Конвенциональность vs креативность в лексиконе

когнитивно-дискурсивный подход)98

Данная статья выполнена в русле когнитивно-дискурсивной парадигмы, заявленной Е.С. Кубряковой в книге «Части речи с когнитивной точки зрения» (Кубрякова, 1997). Мы исходим из понимания значения слова как когнитивно-коммуникативной сущности; соответственно, изменение значения представляет собой изменение как в коммуникативно-прагматическом, так и в когнитивном аспектах значения слова. Однако, прежде чем перейти к рассмотрению креативности и конвенциональности в процессе развития новых значений, остановимся на некоторых общетеоретических вопросах, связанных с основным концептом, лежащим в основе дихотомии «конвенциональность–креативность», – аналогией.

Е.С. Кубрякова в «Размышлениях об аналогии» рассуждает о том, в чем следует усматривать новаторство говорящего – в новой комбинаторике известных знаков или уже в самом отборе языковых средств и существующего инвентаря, предлагает новый ракурс рассмотрения инноваций в языке, сосредоточив внимание на механизмах процессов аналогии.

Основываясь на идее Г. Пауля (Пауль, 1960, 17) об аналогии как решении пропорционального уравнения и на знаменитом квадрате Гринберга как методе обнаружения морфологической членимости однотипных форм (Гринберг, 1963, 81), Е.С. Кубрякова предлагает выделить три типа словообразовательных процессов: 1) ориентирующийся на уникальный или почти уникальный лексический образец; 2) ориентирующийся на определенную модель отношений словообразовательной производности, т. е. регулярную корреляцию между образованиями; 3) ориентирующийся на модель перехода от синтаксической конструкции к ее свернутому аналогу, универбу (Kubryakova, 1978). При этом отмечается сложность и неоднозначность аналогии. С одной стороны, она является регламентирующим началом, ориентирующимся на правило. С другой стороны, аналогия может иметь и реформаторский характер, когда она преобразует существующие формы и перестраивает их.

Так, например, в речи ребенка аналогия – проявление творческого начала (Kubryakova, 1978, 46). Очевидно, аналогия является креативной, когда слово создается по малым или уникальным образцам. Например: all-at-onceness – состояние, при котором множество дел делается одновременно. Когда же создание новой единицы идет по большим стереотипным продуктивным моделям, это конвенционально. Новаторство и творчество начинаются тогда, когда человек усматривает новые схемы и связи, новые сети отношений.

При всей креативности семантической деривации словообразование выигрывает с точки зрения воспринимающего, так как новая форма фокусирует внимание слушающего в большей мере, чем уже известная форма, каким бы новым содержанием она ни наполнялась.

Перейдем к рассмотрению вопроса конвенциональности и креативности при семантической деривации. На наш взгляд, в данном случае в основе дихотомии «конвенциональность–креативность» «помимо аналогии» лежит еще один концепт – «нарушение». Мы отдаем себе отчет в том, что как не всякая аналогия конвенциональна, так и не всякое нарушение креативно.

Любое изменение значения (кроме чистой метонимии и синекдохи) основывается на аналогии. Даже такие виды семантической деривации, как расширение и сужение, по модели вид–род и род–вид в основе своей имеют аналогию. Так, в хрестоматийных примерах сужения древнеанглийское deor (дикое животное) – deer (олень) ирасширения – mete (пища)и meat (мясо) нельзя не увидеть того факта, что, находясь в гипогиперонимических отношениях, представители вида и рода имеют общую часть значения.

При этом мы отдаем себе отчет в том, что аналогия (сходство) при метафоре отличается от сходства при сужении и расширении значения. Метафора с точки зрения формальной логики есть высказывание образования отношения подобия в модусе фиктивности (Жоль, 1984; Телия, 1988а), передаваемом с помощью логической связки «как если бы». Эта связка может принимать различные оттенки значения: от модуса сравнения (как) в идентифицирующих метафорах (типа box – телевизор)и концептуальной метафоры, служащей порождению новых понятий за счет предикации логически несовместимых сущностей с помощью оператора «как если бы», до ослабленного модуса фиктивности в художественной литературе. Разница заключается также и в том, что при явных метафорах про­исходит резкий скачок имени с одного денотата на другой.

Аналогия как основа метафоры может быть как денотативной, так и ассоциативной. В первом случае речь идет о визуальном сходстве, во втором – сходство имеет имплицитный, завуалированный характер. Значительную роль при этом играет инферентный слот во фрейме исходного значения. При метафоризации не следует обязательно искать новых схем, свойственных словарным определениям двух слов. Здесь речь идет скорее об образовании общих ассоциаций, зачастую трудно определимых, ибо метафора зарождается на базе расплывчатых понятий, которыми оперирует человеческое познание.

Представление о расплывчатых понятиях хорошо согласуется с идеей фреймов – всей информацией об обозначаемом, которая и обусловливает нечеткость контуров в семантике лексемы или ее отдельного лексико-семантического варианта (ЛСВ) (Kittay, 1987). Различие между метафорой и расширением (сужением) значения заключается также и в том, что в метафоре присутствует образная внутренняя форма – признак, участвующий в создании вторичных наименований как tertium comparationis (Телия, 1986, 59).

