Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Прагматика нового слова и текст

 

Исследование прагматического аспекта нового слова с неизбежностью предполагает обращение к тексту. Как указывалось выше, слово воплощает в себе единство мышления и коммуникации. Однако оно лишено коммуникативной самостоятельности. Самостоятельные коммуникативные действия осуществляют только языковые единицы от предложения и выше (Schmidt, 1981, 11). «Уровни языка до предложения образуют его номинативную основу, уровень же предложения – высказывания и выше (текст) – образует его коммуникативную основу» (Колшанский, 1984, 41).

Мы понимаем текст как «относительно завершенный отрезок общения – как единицу, структурированную и организованную по определенным правилам, несущую когнитивную информационную, психологическую и социальную нагрузку общения» (Там же. С. 4). Иными словами, под текстом понимается как письменный, так и устный отрезок общения.

Анализ взаимодействия прагматики нового слова с текстом требует ответа на следующие вопросы:

1. Как взаимодействует слово с единицами более высокого порядка в прагматическом аспекте?

2. Как соотносится процесс первичного введения нового слова в текст с процессом использования в тексте уже созданного нового слова? Какова роль прагматических факторов в этих двух процессах?

3. В какой мере след времени, зафиксированный в прагматической структуре нового слова, взаимосвязан с прагматическими свойствами текста?

4. Как соотносится прагматика нового слова с тезаурусом коммуникантов и пресуппозициями общения?

5. Как происходит декодирование прагматической информации слова в контексте?

При этом проблема взаимодействия нового слова и текста должна быть рассмотрена в двух аспектах:

1) роль нового слова в процессе построения текста (единицы текста) и ввода новой информации;

2) роль текста как контекста, декодирующего прагматическую информацию в слове.

Первый аспект связан с прагматикой говорящего, второй – с прагматикой слушающего (читающего).

В данном разделе мы не ставим целью провести всесторонний анализ указанных проблем, а попытаемся лишь наметить возможные пути их решения.

Важность рассмотрения взаимодействия нового слова и текста объясняется еще и тем, что, как указывалось выше, одной из проблем прагматики является проблема ввода новой информации. Данная проблема лежит в русле когнитивного подхода к коммуникации.

Новое слово в этом плане может быть рассмотрено как стимул, побуждающий реципиента к участию в коммуникации. Введение нового слова создает интеллектуальное напряжение, посредством которого слушающий (читающий) вовлекается в совместное когнитивное пространство, то, что Ч. Пирс назвал коминтерпретантой. Речь идет об общем когнитивном пространстве широкого контекста общения. Новое слово заставляет слушающего помыслить о возможном значении слова, создает когнитивный стимул общения.

Нельзя сказать, что данный постулат противоречит принципу максимальной релевантности (см.: Sperber, 1986), в соответствии с которым человеческий когнитивный механизм стремится к получению максимального количества информации при минимальной затрате когнитивных усилий. Мы считаем, что отсутствие когнитивного напряжения в коммуникации снижает интерес коммуникативов, не способствует и не побуждает к коммуникации. Естественно, слишком высокое когнитивное напряжение тоже не способствует коммуникации. Очевидно, речь должна идти о сбалансированном интеллектуальном усилии.

Информация, вводимая новым словом, должна быть релевантной, т. е. она должна быть интегрирована с предшествующей информацией (знаниями) коммуникантов.

Полностью новая информация, которая не интегрируется со знаниями реципиента, приводит к нарушению процесса коммуникации и становится бесполезной.

Будучи лишенным коммуникативной самостоятельности, слово входит в систему прагматически обусловленных зависимостей: текст – единица текста (предложение–высказывание) – компонент единицы текста.

Рассмотрим последовательно взаимодействие нового слова сначала на уровне предложения (единицы текста), затем на уровне дискурса.

В целом для нового слова в предложении характерна информативно-сильная позиция. Преимущественно речь идет об анафоре, и это неслучайно. Именно анафорическая позиция нового слова создает условия, обеспечивающие релевантность новой информации, которую несет неологизм, так как сначала в предложение вводится информация, подготавливающая читающего (слушающего) к восприятию неологизма. И только затем вводится новое слово. Например:

In fact, no one knows for sure how many tweeners there are nationwide. But several exports put the number at around 15 million – less than the 20-million well-educated young managers and professionals which Whitehead describes as bright-collar workers, and more than the estimated 4 million yuppies shopping madly at Ballock’s and Bloomingdale’s (Los Angeles Times. 1988. Part 6. January 24. Р. 1).

