глава. Романтические и реалистические начала в романе «Герой нашего времени».

О том, что сам Лермонтов думал о романтизме, можно судить по его стихотворению 1841 года «Журналист, читатель и писатель», в котором Писатель смеётся над романтизмом как литературной модой, которая всем надоела.

О чём писать? Восток и юг

Давно описаны, воспеты;

Толпу ругали все поэты,

Хвалили все семейный круг;

Все в небеса неслись душою,

Взывали с тайною мольбою

К N.N., неведомой красе, —

И страшно надоели все.

Но истинный романтизм показан как настоящее творчество.

…с отвагою свободной

Поэт на будущность глядит,

И мир мечтою благородной

Пред ним очищен и омыт.

Писатель знает и другой путь творчества — жёсткое обличение пороков. Таким образом, это стихотворение помогает понять творческую эволюцию Лермонтова и предположить, что романтизм приобрёл новые черты в его последних произведениях.

Не будем забывать и того, что Лермонтов не брался за перо с заранее определённым желанием написать романтический, романтико-реалистический или реалистический роман, да и осознание реализма и появление соответствующего термина произойдёт в русской литературе значительно позже, в конце 1840-х годов. Видимо, Лермонтов предугадывал будущие пути развития русской литературы, и в его романтизме уже скрывался реализм. Суждения исследователей и авторов учебников о взаимодействии романтизма и реализма в знаменитом романе Лермонтова представляются наиболее правильными, но не всегда полно объясняющими многие особенности «Героя нашего времени».

Рассмотрим роман «Герой нашего времени» с точки зрения художественного метода, то есть того, как писатель видит, понимает и изображает человека и окружающий его мир.

В предисловии к роману «Герой нашего времени» Лермонтов написал, что его задача — указать на болезнь своего поколения (“нужны горькие лекарства, едкие истины”). Писатель сравнивается с врачом (по этому пути будет развиваться русский реализм в его социально-критической разновидности), но затем Лермонтов с грустной романтической иронией отмечает, что ему “было весело рисовать современного человека, каким он его понимает”, не стремясь стать “исправителем людских пороков”. Способ изображения (или диагностирования болезни) — “история души человеческой” — в большей степени характерен для романтизма, но он представлен в романе как суждение молодого офицера, публикующего отрывки из Журнала Печорина.

Одним из главных средств создания образа главного героя, как обычно утверждается, стала композиция, построенная на нарушении хронологии, но логичная с точки зрения психологического анализа и постепенного проникновения в глубины человеческой души. Последовательность повестей в структуре романа такова, что постепенно уменьшается количество рассказчиков (Максим Максимыч и молодой офицер, затем один офицер и наконец — сам главный герой), отпадают чужие точки зрения на характер Печорина.

Лермонтов, как мне кажется, делает акцент не на постепенном приближении героя к читателям и “снятии” завесы тайны с его характера. Писателю важно подчеркнуть как раз противоположное. Экзотичность и экстремальность ситуаций, в которых оказывается Печорин, тоже нередко объясняют как проявление романтического художественного метода. Можно ли считать, что характер героя раскрыт в типично романтических ситуациях — рискованное столкновение с контрабандистами («Тамань»), любовная интрига в светском кругу и дуэль («Княжна Мери»), поединок с сумасшедшим («Фаталист») — и разгадан через призму дневниковых записей? Нет, нельзя. Сами эти случаи выбраны, как мы узнаём из предисловия к Журналу, молодым офицером, которому в руки попали тетради Печорина. Кто же их выбрал? Разве сам Печорин? Нет. Можно утверждать, что перед нами Печорин вновь через призму восприятия другого человека, обладающего иными взглядами на мир. Да и любая из “романтических” ситуаций в каждой из повестей, как показывает автор, всегда может быть истолкована двояко: возвышенно или сниженно.

Начнём с конца, когда данный приём становится наиболее понятным. Печорин после всех волнений сюжетного действия повести «Фаталист» решает поговорить с Максимом Максимычем “насчёт предопределения”. Реакция доброго и простого штабс-капитана понятна и прямо противоположна заумным рассуждениям Печорина о звёздах и судьбе: “Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны <…> Чёрт же его дёрнул ночью с пьяным разговаривать!..” и т.д. На этой трагикомической ноте роман завершается, отбрасывая новый отблеск на историю Печорина и Бэлы, на основании которой мы вместе с молодым офицером и Максимом Максимычем уже осуждали героя за бесчувственность. В конце Лермонтов заставляет читателя сомневаться (по крайней мере задуматься), а действительно ли всё было так, как поведал бесхитростный Максим Максимыч. Автор поселяет в душе читателя сомнение в сделанных выводах и оценках и одновременно уверенность в том, что любое событие, любое душевное движение, любой поступок человека могут быть истолкованы по-разному. В этом также состоит неповторимое своеобразие лермонтовского романтизма.

