Глава V. Отношение правозаступничества к судебному представительству

Правозаступничество может находиться в трояком отношении к судебному представительству. Оно может быть, во-первых, совершенно отделено от последнего. Такая система господствует, как мы видели, в Англии, Франции и в некоторых других странах (Бельгии, Испании), и мы ее назвали англо-французской. Во-вторых, правозаступничество может быть нераздельно слито с судебным представительством. Эта система принята в Германии, Австрии, России и многих других государствах и заслуживает названия австро-германской. Наконец, правозаступничество может быть соединено с представительством не вполне, а только отчасти. Подобный порядок вещей, который следует назвать смешанной системой, существовал в Ганновере, Брауншвейге и рейнских провинциях Пруссии.

Таким образом, нам нужно решить следующий вопрос: должно ли быть правозаступничество предоставлено одному классу лиц, а судебное представительство другому, или же обе функции могут быть совмещены в руках одних и тех же лиц и, притом, вполне или же только отчасти?

Сначала мы рассмотрим доводы за отделение правозаступничества от судебного представительства, затем доводы против такого отделения или, что все равно, в пользу совмещения обеих функций и в заключение сделаем оценку смешанной системы.

_ 1. Доводы в пользу отделения

Правозаступничество и судебное представительство - два совершенно различные института. Они, как было показано нами во введении к первой части, вызваны к жизни разными потребностями, сферы их деятельности не совпадают и, по существу своему, они не имеют ничего общего между собой.

Правозаступничество - результат специализации знаний. Оно имеет целью оказание помощи гражданам, не обладающим специальными сведениями в области юриспруденции. Правозаступники дают нуждающимся юридические советы и защищают права тяжущихся на суде. Деятельность их аналогична деятельности всякого рода образованных специалистов: докторов, архитекторов, учителей, живописцев и т. п. Кому нужно лечиться, тот обращается к доктору; кто хочет обучать сына немецкому языку, тот приглашает специалиста-учителя; кто решил перестроить дом, тот зовет архитектора; кто имеет дело в суде, тот просит совета у правозаступника.

Судебное представительство, напротив, имеет задачей заместить тяжущегося в процессе, т. е. избавить его от личного ходатайства по своему делу, от явок в суд, от собственноручной подачи разных прошений, жалоб, апелляций, от присутствия на заседаниях и от всех подобных действий, чрезвычайно затруднительных для занятого человека. Тяжущийся обращается к поверенному не потому, что нуждается в помощи специалиста, а потому, что сам не имеет времени, возможности или даже просто охоты ходить по судам. Деятельность поверенного однородна с деятельностью маклеров, агентов и других посредников и представителей, облегчающих заинтересованным лицам совершение всякого рода сделок.

Другими словами, правозаступничество по своей сущности либеральная профессия или свободное искусство, а судебное представительство - ремесло*(1281).

Из этой коренной противоположности между обоими институтами вытекает целый ряд других, в высшей степени важных, отличий.

Правозаступничество, по самой идее своей, предполагает специальное образование. только юрист может оказывать юридическую помощь, как только врач - медицинскую. Но судебный представитель, будет ли то отец, опекун или поверенный, имея задачей избавить тяжущегося от личного хождения по делу, почему-либо невозможного или затруднительного для него, вовсе не должен обладать большей юридической подготовкой, чем сам тяжущийся.

Точно также различны характер и задачи деятельности обоих институтов. Правозаступничество учреждение публичного права, а судебное представительство один из видов частноправного института представительства. Правозаступник - уполномоченный общества, фактор правосудия и помощник суда; поверенный - представитель тяжущегося, его процессуальный двойник.

Далее правозаступник стоит выше тяжущегося; он патрон, т. е. покровитель и защитник, а тот - клиент, т. е. покровительствуемый. Наоборот, судебный представитель находится к клиенту в отношении поверенного к доверителю; для него клиент - принципал, глава.

