Предмет разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций

Важной новацией, внесенной в уголовно-процессуальное законодательство Федеральным законом от 29 декабря 2010 г. № 433-ФЗ^[39], стало изменение предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций, который теперь ограничен проверкой только законности приговора, определения или постановления суда (ст. 401.1 и ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ). Это означает, что проверка вступивших в законную силу судебных решений в кассационном и надзорном порядке в настоящее время осуществляетсяисключительно по вопросам права^[40]. Напомним, что ранее, т.е. в период действия УПК РСФСР 1960 г. и гл. 48 УПК РФ 2001 г., суды надзорной инстанции проверяли наряду с соблюдением требований закона также правильность установления фактических обстоятельств дела.

Выше уже говорилось о том, что ограниченность компетенции суда проверкой исключительно вопросов права составляет ключевую черту классической(континентальной) кассации. Объясняется это тем, что исторически кассация возникла как средство обеспечения единообразного применения закона нижестоящими судебными установлениями[41].Соответственно, от кассационного суда изначально не требовалось вникать в существо дела – его задачей было единственно выяснение того, имело или не имело место в известном деле такое нарушение закона, которое либо прямо запрещалось под страхом кассации (уничтожения последующего производства), либо вообще должно быть признаваемо существенным нарушением^[42]. При этом четкое отграничение формальной стороны дела от его существа в предмете кассации традиционно рассматривалось как непременное условие сохранения за кассационным судом предназначенного ему высокого положения«стража закона»^[43].

Таким образом, изменение предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций привнесло в современную процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных решений черты кассации, известной российскому уголовно-процессуальному законодательству периода действия Устава уголовного судопроизводства 1864 г. Предприняв такой шаг, законодатель модернизировал сложившуюся еще в советское время национальную модель судебного надзора[44], характерной чертой которого было включение в предмет проверки вступивших в законную силу судебных решений наряду с законностью, также обоснованности и справедливости судебных решений.

Модель эта начала формироваться в отечественном уголовном процессе сразу после Октябрьской революции 1917 г. с существенных преобразований института «дореволюционной» кассации. Советский законодатель решительно отказался от прежде считавшегося непреложным ограничения компетенции кассационного суда исключительно вопросами права. Уже в Декрете о суде № 2, изданном 22 февраля 1918 г.^[45], отчетливо проявилась тенденция отхода в уголовном процессе от идеи «чистой» кассации и возложения на суд кассационной инстанции обязанности проверять приговоры с точки зрения как соблюдения процессуальной формы, так и правильности установления фактических обстоятельств дела. И хотя в первых советских уголовно-процессуальных кодексах сохранялось положение о том, что кассационные жалобы не должны «касаться существа приговора» (ст. 353 УПК РСФСР 1922 г.[46], ст. 349 УПК РСФСР 1923 г.[47]), а в проекте УПК РСФСР, подготовленном на основе утвержденных Коллегией НКЮ РСФСР 9 июля 1927 г. «Тезисов о реформе УПК», специально указывалось, что при обжаловании приговоров «ни фактическая проверка, ни фактическая переоценка доказательств не могут иметь места»[48], на практике кассационные инстанции осуществляли юридико-фактическую проверку всех обжалованных приговоров. Как писал М.С. Строгович, советская кассация представляла особую форму обжалования, сочетающую в себе проверку как соблюдения закона, так и правильности решения дела по существу судом первой инстанции[49].

Вообще, советский законодатель сознательно предпринимал усилия, направленные к тому, чтобы преодолеть известное дореволюционному уголовному судопроизводству деление выясняемых судом вопросов на вопросы факта и вопросы права. Так, вначале, Законом о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик 1938 г. (ст. 15)[50] была нормативно закреплена обязанность вышестоящего суда проверять наряду с законностью, также обоснованность вынесенного нижестоящим судом приговора. При этом под обоснованностью приговора в теории понималась «правильность приговора по существу, соответствие выводов суда, выраженных в приговоре, материалам дела»[51]. А в уголовно-процессуальном законодательстве 1950-1960 гг., «несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела» было уже включено в число оснований к отмене или изменению приговора (ст. 49 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г., ст. 344 УПК РСФСР 1960 г.). Тем самым ошибки суда в установлении фактических обстоятельств дела переводились в разряд нарушений процессуального закона^[52], что позволяло судам кассационной и надзорной инстанций, проверяя формальное соблюдение процессуального закона, вторгаться в существо дела и выяснять правильность установления фактических обстоятельств дела.

