Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Финансовая автаркия промышленности

В довольно значительной статье Карло Паньи «По поводу попытки создания чистой теории корпоративизма» (в «Риформа сочиале» за сентябрь—октябрь 1929 года) анализируется однотомник Массимо Фовеля «Экономика и корпоративизм»222 и содержатся указания на другой труд того же Фовеля — «Рента и заработная плата в профсоюзном государстве» (Рим, 1928); однако автор не замечает и не подчеркивает с необходимой четкостью того, что Фовель в своих трудах понимает «корпоративизм» как предпосылку для введения в Италии наиболее передовых американских систем в методах труда и производства.

Интересно было бы знать, «собственным ли умом» создает свои труды Фовель или же за ним стоят (и конкретно, а не только «вообще») определенные экономические силы, которые его поддерживают и подталкивают. Фовель никогда не был «чистым ученым», выражающим определенные тенденции так, как их обычно выражают другие, тоже «чистые» представители интеллигенции. По многим своим качествам он входит в галерею таких типов, как Чиккотти, Нальди, Бацци, Прециози и т. п., но он сложнее их в силу своей неоспоримой интеллектуальной ценности. Фовель всегда стремился сделаться великим политическим лидером, но у него ничего не получилось из-за отсутствия некоторых основных качеств: тут нужна сила воли, направленной к одной цели, а не интеллигентская переменчивость типа Миссироли; кроме того, он слишком часто и слишком явно руководствовался мелкими грязными интересами. Он начинал перед войной как «молодой радикал» (ему хотелось омолодить традиционное демократическое движение, вложив в него более конкретное и современное содержание), немного кокетничая с республиканцами, особенно с федералистами и автономистами (см. «Критика политики» Олйвьеро Дзуккарини). Во время войны он был нейтралистом-джолиттианцем. В 1919 году в Болонье он вступает в социалистическую партию, но никогда не пишет в «Аванти!» Перед перемирием он совершает несколько поездок в Турин. Туринские промышленники приобрели старую и недоброй памяти «Гадзетта ди Торино», с тем чтобы переделать ее и превратить в свой прямой рупор. Фовель стремился стать редактором в этом новом органе и, конечно, входил в контакт с промышленными кругами. Ответственным же редактором был избран «молодой либерал» Томмазо Борелли, и вскоре вслед за ним в состав редакции вошел Итало Минунни из «Идеа национале» (а «Гадзетта ди Торино», даже под именем «Паэзе» и несмотря иа щедро отпущенные для ее развития суммы, так и не прижилась и была прикрыта ее хозяевами).

«Забавно» письмо Фовеля, относящееся к 1919 году: он пишет, что «чувство долга» заставляет его сотрудничать в еженедельнике «Ордине нуово»; затем следует ответ, в котором указаны пределы его возможного сотрудничества, после чего «голос долга» внезапно смолкает. Фовель присоединился к банде Пассильи, Монтел- ли, Гарденги, которая сделала триестинский «Лавораторе» центром довольно прибыльных делишек и которая, должно быть, имела связи с туринскими промышленными кругами: об этом говорят попытка Пассильи перевести «Ордине нуово» в Триест под предлогом «коммерчески» выгодного ведения дел (посмотреть, за какое число напечатана подписка в 100 лир, собранная Пассильи, который приехал в Турин для непосредственного разговора) * и поднятый в то время вопрос о том, может ли «дворянин» сотрудничать в «Лавораторе». В 1921 году в редакции «Лавораторе» были найдены бумаги, принадлежавшие Фовелю и Гарденги, из которых явствовало, что оба дружка играли на бирже на текстильных акциях во время забастовки, возглавляемой синдикалистами Никола Векки, и руководили газетой в соответствии с интересами своей биржевой игры. После Ливорно Фовель в течение некоторого времени не давал повода говорить о себе. Вновь он объявился в 1925 году в качестве сотрудника «Аванти!», возглавляемой Ненни и Гарденги, и открыл кампанию в пользу закабаления итальянской промышленности американскими финансами, кампанию, которую тотчас же использовала (должно быть, об этом было предварительное соглашение) «Гадзетта дель пополо», связанная с инженером Понти из монополии «Сочьета итальяна пьемонте- зе» В 1925—1926 годах Фовель часто выступал со своими статьями в «Воче репуббликана». Сейчас (в 1929 году) он поддерживает корпоративизм "как предпосылку итальянской сЬормы американизации, сотрудничает в фепрарском «Коррьере падано», в «Нуови студи», в «Нуови проблеми», в «Проблеми ди лаворо» и, как будто бы, преподает в Феррарском университете.