Все отношения между правозаступником и клиентом, както круг деятельности, зависимость от воли клиента, ответственность пред ним и т. д., определяется по началам публичного права (см. ниже, гл. VI, _ 3). Наоборот, судебный представитель связан с доверителем частноправным договором доверенности или поручения (мандата), и все законные постановления об этом договоре применимы к нему. В силу этого, представитель обязан действовать в пределах данного ему полномочия, отвечает за превышение его, за нерадение и ошибки, тогда как ответственность адвоката такова же, как и каждого должностного лица.

Правозаступник должен быть независим от суда и прокуратуры и стоять рядом с ним, в качестве равноправного им фактора правосудия. Наоборот, тяжущийся, как частное лицо, как проситель, преследующий личные цели, всегда стоит и должен стоять ниже этих двух органов государственной власти. В таком же положении находится и поверенный, являющийся полным представителем тяжущегося.

От правозаступника требуется подобно тому, как от судьи и прокурора, бескорыстие при отправлении своих профессиональных обязанностей. Его идеал - служение правосудию во имя справедливости и закона, а не из-за материальных расчетов. Но можно ли прилагать такие требования к поверенному, имеющему в виду только избавить тяжущегося от хлопот по производству дела и получить, таким образом, какую-нибудь денежную выгоду подобно тому, как маклер получает куртаж за посредничество при заключении сделки?

Из всего сказанного понятно, что совмещение правозаступничества с представительством в руках одного класса лиц приводит к целому ряду неразрешимых противоречий. Оказывается, что такие лица должны обладать в одно и то же время самыми различными и в большинстве случаев прямо противоположными свойствами. Им приходится одновременно быть представителями свободной профессии и ремесленниками, являться на суде уполномоченными общества и вместе с тем наемными заместителями частного лица, быть патронами клиентов и видеть в них принципалов, ни в чем не зависеть от них и находиться в полной зависимости, стоять наравне с судом и прокуратурой и в то же время ниже их, бескорыстно служить общественному благу и преследовать свою личную выгоду.

Достаточно бросить беглый взгляд на это сопоставление, чтобы убедиться, что оба указанные института, так резко различаясь по своей сущности, требуют различной организации. И действительно, мы уже видели, что организация того и другого должна основываться на прямо противоположных принципах. В то время как правозаступничество для своего процветания требует относительной свободы профессии, полного сословного самоуправления, тесной связи с магистратурой и относительной безвозмездности, для судебного представительства необходимы комплект, локализация и внесение залога, дисциплинарная подчиненность судам и определение вознаграждения по таксе, восполняемой соглашением. Сливая оба института вместе, пришлось бы совмещать и принципы их организации или прибегнуть к компромиссу между ними. Но разве можно совместить столь противоположные начала, как свобода профессии и комплект, самоуправление и непосредственная подчиненность судам, относительная безвозмездность и такса? И как найти средний путь между этими, расходящимися в разные стороны, дорогами?

Мало того. Разделение этих функций имеет такое же значение, как и всякое разделение труда. Поверенный принимает на себя хлопоты по делу, мелкую подготовительную работу, а адвокат, избавленный от всего этого, имеет больше времени, чтобы обдумать юридические способы ведения дела и надлежащим образом приготовиться к устной защите. Если взвалить на адвоката всю черновую работу, то он не будет в состоянии посвящать себя всецело своему прямому призванию*(1282).

Благодаря разделению труда, адвокат имеет время и возможность заниматься наукой, следить за ее развитием и даже содействовать ему. Между тем, если заставить его исполнять обязанности поверенного, то механическая, рутинная работа, отнимающая массу времени, и сил, обратит его мало-помалу в простого ремесленника*(1283).