Предложение организовано таким образом, что само новое слово воспроизводит предшествующую расчлененную информацию в виде единого наименования.

Противоположная форма организации высказывания с неологизмом – катафора. Выступая в катафорической функции, новое слово относится ко всему последующему высказыванию, предвосхищая и аккумулируя в своей смысловой структуре все, что будет сказано далее.

Иногда, особенно при вводе новых терминов, предложение с неологизмом в категорической функции напоминает словарную дефиницию. Например:

In the US “American Adventure” display, Disney artists pull out the stops and demonstrate their latest in audie-animatrons, life-size human figures that talk and move. Ben Franklin even walks up a stairway. He and Mark Twain lead в performance by 35 other figures from America's history (The Christian Science Monitor. 1982. July. 21. Р. 3).

При этом в первичном материнском контексте, соотносящемся с Immediate Interpretant, новое слово может занимать как анафорическую, так и катафорическую позицию. При повторном введении слова в текст катафора менее характерна.

При введении нового слова в текст существенная роль, помимо когнитивных моментов, принадлежит и психологическим параметрам.

Речь идет о так называемой неологической смелости человека, вводящего новую единицу, о его решительности в выборе новых языковых средств.

Французскими лексикологами было замечено, что «неологическая смелость» при введении новообразования (Сергеева, 1988) создает определенную модализацию высказывания. Модальная рамка высказывания облегчает введение новообразования, способствует его введению в речь. В этом случае происходит взаимодействие модальности нового слова с модальностью всего высказывания (предложения).

Модализация характерна для наиболее информативных, узловых моментов высказывания, особенно тех, которые сопряжены с оценочным осознанием того или иного факта действительности (ср.: Сергеева, 1988).

Модальная рамка может создаваться за счет таких модальных оборотов, как can be called, might be named. Все они несут в себе модальность сослагательного наклонения, создающего некую «условность» введения инновации. Подобная условность может создаваться и путем ввода придаточных условных типа if you want. Например:

People used to talk of mathematical certainty. That still exists, as much as it ever did, but the sciences progress by extending their domains. Gleick writes the story of a new mathematics that deals with phenomena of unpredictability; call it “chaology” if you want, the word is older than you think. The story follows the conventional pattern of visionary young and reluctant old, the clash of generations and the rise of a group of strikingly gifted mathematicians and physicists who might never have emerged into the sunlight if they had followed conventional lines (Gleick, 1987).

Неологическая смелость говорящего может стимулироваться не только созданием модальных рамок, но и путем цитирования, заключения в кавычки, использования иных типографических способов введения новых слов. Распространенность подобного способа связана со своеобразной позицией «отстранения» говорящего от того, что он произносит. Данная позиция предопределяет в какой-то мере снятие с говорящего ответственности за необычный выбор языковых средств. Например:

After a long warmup, the process of «Carterizing» the national government is now in full swing. The probable results are a fearsome workload for the federal bureaucracy and a fresh challenge to Congress’ capacity to help steer the direction of policy (David S. Broder, “The Carterization of the Federal Government”, The Washington Post. First Sect. April 10. 1977) (carterizing – процесс возвращения к политике Картера).

Еще один способ введения нового слова – введение неопределенно-личных конструкций через пассивный залог глагола (типа is now called, is named и т. д.) Например:

Other physicists, long wedded to the notion that nothing can escape from a black hole, have generally come to accept that discovery. And the stuff emitted from little black holes (and big ones too, but far more slowly) is now called Hawking radiation (Time. 1988. February 8. Р. 58).

Как указывалось выше, прагматика нового слова отличается от прагматики традиционной лексической единицы тем, что в прагматическом значении инновации отражается след времени, содержится временная коннотация новизны. Это создает внутреннюю рематичность новообразований. Будучи онтологически рематичными, они, как правило, входят в состав ремы или в рематичные сегменты высказывания (преимущественно автосемантичные). Семантической автосемантией, вслед за Г.А. Вейхманом, мы считаем отсутствие, а синсемантией – наличие у сегмента обязательных внешних синтаксических, в том числе лексико-синтаксических и интонационных, связей (Вейхман, 1977, 65). В пределах автосемантического сегмента «напряжение» возникает и ликвидируется.

