К вопросу о когнитивной антропологии88

Данная статья была вдохновлена идеями В.A. Виноградова о языковых форматах культуры как знания.

Работы В.А. Виноградова внесли значительный вклад в развитие отечественной когнитивной антропологии. Так, В.А. Виноградов пишет о том, что «общая культура, имеющая мозаичную структуру, состоит из иерархически неравноправных субкультур, которые образуют вертикальную иерархию, причем эта вертикальная иерархическая структура образует несколько когнитивных горизонтов, все более расширяющихся по мере того, как мы переходим от более простых к более сложным типам субкультур. Чтобы стать объектом исследования, объектом когниции, данная субкультура должна рассматриваться с точки зрения более высокой субкультуры. Чем ниже субкультура, тем меньше ее возможность самоизучения. Это объясняется ограниченностью ее когнитивного потенциала и отсутствием метаязыка, способного сформировать дескриптивные фреймы исследования» (Виноградов, 2008).

Когнитивная антропология занимается изучением концептуальных систем через лингвистические выражения (репрезентации) в различных языках и в различных культурных контекстах. Предшественниками когнитивной антропологии являются лингвисты, сформировавшие антропологический подход к изучению взаимоотношений между языком и мышлением в различных культурных контекстах. К ним относятся представители американской антропологической лингвистики, такие как Боас Сепир, Уорф, а также французские структуралисты Херц, Мос, Леви-Брюль и Леви-Строс. В рамках когнитивной антропологии выделяется несколько школ. Подробный обзор различных направлений и интеллектуальных основ когнитивной антропологии дается в работах Кассона (Casson, 1981, 1983). Даугерти (Dougherty, 1985), Левинсона (Levinson, 1995), Д’Андрад (D’Andrade, 1995), Фоли (Foley, 1997), Дюранти (Duranti, 1997).

Таким образом, когнитивная антропология зародилась в конце 1950-х годов в США в рамках американской антропологии. Главный постулат когнитивной антропологии заключается в отходе от понимания культуры как комплекса поведенческих моделей и артефактов к пониманию культуры как системы знаний элементарных репрезентаций, т. е. как внутренней концептуальной системы. Знание воспринималось как набор пропозиций. Основная цель когнитивной антропологии заключалась в том, чтобы определить принципы, которые лежат в основе организации знаний о культуре в когнитивной системе человека, и установить степень их универсальности. Предпочтительным методом анализа такого знания являлся лингвистический анализ, в особенности методы формальной структурной семантики. Основная стратегия заключалась в определении таксономической структуры категоризации посредством семантического анализа, который позже развился в прототипическую семантику.

Когнитивная антропологическая проблематика, первоначально сформулированная Гуденоу, Лаунсбери, Флейком, Уолосом, Конклином, Ромни и Д’Андрадом, потеряла влияние на антропологию в целом в начале 70-х годов. Это было связано прежде всего с ограниченным числом исследований, которые заключались в изучении определенных доменов, в основном терминов родства в работах Лаунсбери (Lounsbury, 1964, 1965, 1971), Гуденоу (Goodenough, 1965), цветообозначения – в трудах Конклина (Conklin, 1955), Берлина (Berlin, 1969) и этнобиологических классификаций (Berlin, 1973, 1974, 1992).

Исследования в двух последних областях успешно продолжаются и сегодня. Однако основной акцент делается не на внутренних принципах мыслительных процессов, а на их функционировании. Иными словами, когнитивная антропология выходит за рамки чисто когнитивной парадигмы и переходит в когнитивно-дискурсивную парадигму (Кубрякова, 1997).

Работы по этнобиологии вышли за рамки чисто биологических таксономий и посвящаются изучению их связей с экологией и культурой (Hunn, 1985; Atran, 1990). Необходимо также отметить работы Д’Андрада, посвященные анализу терминов эмоций (D’Andrade, 1995), в которых доказывается универсальный характер эмоциональных концептов в различных языках и культурах путем использования методики многомерных оценочных шкал.

Когнитивная антропология подверглась критике со стороны ученых, которые возражали против лингвистического подхода к культуре и предлагали вернуться к традиционным темам антропологии, связанным с экономическими и политическими проблемами общества (Harris, 1968).

Начиная с 80-х годов одним из плодотворных направлений когнитивной антропологии стало изучение культурологических моделей (cultural models), разрабатываемых Квином (Quinn, 1997), Кассоном (Casson, 1981, 1983), Д’Андрадом (D’Andrade, 1995), Келлер (Keller, 1996) и Браун (Brown, 2006). Работы в данной области являются попыткой противостоять принятым постулатам о том, что когниция определяется исключительно путем лингвистического анализа и что культурологические знания представляют собой набор пропозиций. Культурологические модели понимаются как знание, организованное в виде схем, отражающих систему взаимосвязанных идей об определенном домене в концептуальной картине мира. Эти схемы разделяются всеми носителями определенной культуры.