Тем не менее соединение правозаступничества с судебным представительством имело бы, несмотря на коренное различие между ними, некоторый смысл, если бы в каждом процессе требовались обе функции. Но на самом деле этого не бывает. Во-первых, по общему правилу, в уголовном процессе, где правозаступничеству отведено широкое поле, требуется личная явка подсудимого, а потому судебное представительство здесь почти совсем не допускается. Вопервых, есть целый ряд гражданских дел, в которых представительство полезно, а правозаступничество совершенно излишне. Таковы дела, рассматриваемые в порядке бесспорного производства (упрощенного, исполнительного и т. п.). Для того, чтобы получить исполнительный лист по закладной или описать с судебным приставом имущество должника, вовсе не нужно быть ученым юристом. Таким образом, остается только одна группа дел, где правозаступники участвуют вместе с поверенными, именно дела спорные, разбираемые в общем порядке производства и требующие прений сторон. Но, вопервых, эти дела составляют незначительную часть в общей массе гражданских и уголовных процессов, так что из-за них нет основания смешивать столь различные по своему существу функции, как правозаступничество и представительство, а во-вторых, и в этих делах очень легко провести границу между обеими функциями: правозаступник защищает юридическую сторону дел, т. е. формулирует исковое требование или возражение и разрабатывает на суде доказательства, а поверенный, как представитель стороны, принимает на себя все хождение по делу, начиная с собирания материала и кончая исполнением решения.

Но допустим, что совмещение правозаступничества и судебного представительства все-таки желательно в силу каких-либо особых соображений, и что оно не будет связано с чересчур большими неудобствами. Что произойдет тогда?

Ясный ответ на этот вопрос дает нам опыт тех государств, где принята австро-германская система организации адвокатуры. Во-первых, невозможность примирить противоположные требования, которым должна удовлетворять организация каждого из этих институтов, привела на практике к целому ряду нецелесообразных компромиссов, отступлений и обходов. Так, правозаступничество должно быть относительносвободной профессией, а судебное представительство - замкнутой. Стараясь найти выход из этого противоречия, германское законодательство ограничило свободу адвокатуры локализацией, противоречащей сущности правозаступничества, а русское и австрийское приняли относительную свободу, вредную для судебного представительства. Кроме того, ни одно из них не решилось установить внесения залога адвокатами, которое необходимо для обеспечения клиента на случай растраты вверенных им адвокату сумм. Отсюда вышло то, что злоупотребление доверием клиентов, присвоения и растраты их денег, неизвестные во Франции, где ответственность поверенных гарантирована вносимым ими залогом, встречаются нередко в Австрии, Германии и России*(1284). Затем, правозаступничество требует независимости от судов и сословного самоуправления, а судебное представительство - подчиненности судам в связи с корпоративным устройством. Совмещая эти принципы, все континентальные государства дали сословию адвокатов самоуправление, но поставили его в зависимость от судов*(1285). Далее, для правозаступничества нужна относительная безвозмездность профессии, а для представительства свободное соглашение о гонораре в связи с таксой. И вот законодательства австрогерманской системы, не решаясь предписывать адвокатам бескорыстия, неуместного для ремесленников-поверенных, допустили в гонораре соглашение и таксу, несовместимые с характером и задачами правозаступничества. Наконец, они побоялись также установить связь с магистратурой, необходимую для правозаступничества, но невозможную для судебного представительства, опасаясь вводить в состав последней лиц, которые представляют собой наполовину ремесленников и преследуют только материальные цели.

Во-вторых, совмещение правозаступничества с судебным представительством вредно отражается на достоинстве адвокатуры. Правозаступник и судебный представитель - два особые типа судебных деятелей, причем первый из них должен отличаться несравненно высшими качествами, чем второй. Соедините их вместе, и вы получите третий тип, представляющий собой нечто среднее между ними, вроде того, как мулат является срединой между белолицым европейцем и чернокожим негром. Мулат уже не негр, но и не европеец; его кожа не так темна, как у негра, но зато он безвозвратно утратил белизну европейца. Таково же будет положение и адвоката, исполняющего функции правозаступника и судебного представителя. Он станет образованнее, бескорыстнее, независимее, даже быть может, честнее, чем обыкновенный поверенный по ремеслу, но во всех этих отношениях он будет гораздо ниже правозаступника в чистом его виде, без примеси ремесленного элемента и связанных с ним качеств низшего разбора. Что такой результат неизбежен, это доказано историческим опытом и подробно изложено нами в другом месте (см. заключение 1 части). Во Франции, Англии, Бельгии, Испании и некоторых других странах представители адвокатуры (в обширном смысле) распадаются на две расы: белую (адвокаты) и черную (поверенные). Наоборот, в Германии, Австрии, России и большинстве остальных государств профессия находится в руках одной расы - мулатов адвокатуры. Нам не раз уже приходилось отмечать печальные последствия такого смешения (см. стр. 276, 304 и заключ.), и потому, теперь мы можем ограничиться только одним резюме того, что говорилось нами в других местах нашего сочинения, именно, что исполнение правозаступниками обязанностей судебных представителей отвлекает их от истинного призвания, ставит в зависимость от клиентов и судов, уменьшает их бескорыстие и щепетильность в денежных делах, развивает вкусы и привычки, несоответствующие достоинству их профессии, словом, из представителей свободной и благородной профессии, из уполномоченных общества и служителей правосудия стремится обратить в ремесленников, преследующих частные интересы своих клиентов и имеющих в виду только денежную наживу.

