ХРИСТИАНСТВО И ГЕНЕЗИС НОВОЕВРОПЕЙСКОГО ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАУКИ

В наши дни мы воспринимаем науку, как должное, с легкостью забывая, что она является очень специфичным, сравнительно молодым и уникальным образованием в истории человечества. Если мы оглянемся на два или три тысячелетия назад, можно обнаружить более двенадцати великих цивилизаций, для которых были характерны высоко организованные города, впечатляющие достижения искусства, развитые политические системы, поэзия и драма, но не было ничего такого, что можно было бы назвать наукой. Естественно, техника обработки металла, камня и глины тогда уже была достаточно высока. Но детального понимания поведения веществ, выраженного математическими формулами, не существовало. Этим цивилизациям были присущи тщательно разработанные системы землемерства, некоторые знания о движении планет и звезд, но не было обобщенного понимания того, как это движение может быть рассчитано с помощью основных законов динамики. Возможно, некие соображения о конечных составляющих материи тогда и существовали, но не было ни малего представления о размере и структуре этих составляющих, как и теорий о их свойствах и влиянии этих свойств на свойства самой материи. Главным же образом, не существовало концепции о том, что бесконечное множество явлений - астрономических, электрических, динамических, химических и атоммарных - нужно рассматривать как проявление неделимого единства, которое можно определить буквально несколькими дифференциальными уравнениями. То детальное понимание природы, которое мы и называем наукой, возникло и обрело зрелость во вполне определенный момент истории человечества, а именно в 17 веке, и случилось это в Европе. Прежде всего это были работы Ньютона, который в свою очередь использовал труды Коперника, Кеплера и Галилея, избегая таких крайностей, как эмпиризм Бэкона, или рационализм Декарта. Используя и развивая понятия пространства и времени, массы и силы, скорости и ускорения, инерции и мощности, которые за предыдущие столетия приобрели достаточно изящный вид, он сформулировал свои законы движения, указав при этом, как их можно использовать для вычисления движения и на Земле, и в космосе, для расчета как орбиты Луны, так и падения яблока. В то же время он развил дифференциальное исчисление и продемонстрировал, как этот мощный математический аппарат позволяет выразить законы движения в краткой и изящной форме. Он решил уравнения, позволяющие рассчитать поведение объекта в различных условиях. Таким образом, он заложил фундамент теоретической физики, и необычайный рост науки в последующий период по сути дела явился развитием и распространением на другие явления метода, примененного им впервые. В масштабе истории человечества это стало событием чрезвычайной важности, одним из тех, которые отличают нашу цивилизацию от остальных. Впервые мир стал единым - средства передвижения и коммуникаций объединили его, человек смог посмотреть и на всю планету вцелом, и на соотношение ее частей. Это явление настелько выдающееся, что мы вынуждены спросить себя: почему именно в Европе семнадцатого века зародилась наука, а не в какой-нибудь античной цивилизации? Почему не в древнем Китае - ведь там так высоко была развита технология? Не в Индии или Египте, Вавилоне или Персии, Мексике или Перу? Да в конце концов, почему не в Греции - самой интеллектуальной из всех древних цивилизаций? Ведь в древней Греции развивалась научная мысль. Действительно, наука древней Греции начинала очень многообещающе, но за несколько столетий исследовательский импульс был утерян, и в результате остались только записи, над которыми стали работать позже, в Средние века. Как ни хороша была наука древней Греции, она была мертворожденной.

ПОЧЕМУ ВОЗНИКЛА НАУКА?

