Общее представление о мотивации. Детерминация и самодетерминация

Слово «мотивация» имеет тот же корень, что и слово «эмоция» — латинское слово «movere» (двигать). Мотивация — это то, что куда-то нас движет. По справедливому замечанию С.Л. Рубинштейна, «учение о мотивации выступает как конкретизация учения о детерминации» (1973, с.367). Согласно его определению, «мотивация человеческого поведения — это опосредствованная процессом отражения субъективная детерминация поведения человека миром» (там же, с.368).

Из этой характеристики можно вывести ряд следствий. Во-первых, если меня кто-то взял за шиворот и потащил, и я автоматически перебираю ногами, чтобы не упасть, речь идет, безусловно, о детерминации моего поведения, но не о его мотивации, потому что то, что обусловливает мои действия, не опосредствовано моим отражением, не субъективно. В область психологии мотивации не входят и внутренние процессы, осуществляющиеся без опосредования психическими звеньями, такие как дыхание, кашель, энурез; они имеют причины, но не имеют мотивов. Для них характерна прямая связь между внешними и внутренними факторами, скажем, попадание твердой частицы в лёгкие вызывает реакцию — кашель, — к которой психика не имеет отношения.

Во-вторых, психологию мотивации интересуют причины и регуляторы поведения, а не само его протекание. Причины — это то, что вообще делает возможным те или иные действия, без чего они бы не состоялись. Регуляторы — это то, что влияет на направление и конкретные параметры уже осуществляющихся действий. Различие между регуляцией и детерминацией — это различие между теми факторами, которые просто влияют на протекание процесса, сдвигая его в ту или иную сторону, и теми факторами, которые его порождают, без которых его бы не было. Влияет на протекание действия довольно много разных факторов, и внешних, и внутренних. Скажем, характеристики темперамента, индивидуальные типологические особенности человека, связанные с особенностями нервной системы. Представьте себе меланхолика и сангвиника — это люди, которые по-разному будут принимать решения, по-разному будут преследовать свои цели, то есть у них по-разному будет строиться регуляция деятельности. Темперамент, как и многое другое, относится к регуляторам, не порождающим активность, а придающим ей форму; он может облегчать или затруднять выполнение желаний, преследование целей, но он не вызывает к жизни эти действия. Точно так же моменты, связанные с воспитанием, с обучением, тоже во многом влияют на протекание процесса, но не вызывают к жизни те или иные поведенческие акты. О мотивации мы говорим только в тех случаях, в которых мы имеем дело с детерминацией, то есть с порождением, с возникновением каких-то поведенческих актов.

Вокруг проблематики мотивации происходят многие серьёзные философские, даже теологические дискуссии, которые связаны с впечатлением, порождаемым некоторыми теориями мотивации, что понятие мотивации в психологии подразумевает всеобщую детерминированность всего, что мы делаем, и тем самым не оставляет никакой возможности мыслить человека как существо свободное. Естественнонаучные представления склонны подчеркивать, что все имеет свое причинное объяснение, а если что-то не находит причинного объяснения, значит, время ещё не пришло; позднее это объяснение неизбежно будет найдено. Одна из характерных позиций по отношению к проблемам человеческой свободы/детерминированности выражена крупным отечественным нейрофизиологом П.В. Симоновым, автором одной из достаточно известных теорий мотивации, эмоций и воли. Симонов считает, что свобода существует для человека только субъективно, а объективно ее нет. Субъективно человек свободен, считает принимаемые им решения обусловленными его собственным выбором, но объективно они причинно детерминированы, просто он не знает тех детерминант, которые влияют на его решение, на его выбор (Симонов, Ершов. 1984).

В основе такого взгляда на человеческую мотивацию лежат несколько устаревшие, консервативные представления о причинности, о детерминизме, отвергнутые даже самим естествознанием в лице его наиболее передовых представителей. Аргентинский философ Марио Бунге в монографии «Причинность: место принципа причинности в современной науке» анализирует категорию причинности применительно к неживой природе, живой природе и к человеческому поведению. Рассматривая проблему разной формы причинной обусловленности явлений, Бунге показывает, что в очень многих случаях причинная детерминация как таковая не работает, во многих случаях, со многими вещами её путать не следует. Например, с причинной детерминацией мы имеем дело только тогда, когда на протяжении всего процесса она продолжает оказывать своё действие. В жизни встречаются очень много процессов, которые этим условиям не соответствуют. Довольно типичный вариант, когда некоторая начальная детерминированность процесса далее прекращается, и процесс получает какой-то источник движения в самом себе. Сама логика процесса, сам процесс начинает себя поддерживать, и явление перестает быть детерминированным, становится самодетерминированным. Самый элементарный пример, который можно привести, это пример с двигателем внутреннего сгорания, для которого требуется некоторая причинная детерминация, искра зажигания для того, чтобы запустить процесс, но дальше, если мотор не глохнет, дальнейшая динамика самого процесса разворачивается на основе того, что порождается самим этим процессом. «В области наук о человеке причинный детерминизм ведет к преувеличению значения окружающей среды и concours de circonstances [сочетания обстоятельств], он приводит к искаженному представлению о человеке как о пассивной игрушке, отданной на милость непреодолимых сил, или естественных (таких, как география), или искусственных (таких, как общество)…. Как только принимается во внимание … самодетерминация, как только начинают понимать, что ничто не является исключительным следствием внешних условий, какими бы важными они не были…. свобода тогда рассматривается как положительная величина, как активное стремление достичь оптимальной самодетерминации. Фатализм тогда кажется дурным сном, ибо ничто не может рассматриваться как неизбежное следствие или прошлых явлений, направляющих события по предопределенным путям, или существующих причин, действующих ab extrinesco [извне] вне досягаемости материальной и духовной деятельности человека» (Бунге, 1962, с.225).