Таковы доводы в пользу отделения правозаступничества от судебного представительства. Посмотрим теперь, что говорят против него, и насколько состоятельны эти возражения.

_ 2. Доводы против отделения

Ведение процесса на суде представляет собой единую деятельность, цель которой заключается в том, чтобы доказать на суде справедливость требований клиента. К чему же разделять функции теснейшим образом связанные между собой*(1286)? Если дело сначала попадет в руки поверенного, который собирает фактический материал и доказательства, сочиняет судебные бумаги и вообще распоряжается делом, как хозяин, то не будучи специалистом, он может упустить из виду много важных обстоятельств; между тем адвокат, опираясь на собранный поверенным материал, не в состоянии поправить дела на суде. "Сколько раз",говорит французский адвокат Одилон Гарро: - "мои товарищи и я, приглашенные защищать дело, сожалели о том что не участвовали в предварительной письменной подготовке его"*(1287).

"Есть известная аналогия,- говорит г. Стоянов,- между работой адвоката и профессора. Трудно представить себе, во что бы обратилось университетское преподавание, если бы профессорское сословие отделилось от сословия, положим, ассистентов, которые бы изготовляли, наподобие атторнеев, сокращенные записки или rosume из источников для словесных перфораций почтенных магистров и докторов разных наук. Сравнение это вовсе не так отдаленно, как может показаться с первого раза. И адвокат тоже должен сам исследовать материал своего дела из первых рук, если он желает, чтобы мнения, доводы и заключения его получили устойчивость"*(1288).

Это соображение, которому германские теоретики придавали большую важность, на самом деле не касается сущности вопроса. Во-первых, оно имеет значение только для тех дел, где правозаступники и поверенные действуют совместно, т. е. для гражданских спорных дел, и не относится ко всем прочим. Во-вторых, если предоставление поверенным предварительной подготовки, действительно, нецелесообразно, то это неудобство весьма легко устранить, как мы увидим в своем месте, не полным уничтожением института поверенных, а изменением границ между деятельностью их и адвокатов. Что касается "единства ведения дела", то это пустая фраза. Ведение дела, конечно, требует одного определенного плана защиты или нападения, но самый процесс ведения распадается на несколько независимых стадий. Единство ведения необходимо в том смысле, чтобы от подачи прошения до постановления судом решения одно лицо руководило юридической стороной дела. Но отсюда вовсе не следует, чтобы это лицо само подавало все бумаги, уплачивало пошлины, просило о назначении или отсрочке дела, приводило решение в исполнение, описывало имущество должника и т. п. Все подобные действия, в сущности, не имеют ничего общего с внутренним единством процесса и могут быть предоставлены другому лицу. "Адвокат,справедливо замечает г. Пальховский, - в деле построения и ведения процесса должен играть роль архитектора: ему принадлежит план, ему принадлежит определение юридической устойчивости употребляемого материала, ему принадлежит определить условия юридического равновесия, на его обязанности лежит управлять ходом процессуальных действий, ему принадлежит и последний coup de maitre - речь во время и в заключение прений. Роль же каменщиков и штукатуров, конечно, должны взять на себя другие лица"*(1289).

