Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Искусство и борьба за новую цивилизацию

Оценка произведений искусства с точки зрения их художественности наглядно показывает, в особенности в философии практики, самодовольное простодушие тех попугаев, которые, располагая несколькими избитыми шаблонными формулировками, считают себя обладателями ключей, открывающих любые двери (эти ключи называются, собственно говоря, «отмычками»).

Два писателя могут выражать один и тот же историко-социальный момент, но один из них может быть художником, а другой просто-напросто мазилкой. Ограничиться описанием того, что показывают или выражают в социальном отношении оба писателя, то есть подытожить более или менее удачно характерные черты определенного историко-социального момента и тем самым исчерпать вопрос, означало бы оставить проблему искусства совершенно незатронутой. Все это может быть полезным и необходимым, более того, действительно является таковым, но только в другой области—в области политической критики, критики нравов, в борьбе за разрушение и преодоление известного рода мнений и верований, известных позиций по отношению к жизни и к миру, но это не критика и не история искусства и может считаться таковой только вследствие полного смешения понятий, отхода назад или застоя научной мысли, что как раз и сделало бы невозможным достижение тех целей, которые преследуются борьбой за культуру.

Определенный историко-социальный момент никогда не бывает единым, напротив, он полон противоречий. Он приобретает «лицо», является «моментом» развития в силу того, что определенный основной вид жизненной деятельности преобладает в нем над другими, представляет собой историческую «вершину». Но это предполагает соподчинение, разногласие, борьбу. Изобразителем данного момента должен бы являться тот, кто показывает преобладающий вид деятельности, эту историческую «вершину»; но как расценивать того, кто показывает другие виды деятельности, другие ее элементы? Разве эти последние не являются также «изобразительными»? И не является ли изобразителем «момента» также и тот, кто выражает его «реакционные» и анахронические элементы? Или же изобразителем нужно считать только того, кто будет выражать все противоборствующие силы, противостоящие друг другу, и элементы, находящиеся в состоянии борьбы, то есть изображающего противоречия всего историко-социального целого?

Можно, конечно, думать, что литературная критика цивилизации, борьба за создание новой культуры является художественной критикой в том смысле, что новая культура породит новое искусство, но это будет софизмом. Во всяком случае, сомнительно, чтобы, отправляясь от подобных предположений, можно было бы лучше уяснить себе соотношение Де Санктис — Кроче и суть дискуссии о содержании и форме. Критика Де Санктиса является воинствующей, а не «бесстрастно» эстетической, это критика периода культурных битв и столкновений антагонистических мировоззрений. Анализ содержания, критика «структуры» произведений, то есть логической и исторически подлинной последовательности всего многообразия чувств, получивших художественное воплощение, связаны с этой культурной борьбой: кажется, именно в этом и состоит та глубокая человечность и тот гуманизм Де Санктиса, которые и сегодня делают этого критика столь привлекательным. Отрадно чувствовать в нем страстный пыл партийного человека, имеющего твердые моральные и политические убеждения, которых он не скрывает и не стремится скрывать. Кроче разъединяет эти различные аспекты критика, которые у Де Санктиса отличались органическим единством и слитностью. В Кроче живут те же самые культурные стремления, что и в Де Санктисе, но они находятся уже в периоде их распространения и триумфа; борьба продолжается, но на этот раз уже за усовершенствование культуры, а не за ее право на существование: страстность и романтический мыл разрешились в возвышенной ясности духа и в исполненной добродушия снисходительности. Но эта позиция не является постоянной и у Кроче; она сменяется фазой, при которой ясность духа и снисходительность лопаются и на поверхности появляется горечь и с трудом подавляемый гнев. Фаза эта — оборонительная, а не наступательная, исполненная пыла, и поэтому ее нельзя сравнивать с фазой, выражаемой позицией Де Санктиса.

Словом, образец литературной критики, свойственный философии практики, дан Де Санктисом, а не Кроче или кем-либо другим (и менее всего Кардуччи). Эта критика должна слить воедино — со всем пылом пристрастия, пусть даже в форме сарказма — борьбу за новую культуру, то есть за новый гуманизм, критику нравов, мнений и мировоззрений с эстетической или чисто художественной критикой.