Вопрос о причинах возникновения науки, времени и месте ее рождения - сложный исторический вопрос, ответить на который можно лишь узнав, какие условия необходимы для возникновения истинной науки, и затем анализируя, в какой степени эти условия имелись в наличии в той или иной цивилизации. И если мы обнаружим эти необходимые условия только в одной единственной цивилизации, это будет исчерпывающим объяснением наблюдаемого нами исторического феномена. Хотя, конечно же, мы не предусмотрим всех деталей исторического процесса, зависящего кроме всего прочего от наличия или отсутствия гениальных людей, а также каких-либо экстремальных обстоятельств. Давайте подумаем, что же необходимо для зарождения жизнеспособной науки. Прежде всего общество должно быть достаточно развито, чтобы некоторые его члены могли бы большую часть своего времени просто думать о мироздании, не отвлекаясь на поиски хлеба насущного. Необходима также хотя бы простойшая технология, позволяющая создавать необходимую аппаратуру для экспериментов. Кроме того, должна быть развита письменность, чтобы результаты исследований могли быть записаны и переданы другим ученым. То же самое можно сказать и о системе математических знаков для записи результатов вычислений. Все эти факторы можно назвать материальными потребностями науки. Многое из этого можно найти (в большей или меньшей степени) по крайней мере в нескольких античных цивилизациях, но ответ на вопрос о уникальном возникновении науки придется искать где-то в другой области. Но если ответ не содержится в сфере материальной, может быть стоит поискать его в области идей? Ведь вполне возможно, что развитие или неразвитие науки зависит от отношения людей к материальному миру. Можно предположить, что какое-то определенное отношение к миру может тормозить образ мысли, дающий научное понимание мира, в то время как другие взгляды служат благодатной почвой для нее. На ранних стадиях развития науки ей присуще типичное мышление людей среднего уровня, простых представителей своего времени - с его убеждениями и идеями. Лишь гораздо позже, когда наука уже достаточно развита, вырабатывается особый научный лексикон и образ мышления, которым обучают молодых ученых и студентов. Мы должны обратить особое внимание на идеи и убеждения всего общества, так как именно они определяют, сложится ли отношение, благоприятствующее возникновению науки.

ВЗГЛЯДЫ НА МИР

Если задуматься о науке и отношениях, благоприятствующих ее росту, очевидным становится то, что в первую очередь люди должны интересоваться окружающим миром. Они должны верить в то, что мир в достаточной степени хорош, и что вполне достойным и стоящим делом будет узнать о нем побольше. Кое-кто думает, что материальный мир есть зло, и чем меньше у нас с ним общего, тем лучше. Понятно, что если вы разделяете подобную точку зрения, у вас нет никаких шансов стать ученым. Кроме того, вы должны верить в то, что мир упорядочен, что все происходящее закономерно и разумно. Ведь это значит, что если мы будем проводить наблюдения или измерения чего-либо в определенный момент времени, то мы получим те же результаты и в следующий раз или в другом месте. Если же мы получим иной результат, если поведение вещей беспорядочно, случайно, то опять-таки существование науки невозможно. И пока мы не поверим в то, что в природе существует порядок и закономерность, мы никогда не станем выяснять, что же происходит в природе. Относительно порядка в природе могут существовать два взгляда. Мы можем считать, что существующий порядок вещей является единственно возможным, что материальный мир не может быть устроен каким-либо другим образом кроме имеющегося. Если мы верим в это, напрашивается мысль, что мы можем разобраться с происходящим в природе только посредством чистой мысли, что наука развивается так же, как и математика. И многие действительно пытались исследовать мир путем умозаключений и не преуспели в этом - их выводы оказались в результате либо тривиальными либо неправильными. Нам известно, что единственный результативный метод узнать что-то о реальном мире - это целенаправленное наблюдение и эксперимент, которые будут лишены смысла, если считать существующий порядок вещей единственно возможным. Но можно также верить, что порядок вещей в мире - один из множества возможных. Иначе говоря, мы можем предположить, что он зависит от обстоятельств, и может отличаться от нынешне существующего. Если мы убеждены в этом, то единственным способом познания мира будут наблюдение и эксперимент, и такой путь открывает возможности для развития науки. Следующее требование к развитию науки состоит в том, что мы должны предполагать, что само это занятие не лишено смысла. Мы должны верить, что порядок в природе до какой-то степени доступен человеческому разуму, и, если мы приложим достаточно усилий, некоторые секреты будут раскрыты. Если же мировой порядок скрыт от человеческого понимания, если не существует путей познания мира, то не стоит и стараться это делать.