Необходимость возложения на суд кассационной инстанции обязанности вникать в существо дела объяснялась тем, что вследствие полной ликвидации института апелляции кассация стала основной формой проверки правосудности приговоров. В системе советского уголовного процесса попросту не было какой-то другой стадии, на которой могла бы осуществляться проверка правильности установления судом первой инстанции фактических обстоятельств дела. Таким образом, советская кассация вобрала в себя черты апелляции и классической европейской кассации: от первой она унаследовала широту предмета проверки, а от второй – скудные познавательные возможности.

Кассационная инстанция осуществляла проверку законности и обоснованности решений суда первой инстанции, основываясь только на имеющихся в деле материалах и в некоторых случаях – дополнительно представленных материалах, которые, однако, не могли быть получены следственным путем^[53]. Отсутствие необходимости в проведении полноценного судебного следствия объяснялось тем, что суд кассационной инстанции не выносит нового приговора, а лишь проверяет правильность приговора, вынесенного судом первой инстанции[54].

Той же логикой советский законодатель руководствовался и при регламентации порядка пересмотра вступивших в законную силу судебных решений в порядке судебного надзора. Как писал М.С. Строгович, относительно сути разрешения дела между надзорным и кассационным порядком не было никаких отличий: и в порядке кассации, и в порядке надзора одинаково рассматривались все материалы дела и проверялась правильность его разрешения с точки зрения обоснованности и законности состоявшихся по делу судебных решений; основания к отмене приговора в порядке кассационном или в порядке судебного надзора также были одни и те же[55]. Общий для судов кассационной и надзорной инстанций перечень оснований к отмене и изменению приговора закреплялся в ст. 49 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г.[56]

Общность оснований отмены и изменения судебных решений в кассационном и надзорном порядках и вытекающее из этого единство предмета проверки судебных решений, вступивших и не вступивших в законную силу, сохранялись и в УПК РФ 2001 г. Согласно ч. 1 ст. 409 УПК РФ^[57] в порядке надзора приговоры, определения и постановления суда подлежали отмене по основаниям, предусмотренным ст. 379 УПК РФ, озаглавленной «Основания отмены или изменения судебного решения, вступившего в законную силу».

Принципиальным изменением подхода законодателя к регламентации предмета пересмотра вступивших в законную силу судебных решений ознаменовалось принятие Федерального закона от 29 декабря 2010 г. № 433-ФЗ, ограничившего предмет судебного разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций законностью приговора, определения или постановления суда (ст. 401.1, ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ).

Данный шаг законодателя обусловлен стремлением обеспечить в сфере уголовного судопроизводства реализацию принципа правовой определенности, создать для него надежные гарантии, препятствующие оспариванию правильности установления фактической стороны дела после вступления судебного решения в законную силу[58].

Ограничивая предмет судебного разбирательства в кассации и надзоре, законодатель стремился решить две взаимосвязанные задачи: во-первых, устранить единство оснований пересмотра вступивших и не вступивших в законную силу судебных решений, которое уже давно вызывало нарекания со стороны как Европейского Суда по правам человека, так и Конституционного Суда РФ, считающих такое положение несовместимым с принципом правовой определенности^[59], а также активно критиковалось в юридической литературе^[60]; а во-вторых, исключить после вступления судебного решения в законную силу продолжение споров между сторонами относительно правильности установления судом фактических обстоятельств дела.

Предпосылкой ограничения предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций стало введение по всем уголовным делам апелляции в качестве основной формы проверки правосудности судебных решений. Производство в суде второй инстанции позволяет осуществлять полную и всестороннюю юридико-фактическую проверку выносимых судами первой инстанции приговоров, определений и постановлений суда, что делает излишним обращение к существу дела при реализации надзорно-кассационной формы пересмотра судебных решений.