В последнее время фазе, выражаемой позицией Де Санктиса, соответствовала, но в .низшем плане, фаза, выражаемая позицией «Воче». Де Санктис боролся за создание в Италии ex novo высокой национальной культуры, противостоящей традиционному старью, риторике и иезуитству (Гверацци и падре Брешиани); «Воче» боролась лишь за распространение той же самой культуры в средних слоях, против провинциализма и т. д. и т. д. «Воче» была аспектом воинствующего крочеанства, поскольку хотела демократизировать то, что было по необходимости «аристократическим» у Де Санктиса и что сохранилось как «аристократическое» у Кроче. Де Санктис хотел организовать штаб культуры, тогда как «Воче» стремилась распространить тот же самый стиль цивилизации на младших офицеров и поэтому имела определенное значение; ее работа касалась самой сущности и вызвала появление художественных течений в том смысле, что помогла многим найти самих себя, пробудила большую потребность во внутренней духовной жизни и в ее искреннем выражении, хотя рожденное «Bore» движение и не создало ни одного большого художника. Рафаэлло Рама пишет в «Италиа леттерариа» от 4 февраля 1934 года: «Кем-то было сказано, что иногда для истории культуры бывает более полезным изучение второстепенного, а не великого писателя; и это отчасти правильно, ибо если в велнком писателе в конечном счете побеждает индивидуальность, которая перестает принадлежать какому-либо определенному времени (а это имело место, когда веку приписывались качества, свойственные человеку), то в другом, во второстепенном (лишь бы это был наблюдательный и самокритичный ум), можно различить с большей ясностью моменты диалектики личной культуры, поскольку им не удается, как это происходит у великого писателя, слиться воедино».

Намеченная здесь проблема находит подтверждение путем доведения до абсурда в статье Альфредо Гарджуло «От культуры к литературе», опубликованной в «Италиа леттерариа» 6 апреля 1930 года. В ней, так же как и в других статьях той же серии, обнаруживается полнейшее интеллектуальное истощение Гарджуло (один из многих юношей, лишенных «зрелости»): он совершенно опустился, связавшись с этой бандой из «Италиа леттерариа» и в упомянутой статье принимает за истину следующее суждение, высказанное Дж. Б. Анджолетти в предисловии к антологии «Новые писатели», составленной Энрико Фальки и Элио Витторини:

«Писатели этой антологии являются, следовательно, новыми не потому, что они нашли новые формы, новые сюжеты,— совсем наоборот! Они являются таковыми, поскольку у них новое понимание искусства, отличное от понимания писателей, которые были их предшественниками. Или, переходя прямо к сути дела, они являются новыми, потому что они верят в искусство, тогда как те верили во многое другое, не имеющее ничего общего с искусством. При такой новизне поэтому может быть допустимо сочетание традиционной формы и старого содержания, она не может допустить лишь отклонений от основной идеи искусства. В чем должна заключаться идея, повторять здесь неуместно. Но да позволено мне будет напомнить, что новые писатели, завершая революцию (!), которая прошла в полном молчании (!), не будучи от этого менее памятной (!), намерены быть прежде всего художниками там, где их предшественники удовлетворялись положением моралистов, проповедников, эстетствующих, психологизирующих, гедонистов и т. д.» 258

Рассуждение недостаточно ясное и стройное: если из него и можно извлечь что-либо конкретное, то это всего лишь тенденцию к «сечентизму», и только.'Это понимание роли художника является новым вариантом девиза «следить за языком» при разговоре, проповедью нового способа создания «мыслишек». И создатели «мыслишек», а не образов больше всех поэтов превозносятся этой «бандой» во главе с Джузеппе Унгаретти (который, между прочим, пишет на неправильном, в значительной степени офранцуженном языке).

Движение «Воче» не могло создать художников ut sic259, и это понятно; но, борясь за новую культуру, за новый образ жизни, оно косвенно двигало вперед также и формирование самобытных художественных характеров, ибо искусство есть также и в самой жизни. «Молчаливая революция», о которой говорит Анджолетти, состояла всего-навсего из разговоров (в кафе) и посредственных статей в стандартной газете и в провинциальных журналишках. Причудливая фигура «жреца искусства» не такая уж большая новость, даже при изменении ритуала.

