СЛОВА СО ЗВУКОМ Е ВМЕСТО О /Ё/ НЕ ПЕРЕД МЯГКИМИ

О происхождении таких параллелей, как небо - нёбо и т. п., сказано выше. Относящиеся сюда явления также распределяются по намеченным трем разрядам.

І разряд - тип: надежда - надёжа. Сюда относятся слова, в которых возможно только церковнославянское произношение, выступающее в них или совместно с другими признаками церковнославянского языка, например совместно с жд в слове надежда, совместно с щ в слове пещера (ср. название реки Печора), или без такого сопровождения, как например в словах хребет, крест (ср. крёстный), жертва, предмет, щедрый, жезл, пекло, скверна (также скверный), мерзость, дерзость и др. (ср. Шахматов, ук. соч., стр. 78-79). Сюда же отнесем одежда - одёжа с той оговоркой, что одёжа употребляется в живом просторечии, что, однако, не делает еще слово одежда стилистическим славянизмом.

II разряд - тип: небо - нёбо. Кроме данной параллели и названной выше вселенная - вселённая, сюда можно отнести еще падеж (в грамматике) - падёж (скота), крестный (ход) - крёстный (отец), совершенный (прилагательное) - совершённый (причастие), истекший (например, срок) - истёкший (причастие от истечь); такое же соотношение в случаях почтенный - почтённый, несравненный - несравнённый (от не сравнить) и др.

III pазряд - тип: веселый - весёлый. Здесь следовало бы перечислить громадное число слов современного русского языка, в которых произносится гласный о после мягкой согласной и при которых нет церковнославянского варианта с произношением е вместо такого о, то есть, например, ёлка, тётка, грабёж, чёрный, весёлый, мёртвый, идёт и множество других. Произношение е вместо ё в таких словах представляется совершенно невозможным в современном языке, но было широко распространено в стихотворном языке первой половины XIX в., как об этом свидетельствуют рифмы вроде веселый - смелый и т. п. Есть тем не менее и сейчас возможность двоякого произношения некоторых немногих слов вроде наемник (с производными), современный: для тех, кто произносит наёмник совремённый (оставляю здесь вопрос об орфоэпичности такого произношения, оговорившись лишь, что мне самому такое произношение чуждо), произношение наемник, современный должно казаться устарелым и потому, при надлежащих условиях, способным стилистически функционировать в качестве славянизма. Легко, впрочем, видеть, что возможность стилистического славянизма в данном разряде сводится в конце концов к нулю, и это вполне соответствует аналогичным наблюдениям относительно III разряда в других рассмотренных выше категориях.

Такое распределение славянизмов по трем разрядам возможно и во всех прочих случаях. Оно сохраняет свою силу и по отношению к таким славянизмам, которые в составе русского языка выделяются не по внешним звуковым показателям, а путем собственно исторического исследования условий, при которых они вошли в русское употребление. Так, например, мы знаем, что слова риза, истина, лобзать вошли в русский язык из церковнославянского. Но первое из них, означавшее в языке-источнике одежду вообще, на русской почве поручило специализованное значение (облачение священника при богослужении) и в этом значении не имеет при себе никакой русской параллели. Следовательно, это славянизм I разряда, переставший быть славянизмом в стилистическом смысле, так как слово это употребляется не вместо какого-нибудь русского, как его стилистический заместитель, а само по себе, как прямое название известного предмета мысли. Иначе обстоит дело со словом истина. Оно тоже не есть сейчас стилистический славянизм, но при нем есть русская параллель в слове правда, до сих пор сохраняющем характер синонима к слову истина, однако не совпадающем с этим словом полностью по своему значению и фразеологическим свойствам. Это есть явление, аналогичное до известной степени тем, которые мы выше наблюдали во II разряде славянизмов в их соотношениях с русскими вариантами того же корня. Наконец, что касается слова лобзать, то вполне очевидно, что это славянизм III разряда. Это слово, в общем, вытеснено из русского употребления русским словом целовать. Но если бы сейчас кто-нибудь употребил его ради той или иной цели стилизации, то его употребление имело бы точно такой же стилистический смысл, как употребление слова глад вместо голод, дщерь вместо дочь и т. д.

Так как здесь речь идет о славянизмах, которые, пользуясь выражением Шахматова (ук. соч., стр. 93), обличают свое церковнославянское происхождение не своей внешней формой, а только самими значениями своими и своей культурной историей, то в составе современной русской речи легче всего из их числа выделить те слова, которые принадлежат к III разряду. Это происходит потому, что такие слова обособлены от основного запаса русских слов именно своей неупотребительностью, в то время как прочие славянизмы слились с русским словарем до конца и для их выделения требуются специальные историко-лингвистические разыскания. Поэтому не нужно больших усилий для того, чтобы усвоить, что такие слова, как например рек (сказал), перст (палец), ланита (щека), чело (лоб) и т. д., имеют церковнославянское происхождение, но по отношению к таким словам, как истина, питать, секира, это еще нужно доказывать. Кстати замечу, что в таких словах, как рек, перст, церковнославянское их происхождение вполне гармонирует с их книжным произношением (е вместо ё). Поэтому же в известной строчке Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь» - произношение изречённая стилистически совершенно непереносимо, несмотря на общий закон, по которому в современном, языке в причастиях всегда имеем ё, а не е, ср. вселённый, совершённый, почтённый и т. д. Нужно добавить еще, что отдельные значения одного и того же слова могут занимать разное место в системе современного языка и попадать в разные разряды славянизмов. Например, в выражении воистину мы имеем дело с славянизмом III разряда, точно так же как в следующем употреблении слова риза у Пушкина:

И ризу влажную мою / Сушу на солнце под скалою.

