ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИН ДЮКОРНО НЕ ПОНИМАЕТ РЕШИТЕЛЬНО НИЧЕГО В ТОМ. ЧТО ПРОИСХОДИТ

Дон Мануэл де Соуза был не такой смуглый, как обычно; другими словами, он был краснее обыкновенного. У него происходило тягостное объяснение с командором – камердинером.

Это объяснение еще не закончилось.

Когда появился Босир, оба петуха вырывали друг у друга последние перья.

– Вам известно, – говорил камердинер, – что сегодня Бемер должен приехать и закончить дело с ожерельем.

– Известно!

– И что ему должны отсчитать сто тысяч ливров.

– И это известно!

– Но эти сто тысяч ливров принадлежат компании.

– Никто в этом и не сомневается.

– Превосходно! В таком случае касса, в которой они находятся, не должна помещаться в единственной конторе посольства, смежной с комнатой посла.

– Почему? – спросил Босир.

– Посол, – продолжал командор, – должен дать каждому из нас ключ от этой кассы.

– Ну уж нет, – заявил португалец.

– А на каком основании?

– Коль скоро не доверяют мне, – пояснил португалец, поглаживая отросшую бородку, – то почему я должен доверять другим? Мне кажется, что если меня могут обвинить, что я граблю компанию, я могу заподозрить компанию, что она хочет ограбить меня. Все мы Друг друга стоим.

– Согласен, – отвечал камердинер, – но именно поэтому у всех нас равные права.

– Господин Бемер! – крикнул снизу привратник.

– Э! Вот кто все и закончит, дорогой командор, – сказал Босир, отвесив своему противнику легкий подзатыльник. – Споры о сотне тысяч ливров закончены, потому что сотня тысяч ливров сейчас исчезнет вместе с Бемером. Будьте поискуснее, господин камердинер!

Командор, все еще ворча, вышел и снова принял смиренный вид, чтобы достойным образом проводить ювелира французской короны.

В промежутке между его уходом и появлением Бемера Босир и португалец обменялись многозначительным взглядом.

Бемер вошел, сопровождаемый Босанжем. Вид у них был смиренный и смущенный, и, судя по нему, проницательные наблюдатели посольства не должны были ошибиться.

Пока они усаживались в креслах, которые предложил им Босир, тот продолжал свое исследование и подстерегал взгляд дона Мануэла, чтобы поддержать разговор.

Мануэл сохранял достойный и официальный вид.

Бемер, человек решительный, взял слово в этих затруднительных обстоятельствах.

Он объяснил, что высшие политические соображения не позволяют ему продолжить начатые переговоры.

– Господа! – обратился Босир к ювелирам. – Вам предложили прибыль, что вполне естественно: это говорит о том, что брильянты стоят очень дорого. Что ж! Ее португальскому величеству не желательно получить их задешево, ибо это принесло бы убыток честным негоциантам. Следует ли предложить вам пятьдесят тысяч ливров?

Бемер покачал головой.

– Нет, господин секретарь, – заявили ювелиры Босиру, – не трудитесь искушать нас; переговоры кончены: воля, более могущественная, нежели наша воля, не разрешает нам продать колье в вашу страну. Вне всякого сомнения, вы нас поняли. Извините нас; это не мы вам отказываем. Не гневайтесь же на нас: некто, более сильный, чем мы, более сильный, чем вы, этого не желает.

Босир и Мануэл не нашли, что возразить. Они сделали нечто вроде комплимента ювелирам и постарались разыграть безразличие.

Ювелиры с облегченным сердцем встали, как люди, которым после затруднительного разговора сейчас разрешат откланяться.

Их отпустили, и камердинер получил приказание проводить их во двор.

Едва он успел спуститься с лестницы, как дон Мануэл и Босир подошли Друг к другу, предварительно обменявшись такими взглядами, которые означают переход к делу.

– Что ж, – сказал дон Мануэл, – дело не выгорело.

– Ясно, – сказал Босир.

– Здесь, в кассе, сто восемь тысяч ливров.

– По пятьдесят четыре тысячи на брата.

– Решено! – отвечал дон Мануэл. – Отошлите Дюкорно, – прибавил он Босиру на ухо.