Кажется ясным, что в интересах точности следовало бы говорить о борьбе за «новую культуру», а не за «новое искусство» (в прямом значении). Может быть, в интересах точности нельзя также говорить и о том, что борьба идет за новое содержание искусства, поскольку последнее нельзя мыслить абстрактно, отдельно от формы. Бороться за новое искусство — это значило бы бороться за создание отдельных художников нового типа, а это абсурдно, поскольку художников нельзя создавать искусственно. Следует говорить о борьбе за новую культуру, то есть за новую нравственную жизнь, которая не может не быть внутренне связана с новой жизненной интуицией.— о борьбе до тех пор, пока она не станет новым способом чувственного восприятия и видения реального мира, а следовательно, культурой, внутренне присущей новым «возможным художникам» и «возможным произведениям искусства».

Невозможность искусственно создавать отдельных художников не означает, следовательно, того, что новый круг культурных интересов, за который идет борьба, пробуждая гуманные пристрастия и увлечения, не пробудит неизбежно «новых художников»; иными словами, нельзя сказать, что такой-то и такой-то (имя рек) станет художником, но можно утверждать, что движение породит новых художников. Новая социальная группа, вступая на историческое поприще в виде руководителя, гегемона, с такой верой в себя, какой она прежде не имела, не может не выдвинуть из своих недр индивидуальностей, которые до того не находили достаточной силы, чтобы выразить себя полностью в определенном направлении. Таким образом, нельзя сказать, что возникает новая «поэтическая» атмосфера, согласно модной фразе, имевшей хождение несколько лет тому назад. «Поэтическая» атмосфера — это лишь метафора, обозначающая совокупность всех художников, уже сложившихся и проявивших себя или по крайней мере уже положивших начало достаточно устойчивому процессу своего формирования и раскрытия.

В связи с этим следует обратить внимание на главу XII книги Б. Кроче «Новые очерки итальянской литературы XVII века» (1931 год)260, в которой он говорит о поэтических академиях иезуитов и устанавливает их близость к «поэтическим школам», созданным в России (Кроче, вероятно, черпает сведения все из того же Füllop-Miller'a).

Но почему он не устанавливает их близость к мастерским живописи и скульптуры XV—XVI веков? Те тоже были «академиями иезуитов». И почему то, что делалось в отношении живописи и скульптуры, не могло быть сделано в отношении поэзии? Кроче не принимает в расчет социальный элемент, который «хочет иметь» свою собственную поэзию, элемент, «не имеющий школы», то есть такой, который не овладел «техникой» и самим языком: в действительности речь идет о «школе» для взрослых, которая воспитывает вкус и вырабатывает «критическое» сознание в широком смысле слова. Проходит ли «академию иезуитов» живописец, который «копирует» картину Рафаэля? Для него это лучший способ «погрузиться» в искусство Рафаэля, которого он стремится воссоздать, и т. д.

А почему бы рабочие не могли упражняться в стихосложении? Разве это не делало бы их слух более восприимчивым к музыкальности (стиха) и т. д.?

«Воспитательное искусство»

«Искусство воспитывает, поскольку оно является искусством, но не «воспитательным искусством»; в последнем случае оно — ничто, а ничто не может воспитывать. Конечно, все мы, кажется, единодушны в стремлении иметь такое искусство, которое походило бы на искусство Рисорджименто, а не на искусство, например, д'аннунциевского периода; но в действительности, если хорошенько вдуматься, это стремление — не стремление предпочесть одно искусство другому, одну моральную действительность другой. Это подобно тому положению, когда человек, который хотел бы увидеть в зеркале красивое, а не безобразное лицо, пожелал бы иметь не другое зеркало, отличное от стоящего перед ним, а другое лицо». 261

«Когда поэтическое произведение или цикл поэтических произведений уже сложился, этот цикл не может быть продолжен путем изучения, подражания и с помощью зариаций на тему данных произведений: этот путь ведет лишь к так называемой поэтической школе, servum pecus263 эпигонов. Поэзия не порождает поэзию; «партеногенез» здесь не имеет места; необходимо вмешательство «мужского» начала — того, что является реальным, страстным, практическим, моральным. Самые авторитетные критики поэзии рекомендуют в этом случае не обращаться к литературным рецептам, а, как они говорят, «переделывать человека». После того как человек будет переделан, дух его обновлен и чувства будут переживать новую жизнь, возникнет новая поэзия. 262

Это наблюдение может быть использовано историческим материализмом. Литература не порождает литературу и т. д., то есть идеологии не создают идеологий, надстройки не порождают надстроек, за исключением того, что наследуется в силу инерции и пассивности: они порождены не путем «партеногенеза», а в результате вмешательства «мужского» начала, истории революционной деятельности, которля создает «нового человека», то есть новые общественные отношения.