Ещё от Аристотеля известно различение причинной и целевой детерминации. Причина — это то, что толкает, цель — это то, что каким-то образом отражаясь в сознании, в психике, направляет нас к себе. О целевой детерминации говорят, естественно, применительно только к человеческому поведению; по отношению к высшим животным остается спорным вопрос, в какой мере можно говорить о целях и о целевых детерминантах. Человек совершает многие действия не по какой-то причине, а для достижения цели, для достижения чего-то, чего ещё в данный момент нет. Это достаточно характерная особенность мотивации человека. Как отметил в свое время В. К. Вилюнас (1986), мотив всегда направлен на какое-то изменение в существующем положении вещей, мотив всегда побуждает человека прийти к какому-то состоянию, которого на данный момент нет.

Здесь возникают достаточно сложные проблемы, касающиеся возможных вариантов взаимоотношений между причинной и целевой детерминацией. Например, может быть это не радикально разные механизмы, может быть, в основе целевых механизмов лежат какие-то причины, может быть, в соответствии с теорией П.В. Симонова, нам только кажется, что нами руководит какая-то цель, идеал, который мы отражаем в сознании, а на самом деле нами руководят рефлексы или что-то еще. У И.П. Павлова есть такое парадоксальное понятие как рефлекс цели. Рефлекс цели – это, говоря филологическими терминами, оксюморон, то есть совмещение в одном термине совершенно невозможных вещей: там, где цель, не может быть рефлекс; там, где рефлекс, не может быть цели. Некоторые авторы рассматривают целевую и смысловую детерминацию человеческого поведения как механизмы, которые дают человеку достаточную степень свободы по отношению к причинным детерминантам.

Наконец, сравнительно недавно появилось еще одно интересное понятие, введенное лауреатом Нобелевской премии по химии И.Пригожиным. Он изучал определенные процессы неорганической природы, в которых возникает разрыв детерминации. Образуется разветвление, когда возможны два разных варианта течения процесса, процесс может пойти в одном или другом направлении, причем нет такого фактора, такого условия, которое бы определяло выбор направления. Его определяет случайность. Такие точки он назвал точками бифуркации (от лат. bifurcatio – раздвоение), а соответствующие процессы — бифуркационными процессами (Пригожин, Стенгерс, 1985).

Другими словами, детерминация человеческих действий не носит всеохватывающий характер. Чисто интроспективно мы можем улавливать в нашей жизни и периоды весьма выраженной определенности, когда довольно сложно выйти за пределы той совокупности обстоятельств, которые двигают нас по заданному пути, и точки максимальной неясности, разрыва детерминации, соответствующие описанным И.Пригожиным точкам бифуркации, когда случайность начинает приобретать большую роль. В истории тоже есть точки бифуркации, когда действия отдельно взятой личности играют роль той самой случайности, от которой зависит очень многое, в то время как в другие периоды действуют общие закономерности, которые не удается переломить даже согласованными целенаправленными действиями.

Однако только в неорганическом мире детерминизму противостоит одна лишь случайность; в мире действий людей, наделенных сознанием, появляется еще одна реальность — самодетерминация. Включение в любой момент нашего рефлексивного сознания перестраивает всю систему сил, воздействующих на ситуацию. Осознавая эти силы, мы лишаем их большей части их власти над нами и способны выбрать любую из альтернатив, не только наиболее притягательную, или не выбрать ничего. Практически вся традиционная психология мотивации разработана для существа, не обладающего рефлексивным сознанием, только лишь, в лучшем случае, когнитивными процессами сравнения и оценивания. Она оказывается неприменима к существу, обладающему рефлексивным сознанием. Здесь ее место занимает экзистенциальная психология.

Таким образом, в разные моменты человек функционирует в одном или другом из двух возможных состояний: состоянии детерминированности или состоянии самодетерминации. Это хорошо выражено известной формулой Гегеля: "Обстоятельства или мотивы господствуют над человеком лишь в той мере, в какой он сам позволяет им это" (Гегель, 1971, с. 26). В этой формуле одновременно выражены две психологические истины: во-первых, что обстоятельства и мотивы могут господствовать над человеком, а во-вторых, что человек может и не позволить им это. Таким образом, над психологией мотивации как реализующейся через психику детерминации надстраивается психология свободы как реализующейся через рефлексивное сознание самодетерминации.