По смыслу уголовно-процессуального закона и с учетом разъяснений Пленума Верховного Суда РФ^[61] следует прийти к выводу, что проверка законности вступивших в законную силу приговора, определения или постановления суда выражается в выявлении и устранениисудебных ошибок, ставших следствием неправильного применения уголовного закона[62] либо существенных нарушений уголовно-процессуального закона, повлиявших на исход дела, и нарушений, искажающих саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, допущенных органами предварительного расследования, прокурором^[63] или судом в ходе предшествующего разбирательства дела. Однако этим проверка судебного решения в кассационном и надзорном порядке не исчерпывается. Поскольку гражданский иск в уголовном деле разрешается по нормам гражданского права[64], очевидно, что в рамках проверки законности судебного решения вышестоящий суд обязан выяснять, не было ли допущено в ходе предшествующего производства по делу нарушений гражданско-правовых норм. Учитывая отсутствие в УПК РФ указаний на нарушение норм гражданского материального права как основание пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, очевидно, судам кассационной и надзорной инстанций в настоящее время следует применять по аналогии нормы гражданского процессуального законодательства (ст. 387, 391.9 ГПК РФ)[65]. В перспективе же проверку соблюдения норм гражданского права при разрешении гражданского иска следовало бы на законодательном уровне включить в предмет разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций. Случаи обращения судов кассационной инстанции к нормам гражданского права при пересмотре судебных решений по уголовным делам весьма распространены на практике.

Так, приговором Энгельсского районного суда Саратовской области от 27 мая 2013 г. с осужденных К., С. и Ц. в солидарном порядке в пользу Б. взыскано 100 000 руб. в счет компенсации морального вреда. В апелляционном порядке уголовное дело не рассматривалось.

Президиум Саратовского областного суда, проверив приговор по кассационной жалобе осужденного К., пришел к выводу, что устанавливая солидарную ответственность по возмещению морального вреда, суд первой инстанции не принял во внимание, что по смыслу закона (ст. 151, п. 2 ст. 1101 ГК РФ) в случае причинения морального вреда преступными действиями нескольких лиц он подлежит возмещению в долевом порядке с учетом степени вины каждого. В связи с этим приговор суда первой инстанции изменен: в счет компенсации морального вреда в пользу Б. с осужденного К. взыскано 30 000 руб., с осужденных С. и Ц. – по 35 000 руб. с каждого[66].

На основании изложенного следует прийти к выводу, что предмет разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций составляет проверка вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда путем оценки правильности применения в ходе предшествующего судопроизводства норм уголовного и уголовно-процессуального права, а также норм гражданского права при разрешении гражданского иска.

Оценка правильности применения норм уголовно-процессуального права включает в себя и оценку такого свойства уголовных доказательств, как допустимость. Как подчеркнул Пленум Верховного Суда РФ, доводы кассационных жалоб о нарушениях уголовно-процессуального закона при исследовании или оценке доказательств (например, обоснование приговора недопустимыми доказательствами), повлиявшие на правильность установления судом фактических обстоятельств дела и приведшие к судебной ошибке, не должны оставляться без проверки (п. 10 постановленияот 28 января 2014 г. № 2). На практике признание судом кассационной инстанции отдельных доказательств недопустимыми в ярде случаев приводило к внесению существенных изменений в состоявшиеся судебные решения.

Так, Приговором Энгельсского районного суда Саратовской области, с учетом последующих изменений, Б. осужден за покушение на незаконный сбыт 18, 19 и 21 июня 2010 г. наркотического средства.

18 июня 2010 г. в ходе проведения проверочной закупки сотрудниками УФСКН была подтверждена имевшаяся оперативная информация и выявлен факт сбыта Б. наркотического средства. Однако после этого 19 и 21 июня 2010 г. в отношении Б. было проведено еще два аналогичных оперативно-розыскных мероприятия.

В приговоре суда первой инстанции не приведено доказательств, подтверждающих обоснованность проведения повторных оперативно-розыскных мероприятий. Постановления о проведении в отношении Б. проверочных закупок в указанные дни были идентичны постановлению от 18 июня 2010 г. и не содержали иного обоснования и целей проведения проверочных закупок.

Указав, что недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств, перечисленных в ст. 73 УПК РФ, Президиум Саратовского областного суда признал осуждение Б. за покушение на незаконный сбыт наркотических средств 19 и 21 июня 2010 г. незаконным и необоснованным. Соответствующие эпизоды исключены из осуждения Б., размер назначенного наказания снижен[67].

Примечательно, что по некоторым уголовным делам, где выявлялись схожие нарушения закона, судьи Саратовского областного суда в постановлениях о передаче кассационных жалоб для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции прямо ссылались на ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, указывая, что общественные интересы в борьбе против наркоторговли не могут оправдать использование доказательств, полученных в результате провокации со стороны правоохранительных органов[68].