Из этого также следует, что и «старый человек» в результате перемен становится «новым», вступает в новые отношения, после того как первоначальные оказались ниспровергнутыми. Этим и объясняется тот факт, что, до того как «новый человек», созданный позитивно, проявит себя в поэзии, можно наблюдать проявление «лебединой песни» старого человека, обновленного негативно; и эта лебединая песнь часто обладает удивительным блеском: новое в ней сочетается со старым, страсти достигают несравненного накала и т. д. (Разве «Божественная комедия» не является в какой-то мере лебединой песнью средневековья, которая предвосхищает новые времена и новую историю?)

Критерии литературной критики

Может ли мысль о том, что искусство есть искусство, а не «преднамеренная» и предписанная пропаганда, сама по себе служить препятствием образованию определенных культурных течений, которые являлись бы отражением своей эпохи и способствовали бы усилению определенных политических течений? Думается, что нет. Кажется, напротив, эта мысль дает более радикальную постановку проблемы, делает критику более активной и решительной. Условившись, что в произведении искусства надлежит исследовать только художественные качества, мы никоим образом не исключаем исследования того, скопления каких чувств и какое отношение к жизни пронизывают само произведение искусства. Это допускалось современными эстетическими течениями, это можно видеть у Де Санктиса и у самого Кроче. Исключается лишь то, чтобы произведение искусства считалось художественным благодаря своему моральному и политическому содержанию, а не форме, в которой абстрактное содержание, не будучи таковым по форме, слилось и отождествилось. Исследуется также и то, не оказалось ли произведение искусства неудачным в силу того, что автор отклонился [от избранного им пути] из-за внешних практических, то есть фальшивых и неискренних соображений. На мой взгляд, решающий вопрос полемики состоит в следующем: NN «хотел» искусственно вложить определенное содержание в свое произведение и не создал художественного произведения. Несостоятельность данного произведения искусства (ибо в других произведениях, действительно прочувствованных и пережитых им, NN показал себя художником) показывает, что подобное содержание у NN является ничего не говорящей и непослушной темой, что* энтузиазм NN ложен и предписан извне, что в действительности в данном конкретном случае NN является не художником, а слугой, который старается угодить хозяевам. Имеется, таким образом, два рода фактов: один—эстетического порядка, относящийся к чистому искусству, другой — к культурной политике, то есть просто к политике. Факт, который связан с отрицанием художественных достоинств произведения, как таковой может быть использован политической критикой для доказательства того, что NN как художник не принадлежит к данному определенному политическому миру и что поскольку в нем как в личности преобладает художник, то в его внутренней сугубо личной жизни данный определенный мир не проявляется, не существует. Поэтому NN — политический комедиант, он хочет, чтобы его принимали за другого, не за того, кем он является на самом деле и т. д. и т. д. Политический критик, следовательно, изобличает NN не как художника, а как «политического оппортуниста». .

Если политический деятель осуществляет нажим с целью заставить искусство своей эпохи выражать определенный культурный мир — это будет политическим актом, а не проявлением художественной критики, ибо если культура, за которую идет борьба, является живым и необходимым делом, ее стремление к развитию становится неудержимым и она найдет своих художников. Если же, несмотря на нажим, этого стремления не видно и оно не действует, то это означает, что речь шла о ложной и фальшивой культуре, о бумажном корпений посредственностей, которые жалуются на то, что люди, занимающие более высокое положение, не согласны с ними. Самый способ постановки вопроса может служить приз- паком устойчивости культуры и морали; и действительно, так называемый «каллиграфизм» есть не что иное, как защита мелких, ничтожных художников, которые оппортунистически отстаивают известные правила, но чувствуют свое бессилие дать им художественное выражение, то есть воплотить их в своей непосредственной деятельности, и Мечтают о чистой форме, которая является ее собственным содержанием и т. д. Формальный принцип различия духовных категорий и единство их обращения, хотя бы в своем абстрактном виде, позволяет понимать реальную действительность и критиковать произвольность и ложную жизнь тех, кто либо не хочет играть в открытую, либо попросту является посредственностью, случайно занявшей командное положение.