В процессе построения высказывания внутренняя прагматика слова, как правило, не отражается эксплицитно, а присутствует имплицитно и обеспечивает правильное, удовлетворительное общение. Это прежде всего относится к прагматическим импликациональным компонентам. Особую роль в организации высказывания играют лексические единицы с прагматическими компонентами, закодированными в эмоционале значения, слова с «запрограммированным» эмоционально-экспрессивнным эффектом (т. е. предикатные знаки, прагмемы). Исходя из того, что оценка – это выводное новое знание (Найдов, 1977), новые предикатные ЛСВ представляют собой слой новой лексики, отличающейся исключительно высокой степенью внутренней рематичности.

Как указывалось выше, данный тип слов в большей мере прагматически маркирован, чем все другие типы; соответственно, данные единицы требуют большего знания об ограничениях на их употребление.

Попробуем проследить связь внутренней прагматики новых предикатных ЛСВ с актуальным членением предложения и соотнести эту связь с функционально-грамматической структурой предложения.

Для новых оценочных ЛСВ, входящих в рематичные сегменты высказывания, естественной является прежде всего предикативная позиция. Например52:

But, except for the big hits, the newer kinds of movies dont' satisfy anybody... all the films released this summer have been box-office bummers (bummer – a disappointment).

It's a gas: to ride the busses, see all the mountains and the jack rabbits and road runners (a gas – great joy, delight).

The Projector (a play) was a marvelous hoot, it was a very elaborate parody but everybody thought it was a real thing. Life is a hoot (hoot – smth. hilariously funny).

He (Bob Refelson, a film director) and his partner Bert Schneider put together the Monees and their television program. It was a shuck, but beautiful at it’s own level (shuck – fake, bluff).

I was the very model of a well-adjusted old fink, spending my working hours selling out and my leasure time up against the wall (fink – any contemtible person).

All men are brothers, and if you don't give, you're a kind of fink.

Одной из разновидностей рематичных сегментов высказывания являются вторично-предикативные конструкции. Как позволяет судить наш материал, из всего многообразия вторично-предикативных структур прагматические ЛСВ преимущественно предпочитают объективно-предикативные. Например:

Не (Theophile Gautier) thought the cathedral (of Valencia) a big yawn after the marvels of Burgos and Seville and, like Swinburne he was sickened by the ornamentation of the other churches. Cp.: I found the theatre a groove and a gas.

В подобных предложениях существуют два предикативных центра, создаются отношения полипредикативности, принципиальная возможность которой отмечалась в работах Н.Ю. Шведовой и Г.А. Золотовой.

Анализ функционирования прагматических ЛСВ в составе данных конструкций подтвердил существующее противоречие между их формально-синтаксической функцией и коммуникативной нагрузкой. Роль синтаксически доминирующего играет первый предикативный центр (I thought, I found). Однако с коммуникативной точки зрения доминирующим является второй центр, так как он является носителем основной информации. Это объясняется тем, что степень коммуникативного динамизма (КД) вторичного предиката (прагматически маркированного ЛСВ) выше степени КД первичного предиката (глагола). Так, в приведенных выше примерах важным, новым является не действие, выраженное глаголом, а тот признак, свойства, качества, которые обнаруживаются в предмете посредством этого действия; gas, groove предицируют предмету (the theatre) свойство вызывать положительные эмоции; yawn предицирует предмету свойство вызывать скуку. Именно данные прагмемы задают общий прагматический эффект высказывания.

Для прагматических ЛСВ естественными являются и полупредикативные позиции. Речь идет прежде всего о приложении и определении. Как известно, определительные связи представляют собой свернутые предикативные связи и находятся в прямом соответствии с понятием полупредикативности (Виноградов, 1955б, 155) . Определение – это погашенное сказуемое в одном случае и более или менее приглушенное – в другом.

В качестве прагматической аномалии новых прагматически маркированных ЛСВ может выступать их функционирование в позиции подлежащего. В целом эта позиция является нетипичной для новых предикатных знаков. Как известно, за подлежащим в общем случае грамматически закреплена функция темы сообщения (Матезиус, 1967, 444).

Каким же образом разрешается противоречие между внутренней рематичностью новых оценочных ЛCB и тематической функцией подлежащего? Прежде всего это выражается в том, что в позиции подлежащего оценочные прагмемы, как правило, употребляются с указательными и притяжательными местоимениями или определенным артиклем, которые частично десемантизируются, несколько приглушают свои дейктические компоненты и приобретают дополнительные эмфатические компоненты. Например:

That big hang-up for drivers caught in traffic line ups – the overheated engine – could soon become the thing of the past (hang-up – anything frustrating or depressing).