ПОДВЕДЕМ ИТОГИ

Если исходить из природы науки, можно сказать, что она способна развиться только в цивилизации, где люди убеждены в том, что материальный мир является хорошим, или по крайней мере морально нейтральным; где люди верят в порядок и закономерность мира; где убеждены в том, что мир зависит от обстоятельств в том смысле, что он может быть не таким как сейчас, и что он доступен для познания. Эти убеждения необходимы для возникновения науки, но недостаточны. Научные исследования весьма сложны, а природа не очень-то охотно открывает свои тайны. У ученых должна быть сильная мотивация, чтобы они смогли пройти через все неудачи и разочарования, которые неизбежно встретятся им в работе. Без этого работа не может быть завершена, даже если мы теоретически будем осознавать, что мир познаваем. Кроме всего прочего, для науки характерно то, что она является результатом коллективного труда, работой многих умов. Любой ученый опирается на результаты работы своих предшественников и делится своим опытом с коллегами. Если бы ученые делали из своей работы тайну, ее результаты умирали бы с ними, и сложное слаженное здание науки никогда бы не было построено. Таким образом, ученый должен быть убежден в том, что все знания, полученные им, не принадлежат только ему, что он обязан делиться ими. Вот основные взгляды, необходимые для зарождения науки в любом обществе. Эти убеждения невозможно поддерживать сознательно и явно, то есть их нельзя оформить как свод законов. Чаще всего об этом даже не задумываются, ведь это настолько очевидно, что мы даже никогда и не стремились выразить свое мнение словами. Убеждения эти являются как бы частью самой ткани наших мыслей, они формируют наш взгляд на мир. Однако же если мы станем расматривать все эти точки зрения совокупно, мы обнаружим, что они составляют совершенно особую систему убеждений, без сомнения уникальную. И действительно, анализируя отношение к миру и познанию его других цивилизаций, мы обнаружим, что они отличны от тех, что необходимы для появления науки. Этот вопрос подробно рассмотрел С.Л.Жаки в своей книге "Наука и Творение". Такая специфическая система взглядов на материальный мир, от которой зависит развитие науки, существовала именно в Европе в семнадцатом веке, и именно поэтому та наука, которую мы знаем, зародилась именно тогда. Но где же истоки этих взглядов и почему они были характерны для этого периода?

ХРИСТИАНСКИЕ ИСТОКИ НАУКИ

В семнадцатом веке, да и несколько столетий до этого, европейское мышление формировалось христианской теологией и философией. Все, от крестьян до королей, смотрели на мир с христианской точки зрения. Таким образом, мы должны проанализировать, как соотносятся взгляды, способствующие зарождению науки, и христианская точка зрения на мир. Нетрудно убедиться, что между этими двумя системами убеждений существует очень тесная связь, так что именно христианское учение подготовило почву для развития науки, обучая людей тому особенному отношению к миру, без которого наука не развивалась бы. Все это становится очевидным, лишь стоит подробнее рассмотреть те взгляды, о которых мы говорили ранее. Христиане верят в то, что мир хорош, потому что таким создал его Бог: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (Бытие 1:31). Позже материя была облагорожена Боговоплощением: "И Слово стало плотию и обитало с нами" (Иоанн 1:14). Мир разумен и упорядочен потому, что он создан и продолжает существовать благодаря разумному Богу. Порядок в нашем мире зависим, он зависит от Божественной воли; Бог мог сотворить наш мир совсем иным. Что такое Божественная свобода и Божественный разум? Между ними - очень тонкая грань, чуть больше в одну сторону - и вот вы убедились в том, что мир - это хаос, или что наш мир - единственно возможный. Обе эти точки зрения абсолютно не способствуют развитию науки. Христианин верит в то, что человеческий разум может познать мир, потому что Бог приказал человеку покорить землю, а Он не приказывает невозможного: "Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицей небесной, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" (Бытие, 1:28). Таким образом, умами христиан все больше овладевало именно то мировоззрение, которое необходимо для развития науки. Кроме того, христианину присуще сильное стремление к познанию мира. Сам Христос повторяет божественный приказ - владычествовать над землей - в своей притче о таланте, ведь Он призывает нас полностью использовать все наши способности и силы. Позже, когда стало ясно, что научные знания могут применяться для того, чтобы получить больше пищи, улучшить помощь больным, обеспечить людей одеждой и кровом, все это стало особой обязанностью каждого человека - ведь нам предписано было накормить голодного, дать напиться жаждущему и одеть раздетого. И последнее условие для развития науки - уверенность в том, что знаниями следует щедро делиться - подтверждает Книга Премудрости Соломона: "Без хитрости я научился, и без зависти преподаю, не скрываю богатства ее (премудрости); ибо она есть неистощимое сокровище для людей, пользуясь ею, они входят в содружество с Богом, посредством даров учения" (Премудрость Соломона, 7:13-14). В Книге Премудрости Соломона также содержится и фраза, которую чаще всего цитировали в Средние века: "Ты все расположил мерою, числом и весом" (11:21). Немудрено, что средневековые ученые - Буридан, Орезм и другие - используют в своих работах новаторский подход к количественному анализу явлений. Итак, мы выяснили, что в решающие для возникновения науки века общественная мысль в Европе формировалась под воздействием системы убеждений, которая включает специфичные элементы, необходимые для возникновения и роста науки. Между христианским Откровением и современной наукой, таким образом, существует живая неразрывная связь. Христианство обеспечило убеждения, которые были необходимы для зарождения науки и моральный климат, который обеспечил ее рост. Конечно, никто не в силах доказать, что без христианского откровения наука не возникла бы никогда. Существовали и другие исторические предпосылки и системы идей, которые изрядно повлияли на развитие науки, в частности - математика Древней Греции. Однако тот факт, что эти работы (в особенности работы Архимеда) были так охотно приняты и изучены и развиты в Средние Века говорит о том, что они тоже не противоречат христианскому мировоззрению. Таким образом, наука и Христианство находятся в изначальной гармонии. Более того, мы можем вполне обоснованно утверждать, что христианское откровение было одной из главных причин возникновения и роста современной науки.

НЕКОТОРЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

Этот краткий анализ того вклада, который идеи Христианства внесли в рост современной науки, поднимает ряд вопросов, требующих своего рассмотрения. Если только Христианство способствовало развитию современной науки, как же тогда древним грекам удалось такое блистательное начало? Почему на появление науки потребовалось 16-17 веков после рождения Христа? Как можно объяснить то, что в самом Христианстве много идей, противоречащих науке? Почему церковь столь часто противопоставляют научному прогрессу, что многие просто уверены, что они несовместимы? Как удается науке процветать в нехристианском, и даже - антихристианском обществе? Вопросов существует множество, но сейчас мы можем сделать только несколько основных замечаний по ним.
Изобилие и многообразие идей, отчасти, явились причиной краха науки в Древней Греции. Выдающиеся умы того времени, например, Архимед, высказывали множество верных идей. Но они жили в обществе, на которое оказывали значительное влияние взгляды, несовместимые с наукой: множество богов, отвечающих за разные аспекты материального мира; материя есть зло; история развивается циклично, полностью повторяя сама себя; только рабы достойны ручного труда. Итак, хотя отдельные гениальные мыслители дали необходимый для развития науки толчок, но общество в целом их не поддержало. Позже, через несколько столетий, это стремление к знаниям ослабло, глубокий упадок охватил все греческое общество, и наука Греции была предана забвению.
Христианство зародилось в языческом мире, как небольшая секта в отдаленной провинции могучей империи. Большинство преследуемых и разобщенных верующих жили в предвкушении близкого второго пришествия Христа. Почти все они были так переполнены радостью обретения веры, что даже и не задумывались ни о чем другом. Любой вопрос, касающийся материального мира, они считали праздным любопытством. Поэтому первые несколько веков Христианство не поддерживало науку (по крайней мере, явно). Но в самой Библии содержатся такие мысли об отношениях между Богом, людьми и окружающим миром, которые постепенно, в течение многих веков, подготавливали сознание европейцев к рождению науки, распространяя ту систему взглядов, которая была для этого необходима. Христианство распространилось во всей Римской империи, в результате был крещен даже император. Позже, когда империя пала, для Европы настали черные дни, точнее, века. В этот период Христианство боролось с ордами варваров за сохранение знаний, накопленных в древние века, и за сохранение веры, необходимой для разумного существования людей и вселенной. Так, постепенно, рождался новый мир, в основном сформировавшийся под влиянием христианской веры. В средневековом христианском обществе расцветали и развивались те идеи, которые родились много веков назад. В раннем средневековье на христианском западе стали широко известны работы классической античности, например, Аристотеля. Вскоре они стали оказывать значительное влияние на христианскую мысль. Именно Аристотелем были сформулированы существенные вопросы, касающиеся мироздания, но при тогдашней системе взглядов решить их было невозможно. Идеи, способные сломать эту систему, были заложены в Христианстве. Слияние христианской веры и вопросов, которые ставили еще греки, привело позже, через несколько веков, к появлению науки.