В мартовском выпуске «Эдукационе фашиста» за 1933 год следует посмотреть статью Арго, в которой он полемизирует с Полем Низаном (см. его статью «Заграничные идеи») по поводу понятия новой литературы, которая может возникнуть в результате полного интеллектуального и морального обновления. Думается, что Низан правильно ставит проблему, начиная с определения того, что представляет собой полное обновление культурных предпосылок, и ограничивает область самого исследования. Единственное обоснованное возражение Арго сводится к следующему: невозможность перескочить национальную, автохтонную стадию новой литературы и «космополитические» опасности концепции Низана. С этой точки зрения следует вновь пересмотреть многие критические статьи Низана, предназначенные для групп французской интеллигенции — от «NRF»264, народничества и т. д. вплоть до группы «Monde»,— не потому, что эти критические статьи не наносят справедливый удар в политическом отношении, но именно потому, что невозможно, чтобы новая литература не нашла своего «национального» проявления в более или менее гибридных комбинациях и связях различного рода. Необходимо исследовать и объективно изучить все течение.

С другой стороны, необходимо помнить о следующем критерии — о соотношении литературы и политики: литератор неизбежно будет иметь менее точные и определенные перспективы, чем политический деятель, он должен быть менее «сектантом», если так можно выразиться, но в «противоречивом» смысле. Для человека политики всякий «фиксированный» образ а priori является реакционным: политик рассматривает все движение в его становлении. Художник, напротив, должен Иметь образы «фиксированные», которым придана их окончательная форма. Политик представляет себе человека таким, каков он есть, и в то же самое время — каким он должен быть, чтобы достигнуть определенной цели; его работа как раз в том и состоит, чтобы привести людей в движение, вывести их за пределы нынешнего дня и сделать их способными коллективным путем достигнуть поставленной цели, то есть «сообразовываться» с целью. Художник показывает по необходимости «то, что есть», в данный момент индивидуального, неоформленного и т. д.,— показывает реалистически. Поэтому с политической точки зрения политик никогда не будет доволен художником и не сможет стать им: он будет всегда находить, что тот плетется в хвосте, всегда анахроничен, всегда отстает от реального движения. Если история является непрерывным процессом освобождения и развития самосознания, то очевидно, что любая стадия истории, а в данном случае— истории культуры, будет быстро превзойдена и перестанет представлять интерес. Мне кажется, что с этим следует считаться при оценке суждений Низана о различных группах. Но с определенной объективной точки зрения, подобно тому как Вольтер еще и сегодня является «актуальным» для известных слоев населения, точно так же могут быть актуальными и, более того,— являются таковыми — и эти литературные группы и объединения, которые они представляют; слово «объективной» означает в этом случае то, что процесс интеллектуального и морального обновления не происходит одновременно во всех социальных слоях, а совсем наоборот: еще и сегодня— и это полезно помнить—многие являются сторонниками Птоломея, а не Коперника.

Существуют многочисленные виды «конформизма», многочисленные проявления борьбы за новые виды «конформизма» и различные комбинации между тем, что есть (завершенные перемены), и тем, над осуществлением чего работают (и существует много людей, которые работают в этом направлении). Встать на точку зрения «одной-единственной» линии прогрессивного развития, на которой всякое новшество аккумулируется и становится предпосылкой других достижений, будет серьезной ошибкой: существует не только много линий (путей), но происходят и отступления назад на «наиболее прогрессивном» пути. Кроме того, Низан не в состоянии поставить вопрос о так называемой «популярной литературе» для массового читателя, то есть об успехе, которым пользуется среди народных масс литература, печатающаяся в разделе «приложений» (приключенческая, детективная, «желтая» и т. д.),—успехе, которому способствовали кино и журналы. И все же это такой вопрос, который представляет собой большую часть проблемы новой литературы, поскольку она является выражением интеллектуального и морального обновления: ведь только из читателей литературы «приложений» можно отобрать публику, необходимую и достаточную для создания культурной базы новой литературы. Мне кажется, что проблема заключается в следующем: как создать отряд литераторов, которые с точки зрения, художественного уровня находились бы в таком же отношении к литературе «приложений», как в свое время Достоевский к Сю или Сулье или как Честертон в области детективного романа к Конан-Дойлю и Уэллсу и т. д.? В этих условиях придется отказаться от многих предубеждений, но в особенности нужно думать о том, что не только невозможно установить монополию, но что, напротив, существует чудовищная организация по охране издательских интересов.