Частично сохранив свое основное дейктическое значение, местоимение указывает на предшествующее упоминание в высказывании. Но при этом, как правило, оно выполняет функцию «мнимой» отсылки (по отношению к референтам, реально не упоминавшимся ранее) (Арутюнова, 1976, 349).

Предложениям этого типа как бы предшествует некоторое имплицитное утверждение. Например:

That problem – the overheated engine – is a big hang up. It soon can become a thing of the past.

В высказывании наличествует пресуппозитивная предикация (Там же. С. 341). Прагмена hang up дает оценку референту и тем самым актуализирует закодированное в эмоционале прагматическое намерение автора. Иными словами, даже занимая позицию подлежащего, новые предикативные ЛСВ (эмоциональные прагмемы) существительных коррелируют с прагматическим центром высказывания. Именно новая прагмема несет в себе основной заряд эмоционального воздействия на адресанта-читателя. Новый предикатный ЛСВ передает основной пафос высказывания и тем самым участвует в формировании его прагматического акцента.

Далее новое слово вступает во взаимодействие с прагматическими свойствами текста, одним из которых является его новизна. На уровне языковых и мыслительных категорий новизна текста соотносится с его читабельностью. На уровне деятельностной категории новизна соотносится с ценностью текста. Текст, не несущий новой информации, ценным быть не может. Однако не всякий текст, обладающий новизной, имеет ценность. Информация, почерпнутая из текста, содержащего новые слова, позволяет реципиенту изменить свой тезаурус личности, начиная от расширения (включение новых элементов в некоторые файлы-подмножества) до более или менее значительного переструктурирования, т. е. изменения состава и структуры файлов некоторого фрагмента тезауруса личности (Каменская, 1987, 78).

Известно, что тезаурус коммуникантов, который должен рассматриваться как часть культурной и научной компетентности коммуникантов, воплощается в пресуппозициях общения (Колшанский, 1984, 25). Известно также, что социальные статусы коммуникантов, их личности представлены в коммуникативном акте как категории пресуппозиции. Исходя из этого, прагматическая информация в слове может рассматриваться как закодированные пресуппозиции акта коммуникации.

Для декодирования прагматических компонентов значения слова в тексте необходим тот тип контекста, который мы определили в первой главе как дейктический.

Именно в пределах дейктического контекста происходит переход в употреблении и восприятии слова с уровня значения на уровень смысла, в частности прагматического. Осознание этого смысла адресатом квалифицируется как понимание высказывания. Сигналы для выявления прагматики слова могут выходить за рамки вербальной репрезентации. В этом случае необходимо обращение к культурному контексту, т. е. к контексту, основывающемуся на фоновых знаниях. Очевидно, существует определенная корреляция между типом прагматической информации в слове и типом контекстуальных сигналов, декодирующих эту информацию.

Для декодирования пресуппозиции профессионального статуса, локализующейся в интенсионале словозначения, как правило, достаточно вербальных сигналов дейктического контекста. Например:

A toss is no funny business, and the risks for a cop are enormous at all times, and for this reason he has mastered some techniques (toss – US sl. – a search for narcotics).

В качестве контекстуального сигнала, декодирующего прагматику нового значения слова, выступает слово сор. Для декодирования прагматических компонентов эмоционала также достаточно вербальных сигналов. Для реализации новой эмоциональной прагматики, кодирующей тональность ситуации, например неофициальную, в прагматическом контексте необходимо наличие традиционной разговорной лексики. Например:

Не thinks if I write about him, it’s jolly, jolly good. And if I don't It's a piece of badly written drag.

Слово jolly, употребление которого традиционно ограничено рамками неформального общения, служит сигналом, активизирующим новую эмоциональную прагматику слова drag (а именно неофициальную тональность), которая вместе с тем коррелирует с отрицательным эффектом всего высказывания.

Зачастую слово кодирует в себе сразу два параметра, два вида пресуппозиции. Например, bad (в значении good) кодирует пресуппозицию этноса и одновременно, по линии ситуативной вариативности, намерение похвалить.

Для адекватного восприятия этого значения в контексте должны присутствовать определенные сигналы. Рассмотрим пример:

“It was”, said the baddest heavyweight champion of the world, “like being in the middle of a rainbow knowing that at the end there's a pot of money waiting”. The irony added Larry Holms, be thought the waiting was over when he won the world boxing Council version of the title last June from Ken Norton (Time. 1980. May).