Благодаря метафоре происходит концептуализация нового фрагмента действительности по аналогии с уже сложившейся системой понятий. Аналогии, основанные на ключевых метафорах, позволяют применить знания и опыт, приобретенные в отдельной области, для решения проблем в другой сфере.

Однако в теории контроверзы метафора может рассматривать­ся как противоречие (Маккормак, 1990, 361). Действительно, при образовании любого нового значения, в том числе и метафорического, происходит нарушение референтной отнесенности слова, т. е. нарушаются семантические связи между знаком и обозначаемым референтом. Иными словами, возникает семантическая аномалия. Однако данный тип нарушений – это лишь одно звено в цепочке нарушений, имеющих место при образовании новых значений. Исходя из того, что метафора – это не только семантический процесс, но и когнитивный, при ее образовании происходят нарушения, по своей природе являющиеся когнитивными.

Как указывалось выше, метафора отвергает принадлежность объекта к тому классу, в который он на самом деле входит, и утверждает включенность его в категорию, к которой он не может быть отнесен на рациональном основании (Арутюнова, 1990б, 17).

Напомним положение Е.С. Кубряковой о том, что акт номинации с точки зрения ономасиологического подхода (предвестника когнитивного подхода) предполагает две различные операции: 1) для того чтобы назвать что-либо, необходимо идентифицировать референт, определить его место в когнитивной системе говорящего и отнести его к определенной категории; 2) далее идет операция сравнения данного референта с другими подобными ему в данной категории (классе), в результате выделяются характеристики, отличающие данный референт от ему подобных. Иными словами, происходит сначала общая категоризация, затем субкатегоризация. Далее происходит поиск тела для обозначения данного концепта или группы концептов.

В памяти говорящего идет поиск канонической формы для обозначения данного референта: если такой формы не находится, автор генерирует новую форму, соответствующую данному пучку признаков (Кубрякова, 1996, 59). Однако если находится уже существующая каноническая форма для выражения нового значения, мы имеем дело с развитием семантической деривации.

Помимо когнитивных и семантических процессов, при образовании новых значений имеют место изменения и прагматические, т. е. изменения по линии «знак–пользователь».

Новое значение слова появляется в результате его употребления в нетипичной ситуации, в новом контексте, в новом дискурсе. Как писал Г. Пауль, первый шаг в изменении значения слова – это отклонение в его употреблении (Пауль, 1960). Таким образом, изменение значения словарной единицы начинается с дискурса, с нарушения коммуникативно-прагматических норм. Мы попытаемся проанализировать соотношение конвенциональности и креативности во взаимодействии с различного рода инференциями, имеющими место при развитии новых значений традиционных слов.

Как известно, когнитивная операция инференции – это «получение выводных знаний в процессе обработки информации и/или языка» (Кубрякова, 1996а, 33). Без понимания инференции и ее роли в мыслительной деятельности человека установить природу полисемии кажется просто нереальным (Там же. С. 16). Принцип инференции является ведущим принципом как когнитивной лингвистики, так и прагмалингвистики (ср.: теория концептуальной семантики Рея Джекендоффа (Jackendoff, 1997) и теория импликатур Грайса (Grice, 1975)). В лингвистике последнего десятилетия появился термин «инференциальная коммуникация» (Sperber, 1986). В процессе общения слушающий пытается понять (инферировать, вывести) интенцию говорящего. На смену лингвистике декодирования приходит лингвистика инференции.

Однако, как отмечает Е.С. Кубрякова, если инференция на уровне понимания текста уже привлекала к себе внимание лингвистов, то такие явления, как регулярная полисемия и разрешение случаев многозначности и двусмысленности в тексте, нуждаются в пересмотре (Кубрякова, 1996а, 16).

Анализируя выводные знания в процессе образования новых значений, мы пришли к выводу о том, что инференция может основываться как на сходстве, так и на противопоставлении.

Оттенки значения, появившиеся в результате отклонения в употреблении, превращаются в узуально закрепленное значение слова. При первом отклонении в употреблении слова мы имеем дело с микродинамикой, т. е. с изменениями на уровне отдельного значения (ЛСВ); когда же эти новые смыслы полностью закрепляются и оформляются в структуре лексемы в качестве дополнительного ЛСВ, добавившегося к существующим ЛСВ, мы имеем дело с макродинамикой, т. е. с изменением на уровне семантической структуры всей лексемы.

При этом необходимо различать два вида инференции – прагматическую и когнитивную. Прагматическая инференция, как указывалось выше, возникает в контексте. Когнитивная инференция имеет место при наследовании информации из исходного значения (ЛСВ) в новое значение (ЛСВ), что вскрывается в результате анализа когнитивного механизма развития новых значений при полисемии.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод о том, что креативность и конвенциональность не исключают друг друга, а находятся в тесных отношениях взаимозависимости. Новый оттенок значения слова, созданный в результате креативности инноватора, должен пройти процесс конвенционализации, чтобы стать полноценным ЛСВ в семантической структуре слова.