Рассмотрим в связи с этим известный монолог Печорина, обращённый к княжне Мери и вроде бы объясняющий превращение хорошего человека в “нравственного калеку” под влиянием окружающего общества. В нём нередко видят проявление реалистических принципов создания характера. Но Лермонтов вслед за своим героем не даёт нам возможности до конца поверить ему. Вспомним, в какой ситуации и с какой целью произносил Печорин эти якобы откровенные слова. “Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид” — так Печорин начинает. А вот итог: “Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в её неопытное сердце”.

Обратимся к другим ярким эпизодам, раскрывающим личность Печорина. Дуэль, бешеная погоня за уехавшей Верой, загнанный конь, ночные страдания и возвращение в город в пять часов утра — нередко именно эти события, подробно описанные Печориным в своём дневнике, считают подтверждением того, что его душа жива, чувства не охладели, что он способен переживать, плакать. На первый взгляд действительно кажется, что Лермонтов показывает изменение, развитие характера героя, но, вчитавшись в записи Печорина, мы вновь убеждаемся, что это не совсем так. Эти события Печорин описал через полтора месяца после того, как они произошли. Мы понимаем, что они живы в его памяти, понимаем, что многое его потрясло, но, продолжая свой Журнал после долгого перерыва, он в какой-то степени рисуется сам перед собою, оставаясь таким же, каким и был. Что же осталось в его памяти? “Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведённая без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок” — в этих словах не только трагизм саморазрушающейся личности эгоиста, но и мрачная романтическая ирония автора.

Какой же смысл в подобном изображении мира человека? Романтизм ли это? Да, но романтические ситуации, которые Лермонтов высмеял в процитированном в начале стихотворении, в романе даны в реалистическом освещении.

Главный принцип Лермонтова в художественном исследовании “болезни” современников — психологизм, внимание к внутреннему миру человека, малейшим оттенкам мыслей, чувств и переживаний. Психологизм романа в целом строится на изображении психологических “экспериментов”, самоанализа в дневниковой исповеди героя и постоянном сопоставлении Печорина с другими действующими лицами (Максимом Максимычем, Грушницким, Верой, Вернером). Особенно интересно сопоставление Печорина и Грушницкого, потому что Грушницкий — своеобразная пародия на романтического героя, и это вызывает злобу и раздражение Печорина как собственное отражение в кривом зеркале.

Сила характера, настойчивость, критический склад ума вызывают уважение, но нельзя не увидеть эгоизм и жестокость Печорина, его неспособность любить и дружить. Трагические противоречия между добром и злом, жестокостью и сочувствием, любовью и ненавистью, активностью и скукой, умом и сердцем Печорин осознаёт, подробно и честно описывая как бы “двух человек”, живущих в нём. Общение героя с другими, обычными людьми заканчивается трагически (смерть Бэлы, гибель Грушницкого, душевная драма Максима Максимыча, разбитое сердце Мери, несчастья Веры). Неповторимость и притягательность образа Печорина в том, что он похож и на романтического злодея, и на романтического страдальца одновременно. За счёт “двойной” системы оценок героя и объяснения происходящих событий формируется “двоемирие” романа. Печорин напоминает героев романтических произведений загадочностью, своим несходством с окружающими, трагическим одиночеством и необычайной силой характера. Этому вполне соответствует и портрет героя, и картины природы, в особенности представленные через восприятие Печорина. Но Лермонтову, как мне кажется, важно было подчеркнуть не столько эти “романтические” черты (романтизм в его обыденном понимании осмеян в Грушницком), но выявить их разрушительное действие и на окружающих и, что ещё страшнее, на самого человека. При всех силах натуры Печорин показан как человек, растрачивающий себя на мелочные, бессмысленные и жестокие поступки. Откровенная безнравственность, наслаждение своей силой и опытностью, игра с чужими чувствами и судьбами, бесспорно, свойственны Печорину, но роман написан так, что личность героя всё-таки остаётся привлекательной. Видимо, прав Ю.М. Лотман, утверждающий, что “романтический демонизм”, “причастность злу” были необходимы Лермонтову для создания правдивого социально-психологического портрета своего поколения.