В данном примере в качестве контекстных сигналов, декодирующих прагматическое содержание слова bad, выступают такие единицы, как champion, won. Они сигнализируют о положительном значении слова, и становится ясно, что речь идет о темнокожем спортсмене, ибо, как указывалось выше, данное значение слова bad ограничено в употреблении рамками негритянского населения. Одновременно the baddest является рематическим пиком высказывания и создает общий положительный прагматический эффект высказывания. Например:

Our differences are complimentary; Bullins is a bad dude. There's no better playwrite in the American theatre today.

Здесь в качестве актуализатора новой семантики, а следовательно, и прагматики слова выступает сравнительная степень слова good. Положительный прагматический эффект достигается в данном случае комплексно – как за счет эмоциональной прагмасемантики, так и за счет актуализатора.

Особую сложность представляет декодирование импликациональной прагматики слова. Как правило, здесь недостаточно вербального контекста.

Так, для адекватного декодирования прагматики словосочетания Alf Garnett (a type of working class British man, who often reaches to social pressures in a bigoted and selfrighteous way), которое обычно употребляется представителями высшего класса с пренебрежением по отношению к рабочему, недостаточно вербального контекста. Например:

Beneath that vecer, presumably, lie dark and hideous passions Lord Hunt worries that “Alf Garnetts” may become the decisive voice in our society.

В приведенном контексте слово lord может лишь приблизительно указывать на употребление данного слова представителями высших кругов по отношению к рабочим, а глагол worries лишь частично эксплицирует их негативное отношение к нижестоящему на социальной лестнице.

Для адекватной интерпретации приведенного примера необходимы дополнительные фоновые знания, связанные с Alf Garnett – персонажем телевизионного сериала, в котором он ведет себя грубо, иногда проявляет расистские инстинкты, вызывает у представителей среднего и высшего слоев общества чувство неприязни.

Таким образом, вопрос взаимодействия прагматики нового слова с текстом требует его анализа в двух аспектах: 1) в аспекте адресанта (адекватный выбор слова в зависимости от его прагматической маркированности и правильное построение предложения (высказывания)); 2) в аспекте декодирования прагматического смысла слова со стороны адресата (понимание, интерпретация услышанного, прочитанного).

 

Семантика и прагматика новой

Эвфемистической лексики

Все наши предыдущие рассуждения были посвящены преимущественно рассмотрению того, как контекст формирует прагматику слова (внешнюю и внутреннюю).

В данном разделе мы обратимся к анализу того, как слово, несущее в себе прагматический заряд, участвует в создании определенного перлокутивного эффекта высказывания. Иными словами, мы сконцентрируемся на конечном звене прагматической цепи: выбор–употребление–воздействие. Эвфемизмы представляют благодатный материал для подтверждения нашего основного постулата о взаимозависимости семантики и прагматики. Таким образом, вторая цель данного раздела – осветить ту сторону взаимодействия семантики и прагматики слова, которая строится оппозицией смысл–сила. Так, в понимании Дж. Лича семантика подразумевает смысл, прагматика – силу (воздействующую). С одной стороны, сила включает смысл, с другой – она сама прагматически производна от смысла. Напомним в связи с этим рассуждения Лосева о слове как о коммуникативном заряде (Лосев, 1990), а заряд всегда предполагает воздействие.

В разделе ставится еще одна цель – проанализировать, какие прагматические принципы (максимы) лежат в основе употребления эвфемизмов. Очевидно, любое адекватно выбранное и употребленное слово всегда будет иметь желаемый эффект воздействия, но есть в языкe группа слов, прагматический заряд которых однозначно преследует цель оказать положительный перлокутивный эффект в тех случаях, когда с точки зрения семантики, т. е. референтной соотнесенности, следовало бы ожидать отрицательного эффекта. Такими словами являются эвфемизмы.

Эвфемизмы (антифразия) – троп, состоящий в непрямом, прикрытом, вежливом, смягчающем обозначении какого-либо предмета или явления (Ахманова, 1968, 521). Слова данной группы представляют собой случай противоречия между двумя блоками значения: семантическим и прагматическим, т. е. противоречия между отрицательной экстенсиональной семантикой слова и положительным прагматическим зарядом эмоционала имени.