Более распространенным является предубеждение, что новая литература должна отождествляться с определенной художественной школой интеллектуального происхождения, как это было с футуризмом. Новая литература не может не иметь исторической, политической, народной предпосылки: эта литература должна стремиться к разработке того, что уже существует,— полемически или иным способом — не важно; важно то, чтобы она уходила своими корнями в богатую почву народной культуры, такой, какова она есть, с ее вкусами, тенденциями и т. д., с ее моралью и интеллектуальным миром, пусть даже отсталыми и условными.

Написана: 1929-1935

 

Примечания:

1Философия практики — марксизм.

2«Индивидуализм языческий и индивидуализм христианский», номер от 5 марта 1932 г.

3По этому поводу можно посмотреть «Протестантскую этику и дух капитализма» Макса Вебера, опубликованную в «Нуови студи» за 1931 год и в последующих номерах и книгу Гретхюйзена о религиозных истоках буржуазии во Франции.

4Увядание «фатализма» и «механицизма» знаменует великий исторический поворот, отсюда большое впечатление, произведенное обзорным очерком Мирского. В связи с этим очерком вспоминается состоявшаяся в ноябре 1917 года во Флоренции дискуссия с адвокатом Марио Троцци и его первые обвинения в бергсонианстве, волюнтаризме и т. д. Можно было бы нарисовать полусерьезную картину того, как на самом деле выглядела эта концепция. Вспоминается также дискуссия с профессором Презутти в Риме в июне 1924 года; сравнение с капитаном Джульетти, сделанное Дж. М. Серрати; это сравнение решило его судьбу, было для него смертным приговором. Для Серрати Джульетти был то же, что конфуцианец для даосиста, что китаец с Юга, активный и деятельный торговец, для начитанного мандарина Севера, который с крайним презрением просвещенного и мудрого, для коего жизнь не таит больше никаких загадок, смотрит на этих людишек Юга, верящих, что своими беспокойными муравьиными движениями они смогут ускорить «путь». Вспоминается и речь Клаудио Тревеса об искуплении. Было в этой речи что-то от библейского пророка: тот, кто хотел войны и кто развязал войну, кто сорвал земной шар с его оси и чьи действия явились причиной послевоенного беспорядка, должен искупить зло, неся ответственность за этот самый беспорядок. Они грешили «волюнтаризмом» — и они должны быть наказаны за этот их грех и т. д. Было в этой речи какое-то жреческое величие, вопль проклятий, от которых люди должны были бы каменеть, а в действительности как раз наоборот, получали большое утешение, оно указывало, что могильщик еще не готов и Лазарь может воскреснуть.

5«Сочинения» Дж. Вайлати и среди них очерк «Язык как препятствие на пути устранения иллюзорных противоречий», Флоренция, 1911.

6Мир людей и мир вещей.

7Амадео — Амадео Бордига.

8Сравнить это утверждение Фейербаха с кампанией, поднятой «Его Превосходительством Маринетти» против макарон, и полемикой «Его Превосходительства Бонтемпелли» в их защиту — и все это в 1930 году, в самый разгар мирового кризиса.

9Согласие несогласий.

10Иличи, Виличи — В.И.Ленин.

11Альдо Капассо, «Италиа леттерариа» от 4 декабря 1932

12Миссироли, «ИКС» за январь 1929 года

13См. статью отца Марио Барбера в «Чивильта каттолика» от 1 июня 1929 года.

14«Природа физического мира», французское издание, с. 20

15Марио Камис, «Нуова антолоджа» от 1 ноября 1931 года, рубрика «Медицинские и биологические науки»

16«О закономерностях функционирования почек» (Стокгольм, 1931 г.)

17«Анти-Дюринг», изд. 3-е, Штутгарт, 1894, с. XIX

18цитируется в книге Кроче «Исторический материализм и марксистская политэкономия», 1921, 4-е изд., с. 31

19Адольфо Омодео, «Критика» от 20 июля 1932 года, с. 295.

20Марио Камис, Аэронавтика и биологические науки, «Нуова антолоджа» от 16 марта 1928 года.