В современной юридической науке развернулась оживленная полемика о корректности законодательного определения предмета судебного разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций. Отмечается, что в кассационном и надзорном порядке наряду с законностью, должны проверяться также обоснованность и справедливость обжалуемого судебного решения[69]. По мнению Т.Г. Бородиновой, «усечение» объекта познавательной деятельности в кассационном и надзорном производствах до единственного критерия выглядит не вполне оправданным, поскольку все виды пересмотра судебных решений должны обладать равными правами и достаточными средствами восстановления правосудности приговора^[70].

Редкое исключение составляет позиция В.Д. Потапова, считающего, что при реализации исключительных форм проверки (кассация и надзор) следует в принципе исключить любые апелляции к фактической стороне приговора или к свойствам его справедливости, оценивая и проверяя исключительно существенность нарушений закона и их причинно-следственную связь с правосудностью окончательного акта суда^[71].

В.А. Давыдов верно отмечает, что от правильного применения судом норм материального и процессуального права производны не только законность, но и такие свойства правосудного судебного решения, как его обоснованность и справедливость[72]. Данный вывод в рамках настоящего исследования служит основой гипотезы о неразрывной связи проверки правильности применения закона и оценки всех свойств судебного решения – законности, обоснованности и справедливости.

Прежде всего отметим, что без выяснения обоснованности судебного решения в ряде случаев бывает невозможно оценить правильность применения закона нижестоящим судом.Дело в том, что на пути познания обстоятельств дела и принятия на их основе правоприменительного решения суд проходит два этапа. Вначале на основе исследованных доказательств суд устанавливает юридически значимые фактические обстоятельства дела, которые, в свою очередь, служат основанием для вынесения определенного решения, завершающего соответствующую процедуру[73].Таким образом, итоговое правоприменительное решение основывается на доказательствах не непосредственно, а опосредованно – через выводы суда относительно фактических обстоятельств, с которыми закон связывает принятие того или иного решения о применении закона[74].

На этом основании можно сделать вывод о том, что обоснованность судебного акта имеет два уровня:

Соответственно, и проверка вышестоящим судом обоснованности судебного акта складывается из двух элементов, соответствующих этим уровням.

Проверка обоснованности первого уровня выражается в выяснении правильности установления фактических обстоятельств дела. Вышестоящий суд проверяет, подтверждаются ли выводы нижестоящего суда относительно наличия юридически значимых фактических обстоятельств дела исследованными в ходе судебного разбирательства доказательствами, отвечают ли эти доказательства требованиям относимости, допустимости и достоверности. Установив необоснованность судебного решения, вышестоящий суд отменяет или изменяет его по основаниям, предусмотренным ст. 389.16 УПК РФ (несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела^[75]).

Проверка обоснованности второго уровня заключается в выяснении того, соответствуют ли вынесенные по делу правоприменительные решения установленным судом по делу юридически значимым фактическим обстоятельствам. Другими словами, здесь проверяется то, что П.А. Лупинская называла «соответствием между нормативными условиями принятия решения и выясненными обстоятельствами дела»[76].

Для проверки разных уровней обоснованности судебных решений вышестоящим судам требуются существенно различные познавательные возможности, что предполагает зависимость между задачами, стоящими перед вышестоящими судами, и процессуальной формой, в которой эти суды осуществляют свою деятельность. Так, для выяснения правильности установления фактических обстоятельств дела (первый уровень обоснованности) вышестоящий суд должен обладать правом непосредственного исследования доказательств. Именно по этой причине законодатель, возлагая на суд апелляционной инстанции проверку наряду с юридической, также фактической стороны дела, включает в порядок рассмотрения уголовного дела судом апелляционной инстанции полноценное судебное следствие (ст. 389.13 УПК РФ).

Суды кассационной и надзорной инстанций судебного следствия не проводят и доказательства непосредственно не исследуют, поскольку в их задачу проверка правильности установления фактических обстоятельств дела не входит[77]. Эти судебные инстанции проверяют только второй уровень обоснованности судебных решений, опираясь при этом на письменные материалы дела, в том числена содержание судебного решения. При этом вышестоящие суды, по сути, дают оценку законности судебного акта. Дело в том, что вынесение правоприменительного решения в отсутствие или без учета юридически значимых фактических обстоятельств, признаваемых законом основаниями такого решения, – это и есть не что иное как существенное нарушение (неправильное применение) закона.