В связи с первым доводом находится другой, заключающийся в том, что участие поверенных в процессе удваивает издержки производства, ложащиеся тяжелым бременем на тяжущихся*(1290). Подобно первому, он тоже относится только к гражданским спорным делам, так как в бесспорных действуют одни поверенные, а в уголовных одни адвокаты. Однако нет никакого основания предполагать, чтобы и в этих делах издержки производства сколько-нибудь возросли. В самом деле, писатели, выставившие разбираемый довод, исходили из предположения, что гонорар должен определяться по взаимному соглашению. С этой точки зрения они были, разумеется, правы, так как само собой понятно, что наем двух лиц,- адвоката и поверенного,- стоит дороже, чем наем одного адвоката-поверенного. Но если принять во внимание, что при отделении правозаступничества от судебного представительства гонорар поверенных определяется таксой, а адвокаты, подобно врачам, получают вознаграждение в том размере, в каком найдет возможным предложить клиент, то станет ясно, что при такой системе клиенты находятся не только не в худшем, но даже в гораздо лучшем положении. И действительно, опыт показывает, что во Франции издержки тяжущихся на адвокатов и поверенных в общем меньше, чем в Германии, где адвокаты-поверенные получают по соглашению солидные суммы (см. стр. 280). Притом, если в гражданских спорных делах издержки даже немного увеличатся, зато в бесспорных они станут значительно меньше, так как, само собой разумеется, что ведение дел последнего рода поверенными, получающими, вдобавок, вознаграждение по таксе, будет обходиться несравненно дешевле, чем ведение их образованными специалистамиправозаступниками, вознаграждаемыми по соглашению.

Участие двух лиц в процессе, говорят далее, ведет к разделению ответственности*(1291). Клиент не знает, кого винить в неудачном исходе процесса: адвоката или поверенного. Во Франции и в Англии ответственность несет, по общему правилу, поверенный, считающийся хозяином тяжбы, но поверенный легко может снять с себя всякую ответственность, если спросить по данному вопросу совета адвоката, который, в свою очередь, не отвечает ни за небрежность, ни за незнание.

Этот довод тоже имеет значение только для гражданских спорных дел. Но и здесь установление точной границы между деятельностью адвокатов и поверенных может устранить неудобство разделения ответственности.

Опыт показывает, по словам некоторых авторов, что в тех строках, где правозаступничество отделено от представительства, адвокаты легко попадают в тягостную материальную зависимость от поверенных*(1292). Дело в том, что тяжущиеся обращаются раньше к поверенным, которые уже по своему усмотрению делают выбор адвоката и приглашают по большей части такого, с которым состоят в каких-либо особых отношениях.

Этот довод, имеющий, действительно, фактическое основание (см. ч. I, стр. 179 и 217), далеко не так важен, как кажется на первый взгляд. Если во Франции и Англии адвокаты попадают в зависимость от поверенных, то это происходит оттого, что в обеих странах участие поверенных обязательно в гражданском процессе, и что, кроме того, они являются маклерами, агентами и ходатаями по уголовным делам. Будь им предоставлено одно судебное представительство, ничего подобного не могло бы произойти. Адвокаты действовали бы совершенно самостоятельно в уголовном процессе, и некоторая зависимость от поверенных в гражданских спорных делах не имела бы большего значения, в особенности, если бы закон не требовал обязательно участия поверенных в процессе.

Вот все возражения, приводимые против отделения правозаступничества от судебного представительства. Как видно из нашего разбора, ни одно из них не касается сущности вопроса и потому, конечно, не имеет скольконибудь веского значения. Все они направлены против частностей, против некоторых практических неудобств, якобы связанных с разделением обеих функций. Но, как мы показали, эти неудобства легко устранимы. Таким образом, в виду явного и громадного перевеса на стороне доводов в пользу отделения, мы должны прийти к заключению, что правозаступничество должно быть отделено от судебного представительства.