В теории Д. Келлер схема выступает как междисциплинарное понятие, которое может использоваться как в психологии, так и в антропологии. При этом схема остается понятием открытым, значение которого может корректироваться и дополняться (Keller, 1996).

Иначе говоря, культурные модели представляют собой культурную часть познания. Как результат его регулярной передачи от поколения к поколению культурное знание приходит в организованное состояние таким образом, что оно «соответствует» возможностям и ограничениям человеческого ума. В теории Д’Андрада когнитивная схема связывает культуру и психику человека. Проникая в психику человека в процессе его социализации, когнитивная схема направляет его действия. Когнитивная схема является бессознательным средством интерпретации событий, заставляя человека видеть внешний мир под определенным культурно-детерминированным углом зрения (D’Andrade, 1995).

Культура и субкультуры различаются в области опыта, который предлагают культурно-организованные схемы. Теория схем – это вопрос о приемлемых или неприемлемых в данной культуре способах рассуждения. Такой подход пытается представить культурное познание как сеть взаимодействующих концепций, в которых объекты имеют различную взаимосвязь с другими объектами. Одним из примеров такой системы является таксономия. Итак, культурная схема – это когнитивная структура, отражающая интерпретацию мира. Важной характеристикой схем является то, что они допускают ранг возможностей. Таким образом, имеется большое разнообразие в роде связей и отношений между линиями, среди которых присутствуют связи, дающие возможность интерпретировать нечто как объект. Схемы являются процедурным средством, которое человек использует, чтобы осуществить интерпретацию. Они не есть нечто проинтерпретированное, даже если данный результат интерпретации является типичным и встречается часто. Д’Андрад рассматривает культуру как динамическую структуру, связанную с человеческим опытом и меняющуюся вместе с изменениями этого опыта. Главное в теории схем Д’Андрада – это то, что культурные миры различных народов не тождественны. И самыми важными являются идеи о том, что когнитивные схемы связывают культуру и психологию человека. И хотя когнитивные схемы, как их трактует Д’Андрад, понятие более узкое, чем наши этнические константы, поскольку и первые и вторые являются производными от культуры, то наше поведение в обоих случаях оказывается культурно-детерминированным, причем в большинстве случаев не осознаваемым нами образом.

В 80-х годах культурологические модели были сформулированы на основе коннектионистских теорий ментальных процессов и определены как схемы, сконструированные ассоциативными цепями, построенными на основе повторяющегося опыта безотносительно к языку. Однако методы изучения этих моделей включают лингвистический анализ, в частности дискурсивный анализ интервью, и анализ того, как говорят люди об определенном домене. Наиболее глубокому исследованию подверглись домены свадебного ритуала, любви и успеха в американском обществе (Quinn, 1997).

Несмотря на методологические расхождения и теоретическое многообразие, можно говорить об общих темах в последних работах по когнитивной антропологии. Наблюдается тенденция к более интегрированным теориям соотношения мышления и культуры параллельно с тенденцией усиления роли культуры (следовательно, и культурных различий) в когниции (Bloch, 1994; Shore, 1996; Levinson, 1997a, 1977b, 1998; Brown, 2002). Культура изучается не только с точки зрения содержания и структуры значения, но и как составляющая когнитивных процессов, таких как память, мотивация, объяснение.

Еще одно направление развития когнитивной антропологии – это изучение того, как дети приобретают культурологические знания, как они влияют на их когнитивное развитие.

Наконец, можно говорить о такой тенденции, как изучение эволюции человеческого мышления через социальное взаимодействие (Byrne, 1988; Goody, 1977, 1995), а также изучение эволюции соотношения мышления и культуры (Durham, 1991).

По мнению Д’Андрада, основным достижением когнитивной антропологии является детальное описание культурных репрезентаций, т. е. репрезентаций культурологических знаний (D’Andrade, 1995).

Но как бы ни были различны отдельные направления когнитивной антропологии, их объединяет одно – сравнительный подход к изучению когниции и языка в различных культурных контекстах.

Основные разногласия между представителями различных направлений когнитивной антропологии сводятся к следующим двум оппозициям: 1) универсалии человеческой когниции vs культурно-специфические различия когнитивных систем; 2) когниция на ментальном уровне vs когниция в контексте. Первая оппозиция уходит корнями в проблему соотношения сознания и языка, впервые поставленную Аристотелем, который рассуждал об универсальности отношений между миром и сознанием и отсутствии универсальности в отношениях между сознанием и языком. В более поздние времена сторонники феноменологического подхода говорили об универсальности содержания, скрытом в любой частной культуре. Они исходили при этом либо из утверждения об универсальности структур сознания (Гуссерль), либо из постулата о психологическом единстве человечества (Юнг), либо из уверенности в наличии некоего фундаментального основания, осевой «изначальности» культуры, по отношению к которым все ее разновидности – лишь частности или шифры (Хайдеггер, Ясперс).