В качестве примера проверки судом кассационной инстанции обоснованности судебного решения в части соответствия выводов суда установленным фактическим обстоятельствам дела можно привести уголовное дело по обвинению Б., который был осужден по ч. 1 ст. 330 УК РФ приговором мирового судьи судебного участка № 133 Волгоградской области от 10 января 2013 г. Он признан виновным в том, что самовольно, вопреки установленному порядку, совершил вывоз лотка-киоска по продаже кваса, принадлежащего Т., с земельного участка, переданного последнему в аренду. Суд пришел к выводу, что этими действиями потерпевшему был причинен существенный вред на сумму 25 000 руб., определенный исходя из стоимости киоска. Апелляционным постановлением Волжского городского суда от 4 апреля 2013 г. приговор суда первой инстанции оставлен в силе.

Отменяя состоявшиеся по делу судебные решения, президиум Волгоградского областного суда указал на то, что судами не было учтено, что данный киоск без каких-либо повреждений, которые могли бы привести к уменьшению его стоимости, был впоследствии возвращен владельцу (что подтверждается исследованными судом первой инстанции доказательствами). В связи с этим президиум прекратил производство по уголовному делу на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ за отсутствием в деянии состава преступления^[78].

Как видно, президиум Волгоградского областного суда выявил допущенное по делу существенное нарушение закона, установив несоответствие вынесенных нижестоящими судами решений уже установленным и отраженным в материалах дела фактическим обстоятельствам.

Таким образом, поскольку без проверки обоснованности судебного решения вышестоящий суд не в состоянии оценить законность обжалованного судебного акта, исключать проверку обоснованности приговоров, определений и постановлений суда из предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанции недопустимо.

В ряде случаев для выяснения законности судебного решения требуется оценка справедливости назначенного судом наказания. Так, суды кассационной и надзорной инстанций вправе проверить доводы жалоб, представлений, в которых оспаривается справедливость приговора, выразившаяся в назначении наказания, не соответствующего тяжести преступления или личности осужденного. Однако, как разъяснил Пленум Верховного Суда РФ^[79], такие доводы жалоб, представлений подлежат проверке судом исключительно с позиции правильности применения норм Общей части УК РФ[80]. Соответственно, проверка справедливости судебного решения также из предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций исключаться не должна.

Следует остановиться на основании отмены или изменения судебных решений, предусмотренном п. 4 ст. 389.16 УПК РФ (выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного или оправданного, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания). По смыслу закона, по данному основанию отменить или изменить судебное решение вправе только суд апелляционной инстанции.Вместе с тем данный дефект может быть выявлен и судами кассационной или надзорной инстанций при проверке второго уровня обоснованности судебного решения.

Так, приговором Заводского районного суда г. Саратова от 26 августа 2013 г. К., А.Т., А.Р. и М. осуждены за совершения ряда преступлений.

Из содержания описательно-мотивировочной части приговора следует, что при описании судом обстоятельств совершения осужденными разбоя отсутствует указание о применении ими в отношении потерпевшего предметов, используемых в качестве оружия.Указанные в приговоре предметы применялись лишь для совершения вымогательства. Однако квалифицируя действия осужденных по ч. 2 ст. 162 УК РФ суд признал, что они совершили разбой, т.е. нападение с целью хищения чужого имущества с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, с угрозой применения такого насилия, группой лиц по предварительному сговору, с применением предметов, используемых в качестве оружия. В связи с этим Президиум Саратовского областного суда приговор суда первой инстанции и апелляционное определение изменил, исключив из осуждения К., А.Т., А.Р. и М. по ч. 2 ст. 162 УК РФ квалифицирующий признак с применением предметов, используемых в качестве оружия, смягчив наказание, назначенное осужденным[81].

В науке уголовного процесса дореволюционного периода отмечалось, что при наличии подобного основания приговор подлежит отмене и в кассационном порядке. «Кассационный суд, – писал Н.А. Буцковский, – не должен принимать на себя обсуждение фактической стороны дела даже и в том случае, когда бы в уголовном приговоре признаны были противоречащие между собою факты; но, по нашему мнению, он обязан отменить такой приговор по неприложимости закона к противоречащим фактам»^[82].