Что представляется знаменательным в положениях Фовеля, пересказываемых Паньи, так это его концепция корпорации как автономного индустриально-производственного блока, призванного разрешить по-современному и подчеркнуто по-капиталистически проблему дальнейшего развития итальянского экономического аппарата в противовес интересам полуфеодальных и паразитирующих элементов общества, взимающих слишком большую дань из прибавочной стоимости и так называемых «производителей накоплений». Накопление должно стать внутренней (и более доходной) функцией самого производственного блока за счет развития производства на основе снижающейся себестоимости, что позволило бы не только получать большую массу прибавочной стоимости, но и платить более высокую заработную плату, следствием чего является увеличение емкости внутреннего рынка, некоторые сбережения, которые могут сделать рабочие, и более высокие прибыли. Таким образом, накопление капиталов шло бы ускоренными темпами в недрах самого предприятия, а не через посредничество «производителей накоплений», которые в действительности являются пожирателями прибавочной стоимости. В производственно-индустриальном блоке технический элемент (дирекция и рабочие) должен преобладать над элементом «капиталистическим», в самом «убогом» смысле этого слова; другими словами, на место союза между капитанами промышленности и мелкобуржуазными «накопителями» должен стать блок всех элементов, непосредственно занятых в производстве, единственно способных объединиться в профсоюз и, следовательно, образовать производственную корпорацию (отсюда крайние выводы, сделанные Спирито, насчет корпорации собственников). Паньи возражает Фовелю, заявляя, что разработанная последним концепция не есть новая политическая экономия, а только новая экономическая политика; возражение формальное, может и имеющее какое-то значение в определенном плане, но не затрагивающее главного довода. Остальные возражения, взятые конкретно, являются не чем иным, как констатацией некоторых отсталых сторон итальянской жизни по сравнению с подобным «организационным» переворотом в экономическом механизме. Наибольшие недостатки Фовеля состоят в забвении экономической функции, которую государство всегда выполняло в Италии из-за недоверия владельцев сбережений к промышленникам, в забвении того, что корпоративный курс вытекал не из требований переворота в технических условиях промышленности и еще менее из требований новой экономической политики, а скорее из требований экономической администрации, усугубленных к тому же кризисом 1929 года и остающихся в силе и поныне.

В действительности итальянские производственные коллективы ни как отдельные единицы, ни как профсоюзы, ни активно, ни пассивно никогда не становились в оппозицию к нововведениям, направленным на снижение себестоимости, на рационализацию труда, на внедрение самых совершенных автоматических механизмов и самой совершенной технической организации в масштабе всего предприятия. Совсем наоборот. Это происходило в Америке и обусловило полуликвидацию свободных профсоюзов и их замену системой изолированных (доуг от друга) рабочих организаций на предприятиях. В Италии же, напротив, всякая, даже самая незначительная и робкая попытка превратить фабрику в центр профсоюзной организации (вспомним вопрос о доверенных лицах на предприятиях) встречалась в штыки и решительно пресекалась. Тшательный анализ итальянской истории, доведенный до 1922 или даже 1926 года и позволяющий увидеть за внешней мишурой явлений глубинные движущие силы рабочего движения, должен был бы привести к объективному заключению, что именно рабочие являлись носителями новых и наиболее современных требований промышленности и на свой лад ревностно утверждали их. Можно даже сказать, что кое-кто из промышленников понял это движение и попытался заручиться его поддержкой ради своих выгод (так следует объяснить старания Ань- елли втянуть «Ордине нуово» и его школу в концерн «Фиат» и основать таким образом школу рабочих и техников для обеспечения промышленного переворота и работы по «рационализированным» методам; YMCA62 попыталась открыть курсы «абстрактного американизма», но, несмотря на затрату внушительных сумм, эти курсы провалились).

