Риски для ЕС в настоящем и будущем.

Очередное в нынешнем «кризисном каскаде» испытание на прочность Евросоюза – иммиграционный кризис. Вообще, для западноевропейских стран проблема иммиграции, конечно, не нова. Ведь они, начиная ещё с 1960-1970-х гг. постепенно становились всё более пёстрыми в этническом и культурном отношении. С начала 1990-х гг. эти процессы развернулись и в государствах ЦВЕ. Происходящий вследствие этого рост локальных идентичностей и группового этнического сознания последовательно увеличивает культурную гетерогенность и этнорассовое многообразие практически всех западноевропейских наций [10; 11].

Новым же является то, что в 2011 г. начал подниматься подлинный «девятый вал» иммиграции в ЕС, вызванный революциями и движениями протеста в арабском мире. Конечно, иммиграционные «приливы» имели место и ранее, особенно во время войн в экс-Югославии. Однако, арабский иммиграционный потенциал превышает балканский даже не в разы, а на порядки: только в странах, уже затронутых волнениями в 2011 г., проживает в общей сложности 260 млн. чел. Поэтому при галопирующей инфляции, массовой безработице, бедности (например, 40% жителей 83-миллионного Египта живут менее, чем на два доллара в сутки), огромном числе беженцев – в ближайшие месяцы и годы многие сотни тысяч, если не миллионы жителей Магриба и Ближнего Востока будут всеми путями пытаться попасть в страны ЕС.

Но, проникая тем или иным путём в Европу, иммигранты, представляющие в основном страны третьего мира, сталкиваются там с иммигрантофобией, которая в последние годы буквально на глазах становится всё более массовой. Правительства стран Шенгенской зоны, будучи вынужденными реагировать на эти настроения, пытаются всё более активно противодействовать массовой иммиграции. Впечатляющие подтверждения тому – недавний острый конфликт между Францией и Италией (о котором ещё пару лет назад нельзя было и помыслить), в связи с нежеланием первой принять несколько тысяч беженцев из Туниса. Или только что произошедшие беспорядки на итальянском острове Лампидуза, где из-за массового наплыва тунисских беженцев возмущенные местные жители решили взять ситуацию под свой контроль и прекратить иммиграцию. В этом же ряду – и последовавший 22 сентября 2011 г. очередной отказ принять в Шенгенскую зону Болгарию и Румынию, несмотря на то, обе эти страны входят в Евросоюз.

Говоря о месте и роли миграций в современном мире, аналитики уже не склонны проявлять умеренность в употреблении превосходной степени. В них (миграциях) усматривают «центральную проблему нашего времени» и расценивают их как не имеющее по своим масштабам исторического прецедента «ненасильственное воздействие на сложившиеся социокультурные общности» [12 С. ХХХV, XXXVI]. А все более возрастающая численность инокультурного населения, компактность территориального его размещения, плюралистический дизайн современных европейских городов – вполне благоприятствуют сохранению для него режима своеобразной культурно-цивилизационной автономии. Соответственно – действие названных факторов во все большей степени лимитирует возможности евроаккультурации иммигрантов. Хотя, разумеется, полностью её и не блокирует, но локализует настолько, что гомогенизацию общества, как в предыдущие эпохи, она обеспечить уже не в состоянии.

Следовательно, усиливающийся иммиграционный приток в ближайшие годы неизбежно усилит и этнорасовую гетерогенность Европы, в которой мультикультурность и без того ведь уже стала новым атрибутивным признаком современных наций – австрийской, британской, германской, голландской, итальянской, французской и т.д.

Но коль это так, то легко можно прогнозировать и дальнейший рост в странах ЕС локальных идентичностей и группового этнического самосознания, что, со всей очевидностью, будет дополнительно стимулировать разделённость социумов как на национальном, так и на всеевропейском уровне. Значит, расширится также поле эвентуальных конфликтов: и за счёт умножения собственно этнических, и, в гораздо большей степени, за счёт этнизации всех прочих форм конфликтов. Ведь аналитики уже и применительно к современности констатируют явления, когда неэтнические конфликтные ситуации так или иначе «этнизируются и грозят приобрести необратимый характер (курсив мой. – О.Б.)»[11.С.16]. Наглядным проявлением этого является общий рост националистических настроений в Европе.