Босир не заставил его повторять. Он быстро прошел в комнату, смежную с комнатой посла.

Прошла минута, Босир не возвращался.

Дон Мануэл подсчитал, что для того, чтобы отослать Дюкорно и вернуться в комнату, Босиру потребуется по крайней мере пять минут.

Он бросился к дверям комнаты, где находилась касса.

Он вбежал туда и испустил ужасный крик. Касса открывала широкий, беззубый рот. Ничего не было в ее разверстых глубинах!

Босир, у которого имелся запасной ключ, вошел в другую дверь и заграбастал деньги.

Дон Мануэл, как сумасшедший, помчался к швейцарской и обнаружил, что швейцар распевает песню.

У Босира было преимущество в пять минут.

В это самое мгновение три торжественных удара в дверь заставили компаньонов вздрогнуть.

Вслед за ударами пронзительный голос крикнул по-португальски:

– Именем господина португальского посла! Отворите!

– Посол! – хором прошептали мошенники, разбегаясь по всему особняку, и в течение нескольких минут продолжалось паническое, беспорядочное бегство.

Вот как закончилась авантюра мнимого португальского посольства.

Глава 21.

ИЛЛЮЗИИ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Как только Босир оказался за стенами особняка, он доскакал галопом до улицы Кокильер, затем до улицы Сент-Оноре.

Все время подгоняемый страхом погони, он запутывал следы: он мчался по улицам, лавируя и не задумываясь, что бежит вокруг Хлебного рынка; через несколько минут он был почти уверен, что его никто не преследует, и был вполне уверен еще в одном, а именно в том, что силы его иссякли и что отличная скаковая лошадь не смогла бы дольше двигаться.

Босир уселся на мешок с зерном – то была улица Вирам.

«Вот и сбылась моя мечта – я богат, – размышлял Босир. – Я сделаю из Оливы порядочную женщину, и сам стану порядочным человеком, – продолжал он свой внутренний монолог. – Она красива и простодушна в своих склонностях».

И он, как стрела, пустился к дому на улице Дофины.

Здесь он рискнул высунуться в окно и устремил взор на улицу.

Он увидел дом с окошками, в которых частенько показывалась прекрасная Олива, его звезда.

Но вдруг Босиру показалось, будто он видит в узком проходе напротив стеганый камзол стражника.

Кроме того, он увидел другого в окне маленькой гостиной.

Босир сказал себе, что де Крон, конечно, осведомленный обо всем, неважно кем и как, хотел взять Босира, но застал только Оливу.

Мысль, что эти люди огребут сто тысяч ливров и будут потешаться над ним всю жизнь, мысль, что таким дерзким, таким ловким ходом, который сделал он, Босир, воспользуются агенты полиции, до правде говоря, восторжествовала над всеми угрызениями совести и заглушила все печали любви.

Босир прижал к сердцу кредитные билеты и снова пустился бежать, на сей раз по направлению к Люксембургскому дворцу.

Но то ли небо, то ли ад решили, что на сей раз де Крон ничего не поделает с Босиром.

Не успел любовник Николь свернуть на улицу Сен-Жермен-де-Пре, как его едва не опрокинула великолепная карета, которую лошади гордо несли на улицу Дофины.

Босир метнулся в сторону, но, оглянувшись, увидел в карете Оливу и очень красивого мужчину, которые оживленно разговаривали.

Он слабо вскрикнул, и это только поддало жару лошадям.

Несчастный Босир, изнемогший морально и физически, бросился на улицу Фосе-Мсье-ле-Пренс, добрался до Люксембурга, прошел уже опустевший квартал и очутился за заставой, где нашел убежище а комнатушке, хозяйка коей оказала ему всевозможные знаки внимания.

Он расположился в этой конуре, спрятал кредитки под плитку пола, поставил на нее ножку кровати и улегся, обливаясь потом и ругаясь, перемежая богохульства с изъявлениями благодарности Меркурию, испытывая отчаянную тошноту от сладкого вина, настоенного на корице, – напитка, весьма пригодного для того, чтобы вызвать выделение пота на коже и уверенность в душе.

Он был уверен, что полиция не найдет его. Он был уверен, что никто не отберет у него деньги.

Глава 22.