадские люди или казаки, а воевод к нему приводили связанными.

Растеряв всех своих наемников, Григорий решил довольствоваться ролью народного вождя, которая ранее его не устраивала. Он спешно сформировал новую армию из посадских людей, восставших казаков, стрельцов и крестьян. Войско Лжедмитрия пополнялось с каждым днем, но 21 января 1605 года оно снова было разбито царскими воеводами, которые, однако, не стремились к скорой расправе над самозванцем. Ведь им приходилось действовать среди враждебно настроенного населения, восставшего против крепостничества.

Несмотря на то что Лжедмитрий потерпел поражение, многие южные крепости признали его как отпрыска царского рода. Опасаясь за свою безопасность, дворяне самовольно разъезжались по домам. В течение полугода царские войска не могли взять город Кромы, в котором обосновались донские казаки во главе с атаманом Корелой.

В страхе перед самозванцем Годунов несколько раз засылал в его лагерь тайных убийц. Он приказал привезти в Москву из монастыря мать Дмитрия, чтобы узнать у нее правду. 13 апреля Борис скоропостижно скончался в Кремлевском дворце. Ходили слухи, что он отравился. Официально было объявлено, что царь умер от апоплексического удара.

Незадолго до своей смерти Годунов назначил командующим армией воеводу Петра Басманова, который отличился в первой кампании против самозванца. Молодой воевода должен был выступить в роли спасителя династии. Однако, как показали дальнейшие события, Басманов не оправдал возлагаемых на него надежд.

Тем временем Лжедмитрий медленно приближался к Москве, высылая жителям столицы письма. Москва готовилась к встрече «истинного» царя. Федор Годунов, его мать и верные им бояре, «полумертвые от страха, затворились в Кремле», у стен которого выставили усиленную охрану. Предпринимаемые военные меры были направлены прежде всего на то, чтобы обуздать народ. Очевидцы событий тех далеких лет утверждали: «В Москве более страшились жителей, нежели неприятеля или сторонников Дмитрия».

1 июня в Красное Село прибыли посланники Лжедмитрия – Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. С их появлением в селе вспыхнуло давно уже назревавшее восстание. Вооруженные красносельцы двинулись в столицу, где к ним присоединились москвичи. Разъяренная толпа, уничтожив стражу, через Китай‑город проникла на Красную площадь. Стрельцы, высланные Годуновыми, были перебиты. Гаврила Пушкин с Лобного места прочитал «прелестные грамоты» самозванца, в которых он обещал многие милости всем москвичам – от бояр до черного люда.

Годуновы могли укрыться за надежными стенами Кремля, к чему нередко прибегал Борис, и это спасало ему жизнь. Но среди приближенных царского семейства нашлись изменники, которые в нужный момент открыли крепостные ворота. Выйдя к народу, бояре агитировали его против Федора Борисовича. Богдан Бельский, когда‑то опекавший царевича Дмитрия, публично поклялся в том, что лично спас царевича от руки убийцы. Эти слова окончательно рассеяли сомнения толпы, которая ворвалась в Кремль и начала громить дворы состоятельных людей и торговцев, сумевших неплохо нажиться на голоде.

Богдан Бельский водворился в Кремле, чтобы править от имени самозванца. Но Отрепьев опасался этого человека. Поскольку свергнутая царица была сестрой Бельского, Отрепьев не мог поручить ему казнь семейства Бориса Годунова. Поэтому место Бельского вскоре занял присланный Отрепьевым боярин Василий Голицын.

Лжедмитрий не решался въехать в Москву, пока не были устранены все препятствия. Он приказал арестовать патриарха Иова якобы за преданность Годуновым и с позором сослать его в удаленный от столицы монастырь. На самом же деле самозванец опасался, что патриарх, прекрасно знавший его в прошлом, разоблачит его обман.

После низложения патриарха Голицын в сопровождении стрельцов явился на подворье Годуновых и велел задушить Федора Борисовича и его мать. Вместе с трупом Бориса, который был извлечен из Архангельского собора, их похоронили на заброшенном кладбище.

Расчистив себе дорогу, Лжедмитрий въехал в Москву. Произошло это 20 июля. Через несколько дней был раскрыт заговор бояр против него. Выяснилось, что Василий Шуйский распространял среди жителей столицы слухи о том, что новый царь является самозванцем. Лжедмитрий отдал его на суд собора, который состоял из духовенства, бояр и простых людей. Собор приговорил Шуйского к смертной казни, которую Лжедмитрий заменил ссылкой в галицкие пригороды, куда он было и отправился вместе с двумя братьями. Но до места назначения заговорщики доехать не успели, поскольку узнали о милостивом прощении со стороны государя. Шуйские не только вернулись в Москву, но и получили обратно боярство и имения, за что, правда, впоследствии отплатили черной неблагодарностью.

После низложения Иова патриархом в Москве стал архиепископ Рязанский, грек Игнатий. Он и венчал на царство Лжедмитрия 21 июля. Новоиспеченный государь отличался энергичностью, неограниченными способностями и широкими реформаторскими замыслами. Так, князь Хворостинин говорил о нем: «Остротою смысла и учением книжным себе давно искусив».