Конкретное тому подтверждение – большие успехи праворадикальных сил в целом ряде стран – Великобритании, Нидерландах, Бельгии, Франции, Венгрии – на выборах всех уровней. Сенсационного успеха на парламентских выборах 2011 г. в Финляндии добилась националистическая партия «Истинные финны», получившая сразу третью (!) по численности депутатов фракцию. Две ультраправые австрийские партии – «Альянс за будущее Австрии» и «Партия свободы» на парламентских выборах вместе набрали 29%, вплотную приблизившись к психологически важной цифре в 30%. Хорошие электоральные перспективы радикальные националисты имеют также в Словакии и Польше. На выборах в Европарламент в 2009 г. правые и ультраправые победили в 10 из 27 стран Евросоюза и позиции их с тех пор продолжают последовательно укрепляться.

Правящие элиты стран Евросоюза начинают так или иначе сознавать, что сегодня проблема иммиграции, прежде всего «цветной», воспринимается всё большим числом европейцев даже острее, чем экономический кризис и безработица. О чём они и сигнализируют политическим элитам, отдавая во всё большем количестве свои голоса на выборах правым радикалам. Такое осознание, по всей очевидности, и сподвигло летом 2011 г. канцлера А. Меркель и президента Н. Саркози на получившие сразу же большой международный резонанс заявления о провале политики мультикультурализма. Конечно, такое признание выглядело как вынужденная уступка обоих лидеров избирателям их стран, всё более и более разочаровающихся в них. Однако, весьма примечательно, что процесс утраты доверия продолжился и после этих заявлений, в результате чего возглавляемый А. Меркель ХДС терпит на земельных выборах одно унизительное поражение за другим, а рейтинг Н. Саркози в соцопросах о будущем президенте Франции уже длительное время заметно ниже, чем у лидера ультраправого «Национального фронта» М. Ле Пен.

Между тем, близорукий курс Запада на поощрение арабских революций, результатом которых и стал иммиграционный кризис, уже создал и конкретный стимул для соответствующей, т.е. иммигрантофобской реакции. А это в ближайшие годы будет иметь самые нежелательные последствия для всего Евросоюза. Ведь большинство входящих в него государств уже сталкивается, а в дальнейшем будут сталкиваться в гораздо большей степени с весьма болезненной проблемой отрицательного, нулевого или околонулевого естественного прироста населения. Так, по состоянию на лето 2011 г. 10 стран ЕС имели отрицательный и нулевой коэффициенты естественного прироста, а ещё 4 страны – околонулевой, т.е. не превышающий 0,1% [13]. Общее число жителей этих 14 стран составляет сейчас 272,7 млн. чел., т.е. 54,3% от совокупного населения ЕС [13]. Если обратиться к данным прогноза численности населения в 2050, то окажется, что, при сохранении нынешних тенденций, население 14 проблемных стран к 2050 г. не только не вырастет, но, напротив, сократится более чем на 20 миллионов (!) и составит 252,4 млн. чел. – всего-навсего 92,5% к уровню 2011г. [13]. При этом, наиболее острая ситуация в Западной Европе – как раз в стране-«локомотиве» Евросоюза – Германии. При нынешних 81,8 млн. чел., к 2050 г. в ней будет насчитываться уже только 69,4 млн. чел., что составляет, ни мало, ни много – 84,8% к уровню 2011 г. Столь удручающая перспектива для страны, давно уже воспринимающейся как главная «надежда и опора» ЕС, побудила авторитетного французского учёного и общественного деятеля, первого президента Европейского Банка Реконструкции и Развития (ЕБРР) Ж. Аттали выступить летом 2011 г. со статьёй-предостережением «Германия – больной человек Европы», после чего он дал ещё несколько интервью на эту тему для масс-медиа [14].

Так вот, в свете ширящегося в странах ЕС негативного отношения к иммиграции, их правительствам будет всё более и более трудно использовать её ресурс для сколько-нибудь существенного смягчения остроты той проблемы депопуляции, которую так красноречиво характеризуют приведённые выше цифры.