Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Контроль времени — ближайшее будущее.

На уровне внимания, психическая деятельность жерв гендерного насилия направлена на то, чтобы предвидеть и избежать агрессию. Это означает, что женщина, пытающаяся предвидеть и упредить то, что может произойти "в следующий момент", исключена из жизни в настоящем, у нее не остается ни времени, ни сил жить "здесь и сейчас", а также жить прошлым (воспоминания, которые травмируют и которых лучше избегать) или будущим (проекты, которых нет и которые невозможно даже представить вследствие подрыва базового экзистенциального доверия). Всё её существование подчинено "следующему моменту": это состояние постоянной гипер-настороженности и наблюдения за реакциями агрессора. В противоположность отрытому взгляду на мир, у жертвы присутствует эффект туннельного зрения, сфокусированного на том, что может произойти в каждый "следующий момент". Сама возможность насилия, сформулированная как эксплицитная или имплицитная угроза, держит жертву в "подвешенном" временном состоянии, в том самом Waiting, – как в знаменитом performance, – когда жизнь подменяется ожиданием чего-то, настоящий пароксизм пассивности и подчинения.

2. Контроль пространства — запрещенные места.

Для жертв гендерного насилия мир делится на разрешенные и запрещенные места. Запрещенным местом может быть любое (родительский дом, улица, магазин, работа, медицинские учреждения), где возможно общение с другими людьми и, как следствие, ослабление контроля со стороны агрессора. В каждом конкретном случае, легче спросить, какие места являются разрешенными, чем перечислять запрещенные. Когда происходит разрыв отношений, контроль за пространством и за перемещениями жертвы не только не снижается, но и усиливается, так как теперь жертва находится в состоянии витальной угрозы абсолютно в любом внешнем контексте (и часто – в собственной квартире, как в случаях поджогов и спровоцированных взрывов газа). Тогда приходится носить браслет, информация с которого подается на монитор полиции, чтобы знали, жива ты еще или уже нет, звонить в полицию каждый раз, когда выходишь из дома, и ждать, когда за тобой приедет патрульная машина, иметь наготове сумку с вещами первой необходимости и документами, чтобы иметь возможность бежать без промедления, учить детей, как избежать опасности.

3. Социальный контроль — вето на отношения и гласность.

Социальный контроль за жертвой представляет собой ее изолирование от любых внешних отношений (родители, друзья, коллеги по работе, соседи). Эта изоляция включает в себя запрет на разговоры, в которых так или иначе может быть затронута проблема, как со стороны самой жертвы, так и со стороны окружающих. Общество старается "не вмешиваться", а если делает это, то с позиций "экспертов" и "судей" - "а почему ты не уйдешь?", "ну, если ты всё еще продолжаешь жить с ним, значит...". "Внутренняя ссылка", пребывание в "никаком месте" в "никакое время" - вот наиболее точное описание реальности жертвы гендерного насилия, когда у нее нет возможности "быть-в-мире" в хайдеггеровском смысле, быть в "конкретном, буквальном, реальном, повседневном, быть человеком, что означает быть окунутым в стихию земли, в повседневную материальность, пустить в ней корни..." Для женщин в ситуации гендерного насилия, повседневность означает это – насилие, как максимальное выражение отсутствия эмпатии, как противоположность и активное отрицание любой интер-субъектности. Их время определено присутствием/отсутствием агрессии, их настоящее потеряно в сосредоточенности на невозможном предвидеть "следующем моменте", в их мире не существует собеседников, кроме самого агрессора, и единственная "реальность", которая допущена к вербализации, – это та, которую он диктует. Эта "реальность" агрессора, в свою очередь, представляет собой систему "убеждений", "объяснений" причин и следствий событий, а также мотивов действий, направленную на "узаконивание" учиняемого над жертвой насилия.

Они не уходят, потому что подвержены процессу психологического контроля, методы которого направлены на то, чтобы произвести эффект страха и беззащитности, а также на то, чтобы разрушить у жертвы чувство собственного "я" в отношениях с другими.