Кроме этих соображений, встает другой ряд проблем: корпоративное движение существует, а в некоторых аспектах проведенные юридические мероприятия уже создали формальные условия, при которых технико-экономический переворот может осуществиться в широких масштабах, потому что рабочие не могут ни противодействовать ему, ни бороться за то, чтобы самим стать его знаменосцами. Корпоративная организация может стать формой такого переворота, но при этом возникает вопрос: будет ли это одной из тех «коварных проделок провидения» Вико, когда люди, не ставя себе такой задачи и сами того не желая, подчиняются императивам истории? В настоящий момент приходится сомневаться в этом. Отрицательный элемент «экономической полиции» до сих пор преобладал над положительным элементом — требованием новой экономической политики, которая обновила бы, поставила бы на современный уровень экономико-социальную структуру нации, пусть даже в рамках старого индустриализма. Возможная юридическая форма—это одно из условий, но не единственное и даже не самое важное; это только самое важное из непосредственных условий. Американизация требует определенной среды, определенной социальной структуры (или решительного желания создать ее) и известного типа государства. Государство это — либеральное, но не в смысле таможенной или практически политической свободы, а в более глубоком смысле свободной инициативы и экономического индивидуализма, достигающих благодаря самому историческому развитию и при помощи собственных сил, в качестве «гражданского общества», режима промышленной концентрации и монополии. В Италии ликвидация рантье полуфеодального типа— это одно из главных условий промышленного переворота (это отчасти и есть самый переворот), а отнюдь не следствие. Орудием этой ликвидации является финансово-экономическая политика государства: погашение государственного долга, регистрация ценных бумаг, увеличение доли прямых налогов по сравнению с налогами косвенными в доходной части бюджета. Не верится, однако, что это уже стало или станет в ближайшем будущем направлением финансовой политики. Более того, государство создает новых рантье, то есть сохраняет и поощряет старые формы паразитического накопления сбережений и стремится создать социально замкнутые группы. В самом деле, корпоративный курс до сих пор действовал в поддержку неустойчивых позиций средних классов, а не для уничтожения этих последних. Защищая уже установившиеся интересы, порождаемые старым базисом, он все более превращается в механизм сохранения того, что существует в том виде, как оно есть, а не в пружину прогресса. Почему? Потому что корпоративный курс зависит также и от безработицы: занятым он обеспечивает некоторый прожиточный минимум (в случае существования свободной конкуренции и этот минимум резко упал бы, вызвав серьезные социальные перевороты), а также создает занятость нового типа (организационного, а не производственного) для безработных из средних классов. И все же есть выход из положения: корпоративный курс, родившийся как следствие исключительно щекотливой ситуации, основные элементы которой необходимо любой ценой поддерживать в равновесии, чтобы избежать ужасающей катастрофы, мог бы осуществляться путем продвижения крайне медленными, почти неощутимыми шагами, которые видоизменяли бы социальную структуру без внезапных встрясок: ведь и ребенок, как туго его ни запеленают, все же развивается и растет. Вот почему было бы интересно знать, говорит ли Фовель сам за себя или он выступает представителем экономических сил, которые во что бы то ни стало хотят найти свою собственную дорогу. Во всяком случае, процесс этот будет столь долог и встретит столько трудностей, что за это время могут сложиться новые интересы, способные оказать ему упорное сопротивление и даже совсем прекратить его.

Последнее изменение этой страницы: 2016-08-28

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...