Миф о добытчике-защитнике. Часть 2. Семья, продуктивный и репродуктивный труд

Деконструкция мифа о добытчике-защитнике расползлась на огромное количество букв, так что я даже приблизительно не могу сказать, сколько в конце концов там окажется частей. Ну, пока вторая.

Отбившись от Веры-Палны, а заодно обозначив экзистенциальные проблемы представителей доминирующей группы, продолжу про миф о добытчике-защитнике. Деконструкция этого мифа важна для понимания того, почему столько мужчин, с озлобленностью (и тайным торжеством), достойной лучшего применения, бросились нынче на защиту «невинно убиенных эмбриончиков», публично называя женщин убийцами (неосмотрительно, ведь так и самому можно ненароком оказаться сыном серийной киллерши, ай-ай) и узурпаторшами «отцовских прав» мужчин. Почему такое волнение? Что так внезапно и скоропостижно сдохло в лесу? Даже если представить себе, что все эти взволновавшиеся эмбриончиками мужчины вдруг поголовно стали ретивыми правоверными христианами, — дебет с кредитом всё равно не сходится. Христианская церковь не всегда отстаивала тезис о том, что жизнь и статус человека принадлежат оплодотворенной яйцеклетке с момента её оплодотворения. Я живу в католической среде, поэтому могу привести факты, касающиеся католической церкви (но не думаю, что православная в этом смысле сильно отличается). За 2000 лет существования христианской церкви дебаты по определению момента, когда эмбрион может считаться человеческим существом, были многочисленны. Например, Св. Августин, как и большинство теологов, не считал аборт на ранних сроках гомицидом, так как преобладало мнение о том, что эмбрион трансформируется в человеческое существо позднее. Обратное мнение было мнением меньшинства вплоть до 1864 года, когда теологом Жаном-Пьером Гюри (Jean-Pierre Gury) была сформулирована концепция «убийства потенциального человеческого существа», которое было приравнено к убийству реального живого человека. В 1869 году эта доктрина была признана католической церковью, которая с тех пор (и только с тех пор) стала придерживаться политики эксплицитного жесткого запрета абортов. Впервые официально эта политика была закреплена в «Кодексе канонического права 1917 года». Чем хорош русский официальный мачизм (кроме дежурных бессмысленности и беспощадности), так это своей припоздненностью: всё это на Западе уже проходили, успели исследовать и проанализировать. Как и на Западе, российские мужчины-пролайферы-антиабортисты представляют собой защитников института традиционной семьи, их движение — реакция на активное включение женщин в продуктивную сферу и, соответственно, на сокращение их вклада в репродуктивную. Пролайферская истерика и плач по эмбриону — это удар на упреждение возможного (только возможного, но еще не действительного в России) упразднения части мужских привилегий, так как именно традиционная семья и сфера личной жизни людей является центром осуществления мужского господства. Обывательская «концепция семьи» ничего общего ни с семьёй, ни с концепцией не имеет. Как уже указывалось в первой части текста, существует миф, суть которого состоит том, что женщина заинтересована в том, чтобы мужчина имел статус субъекта власти по отношению к ней и её детям, так как в обмен на это она получает материальное содержание и защиту от физических посягательств других мужчин. Мужчина соглашается «обменять» на этих условиях свою «свободу независимого индивида» на связь с женщиной и легитимировать её детей (сама женщина этой возможности не имеет). Фундаментом, на котором основывается выбор конкретного «партнера» (беру в кавычки, т.к. партнерство предполагает стартовое равенство позиций и равноценность последующих обменных операций, а миф о семье исключает и то, и другое), — это любовь, нечто среднее между традиционным фатумом и современными «гормонами», являющееся гарантом «простого человеческого счастья» (набор слов, могущий означать всё, что угодно). Сказать что-то о семье без придыхания и закатывания глаз считается покушением на это самое «простое человеческое счастье», массово поставляющее клиенток психологам, психоаналитикам, астрологам, предсказателям, бабкам, священникам и другим профессионалам и кустарям душевного здоровья. Люди — в особенности, женщины — уверены, что другим делать нечего, кроме как рыть завистливыми копытами землю под фундаментом их «простого человеческого счастья». Попытки анализа и критики института семьи (и сферы личных отношений) встречаются массами как богохульство, — верный признак того, что наступили на осиное гнездо. Истинное положение вещей таково, что как устройство «личных отношений», так и их законодательное оформление —