Эмоции, которые присутствуют у жертв гендерного насилия являются результатом используемых стратегий принуждения и необходимости, со стороны жертвы, понять происходящее и попытаться выжить. Поначалу попытки понять будут относиться к причине насилия. Понять причину насилия в этот момент означает для жертвы понять динамику эмоциональных отношений и попытаться укрепить их (и жизненный проект, который они воплощают). Удивление, растерянность, просходящие из невозможности понять, почему отношение партнера так резко изменилось, постепенно сменятся чувством страха перед вспышками агрессии и невозможностью их предвидеть. Жертва будет пытаться уже не понять, но предупредить насилие и контролировать ситуации агрессии. Она будет искать признаки, по которым можно было бы определить приближение конфликтной ситуации и избежать ее (его шаги на лестнице, выражение лица, что его раздражает или что ему мешает и т.д.). Страх до конца будет выполнять функцию выживания: он будет парализовать, но есть возможность, что он же активирует механизм бегства. Попытки найти способ предотвращения агрессии (вербальной или физической) потерпят неудачу. Не в силах понять, что агрессия вызвана личными потребностямиагрессора, жертва начнет искать причину насилия в себе самой. Это дополнит уже имеющиеся обвинения агрессора в том, что жертва провоцирует его и завершится тем, что жертва припишет себе ответственность за насилие. Это интериоризированное чувство вины (которое становится вездесущим) подкрепится постоянной критикой со стороны агрессора, которая к тому же осуществляется в ситуации социальной изоляции жертвы. Чувство вины сопровождается чувством стыда: признать провал отношений, признать, что ее бьют (это имеет явные коннотации униженности), страшиться того, что не поверят или осудят. В действительности, все эти страхи имеют основание: в коллективном мнении битая женщина или "трусливая", или "дура", или "ей это удобно", или "это ее место". И это усиливает социальную изоляцию. Социально и эмоционально изолированная, без поддержки родственников и/или друзей, в постоянном состоянии настороженности и сосредоточенности на предупреждении агресии, сбитая с толку различными техниками принуждения и психологического контроля, которые подкрепляют друг друга, парализованная в способности принимать решения, женщина неизбежно будет двигаться в направлении потери собственной идентичности, какой она была до начала отношений, в направлении отчуждения от собственного прошлого и отсутствия проектов в будущем. Настоящее в данном случае будет неподвижным, застывшим циклом выживания. Вернее, безуспешных попыток выживания. Почему безуспешных? – Потому что методы и стратегии насилия со стороны агрессора волитивны (т.е. осуществляются систематически, по заданному плану), сознательны или квази-сознательны (насколько тот или иной индивид вообще сознателен в своей повседневности) и имеют вполне определенную цель: подчинение и контроль. Насилие есть всегда осознанный выбор со стороны агрессора, оно идеируется и теоретизируется им. В 90-х годах в англосаксонских странах были в ходу программы по "реабилитации" осужденных за гендерное насилие. В основном применялся метод эмоционально-когнитивной терапии и был собран достаточно обширный материал в отношении "теоретизирования" гендерного насилия (особенно, на опыте канадских программ). Интересно отметить, что все эти программы были отменены или свернуты из-за очень высокой себестоимости (оплата больничных персонала, который не выдерживал психического напряжения в общении с "теоретиками") и нулевого практического эффекта (по словам тогдашнего министра внутренних дел U.K. Джека Строу). Но это отдельная тема.

 

 

«Сделать так, чтобы не ушла»

Некоторые из читавших про похождения перверзных персонажей указали мне на то, что в комментариях высказываются в основном женщины, и на то, что этот факт означает, во-первых, что я сама обижена жизнью в плане «неимения мужика» (популярный психоанализ в действии), и во-вторых, что написанное мной — глупость (на которую как раз женщины и слетелись потрындеть, что и понятно). Не может, мол, такого быть, чтобы столько людей были в отношениях с перверзными. Перверзные действительно не ходят табунами по улицам и не партизанят в каждой кухне. И тем не менее, очень многие ЖЕНЩИНЫ идентифицируются с жертвами перверзной агрессии. Этот пост в первую очередь для них. Есть такая «вещь» — привилегия. И есть устойчивая ментальная структура, которую К. Хорни когда-то назвала «системой невротических требований», и которую я называю «системой требований привилегий». Вот она (нисколько не изменившаяся за последние почти сто лет с того момента, когда о ней впервые написали):

  • требование, чтобы никто не критиковал нас и не сомневался в нас
  • требование быть всегда правыми
  • требование, чтобы нам подчинялись
  • требование, чтобы мы могли обманывать и манипулировать без того, чтобы нас обманывали и нами манипулировали
  • требование, чтобы за нас решали проблемы, и делали бы всё, чтобы избежать конфликта
  • требование собственного иммунитета, даже в случае, если мы навредили другим
  • требование, чтобы нас понимали, вне зависимости от обстоятельств
  • требование безусловного и исключительного обожания, оправдываемого любовью
  • требование, чтобы нам не мешали, чтобы оставили нас в покое