21«Нуови студи ди диритто, экономиа э политика» за 1930 год Луиджи Эйнауди в открытом письме к Родольфо Бенини

22третья книга «К истории религии и философии в Германии», 1834

23Письма Гегеля и к Гегелю. Лейпциг, 1887, т. 1, с. 14–16

24см. Лекции по истории философии, 2-е изд. Берлин, 1844, т. 3, с. 485

25Лекции по философии истории, 3-е изд. Берлин, 1848, с. 531–532.

26Модена, 1909, с. 6–8, примечание

27изд. Джентиле, с. 301

28Антонио Лабриола, «На рубеже двух веков» (изд. Даль Пане, с. 45).

29В. Croce, Storia dell'etä barocca in Italia, p. 11.

30Лифшиц — настоящее имя Бориса Суварина.

31Бернхейм Э. Учебник исторического метода, изд. 6-е, 1908, Лейпциг, переведен на итальянский язык и опубликован изд. Сандрон в Палермо

32Н.Бухарин, «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии»

33Анри Гуйе, «Нувель литтерер» от 17 октября 1931

34Джентиле, «Нуова антолоджа» за 1 июня 1931

35Письмо В. Боргиусу

36

«Но ни одним из всех философских направлений я не увлекался так, как скептицизмом, который одно время довел меня до состояния близкого сумасшествия. Я воображал, что, кроме меня, никого и ничего не существует во всем мире, что предметы не предметы, а образы, являющиеся только тогда, когда я на них обращаю внимание, и что, как скоро я перестаю думать о них, образы эти тотчас же исчезают. Одним словом, я сошелся с Шеллингом в убеждении, что существуют не предметы, а мое отношение к ним. Были минуты, что я, под влиянием этой постоянной идеи, доходил до такой степени сумасбродства, что иногда быстро оглядывался в противоположную сторону, надеясь врасплох застать пустоту (neant) там, где меня не было.» 37

37Толстой, т. 1 «Автобиографические повести» («Детство и отрочество», изд. «Славия», Турин, 1930), с. 232 (гл. XIX, повести «Отрочество», озаглавленная также «Отрочество»)

38Бернардино Вариско, «Линии критической философии» (с. 159)

39Марио Казотти. Учитель и ученик, с. 49

40По этому поводу посмотреть: 41

41Дж. Боффито. Инструменты науки и наука об инструментах. Либрерия Интернационале Шебер, Флоренция, 1929.

42К. Маркс, «К критике политической экономии»

43Лориа, «Земля и социальная система», с. 19.

44Гёте, Перев. Б. Кроче в книге о Гёте, с. 262

45Storia d’Italia dal 1871 al 1915 — История Италии 1871—1915 гг.

46в «Нот критик де сианс сосиаль», Париж, год издания 1, N 5, 10 марта 1900 года, с. 77

47«ИММП», с. 55–113, заключение на с. 110–113

48Эйнауди, «Риформа сочиале», с. 277, 1929 год.

49«Materialismo storico ed economia marxistica», IV, с. 26, (1900).

50К. Маркс, «Теории прибавочной стоимости» (К. Маркс и Ф. Энгельс, 2-е СС, т. 26).

51К. Маркс, «Капитал» (К. Маркс и Ф. Энгельс, 2-е СС, тт. 24, 25).

52см. Жид и Рист «История экономических учений»

53Ср. Критические беседы, часть I, с. 150–153.

54М. Миссироли, «Италиа леттерариа» от 23 марта 1930 года: «Календарь: Религия и философия»

55Кроче, «История эпохи барокко в Италии».

56т. I, с. 298, 299, 300.

57К. Маркс, «Тезисы о Фейербахе»

58К. Маркс, «Тезисы о Фейербахе»

59Де Руджеро, «Критика» от 20 марта 1932 года

60«Воссоздание государства. Воспоминания и размышления, 1914–1918». Париж, Плон.

61Scritti e discorsi politici (2 voll.)

62«Нуова ривиста сторика», 1932, с. 223–252.

63Кроче, «Исторический материализм и марксистская политэкономия», 4-е изд., с. 118.

64«Исторический материализм и марксистская политэкономия» («ИММП»), 4-е изд., с. 118.

65Кроче, «ИММП», с. 93.

66Кроче, «ИММП», с. 93.

67Etica e politica, Bari, 1931.

68«Критика» от 20 июля 1932 года

69Камилло Пеллицци, «Италиа леттерариа» от 29 мая 1932 года.