В противовес политеизму греков иудаизм представил жесткий монотеизм, вездесущего Бога, от которого зависело все существующее, Создателя хорошего мира. Христианство углубило иудейское осознание целенаправленности истории ожиданием Мессии и воплощением его в Христе. Этот новый взгляд на историю разрушил теорию цикличности происходящего, изрядно ослаблявшую все античные культуры. В то же время Христианство привнесло новое отношение к работе, настаивая на необходимости изменения материальной стороны жизни. Итак, предпосылки для науки, слегка намеченные греками, укреплялись и объединялись, распространяясь в обществе.
Христианские философы и теологи средневековья объединяли знания в единое целое, используя науку своего времени, в основе имевшую работы Аристотеля. Когда же эта научная картина мира была в корне изменена революционным открытием Коперника, многим христианам было трудно поверить в то, что это открытие ни в коей мере не угрожало их вере. На самом же деле эта теория была точнее и глубже, а значит, она давала более верный взгляд на мир, и взгляд этот ни в чем не противоречил христианскому откровению. Но дело происходило во времена религиозных переворотов, и вместе с прочими факторами приводило к тому, что к науке относились все хуже, труднее было внимательно и непредвзято проанализировать сложившуюся ситуацию. Это непонимание существует и в наши дни, и даже усиливается из-за тех христиан, которые не ведают, что наука уходит корнями в Христианство. Науке требуется время для развития, осложняемого работами атеистов 18-19 века. Следует заметить, что вначале большинство ученых, ответственных за возникновение науки и ее развитие, были убежденными христианами и видели в своей научной работе неотъемлемую часть своего христианского призвания.
Спустя годы главам христианской церкви не удалось вплести эту новую науку в ткань христианского видения мира, и наука стала обособляться от Христианства. Наука, только родившись, сразу доказала свою жизнеспособность и распространилась чрезвычайно широко, пустив корни в разных обществах с разными верованиями.
Отрыв науки от христианских корней был разрушителен по многим причинам. Технологический материализм подчинил себе души людей и загрязнил окружающую среду до такой степени, что сейчас идет сильнейшая реакция на это. Христианская церковь сейчас не может занять главное место в работе по убеждению мира в том, что применение и развитие науки происходит в согласии с христианскими принципами, ведь церковь так долго пренебрегала наукой. Те из нас, кто является и ученым, и Христианином; кто считает, что наука воплощает Божью заповедь, кто знает, что применение достижений техники должно вестись в соответствии христианскими принципами - несут особую ответственность. Они должны раскрывать для всех неразрывную гармонию науки и христианской веры. Чтобы Христианство никогда не считалось дискредитированым соперником науки, но вечным и единственно верным доказательством того, что наука используется во имя добра, а не во вред человеку.

Для тех читателей, кто хотел бы глубже разобрать некоторые идеи,
затронутые в этой статье, рекомендуем следующую книгу: Стенли Л.Жаки
"Дорога науки и пути к Богу" (Скоттиш Академик Пресс, 1978). В своих лекциях в Джиффорде профессор Жаки доказывает, что эпистемологическая основа традиционных доказательств существования Бога является одновременно основой для науки.