_ 3. Смешанная система

Прежде, чем перейти к дальнейшему изложению, нужно сказать пару слов относительно смешанной системы, которая в прежнее время была принята в нескольких странах. Так например, в Брауншвейге и Ганновере существовали адвокаты и адвокаты-поверенные. Первые были только правозаступниками, а вторые правозаступниками и судебными представителями вместе. Адвокаты давали советы и вели устную защиту; адвокатыповеренные, помимо этих функций, занимались сочинением судебных бумаг и ходатайством по делам. Каждый адвокат-поверенный должен был обладать таким же образовательным цензом, как и адвокат, и не мог отказываться от устной защиты в тех делах, которые вел в качестве поверенного. Адвокатура считалась свободной профессией, а адвокаты-поверенные были ограничены комплектом и локализированы*(1293).

Не трудно заметить, что смешанная система, поскольку она допускает совмещение правозаступничества с судебным представительством в лице адвокатов-поверенных, подлежит тем же возражениям, как и австро-германская система (см. _ 1). Что же касается отличительной особенности ее,- именно отдельного класса адвокатов, то в этом никак нельзя усмотреть какого-либо противовеса коренному недостатку организации. В самом деле, адвокаты-поверенные являются привилегированным сословием, так как обладают более широкими правами и, потому, могут захватить большую часть практики в свои руки. В то же время адвокаты представляют собой нечто вроде сверхштатных правозаступников, к которым тяжущиеся будут обращаться только в редких случаях, предпочитая, естественным образом, поручать свои дела адвокатам-поверенным, которые могут не только вести устную защиту, но и замещать стороны в процессе. Таким образом, класс адвокатов, поставленный в столь ненормальные условия, станет для юристов только переходной ступенью к получению места адвокатаповеренного. Единственный довод, который может быть приведен в пользу смешанной системы, заключается в том, что существование особого класса адвокатов усилит конкуренцию и устранит вредное влияние монополии адвокатов-поверенных*(1294). Но этот довод касается только одной и, притом, второстепенной стороны рассматриваемой системы и потому не имеет большого значения.

_ 4. Взгляд на литературу

Вопрос об отделении правозаступничества от судебного представительства не раз подвергался обсуждению и решался в разном смысле. При очевидном перевесе доводов в пользу отделения, подобное разногласие представляется несколько странным и требует особого рассмотрения. Оно обусловливается, по нашему мнению, двумя главными причинами.

Во-первых, спорившие упускали из виду сущность вопроса и обращали внимание только на не играющие важной роли частности, а, во-вторых, они черпали свои доводы из рассмотрения современного порядка вещей, существующего в разных странах, не допуская, повидимому, мысли, что этот порядок очень легко может быть исправлен и улучшен. В доказательство нашего объяснения мы приведем несколько примеров.

Как было уже сказано в своем месте (см. стр. 258), вопрос о разделении правозаступничества и судебного представительства рассматривался на IV съезде германских юристов. Ни один из референтов и членов съезда, принимавших участие в прениях, не высказался в пользу отделения. Но, просматривая те доводы, которые приводились ими, можно убедиться, что никто из них не пытался сделать анализа юридической природы институтов, подвергавшихся обсуждению. Одни толковали об единстве ведения дела и разделении ответственности, другие об увеличении судебных издержек и зависимости адвокатов от поверенных во Франции, но вопроса о том, что такое по своему существу правозаступничество, и какая пропасть лежит между ним и судебным представительством не коснулся решительно никто.

С такой же узкой точки зрения смотрели на этот предмет Бентам, Миттермайер, а затем и Рудольф Гнейст, который, основываясь на подобных соображениях, полагал, что "возвращение к существовавшему раньше в Германии разделению обеих функций представлялось бы каждому совершенно непонятным"*(1295).

Несравненно шире и правильнее взглянул на указанный вопрос Пришль, и можно только пожалеть, что недостаточно систематическое и слишком страстное изложение заменяют ход его аргументации. Он останавливается, главным образом, на коренном различии между обоими институтами и, не анализируя всех доводов за и против, доказывает только, что для процветания адвокатуры, для поддержания ее достоинства, независимо от бескорыстия необходимо избавить ее от функций судебного представительства*(1296).

Французские и итальянские писатели, отрицающие важность разделения, имеют в виду только порядки своего отечества, при которых адвокаты попадают в зависимость от поверенных и испытывают неудобства от того, что предварительная подготовка дел принадлежит не им*(1297).