Печорин предстаёт перед нами сложившейся личностью, которая раскрывает те или иные свои черты в необычных обстоятельствах. Известно, что для романтической литературы характерна некоторая статичность характера героя. Каким он “приходит” к читателю при первом знакомстве, таким и уходит со страниц того или иного произведения. Применительно к Печорину это верно, но только если рассматривать его отдельно от героев других произведений писателя. А Лермонтовым уже были созданы к этому времени роман «Княгиня Лиговская», драма «Маскарад», в которых он представил портреты своих современников, ещё не закончен «Демон», в котором образ главного героя воплощает в обобщённо-символической форме многие черты Печорина (абсолютное одиночество, презрение ко всему, жестокость и зло). Тип Печорина не мгновенное “озарение” Лермонтова, а начало пути, который нельзя считать законченным, поскольку жизнь писателя прервалась трагически случайно.

Одним из важнейших событий в европейской литературе конца XVIII – первой трети XIX века было зарождение реалистического метода. В этот период одной из важнейших задач как в западноевропейской, так и в русской литературе была задача создать образ героя своего времени, передового молодого человека, рассказать об отношении этого героя к породившему его обществу.

Все разновидности типа «странного человека» заключают в себе потенциальное или определенно выраженное тяготение к романтизму и реализму. Это обусловлено больше всего сущностью самого типа, определяемого понятие «странный человек». В нём одинаково важны обе его составные части: странность, приподнятость над повседневной действительностью, способствующая романтизации типа, существование в реальном, чаще всего современном обществе. Он потому-то и кажется странным, что берётся в неразрывной связи с массой обычных, повседневно встречаемых людей. Это обусловливает реальную, а потом и реалистическую природу образа «странного человека».

Печорин изображён как натура незаурядная, волевая, действенная, однако он не только не самообольщается насчёт истинной ценности и значения своих действий, сводящихся к светским любовным интригам, но и не проявляет каких-либо порывов к чему-нибудь более значительному, выходящему за пределы, очерченные вокруг него светской средой.

Красинский - романтик-мечтатель. Но мечты его иллюзорны, усилия бесплодны, они не могут изменить его реального положения, ибо он не знает действительной жизни и людей.

Ему импонирует внутренняя сдержанная сила Печорина, его близость к реальной жизни без всяких прикрас, его глубокое знание людей, скрытых пружин их действиях. Но его не может удовлетворить в нём бескрылая приземлённость, полное отсутствие идеалов. Не больше устраивала его бесперспективная «идеальность» Красинского, хотя Лермонтову по-прежнему близка его позиция защиты прав и достоинства человеческой личности, протест против грубой, жестокой действительности. Возможно, эта противоречивость авторской позиции явилась одной из причин незавершённости романа.

В новом образе Печорина Лермонтов объединит главные черты Печорина из «Княгини Лиговской» и Красинского: скептический острый ум, действенность характера и силу воли одного и непримирённость с действительностью, бунтарски-индивидуалистический протест против неё, порывы к идеалам другого. А «мечты» Красинского и в то же время внутреннюю «бескрылость» прежнего Печорина автор передаёт Грушницкому.

Система образов «Героя нашего времени», как и вся художественная структура романа, подчинена прежде всего раскрытию центрального персонажа, в чём есть, по мнению Удодова, определённый отзвук романтической поэтики. Однако второстепенные действующие лица имеют и вполне самостоятельное значение как полнокровные художественные типы, что соответствует реалистическим принципам изображения. Тем не менее в некоторых из них реализм уживается с более или менее ярко выраженными элементами и традициями романтизма.

Повесть «Бела» открывает повествование в «Герое нашего времени». Она, как считает Мануйлов, при всей своей кажущейся простоте сложна и по композиции, и по стилю.

В целом же Лермонтов решительно отказывается от романтической, руссоистско-байронической традиции в обрисовке горцев как гармонических «детей природы», реалистически осваивая и эти «экзотические» пласты современной ему действительности.

Чтобы способствовать наиболее пластичной подаче образа главного героя, по мнению Б.Эйхенбаума, оказалось необходимым вложить первоначальные сведения о Печорине в уста особого рассказчика – человека хорошо осведомленного и доброжелательного, но постороннего по духу и воспитанию; это привело к появлению Максима Максимыча.