Понаблюдайте за человеком, делающим другим гадости: вы всегда найдете в основе его поведения весь комплект. Теперь проблема: что произойдет, если часть граждан (конкретно, 50% от наличествующего контингента) будет социализирована (=воспитана) как субъекты в этой системе требований привилегий? Эти граждане будут убеждены, что эти привилегии принадлежат им по праву рождения и неотъемлемы. Что произойдет вслед за этим? Требования привилегий будут автоматически предъявлены другой половине граждан.

Все эти требования объединены одной характеристикой — они не могут быть осуществлены без того, чтобы те, к кому они предъявляются, не находились бы в подчиненном положении по отношению к тем, кто их предъявляет.

Значит, будут осуществляться маневры по подчинению и контролю. Эти маневры могут быть видимыми и ненормативными (открытые проявления гендерного насилия), а также невидимыми (психологический контроль). В обычной гетеросексуальной паре этот психологический контроль осуществляется мужчиной в отношении женщины (кстати, женщины могут сколько угодно воображать себе, что они «вертят» партнером, но это не так), без того, чтобы мужчина был непременно перверзным. Наглядно это можно представить в виде континуума принуждения:

Эгалитарные мужчины →→→ Микро-мачисты →→→ Мачисты и сексисты →→→Психические/физические/сексуальные агрессоры →→→ Совершающие фемицид

Это улица с односторонним движением и неодинаковыми пробегами между различными стадиями. Большинство женщин, которые идентифицируются с жертвами перверзных агрессий, находятся в отношениях с мужчинами, применяющими в своих повседневных взаимодействиях с партнершами субтильные и практически невидимые техники психического принуждения, находящиеся «почти за границами очевидного», и имеющие целью навязать собственные интересы, точки зрения и представления. Для женщин эти техники практически всегда остаются за гранью их собственного восприятия, а результаты этого постоянного и невидимого принуждения обычно выражаются в низкой самооценке, хронической неуверенности в себе, нервных срывах, депрессивных эпизодах, апатии и потери интереса к самой себе и к жизни, чувстве безысходности. Разные исследователи по-разному называют эти техники психического принуждения: мини-тирания, интимный терроризм, «мягкое» насилие, насилие «низкой интенсивности», уловки принуждения, невидимый мачизм, благоволящий сексизм. Цель возни глобальна:

  1. занять привилегированное положение в отношениях
  2. сделать это незаметно и перенести конфликт в психику женщины с тем, чтобы избежать открытого столкновения 3) застраховаться от «наказания» в виде отказа женщины от продолжения отношений — «сделать так, чтобы не ушла».

Луис Бонино называет такую комплексную возню «микромачизмами» (мМ) и определяет их, как:

Перманентные низкоинтенсивные практики принуждения через психический контроль, осуществляемые в отношении женщин. Латентная форма абьюза c целью навязать точки зрения и мнения в отношении повседневной жизни, которые позволили бы мужчинам делать так, как захочется, и не позволили бы поступать так женщинам (моральная дихотомия «мужчина имеет право/женщина должна»). Микромачизмы — это манипулятивные приемы, которые составляют нормализованное в современном обществе поведение мужчин в отношении женщин. Это социально принятое и нормализованное поведение представляет собой требование привилегий, удобств и прав за счет упразднения личностной, ментальной и поведенческой автономии женщин.

И это — реальная ситуация абсолютного большинства устойчивых гетеросексуальных пар с детьми. И именно женщины, состоящие в таких браках/отношениях, являются большинством в кабинетах терапевтов. Микромачизмы разделяют на четыре категории:

  • утилитарные мМ используются для навязывания женщинам «заботящегося», «материнского» поведения в сфере быта
  • «скрытые» мМ используются для отвлечения внимания от истинной их цели: навязывания собственных мнений
  • кризисные мМ используются с целью поддержания неравноправного статуса-кво, когда он оказывается под угрозой
  • принудительные мМ служат для удержания власти через использование психического и морального давления

Все мМ — это практика двойных стандартов: «то, что можно мне, нельзя тебе». Знать, что они из себя представляют и как действуют, может изменить очень многое. Итак, расклад.

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-23

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...