Этот взгляд был оспорен Гердером, предложившим антропологическое понимание культуры и заявившим, что нет ничего более ошибочного, чем употребление термина «культура» по отношению ко всем временам и народам. (В интерпретации современных социолингвистов, исходящих из данного определения культуры, каждое общество имеет свою собственную культуру, а различные подгруппы общества могут иметь свою собственную субкультуру.) Данная точка зрения характерна для многих немецких романтиков и известна каждому лингвисту благодаря работам В. фон Гумбольдта о языке как особом мировидении (ср. с термином «гений языка» у французских лингвистов). Позже эти идеи были развиты в теориях культурологов, антропологов, занимающихся анализом контактов культур, – Б. Малиновского (1935), Крёбера, Уорфа, E. Сэпира (1929). Работы этих ученых насквозь пронизаны функционализмом и тем самым заложили основы современной когнитивно-дискурсивной интерпретации культурного контекста.

В отечественной лингвистике когнитивная антропология связана с культурной психологией, корни которой восходят к именам Л. Выготского, А. Леонтьева (Леонтьев, 1965, 1979), А. Лурии. Центральным для их подхода является положение о том, что психологические процессы культурно опосредованны и контекстуально обусловленны. Л. Выготский склонен рассматривать знаки сквозь призму их посреднических свойств, а не в плане семантического анализа знаков абстрагированного от контекста использования. Таким образом, подход Л. Выготского пересекается с подходами прагматики.

Понятие «контекст» в прагмалингвистике включает различные аспекты: вербальный и невербальный, историко-культурный, психологический, социальный и др. Контекст реализуется в виде дискурса как определенной последовательности речевых актов, связанных в глобальные и локальные текстовые структуры, в виде «фонового знания о мире», организованного посредством фреймов, сценариев, хранящихся в семантической памяти индивида, и т. д. (Петров, 1987).

Как видно из всего сказанного, контекст в понимании прагмалингвистов не является понятием, соотносимым только с текстом, а служит для обозначения условий коммуникации. Именно в этом значении и будет далее употребляться этот термин.

Один из методологических принципов, о которых мы всегда должны помнить, пишет Т. ван Дейк, заключается в том, что понятие прагматического контекста является теоретической и когнитивной абстракцией разнообразных физико-биологических и прочих ситуаций (Т. ван Дейк, 1989). Необходимо отметить, что типизированный прагматический контекст является структурированным. В нем можно выделить несколько подтипов.

Мы признаем три разновидности прагматического контекста: 1) дейктический контекст, включающий в себя: а) отношения говорящего и слушающего (цели, вид речевого акта, социальный статус, общие взаимообязательства), б) дейксис речевой ситуации: я и ты, здесь и там, сейчас и тогда; 2) общий дискурсивный (текстовой) контекст – знания, разделяемые говорящими и слушающими, полученные из предшествующего текста (дискурса); 3) общекультурный контекст – общие знания о физической и культурной вселенной. Данные знания могут быть зафиксированы (закодированы) в конвенциональных нормах поведения и общения, а также в лексиконе определенного общества (Givon, 1989).

