Почему изнасилования остаются безнаказанными

Юриспруденция представляет собой теорию отношений между жизнью и законом. В обществах мужского господства точка зрения мужчин является доминирующей и представлена как «объективность». Так как эта точка зрения доминирует в мире, всем кажется, что это совершенно не чья-то точка зрения: с помощью «объективности» мужчины господствуют над женщинами и детьми, держат в подчинении и эксплуатируют три четверти населения Земли. Мужчины как группа контролируют репродуктивные процессы в обществе, мужские иерархии организуются на базе расы и класса; эти иерархии организуют также и женщин. Патриархатное государство оформляет ситуацию социального господства мужчин в виде закона и делает её законной и одновременно невидимой. Опосредованная законом, мужская точка зрения становится «объективностью», а мужское господство натурализуется, превращается в «закон природы», в свойство жизни; оно не воспринимается как навязанная силой ситуация, из которой доминирующая группа извлекает прибыль. По мере того, как мужское господство всё успешнее реализуется в сфере онтологии, оно становится всё менее заметным эпистемологически: контроль над условиями бытия даёт как следствие контроль над сознанием (К. Мак Киннон). Главная роль закона и юриспруденции в патриархатных государствах — это поддержание статуса-кво, в котором существует и воспроизводится система мужского господства. В применении к изнасилованиям этот статус-кво состоит в том, что если сексуальность является основным параметром в определении женщины («женщины, невидимые как существа социальные, обладают экстремальной видимостью, как существа сексуальные» — М. Виттинг), а использование разной степени силы в сексе является основным параметром сексуальности, то изнасилование является определяющим фактором социального положения женщины. Изнасилование — это правило, а не исключение из правил, если речь идёт о женщине. В контексте группового подчинения женщин изнасилования не являются чем-то единичным, нарушением каких-то моральных правил или законов, ни плохо окончившимся межперсональным взаимодействим — это всеобщее и системное, это правило и закон, а также это типичный сценарий межперсонального взаимодействия между мужчинами и женщинами. В теме изнасилований патриархатная юриспруденция, во-первых, исходит из определения женщин как «существ сексуальных». Секс — это нечто, что делают женщины как таковые, это нормально для женщин, это единосущно женщинам, женщины действуют и существуют через секс. Патриархатный закон определяет изнасилование как половые сношения с применением силы или без согласия женщины. Вопрос о принципиальной возможности согласия в контексте групповой подчинённости и более-менее полной материальной зависимости женщин по отношению к мужчинам при этом, разумеется, игнорируется. Во-вторых, определение изнасилования как преступления сконцентрировано вокруг пенетрации. Патриархатный закон претендует на то, чтобы защитить женщин от изнасилований в терминах мужской генитальности: изнасилование понимается как потеря (см. «потеря чести», «потеря чистоты»). Что же конкретно теряется под видом «чести» и чистоты«? — Теряется, нарушается право эксклюзивного доступа того или иного мужчины к телу женщины. В этом смысле, изнасилование, с точки зрения патриархатной юриспруденции, является преступлением против собственности, совершаемом одним мужчиной против другого мужчины. Для патриархатного закона женщина, строго говоря, вовсе не является пострадавшей стороной или жертвой преступления изнасилования, так как женская «сексуальность» понимается в патриархате как нечто, принадлежащее мужчинам, то, что мужчины продают и покупают, делят одни с другими; поэтому женщина, вступающая в сексуальные отношения с каким-либо (любым) мужчиной автоматически включается в этот «товарный оборот», а следовательно, опять не может быть пострадавшей стороной в изнасиловании. Так как мужчины определяют допустимые сексуальные практики идеологически и поведенчески, они также определяют, что должно считаться изнасилованием, и делают это представление максимально отличным от того, как они обычно поступают сами. Ситуация изнасилования тогда будет чем-то вроде: незнакомый чужой мужчина (читай «негр»), который первый раз в жизни видит