70«Критические беседы», на с. 176

71Кроче в «Критике» от 20 ноября 1931 года.

72Миссироли, «Критика фашиста», 15 мая 1932 года.

73«Культура», апрель — июнь 1932 года, с. 323–350.

74Роберто Форджеса-Даванцати, «История как действие и история как досада», «Трибуна» от 10 марта 1932 года.

75Гуидо Калоджеро, «Неогегельянство в современной итальянской мысли», «Нуова антолоджа», 16 августа 1930 года.

76Кроче, «Критика», январь 1931 года

77«Исторический материализм…», 4 изд. с. 147

78Эти очерки должны быть предназначены для определенной категории читателей с целью разрушить старые схоластические, риторические концепции, пассивно воспринимавшиеся через идеи, распространенные в определенной сфере народной культуры. Цель очерков — возбудить научный интерес к рассматриваемым проблемам, которые поэтому будут представлены как проблемы жизненные и насущные и в настоящее время как неизменно актуальные, динамические силы.

79«Нуова антолоджиа» от 16 марта 1930 года.

80Бернардино Барбадоро «Финансы Флорентийской республики» [Bernardino Barbadoro, Le finanze della Repubblica fiorentina, Qlschki, Firenze, 1929].

81С этим следует сравнить слова Маркса в «Капитале» по поводу роли и значения государственного долга.

82См. полемику между Антонио Панелла и Альдо Валори, которая закончилась научной капитуляцией Валори в «Марцокко» и его мелочной журнальной местью в «Критика фашиста» 83.— Прим. ит ред.

83[«Марцокко», 22 сентября 1929 года и 13 октября 1929 года; «Критика фашиста». 15 января 1930 года]

84Баккелли, «Многие жизни» в «Фиера литтерариа» от 1 июля 1928 года

85Во всяком случае, следует отличать фацетии, направленные против духовенства, которые становятся традиционными начиная с XIV века, от более или менее ортодоксальных точек зрения на религиозную концепцию жизни.

86См. книгу Доменико Гуэрри о народных движениях в эпоху Возрождения 87.

87D.Guerri, La corrente popolaze nel Rinascimento. Berte, burle e baie nella Firenze del Brunellesco e del Burchiello, Sansoni, Firenze, 1931.

88См. рецензию Арминия Яннера в «Нуова антолоджиа» от 1 августа 1933 года на книгу Эрнеста Вальсера (Ernst Walser, Gesammelte Studien zur Geistesgeschichte der Renaissance; Benno Schwabe, Basel, 1932).

89Lebens- und Glaubensprobleme aus dem Zeitalter der Renaissance, in «Die Neueren Sprachen», 10. Beiheft.

90G. Τоffаηiη, Che cosa fu l'Umanesimo? II Risorgimento deiranticitä classica nella coscienza degli Italiani fra i tempi di Dante e la Riforma, Firenze, Sansoni (Biblio'teca storica del Rinascimento).

91См. статью Витторио Росси «Возрождение» [Vittorio Rossi, II Rinascimento] («Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года), которая частично разделяет положение Тоффанина, но лишь затем, чтобы с тем большим успехом опровергнуть его.

92Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

93Что касается всего развития европейского общества после X века, которое отмечает Росси, то необходимо иметь в виду книгу Анри Пиренна о происхождении городов.

94Говоря о культурных тенденциях после X века, не следует забывать о том, что было привнесено арабами через посредство Испании (см. статьи Эцио Леви в «Марцокко» и в «Леонардо»}, а вместе с арабами и испанскими евреями.

95Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

96Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

97Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

98Следует рассмотреть, как итальянские коммуны, отвоевывая феодальные права графа на территорию, прилежащую к городу, и присоединив ее, превращались в феодальный элемент с властью, осуществлявшейся корпоративным комитетом вместо власти графа.

99Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

100Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

101Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

102Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

103Витторио Росси, «Возрождение» в «Нуова антолоджиа» от 16 ноября 1929 года

104* См. опубликованную в «Нуова Италиа» главу об «Эразме» из книги Де Руджиеро «Возрождение, Реформация и Контрреформация» [De Ruggiero, Rinascimento, riforma e controriforma, Bari, 1930, 2 voll.].

105Надо изучить книгу Росси «XV век» (серия Валларди), книгу Тоффанина «Что представлял <

Последнее изменение этой страницы: 2016-08-28

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...