Лжедмитрий ввел в думу представителей высшего духовенства, учредил новые чины в подражание полякам: мечника, подчашия и подскарбия. Он принял титул императора, увеличил в два раза жалованье служилым людям, запретил записи в наследственное холопство. Лжедмитрий приближал к себе иноземцев, добивался свободного выезда своих подданных для получения образования в Западную Европу. Из всех замыслов самозванца самым грандиозным представлялось создание союза против Турции, в который должны были войти Германия, Франция, Польша, Венеция и Московское государство. На достижение этой цели были направлены дипломатические переговоры, которые Лжедмитрий вел с папой и Польшей.

Папа, иезуиты и Сигизмунд вынуждены были навсегда похоронить свою мечту о том, чтобы превратить Лжедмитрия в покорное орудие своей политики. Он держался независимо и не собирался выполнять условия, о которых он договаривался с поляками до выступления на русские земли. О том, чтобы ввести на Руси католичество, не могло быть и речи, а за обещанные земли Лжедмитрий предложил полякам денежную компенсацию.

В конце концов все щекотливые вопросы с поляками были улажены, и 10 ноября 1605 года в Кракове состоялось обручение Лжедмитрия с Мариной Мнишек. Их брак был заключен в Москве 8 мая 1606 года.

Лжедмитрию удавалось еще сохранять популярность среди жителей столицы, но прибывшие в Москву в свите Мнишек иноземцы вызывали в народе все большее раздражение. Шляхтичи не переставали хвастаться, что посадили на московский престол своего царя. Среди иноземцев преобладали украинцы, белорусы и литовцы, поляков же практически не было. Но их обычаи, поведение и наряды отличались от московских и уже только поэтому вызывали неприязнь. Больше всего негодовали москвичи из‑за салютов из огнестрельного оружия, которые чуть ли не каждый день устраивали шляхтичи и их слуги.

Василий Шуйский

Недовольством народа решил воспользоваться некогда помилованный Лжедмитрием Василий Шуйский. В ночь с 16 на 17 мая он поднял против самозванца бояр, которые прибегли к обману. Они ударили в набат и объявили сбежавшемуся на его звук народу о том, что ляхи бьют царя. Толпы народа вступили в схватку с поляками, а бояре тем временем беспрепятственно проникли в Кремль.

Лжедмитрий, который ночевал в покоях царицы, направился к своему дворцу, чтобы посмотреть, что там происходит. Самозванец увидел бояр и сразу же все понял. Накануне вечером Шуйский отпустил 70 человек из 100 немцев, составлявших охрану царя, оставшиеся же не смогли оказать сопротивления боярам и сдались. Лжедмитрий бросился к окну и попытался спуститься вниз по лесам, устроенным для иллюминации, но упал и повредил ногу. Эта досадная неудача не позволила ему бежать из Кремля. Отрепьев пытался защищаться, однако силы были явно неравными, поэтому он бежал к стрельцам, но последние, запуганные угрозами бояр, выдали его людям Шуйского. Последние не замедлили с казнью самозванца. Валуев убил Лжедмитрия выстрелом в голову.

В тот же день народу сообщили о том, что царь оказался самозванцем. Тогда провели и всенародную казнь лжецаря. Тело Лжедмитрия было сожжено, а его прахом зарядили пушку и выстрелили в сторону Польши, «в ту сторону, откуда он пришел».

Тушинский вор (Лжедмитрий II)

В середине 1607 года в Стародубе объявился Лжедмитрий II – личность, абсолютно неподходящая для трона. Польский ротмистр Самуэль Маскевич характеризовал его так: «Мужик грубый, обычаев гадких, в разговоре сквернословный». Происхождение этого человека покрыто мраком неизвестности. Одни историки утверждают, что он был учителем из белорусского городка Шклова, другие считают его поповичем, третьи – крещеным евреем. Некоторые исследователи связывают его появление с желанием польских панов посеять смуту в Московском государстве.

Самозванец, следуя совету агента Мнишек, Меховицкого, поначалу не решился объявить себя царем. Он назвался московским боярином Нагим и начал распространять в Стародубе слухи о том, что царевич Дмитрий остался в живых. Когда же стародубцы подвергли Лжедмитрия пытке вместе с его пособником, подьячим Алексеем Рукиным, последний признался, что боярин, называющий себя Нагим, и есть настоящий Дмитрий. После этих слов самозванец принял грозный вид и закричал: «Ах вы сякие дети, я государь!» Стародубцы тут же с причитаниями пали перед ним ниц: «Виноваты, государь, не узнали тебя; помилуй нас. Рады служить тебе и живот свой положить за тебя».

Самозванца освободили и окружили всяческими почестями. К нему присоединились Заруцкий и Меховицкий с польско‑русским отрядом и несколько тысяч северцев. Встав во главе этого войска, Лжедмитрий II захватил города Карачев, Брянск и Козельск. В Орле к его отряду присоединилось подкрепление из Польши, Литвы и Запорожья.

