Религиозный миф: символ – миф – догмат – культ

Может ли миф существовать без религии? Может ли религия существовать без мифа?

«Миф не есть религия, но религия есть мифическое творчество и жизнь. Мифология шире религии. Религия есть специфическая мифология, а именно мифология жизни, точнее же жизнь как миф». «…Отношение мифологии к религии – то же, что и отношение искусства к жизни». «В мифе… мы находим растворенность учительного, ”теоретического” момента религии (создающего в своем изолированном проявлении богословие) в ”практической” сфере (создающей обряд)…». В основе этого сопоставления лежит представление о «трех способностях души», или о трех видах духовного отношения к миру, или о трех сторонах личности: это разум (познавательная способность), воля (способность желания) и эстетическое чувство. Соответственно «жизни» как единству познавательного, нравственного и эстетического отношения к миру противопоставляют религию как единство богословия, обряда и мифа, как воплощение в религиозной сфере познания, воли и эстетического чувства[65]. Религия, таким образом, немыслима без мифа – уже хотя бы потому, что без него она перестанет быть массовым сознанием; миф же возможен без религии.

Определение религиозного мифа подразумевает наличие особой трансцендентной реальности, составляющей отдельный мир. В остальном же все особенности мифологического сознания сохраняются. «Миф есть конкретный рассказ, запечатленный в народной памяти, в народном творчестве, в языке, о событиях и первофеноменах духовной жизни, символизированных, отображенных в мире природном»[66]. Здесь под первофеноменами духовной жизни понимается «предмирная глубина духа», то есть Божественная реальность.

Религиозные символы, пожалуй, точнее всего соответствуют исходному значению слова «символ». У них есть особая сила воздействовать на жизнь людей, например соединяя или разъединяя их. Будучи неотделимыми от высшей реальности, ими являемой, религиозные символы вводят сознание человека в мир божественный, открывают возможность «познания непознаваемого». П. А. Флоренский даже писал, что все известные доказательства бытия Бога становятся ненужными, ибо одно только существование «Троицы» Андрея Рублева, этого важнейшего символа христианства, является наилучшим доказательством. Правда, говоря о символах, с помощью которых ум верующих восходит к божественному миру, П. А. Флоренский связывает саму необходимость обращения к символам (в частности, иконам) с «немощностью духовного зрения молящихся», называя такие символы «костылем духовности», предназначенным для сознания толпы[67].

Исконное предназначение религиозных символов и мифов – придавать смысл человеческой жизни, вследствие чего человек выходит «за пределы обыденного приобретения и потребления. Если он теряет этот смысл, то тотчас же делается жалким и потерянным. Будь святой Павел убежден, что он всего лишь бродячий ковровый ткач, то, разумеется, он не сделался бы тем, кем стал. Его подлинная заряженная смыслом жизнь протекала во внутренней уверенности, что он Божий посланник. Можно, конечно, обвинить его в мегаломании (мании величия), но насколько бледно подобное мнение перед свидетельством истории и суждением последующих поколений. Миф, овладевший им, сделал его несравненно великим, – и это из простого ремесленника». Можно сказать, что происходит своего рода возвышающее превращение, ибо «для всего душевного имеются религиозные формулы, причем намного более прекрасные и всеохватывающие, чем непосредственный опыт»[68].

В данном случае под религиозной формулой не подразумевается непременно строго рациональная конструкция – скорее, речь идет о неких устойчивых религиозных представлениях. В точном смысле формулой является религиозный догмат, представляющий собой рационализацию мифа, формулу мифа.

«Догматическая формула есть попытка высказать содержание религиозного мифа в слове, выразить его в понятиях. Догмат, в смысле формулы, всегда приходит после мифа или из мифа, т. е. он не рождается в формуле и вместе с формулой, а лишь ею фиксируется, вносится в опись. <…> Между живым религиозным мифом-догматом и его догматом-формулой имеется поэтому заведомо несоответствие, подобное тому, какое существует между каталогом художественного хранилища и произведениями, в нем перечисленными…»[69]. «Христианская Божественная Троичность есть мифологема. О Троичности возможен лишь миф и символ, но не понятие. <…> О богочеловеческой природе Христа возможен лишь миф и символ, а не понятие»[70].