Данное суждение вполне применимо и к современному уголовному судопроизводству. Проверяя второй элемент обоснованности судебного решения, вышестоящий суд выясняет, имеются ли в судебном решении выводы о наличии тех фактических обстоятельств, которые выступают юридическим основанием применения закона. При отсутствии таковых судебный акт не может быть признан законным. Если же в судебном решении суд одновременно констатирует наличие обстоятельств, одни из которых служат основанием для вынесения решения, а другие исключают его, признать судебное решение законным также невозможно. В связи с этим проверка законности вступившего в законную силу приговора, определения или постановления суда должна, по нашему мнению, включать в себя и проверку изложенных в приговоре выводов суда с точки зрения наличия в них существенных противоречий, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности или невиновности осужденного или оправданного, на правильность применения уголовного закона или на определение меры наказания. Данное нарушение, при условии, что оно соответствует критериям, указанным в ст. 412.9 УПК РФ, должно влечь за собой пересмотр вступившего в законную силу судебного решения.

Изложенное приводит к выводу о том, что предмет разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций сформулирован в законе (ст. 401.1 и ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ) не вполне корректно. Ошибка законодателя видится в том, что он определяет предмет судебного разбирательства через указание на подлежащее проверке свойство судебного решения – законность, игнорируя при этом его неразрывную связь с другими свойствами судебного решения (обоснованностью и справедливостью). Думается, именно неопределенность формулировки нормы ст. 401.1 УПК РФ заставила и Пленум Верховного Суда РФ^[83], и Конституционный Суд РФ[84] специально пояснять, что проверка законности судебных решений есть ни что иное, как проверка правильности применения норм уголовного и норм уголовно-процессуального права.

Как представляется, именно недостаточная ясность закона является причиной разнобоя в судебной практике, выражающегося в том, что судьи судов кассационной инстанции нередко входят в обсуждение доводов кассационных жалоб, касающихся вопросов факта. При этом в постановлениях об отказе в передаче кассационных жалоб для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции судьи приводят содержание имеющихся в деле доказательств, подтверждающих виновность осужденных, оценивают правильность установления нижестоящими судами фактических обстоятельств дела[85].Такая практика представляется ошибочной, не основанной на требованиях уголовно-процессуального закона. Более правильную позициюзанялисудьи, которые, изучая кассационные жалобы, отказываются проверять доводы, связанные с оспариванием правильности установления судом фактических обстоятельств дела, ссылаясь при этом на ст. 401.1 УПК РФ и разъяснения Пленума Верховного Суда РФ[86].Верный подход к определению предмета кассационного пересмотра судебных решений проявляется и в деятельности судов кассационной инстанции.Так, рассматривая уголовное дело в отношении Т. по кассационной жалобе адвоката К., президиум Саратовского областного суда в своем постановлении от 27 июля 2015 г. указал, что «…фактические обстоятельства преступлений, установленные судом первой инстанции (было или не было, доказано или не доказано), по общему правилу для суда кассационной инстанции считаются установленными окончательно», в связи с чем не стал проверять доводы кассационной жалобы о том, что органами предварительного расследования, а затем судом, не было установлено и не доказано, что Т. совершил инкриминированные ему преступления[87]. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в определении от 12 марта 2015 г. также указала на то, что доводы С., изложенные в кассационной жалобе, касающиеся правильности установления судом фактических обстоятельств дела (вопросы факта), проверке не подлежат, так как «в силу ст.401.1 УПК РФ при рассмотрении кассационных жалоб суд кассационной инстанции проверяет только законность судебных решений»[88].

Представляется, что в законодательном определении предмета разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций необходимо прямо указать на то, что эти суды проверяют правильность применения норм права. Такой подход, с одной стороны, обеспечит включение в предмет судебного разбирательства в судах кассационной и надзорной инстанций оценку иных, помимо законности, свойств судебного решения в той их части, которая непосредственно связана с правильностью применения норм права, а с другой, исключит всякие споры относительно того, охватывается ли предметом судебного разбирательства проверка правильности установления фактических обстоятельств дела (вопросы факта).В этой связи предлагается изменить ст. 401.1 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: «Суд кассационной инстанции проверяет вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда, оценивая правильность применения норм уголовного и уголовно-процессуального права, а также норм гражданского права при разрешении гражданского иска». Аналогичные изменения следует внести и в ч. 2 ст. 412.1 УПК РФ.