Доктор Питер Ф.Ходжсон (Dr.Peter Hodson) - магистр искусств, доктор философии,
сотрудник Колледжа Корпус Кристи, Оксфорд.
Лектор Оскфордского университ

Естественное и искусственное

В античной философии и науке природа - фюсис - мыслилась через противопоставление ее не-природному, искусственному, тому, что носило название "техне" и было продуктом человеческих рук. Так, по Аристотелю, - из существующих (предметов) одни существуют по природе, другие - в силу иных причин. Животные и части их, растения и простые тела, как-то: земля, огонь, воздух, вода - эти и подобные им существуют по природе. Все упомянутое очевидно отличается от того, что образовано не природой: ведь все существующее по природе имеет в самом себе начало движения и покоя, будь то в отношении места, увеличения и уменьшения или качественного изменения. А ложе, плащ и прочие (предметы) подобного рода, поскольку они соответствуют своим наименованиям и образованы искусственно, не имеют никакого врожденного стремления к изменению или имеют его лишь постольку, поскольку они оказываются состоящими из камня, земли или смешения (этих тел) - так как природа есть начало и причина движения и покоя для того, чему она присуща первично, сама по себе, а не по (случайному) совпадению" (Физика, II, I, 192 b 8-24).

В соответствии с таким пониманием природы древнегреческая мысль строго различала науку, с одной стороны, и механические искусства - с другой. Физика, согласно древним, рассматривает природу вещей, их сущность, свойства, движения, как они существуют сами по себе. Механика же - это искусство, позволяющее создавать инструменты для осуществления таких действий, которые не могут быть произведены самой природой. Механика для древних - это вовсе не часть физики, а искусство построения машин; она представляет собой не познание того, что есть в природе, а изготовление того, чего в природе нет. Само слово "механэ" означает "орудие", "ухищрение", "уловку", т. е.- средство перехитрить природу. Если физика призвана отвечать на вопрос "почему", "по какой причине" происходит то или иное явление природы, то механика - на вопрос "как" - как создать то или иное приспособление ради достижения определенных практических целей.

Не удивительно, что при таком подходе в античной философии и науке всегда различались теоретическая и практически-прикладная сферы. Известно, что Платон, в частности, подвергал критике применение механики к решению математических задач. Так, его современники - знаменитые математики Архит и Евдокс при решении задачи удвоения куба (сведенной Гиппократом Хиосским к нахождению двух средних пропорциональных между двумя отрезками) применяли метод построения, вводя в геометрию механические приемы. По свидетельству Плутарха, Платон негодовал, упрекая их в том, что они губят достоинство геометрии, "которая от бестелесного и умопостигаемого опускается до чувственного и вновь сопрягается с телами..."¹

Совсем иную трактовку природы мы обнаруживаем в конце XVI - XVII в. Здесь снимается противопоставление естественного и искусственного (технического) и, более того, механика оказывается ядром физики как науки о природе, задающим парадигму исследования всех природных явлений. Это, разумеется, не значит, что творцы нового математически-экспериментального естествознания не замечали различия между природными явлениями и продуктами человеческой деятельности: парадокс в том, что вопреки очевидному различию между самосущим и сконструированным они настаивали на возможности их принципиального отождествления в целях познания природы.

Так, в "Началах философии" Декарта читаем: "Между машинами, сделанными руками мастеров, и различными телами, созданными одной природой, я нашел только ту разницу, что действия механизмов зависят исключительно от устройства различных трубок, пружин и иного рода инструментов, которые, находясь по необходимости в известном соответствии с изготовившими их руками, всегда настолько велики, что их фигура и движения легко могут быть видимы,- тогда как, напротив, трубки и пружины, вызывающие действия природных вещей, обычно бывают столь малы, что ускользают от наших чувств. И ведь несомненно, что в механике нет правил, которые не принадлежали бы физике (частью или видом которой механика является); поэтому все искусственные предметы вместе с тем предметы естественные. Так, например, часам не менее естественно показывать время с помощью тех или иных колесиков, из которых они составлены, чем дереву, выросшему из тех или иных семян, приносить известные плоды"².