Вера в Бога как опосредованная символом связь с трансцендентным является интуитивным (нерефлексивным) проникновением в символы. Благодаря символу человек видит мир и жизнь в свете лежащей за ними трансцендентной реальности. Вся религиозная деятельность организована в соответствии с определенными символами. Символические действия, устанавливающие личностное отношение между человеком и Богом, – это культ.

Культ возникает как «естественный» результат характерного для мифа стремления выразиться в действии, и тем самым культ представляет собой интерпретацию мифа, однако при этой интерпретации отнесение к смыслу происходит посредством не слова, а действия. Миф же, в свою очередь, – это развернутый символ, то есть интерпретация символа, причем в данном случае интерпретация словесная. Культ поэтому оказывается своеобразной двойной интерпретацией символа, то есть переживаемым символом. Религиозное таинство, таким образом, – это своего рода объективное событие, происходящее с его участниками. (Конечно, объективность здесь подразумевается не в естественнонаучном смысле эмпирической объективности.)

«В богослужебном ритуале, естественно возникающем в каждой религии, символически переживается содержание мифа, догмат становится не формулой, но живым религиозным символом»[71]. Тем самым если миф – это «живое знание», то культ – это переживаемый миф, оживляемый догмат.

«Культ есть переживаемый миф, - миф в действии. <…> Чтобы понять значение культа, нужно принять во внимание его символический реализм, его мифотворческую энергию: для верующих культ не есть совокупность своевольно выбранных символов, но совершенно реальное богодейство, переживаемый миф или мифологизирование действительности. <…> …Богослужение, культ есть живая догматика, мифы и догматы в действии, в жизни. <…> В богослужебном ритуале… символически переживается содержание мифа, догмат становится не формулой, но живым религиозным символом»[72].

«Мистические элементы, окутывающие положительное содержание мифа, – вот что целиком захватывает человека, поглощает его внимание, порождает эмоции. Лишь эти элементы придают мифу ценность, социальное значение… <…> …Миф сопровождается весьма сильным чувством сопричастности той мистической реальности, которую он выражает»[73].

Особое значение символов для массового сознания проявилось уже в исторически первых формах религии в том, что роль символических действий там была несравненно важнее самих верований. То же самое происходит и при необходимости превращения какой-либо религии из «элитарной» в массовую, как это было, например, в буддизме: потребовалась символизация трансцендентного в форме обширного культа. Наконец, это легко обнаруживается в феномене «культоцентризма» (например, в православии). Возможно, общую основу перечисленных явлений следует искать в природе мифа, который является не столько образом человека и мира, сколько развернутой символикой человеческой активности.

«Харизма» символа, то есть его реальная сила, простирается не только на религию, но и на все сферы человеческого сознания. «Синтетическая» природа символа (то есть его фундаментальное свойство нести в себе, представлять некую реальность, отличную от непосредственно воспринимаемой) как раз часто и осознается как его харизма. В таком качестве символ служит особо мощным мотивом, примером чего может быть защита «чести мундира», спасение полкового знамени. Кроме того, харизма символа передается его носителю (пример – мистические свойства имен). Не случайно поэтому символы эффективно используются для манипулирования массовым сознанием, которое, будучи по самой своей природе мифологичным, оказывается «завороженным» символом, а потому массы «весьма подвержены воздействию ярких красок, украшений, нарядов и мундира»[74].

* * *

Многообразие мифов поистине необозримо. Можно попытаться упорядочить это многообразие, выделив несколько основных типов мифов. К ним относятся мифы этиологические, космогонические, антропогонические, астральные (среди них особо выделяют солярно-лунарные), близнечные, героические, тотемические, календарные, эсхатологические[75]. Несомненно, что эта классификация уязвима с точки зрения логики: так, например, содержание антропогонических и астральных мифов составляют невычленяемые элементы космогонического мифа; близнечный миф невозможно «оторвать» от героического, поскольку героем оказывается один из близнецов; этиологический компонент есть практически во всех мифах.

Вместе с тем выделение определенных типов мифа дает возможность выявить стандартную структуру для каждого типа. Это, в свою очередь, позволит увидеть ту же самую структуру в знакомых современному человеку произведениях разного характера. Особенно интересны в этом отношении мифы героические, космогонические, эсхатологические.