В Англии в пользу соединения обеих функций агитировали одни поверенные (см. стр. 222), которым желательно было бы захватить в свои руки всю совокупность процессуальных обязанностей адвокатуры. Но их агитация не имела успеха и вряд ли когда-нибудь будет иметь.

Что касается русских авторов, писавших об адвокатуре, то некоторые из них тоже касались рассматриваемого нами теперь вопроса. Так, профессор Малыцев сделал ясную и полную характеристику правозаступничества и судебного представительства и указал на коренное различие между ними; но личного своего взгляда о разделении их не высказал*(1298). Г. Арсеньев только мимоходом затронул этот вопрос; из некоторых его выражений видно, что он склоняется в пользу совмещения*(1299).

Гораздо полнее и определеннее высказался г. Пальховский. Приведя рассуждение г. Малышева, он говорит следующее: "Понятие, соединяемое нами с адвокатурой, как представительницей знания, науки, не может, да и не должно быть распространено на всех без исключения лиц, которые играют роль представителей сторон при совершении тех или других судебных действий при ведении тех или других исков, при защите тех или других обвиняемых. Вам нужно, например, навести какую-нибудь справку на суде, взять копию с решения, получить исполнительный лист, представить его судебному приставу, получить взысканные деньги, представить ко взысканию просроченную закладную, заемное письмо, вексель, представить к утверждению вполне правильно составленное духовное завещание, просить суд о вводе во владение, быть при вводе, или вам нужно продать дом, купить землю и совершить все установленные законом действия по укреплению и отчуждению недвижимых имуществ, или, наконец, вам необходимо явиться в суд, положим, по обвинению полицией в не очистке ретирадных мест вашего дома,- неужели во всех этих случаях вы непременно должны обращаться к адвокату, как к представителю науки, знания? Неужели вы не можете уполномочить на совершение этих судебных действий всякое лицо, к которому имеете простое, обыкновенное доверие, не основывая последнее ни на обширной эрудиции лица, ни на его высоких нравственных достоинствах? Все эти действия требуют почти исключительно только умения подписать свою фамилию и наличного присутствия в суде; никаких объяснений, никаких рассуждений в данных случаях от поверенного не требуется,- он может пребывать в совершенном молчании, и дело совершится так же хорошо, как если бы его вел первейший правовед в мире... Нет никакого разумного, на серьезных соображениях построенного основания вводить все эти действия в сферу адвокатской деятельности, как исключительную его принадлежность; адвокату тут делать нечего, место его может быть занято всяким"*(1300). На этом основании г. Пальховский предлагает "бесспорные иски, дела по охранительному судопроизводству, по приведению решений в исполнение, а также сношения с нотариатом и мелкие уголовные дела" изъять из ведения адвокатуры и право ходатайства по ним предоставить всем правоспособным лицам. Другими словами, он полагал, что отдельного класса поверенных не должно существовать, а все функции его могут быть исполняемы каждым желающим. Насколько такой порядок вещей желателен и целесообразен, мы уже показали в I главе (см. стр. 49). Что же касается адвокатуры, то ей г. Пальховский оставляет ведение гражданских спорных дел и защиту в уголовном процессе. На первый взгляд может показаться, что его мнение совершенно тождественно с нашим, но на самом деле между ними существует небольшое, но довольно важное различие. Оно заключается в том, что г. Пальховский не допускает в спорных гражданских делах участия поверенных наряду с адвокатами, а считает последних вместе и правозаступниками и представителями сторон. "Что тяжущиеся нуждаются в адвокатах, как в правоведах",- говорит он: - "это не подлежит ни малейшему сомнению, но чтобы они в то же время нуждались еще в представителях - не правоведах или плохих правоведах, какими были римские cognitores, procuratores, или многие из французских avoues, это весьма сомнительно. Всякий гражданский процесс необходимо требует: 1) ясного и совершенно правильного представления о существовании и нарушении права; 2) доказательств в пользу существования и нарушения этого права; 3) представления этих доказательств суду, и 4) защиты своих доводов и опровержения доводов противной стороны перед судом. Это четыре неразрывные периода, через которые проходит гражданский процесс... Предоставить право принимать на себя ведение дел тяжущихся, входить с ними в объяснения, узнавать от них об основаниях тяжбы, повергать юридическому анализу эти основания, собирать доказательства в пользу иска или ответа, наконец, формулировать исковое требование или ответ на него и представить все это суду по принадлежности,- предоставить все это совершить лицу представителя (в смысле французского avoue, английского solicitor'а attorney'я), а лицу защитника (в смысле французского avocat или английского barrister'а, serjent'а at law) предоставить право только давать советы тяжущимся и устно защищать их на суде,- такое деление не может быть названо рациональным. Участие лица, завершающего процесс своею речью, необходимо и в самом начале процесса - и это одинаково как в гражданском, так и в уголовном деле. Судебные прения всегда основываются на предварительно собранном и заготовленном материале, которым в огромном большинстве случаев и обусловливается их успешность или неудача"*(1301). С этими соображениями нельзя не согласиться, и мы уже раньше заметили, что от подачи искового прошения или, все равно, возражения до постановления судом решения юридической стороной дела должно руководить одно лицо. Но ведь и до подачи прошения, и во время производства, и, наконец, после постановления решения может явиться потребность в совершении таких действий, которые не имеют ничего общего с задачами адвокатуры. Так, прежде чем формулировать исковое требование в прошении, зачастую приходится наводить всякого рода справки, брать удостоверения у разных должностных лиц, получать копии нужных бумаг в разных учреждениях, разыскивать место жительства ответчика и свидетелей, убеждаться в достоверности показаний последних, словом, приходится подготовлять фактический материал для процесса. Далее, во время производства дела может понадобиться дополнительное собирание подобного же материала. Наконец, после решения нужно получить исполнительный лист и присутствовать при исполнении по нему. Все подобные действия, как признает, между прочим, и сам г. Пальховский, но только относительно исполнения решения*(1302), не требуют ни того высокого юридического образования, ни тех нравственных качеств, которые являются отличительной чертой правозаступничества, и совершенно не соответствуют его достоинству, как представителя общества на суде. Поэтому, нет никакого основания взваливать на него подобную черновую работу. Исполнять ее должен или сам тяжущийся, или то лицо, которое нанято им для этого, т. е. поверенный.