«семья» представляют собой серию механизмов, обязывающих и принуждающих женщину заниматься на протяжении всей своей жизни жизнеобеспечением мужчины (по словам Патриции Ромито (3) «материальным и психологическим обслуживанием мужчин»).

В этом и состоит частно-групповой интерес мужчин. И именно принудительным для женщины характером «личных отношений» и «семьи» объясняется повсеместное применение к ним понятий собственности и власти (4). На протяжении всей известной нам истории положение женщин в обществе характеризовалось:

• исключением (полным или частичным) из сферы общественной деятельности и продуктивного труда (сегрегация по половому признаку);
• принуждением к выполнению репродуктивного труда, не взирая на личностные особенности;
• особым типом отношений с мужчинами — pactum subjectionis («договор о подчинении»), квази-обмен подчинения на протекцию. Этот тип отношений реализуется в виде брачного договора, предоставляющего мужу неограниченную и необратимую власть над женой.

Напомню основные характеристики продуктивного и репродуктивного труда. Под продуктивным трудом понимается труд, реализуемый за экономическое вознаграждение, производящий рыночную стоимость и, как следствие, ВВП. Этот труд пользуется общественным признанием, он структурирован, регулируется законодательно, является источником прав и обязанностей. Это то, что мы называем трудовой деятельностью, трудовой занятостью. Под репродуктивным трудом понимается труд, реализация которого не приносит экономического вознаграждения и рыночной стоимости, а следовательно, этот труд не засчитывается в ВВП, являясь, в то же время общественной необходимостью. Репродуктивный труд лишен социального признания, никак не структурируется и не регулируется социальными механизмами, а следовательно, имплицитно предполагает отсутствие прав. Репродуктивный труд реализуется в сфере дома и семьи, под ним традиционно понимают:

• домашнее хозяйство (организация жизнеобеспечения семьи: весь спектр труда связанный с обеспечением питанием, одеждой и гигиеной людей, а также поддержанием адекватных для жизни и здоровья условий в жилище);
• деторождение и уход за детьми, больными, инвалидами и престарелыми.

Основные характеристики репродуктивного труда:

• этот труд не нормирован, не монетизирован, никак не вознаграждается экономически и находится вне сферы рынка.
• этот труд выполняется женщинами на протяжении всего их жизненного цикла (детство-зрелость-старость).
• этот труд, как таковой, не признается социально, при этом являясь, в первую очередь, общественной необходимостью.
• существование и характер репродуктивного труда невидимы и не осознаются даже теми, кто его выполняет.
• выполнение репродуктивного труда женщинами не является их врожденной (биологической) характеристикой, а следствием социальной установки в отношении гендерной дифференциации. Эта социальная установка, в общих чертах, разделяет людей на женских субъектов, ориентированных на репродуктивный труд, и на субъектов мужских, ориентированных на продуктивный труд.
• вышеозначенный процесс социализации обусловливает материальные возможности, социальные позиции и символическое репрезентирование мужских и женских субъектов и ставит женщин в ситуацию субординации по отношению к мужчинам.
• ориентирование субъекта на продуктивный и репродуктивный труд является одной из основ воспитания и социализации, имеет место прежде всего в семье (в сфере личного) и таким образом достигает степени «натурализации», когда культурное выдается за биологическое, врожденное, инстинктивное.
• репродуктивный труд является источником бедности и сегрегации для тех, кто его выполняет.
• бенефициарами и потребителями продуктов и услуг сферы репродуктивного труда являются лица, не занятые в нем.