В мае 1608 года войска самозванца, которыми командовал украинский князь Роман Ружинский, приведший тысячи добровольцев, завербованных в Речи Посполитой, одержали победу над Василием Шуйским под Волховом. Спустя некоторое время самозванец приблизился к Москве. Войско Лжедмитрия II остановилось в 12 км от столицы, в Тушине (ныне в черте Москвы), отчего впоследствии он и получил прозвище Тушинский вор.

Лжедмитрий II

Почти полтора года длился тушинский период Смутного времени. Войско самозванца состояло из польских, украинских, белорусских и русских авантюристов. Присоединились к нему также и представители знати, которые были противниками Василия Шуйского. Лжедмитрий привлекал на свою сторону народ, обещая взамен щедрую награду – земли бояр‑изменников, он позволил даже насильно брать себе в жены боярских дочерей.

Лагерь самозванца превратился в укрепленный город. В состав его войска входили 7000 польских воинов, 10 000 казаков и несколько десятков тысяч всякого сброда.

Основной его силой было казачество, которое стремилось к установлению казачьей вольности. Один из служивших у Лжедмитрия поляков писал: «У нашего царя все делается, как по Евангелию, все равны у него на службе». Но после того как в Тушине появились родовитые люди, в лагерь самозванца проникли зависть, соперничество и споры о старшинстве. В августе 1608 года часть поляков, освобожденных по ходатайству короля Сигизмунда, присоединилась к тушинцам.

В их числе находилась Марина Мнишек, которая после уговоров Сапеги и Рожинского согласилась тайно обвенчаться со Лжедмитрием II, признав его своим мужем.

Как в столице, так и в ее окрестностях городах влияние самозванца с каждым днем все более возрастало. Ему подчинились Ярославль, Кострома, Вологда, Кашин, Муром и другие города. Однако поведение поляков и русских воров, которые образовывали шайки и, нападая на села, грабили их и издевались над людьми, вскоре вызвало бурю возмущения у русского народа, который разуверился в том, что в Тушине обосновался настоящий Дмитрий.

В конце концов положение царька пошатнулось. Один за другим стали от него отрекаться отдаленные города. Очередная попытка захвата Москвы не увенчалась успехом. Тем временем с севера вел свое наступление Скопин со шведами, в Пскове и Твери тушинцы были разбиты и обращены в бегство. Москва наконец‑то освободилась от осады.

Сигизмунд III предпринял поход под Смоленск, во время которого из войска самозванца к нему перешло большинство поляков. Лжедмитрий вынужден был переодеться в крестьянина и бежать из в укрепленную Калугу, где его встретили с почестями. Сюда же прибыла и Марина Мнишек. Избавившись от надзора польских панов, Лжедмитрий почувствовал себя намного свободнее. Ему вновь присягнули Кашира и Коломна.

24 июня 1610 года под городом Клушиным, расположенным в 150 км от Москвы, поляки во главе с коронным гетманом Станиславом Жулкевским разгромили войско Шуйского. Путь на Москву был открыт. Жулкевский наступал на столицу с запада, а самозванец двинулся с юга. Лжедмитрию удалось взять Серпухов, Боровск, Пафнутьев монастырь и дойти до самой Москвы. Марина Мнишек остановилась в Николо‑Угрешском монастыре, а самозванец – в дворцовом селе Коломенском. Обстоятельства складывались в его пользу. К тому же царский трон был свободен, потому что 17 июля Шуйского низложили и насильно постригли в монахи.

Однако и на этот раз новоявленному царьку не удалось, как его более расторопному предшественнику, захватить власть в свои руки. 17 августа Жулкевский заключил с московскими боярами договор о вступлении на российский престол сына Сигизмунда III, королевича Владислава, которому вслед за Москвой присягнули на верность многие города. В Москву был введен польский гарнизон, который отрезал самозванцу путь в Москву.

Однако Жулкевский решил уладить дела с Лжедмитрием, не прибегая к силе. Польский гетман от имени своего короля обещал самозванцу взамен за поддержку даровать город Самбор или Гродно. Но Лжедмитрий не желал соглашаться на подобные условия. Впоследствии Жулкевский записал в своих мемуарах: «Он не думал тем довольствоваться, а тем более его жена, которая, будучи женщиной амбициозной, довольно грубо бормотала: «Пусть Его Величество король уступит Его Величеству царю Краков, а царь Его Величество уступит королю Его Величеству Варшаву». Тогда Жулкевский, забыв о правилах хорошего тона, приказал арестовать царскую чету. Но не успел, потому что Марина Мнишек с царьком в сопровождении 500 казаков атамана Ивана Мартыновича Заруцкого бежали в Калугу.

Этот город явился для самозванца последним пристанищем. Лжедмитрий стал жертвой мести крещеного татарина Урусова, которого когда‑то подверг телесному наказанию.

11 декабря 1610 года полупьяный Лжедмитрий, конвоируемый толпой татар, отправился на охоту, во время которой Урусов, улучив подходящий момент, рассек своему господину саблей плечо. После этого младший брат кровавого мстителя отсек Лжедмитрию голову.

Известие о смерти царя привело к сильному волнению в Калуге. Все татары, которые оставались в городе, были перебиты донцами.

В память об отце мятежники провозгласили сына Лжедмитрия II калужским царем.