Надо, далее, указать, что славянизмы могут быть не только лексические, но также и морфологические. Сюда относятся, например, многочисленные устарелые окончания в формах склонения и спряжения, долгое время употреблявшиеся в русском письменном языке на правах стилистических славянизмов и в послепетровское время постепенно вышедшие из литературного употребления, вроде руцѣ (дат. ед.), на крылѣхъ (предл. мн.), форм аориста и имперфекта, форм причастий вроде создавый (то есть создавший), и многие другие. Всё это формы в современном литературном языке невозможные, и они должны быть зачислены в наш III разряд. Только изредка некоторые из подобных явлений могут быть употреблены теперь с какой-нибудь нарочитой стилистической целью (ср. ироническое телеса, словеса вместо телá, словá). С другой стороны, слова небеса, чудеса представляют собой морфологические славянизмы I разряда, так как при них нет никакого варианта основы. Ср. еще такое соотношение глагольных основ, как стражду - страдаю, внемлю - внимаю, движу - двигаю и т. п. Сюда можно отнести еще слова вроде боже (по происхождению - звательный падеж), вкратце (предлог в с предложным падежом от слова кратко), воочию (предлог во с предложным падежом двойственного числа от слова око) и некоторые другие. Наконец, ко II разряду отнесем параллели вроде служивый - служивший, посевы табака - понюшка табаку (если следовать верной мысли Шахматова о том, что родительный падеж ед. числа на -а удерживался у нас в употреблении в соответствующих словах под церковнославянским влиянием) и др. Примеров здесь немного, и они не всегда выразительны, но закономерность та же.

Остается добавить, что только при одном условии сохраняются в современном употреблении славянизмы III разряда разных типов как лексические, так и морфологические, именно - в поговорках, цитатных выражениях, фразеологических сращениях. Так, мы и сейчас говорим: «устами младенцев глаголет истина», «беречь что-нибудь, как зеницу ока», «глас вопиющего в пустыне», «денно и нощно», несмотря на то, что слов глаголет, зеница, око, глас, нощно в отдельном употреблении у нас давно не существует. Точно так же мы говорим: «работать в поте лица своего», «сыны родины», «темна вода во облацех», хотя вне подобных закрепленных выражений можно сказать только в поту, сыновья, в облаках и пр. Но указанный случай употребления славянизмов только подтверждает все предшествующее. В данных случаях речь идет о явлениях, как бы вынутых из общей системы современного языка и существующих в языковом употреблении только на правах извлечений (хотя бы и ставших привычными) из иной языковой системы, принадлежащей иной обстановке речи.

Самый важный вывод из всего указанного до сих пор заключается в том, что в современном русском литературном языке славянизмы не составляют уже живой и действенной стилистической категории. В этом, между прочим, очень важное различие между языком современной художественной литературы и языком художественной литературы начала и середины XIX в., особенно литературы стихотворной: В стихах Пушкина, его предшественников, сверстников и ближайших преемников славянизмы III разряда представлены очень обильно. Наконец, в том же факте почти полного отсутствия в современном языке стилистических славянизмов находит себе прекрасную и исчерпывающую иллюстрацию старая мысль, что в составе современного русского литературного языка вошедшие в него книжные и живые элементы русской речи слились в одно неразличимое целое.

Примечания

1. Из этого материала исключаю сомнительные случаи вроде врач и ошибки. Например, выражение бразды правления заключает в своем составе вовсе не то слово бразды, какому в живом русском языке соответствует слово борозды, а слово, имевшее в древности вид бързды, которое следовало бы писать теперь брозды. Именно так писалось это слово еще в XVIII-XIX вв.

Ср., например, в Сочинениях Державина (1808, ч. II, стр. 166-167, ода «Колесница»):

Уж дым с их [коней] жарких морд валит.

Со ребр ліется пот реками,

Со спин над облаком летит,

Со брозд кровава пѣна клубом

И волны от копыт текут.

Ср. там же, (ч. I, стр. 99, «Изображение Фелицы»):

Чтобъ конь подъ ней главой крутился

И бурно брозды опѣнял.

Слово брозды значит «вожжи, удила», откуда и нынешнее бразды правления. В нынешнем написании этого слова отразилось его смешение со словом бразды, составляющим неполногласный вариант нашего борозды. Смешение это началось уже давно. Ср., например, в «Полтаве» Пушкина в изображении боя: «Браздами, саблями стуча», а с другой стороны, в первой сатире Кантемира (изд. 1762, стр. 8): «Когда по небу сохой брозды водить станут» (где речь, разумеется, о бороздах).

2. Новое слово вратарь (как футбольный термин), Шахматову неизвестное, относится к I разряду.