женщину, но тем не менее положительно знает, что она не желает вступать с ним в половые отношения, принуждает к ним женщину угрозами и силой (А. Дворкин и К. Мак Киннон). В-третьих, в патриархатной юриспруденции единственное, что может отличить изнасилование от «секса», — это согласие или несогласие женщины. При этом, половое сношение, на которое было получено «согласие», не считается изнасилованием независимо от того, в каком контексте, при каких обстоятельствах и с применением каких методов (в том числе силовых) это «согласие» было получено. Таким образом, основным пунктом в трактовке изнасилования как преступления с точки зрения патриархатной юриспруденции является степень силового воздействия или иного способа принуждения, допустимого в «сексе» в отношении женщин (отсюда: непризнание супружеских изнасилований). В-четвёртых, патриархатная юриспруденция использует термин «согласие» для прямой легализации изнасилований, причём, массовых. Дело в том, что «согласие» на секс, на «добровольные» половые сношения, с точки зрения мужчин, могут давать далеко не все женщины. Добродетельные жёны и маленькие девочки не могут давать такое «согласие» (в силу добродетельности и в силу недееспособности) и таким образом, могут быть изнасилованными. Недобродетельные («плохие», «злые») жёны и проститутки могут давать «согласие» (=не могут его не дать), а значит, не могут быть изнасилованными, они всегда соглашаются на секс (в силу недобродетельности, развратности и в силу внезано возникшей как следствие «плохости» и «злобности» дееспособности, то есть, «свободного выбора», который всегда почему-то оказывается в пользу секса). В-пятых, для патриархатной юриспруденции степень согласия женщины и добровольности её участия в половых сношениях с мужчиной прямо пропорциональны степени близости их отношений и давности их знакомства: поэтому в браке не может быть изнасилований. Это также является выражением мужской точки зрения: ведь они убеждены, что не насилуют знакомых женщин, у них со знакомыми и близкими случаются сексуальные «эпизоды», «приключения», а насилуют плохие чужие мужчины. С того момента, когда закон определяет изнасилование с мужской точки зрения, у жертвы изнасилования появляется огромная проблема: доказать, что то, что с ней произошло, было изнасилованием, а не сексом. При этом игнорируется контекст гендерной социализации, которая в случае женщин означает научение и тренировку пассивного принятия: оно необходимо женщинам в ситуации отсутствия реальной альтернативы «согласию на секс» (риск нанесения тяжких повреждений, риск материальных лишений, риск для жизни, риск для благосостояния, здоровья и даже жизни детей). Кроме того, и это гораздо важнее фактора прямого или косвенного риска, в контексте мужского господства применение силы, силовое или иное принуждение и сексуальное желание не являются взаимоисключающими, так как мужское господство предполагает эротизацию отношений господства и подчинения. В этом смысле принуждение = эротизм. В системе мужского господства женщины предпочитают эротизировать мужское доминирование и собственную сабмиссивность, это лучше, чем осознавать истинное положение вещей. «Согласие» женщины в контексте мужского господства не имеет смысла, это концепция без реального значения: при обязательности гетеросексуальности для женщин, то есть, при таком положении, когда секс является обязанностью, о какой «добровольности» может идти речь? В этой точке начинается водораздел между радикальным феминизмом и любым другим.

Радикальный феминизм утверждает, что секс по принуждению является истинным значением «сексуальности» и социальным значением «гендера». Возможность быть изнасилованной, положение, определяемое социально, а не биологически, — это то, что определяет женщину как таковую. (К. Мак Киннон)

Изнасилование и избиение женщин — взаимозаменяемые действия, действия с одним и тем же — сексуальным — смыслом, так как насилие, агрессия в патриархате является сексуализированной на очень глубинном уровне; насилие и «сексуальность», «эротизм» переплетены настолько, что выражение «сексуальное насилие» является, по сути, тавтологией. В-шестых, для того, чтобы признать изнасилование, патриархатная юриспруденция требует, чтобы было доказано наличие преступного умысла (mens rea).