Последняя аналогия, к которой прибегает Декарт, очень существенна и составляет своего рода парадигму мышления XVII в.: я имею в виду сравнение природы с часами. Искусный мастер, пишет Декарт, может изготовить несколько часов так, что все они будут показывать одинаковое время, даже если в конструкции их колес не будет никакого сходства; поэтому и нет нужды доискиваться сходства в колесах часов, достаточно понять принцип их работы. То же самое должно иметь место и по отношению к познанию природы. Прежде наука стремилась понять природу в ее, так сказать, внутреннем устройстве, но, согласно Декарту, достигнуть этого невозможно, да и не нужно. Важно лишь одно: чтобы все вещи сконструированного нами мира вели себя так, как ведут себя вещи в мире реальном. Иначе говоря, чтобы часы,- созданные нами, и часы, сотворенные божественным Мастером, показывали время одинаково. "Я почту себя удовлетворенным, - заключает Декарт,- если объясненные мною причины таковы, что все действия, которые могут из них произойти, окажутся подобны действиям, замечаемым нами в явлениях природы"³.

В лице Декарта, как видим, естествоиспытатель рассуждает как техник-изобретатель, конструирующий определенный прибор: ведь именно последнему важен только эффект, а средства его достижения значения не имеют.

В сущности Декарт здесь сформулировал положение, которое легло в основание новоевропейского естествознания и позднее со всей решительностью было поддержано и углублено Кантом: мы познаем только то, что сами же и творим. В основе этого положения лежит отождествление естественного и искусственного,- научного знания и технического конструирования, природы и машины. Такое отождествление никогда не производится без некоторых оговорок; у Декарта роль такой оговорки выполняет его пробабилизм⁴; однако тем решительнее это отождествление кладется в основу научной теории и становится важнейшей предпосылкой новоевропейского понимания природы.

Герметизм и физика Ньютона

С критикой картезианской механики в последней трети XVII в. выступил Исаак Ньютон. Целый ряд возражений Декарту Ньютон сформулировал еще в 1670 г.⁵², а спустя 17 лет, в "Математических началах натуральной философии" он предложил отличную от картезианской научную программу. Нам интересно обратиться к Ньютону не только потому, что его "Начала" как бы завершают генезис новоевропейского естествознания, но и потому, что выстроенное им величественное здание классической механики тоже имеет свой философско-религиозный фундамент. Ньютонова трактовка христианской теологии, и прежде всего догмата о творении мира, существенно отличается от картезианской; в немалой степени она определяется, по-видимому, тем влиянием, которое оказали на Ньютона кембриджские платоники, в первую очередь Генри Мор, а также оккультно-герметическая традиция,- с которой кембриджский платонизм был тесно связан⁵³.

Выше был рассмотрен вопрос о том, как оккультно-герметическая установка эпохи Возрождения повлияла насамосознание человека, подняв его и его возможности на небывалую высоту. А теперь посмотрим, каким образом магико-оккультные течения оказали воздействие на ученых в плане содержания тех идей, которые определили характер новоевропейской науки⁵⁴.

Если у Декарта свойства тел сводятся к протяжению, фигуре и движению,- причем источником движения Декарт, как мы знаем, считает трансцендентного миру Бога, то Ньютон присоединяет к перечисленным свойствам еще одно - силу, и это последнее становится у него решающим. Сила, которой наделены все тела без исключения как на Земле, так и в космосе, есть, по Ньютону, тяготение.

"Подобно тому как нельзя представить себе тело, которое бы не было протяженным, подвижным и непроницаемым, так нельзя себе представить и тело, которое бы не было тяготеющим, т.е. тяжелым", - пишет в Предисловии к "Началам" Роджер Коте⁵⁵.

Сила тяготения тел есть та причина, с помощью которой, как убежден Ньютон, можно объяснить, а не только математически описать явления природы. Это та последняя причина, к которой восходит всякое физическое, или механическое, познание природы. Сама же она, как подчеркивают Ньютон и его последователи, в рамках механики объяснена быть не может. "Я изъяснил, - пишет Ньютон, - небесные явления и приливы наших морей на основании силы тяготения, но я не указывал причины, которая проникает до центра Солнца и планет без уменьшения своей способности и которая действует не пропорционально величине поверхности частиц, на которые она действует (как это обыкновенно имеет место для механических причин), но пропорционально количеству твердого вещества, причем ее действие распространяется повсюду на огромные расстояния, убывая пропорционально квадратам расстояний. Тяготение к Солнцу составляется из тяготения к отдельным частицам его и при удалении от Солнца убывает в точности пропорционально квадратам расстояний даже до орбиты Сатурна, что следует из покоя афелиев планет, и даже до крайних афелиев комет, если только эти афелии находятся в покое. Причину же этих свойств силы тяготения я до сих пор не мог вывести из явления, гипотез же я не измышляю"⁵⁶.