В повести «Бэла» Максим Максимыч представлен не столько действующим лицом, сколько рассказчиком. Лермонтов ограничивается беглой и внешней его характеристикой. Все внимание читателя сосредоточено не на действиях Максима Максимыча, а на его рассказе, из которого возникает образ главного героя – Печорина.

«Тамань» – первая повесть из дневника Печорина, где герой рассказывает о себе сам и где читателю предоставляется возможность судить о нём по его собственным запискам.

По существу, в нём действуют три главных типа героев: «ундина» как представительница загадочно-таинственного мира вольной жизни и неподдельно-естественной красоты, «линейный казак» – воплощение мира обыденной, регламентированной повседневности и, наконец, Печорин, стоящий, вернее, беспокойно мятущийся, между этими двумя мирами.

«Княжна Мери» разрабатывает тему героя времени в окружении «водяного общества». Описание кавказской природы, быта и нравов посетителей Кавказских минеральных вод в этой повести своеобразно сочетается с ироническим, если не сатирическим, изображением жизни дворянского «водяного общества», в окружении которого и в столкновении с которым показан Печорин.

Доктор Вернер из разряда «странных людей» и, подобно Печорину, поражает «странным сплетением противоположных наклонностей».

Если Вернер является спутником Печорина, то Грушницкий – его антипод. Удодовсчитает Грушницкого – одним из наиболее реалистически объективированных образов.

Это тот вид романтизма, который только «драпируется» в романтические «необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания».

В её романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако есть в этом романтизме и положительное зерно – стремление к иной, более содержательной жизни.

В целом повесть «Княжна Мери» с её развёрнутым психологическим анализом, отсутствием экзотики, обычностью для дворянско-светской среды ситуаций, многогранностью большинства образов-характеров является наиболее последовательно реалистичной среди других глав романа, хотя и здесь, по мнению Удодова, немало от сплава романтизма и реализма.

Повесть «Фаталист» завершает роман. Она является наиболее мистической и загадочной из всех частей «Героя нашего времени». В «Фаталисте» заключена важнейшая мысль повествования, к которой постепенно вёл нас автор: насколько человек волен распоряжаться своей судьбой. «И если точно есть предопределение, то зачем же нам дана воля, рассудок?».

Удодов считает, что венчающая роман новелла «Фаталист» даёт новый взлёт «реалистической романтики».

В начале новеллы подчёркивается исключительность самой темы и связанных с ней рассказов: «разговор против обыкновения был занимателен», «каждый рассказывал разные необыкновенные случаи». И сразу же в действие вступает лицо, в наружности которого всё придавало «ему вид существа особенного».

Ключом к идейному замыслу «Фаталиста» является монолог Печорина, объединяющий первую часть новеллы со второй ее частью, в которой речь идет о смерти Вулича. Размышления Печорина в этом монологе как бы подводят итог всему «Журналу Печорина» и даже роману «Герой нашего времени» в целом. Как справедливо утверждает Е.Н. Михайлова, «Лермонтов как бы говорит своей новеллой: никто не может решить окончательно, существует предопределение или нет, поскольку всегда остается место для случайности, для субъективных ”промахов мысли” при объяснении явлений; но даже если предопределение и существует (к чему склоняет пример судьбы Вулича), то и в таком случае человеку остается одно – действовать, испытывать судьбу.

Главная истинно романтическая проблема, поставленная Лермонтовым в романе, — проблема свободы. Насколько свободен Печорин? Мы видим, что он независим от самых близких людей, от светского общества, к которому принадлежит по рождению и воспитанию, от общих представлений о нравственности. Но Лермонтов не даёт окончательного ответа на вопрос, свободен ли его герой от судьбы и от мучительных раздумий о смысле своей жизни. Романтический не значит “возвышенный”, “не от мира сего”. Романтизм лермонтовского романа трагичен и вечен, как вечны противоречия в душе любого умного человека, не находящего в жизни интереса и смысла. Биографы Лермонтова предполагали, что сам писатель к началу 1840-х годов уже пережил этот период в своей собственной судьбе.