_ 5. Заключительные замечания

Из изложенного видно, что при нашей системе ведение спорных гражданских дел может происходить по одному из следующих четырех способов: 1) тяжущийся, будучи уверен в своих собственных силах и в правоте своего дела и в то же время имея возможность ходатайствовать лично, не приглашает ни адвоката, ни поверенного; 2) тяжущийся уверен в выигрыше процесса, но не имеет возможности или времени заниматься хождением по делу, а потому, не прибегая к помощи адвоката, нанимает только поверенного; 3) тяжущийся, имея надобность в юридической помощи и желая лично вести дело, приглашает адвоката и действует совместно с ним, без участия поверенного; 4) тяжущийся нуждается в поддержке адвоката и не может вести дела лично, а потому приглашает и адвоката, и поверенного.

Первый случай не требует никаких разъяснений. Второй случай возбуждает вопрос, не станут ли поверенные, выступая без адвокатов, захватывать их функций? По общему началу, принятому во Франции, Англии и других странах, право участия в прениях на суде принадлежит тяжущемуся или его адвокату. Поверенный же должен ограничиваться изложением требования клиента и давать на вопросы суда разъяснения относительно фактической стороны дела. Такой порядок, по нашему мнению, вполне целесообразен, так как, благодаря нему, поверенные лишены возможности совмещать в своем лице обязанности представителей и правозаступников.

Третий случай вызывает другого рода вопрос: кого считать хозяином дела,- адвоката или тяжущегося? Несомненно, самого тяжущегося. Он заинтересованное лицо; он может примириться с противной стороны во всяком положении дела, может отказаться от своего требования, признать справедливость иска противника и т. п. Адвокат только помощник, только юридический советник стороны. Исполнение его советов так же необязательно для тяжущегося, как исполнение предписаний врача д<