Мы полагаем, что все три вида контекста образуют иерархию, на верхней ступени которой находится общекультурный контекст. Он пронизывает как дейктический, так и дискурсивный контекст. Плодотворными представляются идеи когнитивной антропологии о том, что культура формируется посредством дискурса и проявляется через дискурс. Дискурс привлекает внимание к диалектической связи между культурой и поведением, между культурой и практикой. Именно в процессе дискурса, по мнению одного из представителей когнитивной антропологии, Л. Уайта (White, 1973, 1976), концептуальная схема (ментальный феномен), представляющая собой взаимосвязанный и осмысленный фрагмент интерпретации действительности, может проявить мотивационные свойства. Значению как ментальному комплексу соответствует символ как элемент культуры, а концептуальной схеме как ментальному комплексу соответствует ментальный сценарий. Вопрос заключается в том, как они взаимосвязаны. Известно, что в когнитивной психологии «сценарием» называют ментальное представление о событии, включающее последовательность действий и ключевые фигуры, вовлеченные во взаимодействие. Тем самым Л. Уайт ставит вопрос о формировании культуры посредством дискурса. Однако гораздо более оригинальным представляется вопрос Уайта о том, как культура проявляется через дискурс. По существу, Уайт следует постмодернистской традиции, согласно которой процесс дискурса является самоцелью. Понятие дискурса было введено М. Фуко в 1960-х годах. И у Фуко, и во всей западной литературе дискурс является именно процессом, а не результатом процесса, не закрепившемся в языке способом упорядочивания действительности. «Задача состоит не в том, чтобы рассматривать дискурс как совокупность всех знаков, – пишет Фуко, – но в том, чтобы рассматривать их как практики, которые систематически образуют объекты, о которых они говорят» (Foucault, 1977). Напомним, что термин «discursus» (в латинском языке discurro – бегать в разные стороны, растекаться, распадаться, распространяться) лишь в переносном смысле имел значение «рассказывать, излагать» (super aliquid pauca discurrere) (Демьянков, 2005, 43). Как отмечает В. Демьянков, если обратимся к современному толковому словарю, найдем следующее определение слова «дискурсивный» (от позднелатинского «discursus» – рассуждение, довод) – рассудочный, понятийный, логический, опосредованный (в отличие от чувственного, созерцательного, интуитивного, непосредственного). По мере того как мы рассуждаем и говорим с целью обеспечения лучшего понимания сказанного, происходит конструирование ментальных пространств, которые представляют собой небольшие концептуальные упаковки. Это может быть ментальное пространство времени, желания, возможности, идентификации и т. д. Ментальное пространство – это единство элементов, строящееся фреймами. Хотя в каждый момент речи мы находимся в одном пространстве, остальные как бы незримо присутствуют в нашем сознании. В ходе дискурсивной деятельности человека формируется интегрированное пространство. Интегрированное пространство не только наследует роли и свойства исходных ментальных пространств, но приобретает собственную структуру и новые свойства (Fauconnier, 2004).

Вернемся к нашему постулату о том, что культурный контекст определяет дейктический и дискурсивный контексты.

Так, по результатам исследования Д. Тэннен (Tannen, I986), культура определяет то, когда говорить, что говорить, с какой скоростью говорить, где и как долго делать паузы в разговоре. В основе всех этих прагматически релевантных черт коммуникации лежат культурные стереотипы. В разных культурах определенные черты дейктического контекста выстраиваются в различные иерархии. Так, в японской культурной традиции на верхней ступени иерархии находится социальный статус, именно он определяет выбор тональности ситуации, регистра, стиля и т. д.

Особенности культурного контекста определяют нередко и специфику построения дискурса. Например, K. Капланк (Kaplank, 1972) приходит к выводу о том, что в разных культурах существуют различные традиции построения абзаца. Эти различия необходимо учитывать при переводе с языка на язык.

Аналогично культурный контекст определяет выбор интеллектуального стиля или регистра в различных культурах. Так, Галтунг (Galtung, 1979) выделяет тевтонский стиль (грандиозные теории), саксонский стиль (небольшие теории, ориентированные на эмпирические данные), галльский стиль (баланс между грандиозными теориями и эмпирическими данными), японский стиль (диффузное соединение теорий). Английский язык является типичным представителем саксонского стиля научной аргументации, немецкий – тевтонского.

Таким образом, контекст в прагмалингвистике, являющийся своего рода индексом координат для говорящих, представляет собой сложную иерархическую структурированную категорию.

Понятие культурного контекста не является одномерным. В соответствии с представлением, утвердившимся в антропологии, для каждой культуры (субкультуры) существует иерархически организованный набор ценностей или категорий, которые могут повторяться в других культурах, но в другой конфигурации (Пацаева, 1990).

Правильность данного положения подтверждается нашим анализом картины мира англоязычного общества последних десятилетий, который свидетельствует о появлении новых и расширении традиционных субкультур, со своими системами ценностных ориентаций, стереотипизации того, что такое хорошо и что такое плохо, со своей системой стандартов. В разных культурах и субкультурах по-разному происходит хранение знаний о поведенческих и коммуникативных нормах. Каждая субкультура имеет свои стереотипизированные образцы, модели концептуализации мира, концептуализации ситуаций общения. Различия субкультур идут как по линии концептуальной картины мира, так и по линии ценностной картины миры со своей системой стереотипизированных образцов концептуализации оценок. В основе ценностной картины каждой конкретной культуры лежит своя система гештальтов. При этом один и тот же фрагмент в картине мира по-разному концептуализируется и обусловливается представителями различных субкультур. Иными словами, психические процессы являются культурно конструированными и поэтому могут варьироваться согласно различиям в культурных значениях и практиках, при этом не отрицается возможность универсальных психических процессов, но это имеет место по причине определенной схожести культурных значений и практик.

Таким образом, в статье были рассмотрены основные направления и достижения когнитивной антропологии, развитию которой в отечественной когнитивной парадигме способствуют идеи замечательного ученого и прекрасного организатора науки В.А. Виноградова. Очевидно, перед отечественной когнитивной антропологией стоит задача разработки и формирования «дескриптивного фрейма исследований в этой области».