Упрекая Декарта в том, что он изгнал из природы все, что не сводится к протяжению и механическому движению, включая всякую силу и всякое активное начало, Ньютон решительно возражает против отождествления материи с пространством - отождествления, игравшего в физике и философии Декарта ключевую роль. Ньютон хочет возвратить природному телу, природному миру в целом важнейшую долю того, что Декарт безоговорочно приписал трансцендентному Богу.

Интересно в этом отношении рассмотреть ньютоново понимание закона инерции. Вот как его формулирует английский ученый в "Началах": "Врожденная сила материи есть присущая ей способность сопротивления, по которой всякое отдельно взятое тело, поскольку оно предоставлено самому себе, удерживает свое состояние покоя или равномерного прямолинейного движения"⁵⁷. На первый взгляд, это определение мало чем отличается от картезианского:

"Всякая вещь... продолжает по возможности пребывать в одном и том же состоянии и изменяет его не иначе, как от встречи с другими"⁵⁸.

Однако внимательный анализ позволяет раскрыть существенное отличие ньютоновского понимания инерции от декартова. Приведем ньютонову формулировку первого закона механики на латинском языке: "Corpus omne perseverare in statu suo quiescendi vel movendi uniformiter in directum, nisi quatenus a viribus impressis cogitur statum ille mutare" ("Всякое тело сохраняет свое состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, пока приложенные к телу силы не вызовут изменения этого состояния"). Обратим внимание на глагол perseverare, который переводится как "сохранять", "удерживать". В латинском языке этот глагол имеет несколько значений: продолжать, продолжаться, длиться, но также и упорствовать, быть настойчивым, упорно держаться. Думается, что Ньютон не случайно употребил именно глагол perseverare, а не manere, который тоже имеет значение сохраняться, длиться, пребывать. Ему важно было подчеркнуть не просто дление того или иного состояния - покоя или движения, а упорство тела в сохранении своего состояния, которое предполагает наличие некоторого стремления, силы, крепости этого тела противостоять всякой тенденции к уничтожению его настоящего состояния.

В отличие от Декарта, который видел основу закона инерции в том, "что Бог незыблем и что он простейшим действием сохраняет движение в материи"⁵⁹, будучи при этом полностью отрешенным от природы и вынесенным за ее пределы, Ньютон подчеркивает, что активное начало, начало силы и деятельности, а также упорство в самосохранении присуще самой природе и природным телам. Разумеется, Ньютон тоже убежден, что мир есть творение Божие, но как само это творение, так и отношение между Богом и миром он понимает совсем не так, как Декарт. "...Мы не можем, - пишет Ньютон, - полагать тела, не полагая в то же время, что Бог существует и что Он сотворил тела в пустом пространстве из ничего... Но если мы вместе с Декартом говорим, что протяженность есть тело, не открываем ли мы тем самым дорогу атеизму?.. Протяженность не была сотворена, но существовала извечно, и, поскольку мы можем ее понять, не нуждаясь для этого в обращении к Богу, постольку мы можем считать, что она существует, одновременно воображая, однако, что Бога нет. И это тем более верно, что если1 деление субстанций на протяженную и мыслящую является законным и совершенным, то Бог не будет содержать в себе протяженность, даже в превосходной степени, и, следовательно, не будет способен ее сотворить..." ⁶⁰

ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАУКИ

В наши дни мы воспринимаем науку, как должное, с легкостью забывая, что она является очень специфичным, сравнительно молодым и уникальным образованием в истории человечества. Если мы оглянемся на два или три тысячелетия назад, можно обнаружить более двенадцати великих цивилизаций, для которых были характерны высоко организованные города, впечатляющие дос<