Как указывалось выше, эвфемизм возникает по ряду прагматических причин (вежливость, деликатность, щепетильность, благопристойность, стремление завуалировать негативную сущность отдельных явлений действительности).

Как отмечалось выше, основная масса эвфемизмов, по нашему мнению, появляется в языке в соответствии с Максимой Такта (в системе Лича) и с принципом дружелюбия (в системе Р. Лакофф). В то же время эвфемизмы можно рассматривать как единицы языка, появляющиеся в результате нарушения Максимы Качества, ибо они не отвечают условиям истинности и не сообщают правду о денотате. Нарушение данной максимы является естественным для разговора образованных людей, так как при ведении разговора коммуниканты стараются избегать прямоты в целях придания светскости общению. Естественно, разные культуры характеризуются различной степенью «прямоты» выражений.

В разных культурах ориентация на предотвращение возможных неприятных эмоций у собеседника будет различна. Так, например, в японской культуре, по мнению А. Вежбицкой, взаимозависимость – это более высокая ценность, чем автономность (Вежбицка, 1990, 71). Мы абсолютно согласны с А. Вежбицкой в том, что в японской культуре высоко ценится умение тщательно прогнозировать последствия своих действий, так что ее можно назвать «культурой взвешенной оценки» (Вежбицка, 1990, 74). Но мы не можем согласиться с Вежбицкой в том, что эти характеристики отсутствуют в англо-американской культуре. При всей ориентации последней на самоутверждение и личную независимость в образованных кругах англо-американского общества также присутствует стремление прогнозировать последствия своих действий. А такая черта английского речевого этикета, как непрямые способы выражения просьбы, упрека, совета, является классическим примером ориентации на предотвращение возможных неприятных эмоций у другого. Особенно ярко это проявляется в сравнении с русским речевым этикетом, где принята большая прямота выражения. И это отражается в меньшем количестве эвфемизмов в русском языке.

Неверно было бы утверждать, что все эвфемизмы создаются в соответствии с Принципом Вежливости. Как правило, этот принцип лежит в основе тех эвфемистических единиц, которые смягчают различные виды дискриминации, например возрастную. С тем, чтобы не обидеть людей почтенного возраста, в языке последних десятилетий появилось слово middlescence (период жизни от 40 до 65 лет) по аналогии с adolescence. Период жизни с 65 лет и далее принято называть third age. На официальных табличках в транспорте, в объявлениях, в музеях и местах общественного пользования широко употребляется эвфемизм senior citizen.

В ситуациях неформального общения широко употребляется golden ager по отношению к человеку пожилого возраста, находящегося на пенсии (ср.: silver ager – человек среднего возраста).

С точки зрения прагматики заслуживает внимания реакция людей преклонного возраста на данные эвфемизмы. Так, в одном из журналов был помещен сатирический ответ пожилого человека, обращенный к работникам средств массовой информации: “Call me Gramps, call me an old fogy – call me anything except a senior citizen” (Safire, 1984, 174).

Аналогичную отрицательную реакцию вызвал у людей пожилого возраста эвфемизм geezer. В XIX в. эта диалектная форма от guiser (one dressed in the guise of a mummer) имела значение old person, particularly a woman; с годами у слова появились коннотации эксцентричности (которые впоследствии частично утратились), и оно, изменив свою прагматику по параметру пола, стало употребляться по отношению к мужчинам. Данная единица часто употребляется в словосочетании geezer power по аналогии с gray power (the power of the elderly to assert their rights), которое, в свою очередь, появилось в 70-х годах по образцу black power (power of the black people). Ср.: Gray Panther (a member of an organization promoting the interests of elderly in America).

Обычно эвфемизмы анализируют с точки зрения человека, употребляющего данный тип знака, в аспекте прагматики говорящего. Естественно, человек, употребляющий эвфемизм, рассчитывает на однозначный положительный перлокутивный эффект высказывания, в котором он употреблен. Однако, как показывает опрос информантов, в группе 56–70 лет «возрастные» эвфемизмы не всегда однозначно вызывают положительную реакцию слушающего. Иными словами, попытка обратиться к рассмотрению эвфемизма в аспекте прагматики слушающего показала, что перлокутивный эффект высказываний с эвфемизмами зависит от факторов двух порядков: 1) от чисто прагматических факторов, т. е. от факторов внешней прагматики, 2) от факторов внутренней прагматики слова и его семантики. Прагматические факторы определяют то, в каком типе дискурса по отношению к кому употребляется эвфемизм: если ориентация на «он – мир», т. е. в разговоре о третьем лице, эвфемизм будет иметь положительный эффект; при ориентации на «ты – мир» (в непосредственном обращении к лицу, по отношению к которому употребляется эвфемизм) возможны два варианта перлокутивного эффекта – как положительного, так и отрицательного. Очевидно, в случае отрицательной реакции говорящего вступает в силу Принцип Иронии (по Дж. Личу), о котором мы упоминали выше. Принцип этот не обязательно соблюдается говорящим. Он может быть, использован и слушающим. Иными словами, отрицательная реакция коммуниканта, воспринимающего эвфемизм, может быть объяснена односторонней работой Принципа Иронии.