В связи с этим встаёт ещё один вопрос: насколько похожи автор и его герой? Лермонтов в Предисловии к роману зло посмеялся над публикой, привыкшей видеть в романах или нравоучения, или портреты автора и его знакомых. Обычный, “правильный” романтический герой, однако, всегда близок своему создателю. Посмотрим с этой точки зрения на Печорина. Понятно, что автор и герой принадлежат к одному поколению с его проблемами и разочарованиями. Прислушиваясь к внутренним монологам Печорина, приходится даже делать усилие, чтобы не отождествлять его полностью с автором. Лермонтов и его герой внутренне близки, но не одинаковы. Современный литературовед Ю.В. Манн утверждает, что “установка на параллелизм авторской судьбы и судьбы персонажа ощущается и за пределами романтизма”, указывая не только на «Героя нашего времени», но и на «Евгения Онегина» А.С. Пушкина и «Мёртвые души» Н.В. Гоголя. Это ещё одна черта романтизма, которая была творчески воспринята реалистической литературой.

Заключение.

Подведём итоги. Печорин — загадка и тайна и для доброго Максима Максимыча, и для более близкого ему по возрасту офицера, и для любящих его женщин. Автор намеренно не разъяснил его, не “разложил по полочкам”. Но при этом Печорин не иллюстрация к учебнику психологии; задача автора состояла в том, чтобы изобразить романтического героя, но также показать и своё время, своё “больное” поколение, столкнувшееся с неразрешимыми философскими вопросами. Белинский первым подчеркнул, что Лермонтов, создавая характер Печорина, изобразил действительность как она есть, во всей её противоречивости и двойственности. Печорины — часть этой действительности.

Язык, слог, стиль романа Лермонтова органически впитали в себя достижения зрелого романтизма и набиравшего силу реализма 1830-х годов, отразив в себе коренные свойства и особенности творческой индивидуальности Лермонтова с её тяготением к органическому синтезу «разнонаправленных» элементов и начал.

В «Герое нашего времени» две стилевые тенденции (романтическая и реалистическая) сливаются в мощный поток двуединого романтико-реалистического стиля. В нём Лермонтов творчески трансформировал и органически воссоединил точность, простоту и естественность пушкинской прозы с живописной яркостью, повышенной эмоциональной насыщенностью лучших образцов зрелого романтического стиля.

Композиция «Героя нашего времени» не линейная, а концентрическая. И не только потому, что всё в ней тяготеет к одному центральному герою. Все части романа являются не столько отдельными сторонами единого целого, сколько замкнутыми кругами, содержащими в себе суть произведения во всём объёме, но не во всей глубине. Наложение этих кругов друг на друга не столько расширяет рамки повествования, сколько углубляет его.

Анализ романа «Герой нашего времени» с точки зрения романтизма и реализма показывает прежде всего схематизм и условность самого принципа разделения авторов и их произведений на романтические и реалистические. Кроме того, можно сказать, что романтизм и реализм являются не просто двумя периодами в истории русской литературы, а вечными способами изображения мира и человека, причём наибольших художественных вершин достигают именно те авторы, которые идут по пути их соединения и создают философско-психологические произведения с социальной проблематикой. Таким и стал роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», показывающий, что реализм рождается не как отрицание романтизма, а как сохранение и развитие его достоинств. Видимо, писатель открыл наиболее подходящий для русской жизни и русского характера способ изображения, для которого бы подошло название романтический реализм.

Такие произведения всегда отличаются некоторой неразгаданностью и глубиной. Полное разъяснение авторами поступков и чувств героев, однозначность авторских выводов всегда снижает интерес к чтению, превращает художественное произведение в пункт списка для обязательного чтения. А объединение двух творческих методов позволяет произведению жить вечно, заставляя каждое новое поколение читателей не просто обсуждать его по-новому, но надеяться на новые открытия и в художественном мире произведения, и в себе самих.

Список литературы:

1. Алпатова Т.А. «История души человеческой» в зеркале повествования// Журнал «Литература в школе». – 2008. – №1

2. Белинский В.Г. Статьи и рецензии. М.: Издательство академии наук СССР, 1971.

3. Белинский В.Г. Избранные статьи. М.: Детская литература, 1980.

4. Большая Советская энциклопедия. http://slovari.yandex.ru/dict/bse.

5. Егоров О.Г. Нервический характер в русской литературе// Журнал «Литература в школе». – 2005. – №3.

6. Зуров Л. Ф. «Тамань» Лермонтова и «L’Orco» Жорж Занд.

7. Коровин В. И. Творческий путь М. Ю. Лермонтова. М.: Проствещение, 1973

8. Лермонтов М.Ю. «Герой нашего времени».

9. Мануйлов В. А. роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» - Комментарии. М.: Просвещение, 1966.

10. Михайлова Е. Н. Проза Лермонтова. М., Гослитиздат, 1957.

11. Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений, т.III. М., Гослитиздат, 1947.