В аспекте внутренней прагматики необходимо различать моновалентные и амбивалентные эвфемизмы. Моновалентные единицы, например Gray Panther и Gray Power, несут положительную оценку независимо от того, кто употребляет и кто воспринимает эти единицы, пожилой или молодой человек. Амбивалентные единицы зависят от социума: с позиций «внутри группы», т. е. с точки зрения пожилых людей, слово несет отрицательные коннотации, с позиции «вне группы» слово либо нейтрально, либо положительно, например geezer power. Очевидно, отрицательная реакция на этот эвфемизм пожилых людей связана с прагматикой слова geezer, которое несет в себе ироничную оценку и разговорную стилистическую маркированность.

Проиллюстрируем сказанное отрывками из писем пожилых людей, присланных в редакцию журнала «The New York times magazine»:

I resent being referred to by a punk as an old geezer. Don’t get on my way.

Или: If I choose to join groups which will help me collect what I have assumed to be due me for the last forty-five years, I do not wish to be considered part of geezer power.

С позиции человека, еще не причисляющего себя к пожилому возрасту, слово может нести не только нейтральные, но и положительные коннотации. Например: I like the word a geezer. Таким образом, при изучении эвфемизмов особенно важен учет не только прагматики говорящего, т. е. его намерения, но и прагматики воспринимающего.

Приведенные выше новые единицы прагматически отличаются друг от друга и в аспекте ситуативной вариативности. Geezer Power употребляется в ситуациях неформального общения, в то время как Gray Panther, Gray Power ограничены рамками официальных ситуаций, в том числе и заседаниями Конгресса. Например: Consider the gray power reflected in the congressional bill banning mandatory retirement at sixty-five (Washington Post. 1981. 6 May).

Ср.: Associations are being spawned in great profusion by the age movement today. They range from cultural and political and economic organizations of high sophistication to basement centers where “senior citizensˮ in rocking chairs listen to Law-pe Welk and make macaroni jewelry. The Gray Panthers rage against those places as “geriatric playpens” (The Harper's. 1980. June).

Для смягчения имущественной дискриминации появилось слово disadvantaged (для обозначения бедных).

Принцип Вежливости лежит в основе образования новых эвфемизмов, скрывающих физические или умственные недостатки (cripple заменяется на handicapped). Так, умственно отсталых людей называют learning disable, special (слово retarded, которое в данный период является прямой номинацией, в свое время было эвфемизмом для slow и backward), отстающих студентов underachievers; людей, страдающих частичной потерей слуха, – hearing impaired; людей, страдающих речевыми расстройствами, называют speech-impaired. На смену insane asylum (больница для душевнобольных) пришло mental hospital. Второй слой эвфемистической лексики включает явления смерти и суеверный страх перед какими-либо явлениями. Главный прагматический принцип, действующий в данной группе, может быть определен как принцип табуирования, Например, moonchild (человек, рожденный под созвездием Рака (21 июня – 21 июля)) заменило слово cancer, вызывающее ассоциации с болезнью; hospice, первоначально имевшее значение a guest house for the poor, the sick, etc., стало применяться по отношению к институту по уходу за умирающими людьми. Например:

From Britain has come the idea of the “hospice”, an in-patient facility specially designed for the dying: cheerful, home-like, full of plants and families (including young children). There are about thirty such places in Britain now but the idea has been slower to take root in the United States. The hospice in New Haven, for instance, has been in operation with a homecare program for more than two years (The Harper's. 1980. March).

Чтобы уменьшить страх перед смертью, католическая церковь заменила фразу extreme unction, предполагающую нахождение in extremis (на грани смерти), фразой anointing of the sick; слово penance (страх возмездия) заменено на rite of reconciliation; confessional (исповедальная) – на room of reconcilation (BDNE II, 181). Однако данная группа эвфемизмов немногочисленна в современном английском языке.

В эвфемистической лексике последних десятилетий заметно усилилась тенденция к образованию новых единиц, поднимающих престиж отдельных профессий. Так, парикмахера, как мужского, так и женского, стали называть hair stylist. Иногда применительно к людям этой профессии употребляют слово hairologist. Однако данный эвфемизм прагматически маркирован по территориальному параметру и употребляется только в американском варианте. Например:

Fancier shops now boast resident “hairologists” whose only mission is to prescribe the proper natural treatment and conditioning for fossicls.

Стюардессы и стюарды на авиалиниях (stewards, stewardesses, hostesses) стали называться flight attendants. Служащие кладбища традиционно были известны как undertakers, в последние годы их стали называть сначала morticians, а затем funeral directors. В 60-х годах сборщик мусора (a garbage collector) стал престижно называться sanitation man, а чуть позднее – sanitation engineer.

Самая большая подгруппа эвфемистической лексики – эвфемизмы, отвлекающие внимание от негативных явлений действительности (преступность, наркомания, агрессивная политика и т. д.). Например, в кругах, связанных с преступностью, появляются эвфемизмы client (a person viewed euphemistically as a subject of regulation by a government agency or public authority); adjustment center (a part of a prison where intractable and often mentally deranged inmates are kept in solitary confinement); correctional facilities (a prison); correctional officer (a prison guard); community home (a reform school); godfather, don (the head of Mafia family).

Все новые эвфемизмы этой сферы ограничены в употреблении по территориальному параметру рамками США, за исключением community home, который употребляется исключительно на Британских островах. Данный эвфемизм в 70-х годах заменил существовавший ранее approved school, который, в свою очередь, в 30-е годы пришел на смену reformatory. Например:

One of the most contraversial innovations of the 1969 Act was the care order under wich the local authority can put children into community homes.

В сфере политики для прикрытия агрессивных военных действий используются эвфемизмы: trouble/the troubles (the riots, bombing, and continued violence in Northern Ireland during the 70s); protective reaction (a bombing raid on an enemy target conducted in self-defence or retaliation, but about which there's nothing protective or defensive); surgical strike (a swift military attact, especially a limited air attack); device (a bomb). Три последние единицы возникли в языке во время войны во Вьетнаме.

Для смягчения неприглядной деятельности секретных служб используются эвфемизмы: to destabilize (to render a foreign government unstable or incapable of functioning); family jewels (sl shameful secrets; skeleton in the closet, applied to various underhanded activities or operations).

Для обозначения бездомных в американском варианте в 70-х годах появилось словосочетание shopping-bag lady (a vagrant, homeless and often elderly woman who roams a city carrying her possessions in a shopping bag or bags). В американском варианте существует еще один эвфемизм для обозначения бездомных – street person, однако его употребление ограничено скорее ситуациями официального общения. Например:

An elderly man who roamed the streets with a shopping cart full of tin cans and bottles was beaten to death by another «street person» as hundres of vagrants wating for hot meal looked on (Washington Post. 1983. 6 April).

B 80-х годах появился еще один стилистический эвфемизм, дополняющий синонимический ряд, обозначающий бездомных. Речь идет о сленговом слове skell. Skell является усечением от skkellum (a rascal or thief). Слово созвучно skelder (to beg on the streets), впервые использованное в печати Беном Джонсом в 1599 г. после выхода из тюрьмы, где он отбывал срок за убийство человека на дуэли. Возможно, это слово было заимствовано им из тюремного арго. Например:

While some New Yorkers seldom use the subway, others live there. The police call such people “skells” and are seldom harsh with them (The New York Times. 1982. 10 May).

Для смягчения различий в уровнях экономического развития стран и отдельных регионов употребляется эвфемизм Fourth World (the world's poorest and most underdeveloped countries in Africa, Asia and Latin America).

Употребление эвфемизмов в области политики направлено на достижение прессой положительного пропагандистского эффекта. Любой индивидуальный акт высказывания в прессе содержит некоторый субъективно-оценочный момент, характеризующийся интенциональностью, преднамеренностью выбора средств выражения, прогнозированием прагматического эффекта высказывания.

Что же служит семантической базой для создания желаемого этического эффекта высказывания?

С точки зрения семантики в основе образования эвфемизмов лежит завышение имени по сравне

Последнее изменение этой страницы: 2016-06-10

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...