НАСТОЯЩУЮ, НРАВСТВЕННУЮ ЖЕНЩИНУ НАДО ПОКОРЯТЬ ЛИЧНОСТЬЮ, А НЕ НАЛИЧНОСТЬЮ.

Я знал молодую семью (шестидесятые годы). Жили в 9 метрах. Комната была выгорожена из 20-метроваой комнаты. Выход из нее был зигзагообразный. И вот в этом зигзаге стояла швейная машина, на которой ютилась диссертация. В зигзаге была некоторая изолированность, хотя через него ходили жена и теща. Мужа уважали за то, что г этих далеко не комфортных условиях он писал свои главы. И не зарабатывал, а создавал статус и имидж своей семье, а впрочем, и основу честного материального благополучия. После защиты диссертации он ездил

по стране с лекциями, они приносили и больший доход. Жена ценила это, родился сын. Муж звонил из разных городов страны: послушать голос ребенка и жены — и привозил приличные по тем временам гонорары. С этой семьей было приятно общаться. В их квартирке царило гостеприимство. И для таких радостей не надо было ни врать, ни воровать, ни мошенничать, ни тем более убивать и подвергаться риску быть убитыми... Семья построила маленькую трехкомнатную кооперативную квартиру и вышла из состояния бедности. Жена, со временем освободившись от собственно пеленочных проблем, тоже защитилась и стала преподавать в вузе. Им хватало. Родилась и дочь попозже.

Межнациональные браки

У меня возникла совершенно крамольная идея. Подумалось, что наиболее опасными антисемитами являются некоторые евреи. Я говорю об этом так свободно, потому что я сам продукт ассимиляции, смешения евреев и других народов с людьми «страны проживания». Мама познакомилась с отцом в ИФЛИ. Это расшифровывается как институт философии, литературы, истории... Получается, что я дитя философии и истории. Мой отец — внук киевского раввина по материнской линии и сын расстрелянного в 23-летнем возрасте мальчика, ушедшего в революцию и что-то не поделившего с киевскими чекистами в 1921 году. Отец мечтал учиться на философском факультете. Приехал в Москву из Киева после детдома и рабфака. И тут философский факультет в 1937-м, на мое счастье, закрыли. «Корифей всех наук» Сталин решил, что философия ему ни к чему. Двадцатилетний мой будущий папа уезжать из Москвы уже не хотел и поступил на исторический факультет, куда пришла учиться и моя мама. Дед со стороны мамы был инженером-путейцем, бабуля не работала. Мама поступила на исторический факультет осознанно. До философии она тогда «не доросла», а вот историю, точнее, «Краткий курс истории ВКП(б)» преподавать мечтала. И преподавала его всю свою дальнейшую жизнь. До «перестройки» она не дожила — погибла в 1984 году в автокатастрофе. Итак, мои родители познакомились на историческом факультете ИФЛИ. Интернационализм был в моде. И Титова Галина Александровна стала женой Егидеса Петра Марковича. Он был принят в двадцать пять коммунальных метров семьей мамы пятым (сестра мамы заканчивала десятый класс). Когда я родился, то стал

шестым. Квартирой, даже коммунальной, назвать это не поворачивается язык. Удобства — в очень большом дворе. И сами эти «удобства» — очень большие и без кабинок — простор. Но я любил свой деревянный оштукатуренный и прокуренный дом, который мой дед строил как прораб, любил нашу рабочую баню близ дома, шлаковый двор и сараи напротив. Это было в Москве недалеко от Ленинградского шоссе на Войковской, возле железнодорожной платформы Красный балтиец. Семья жила, справляя и революционные, и православные праздники. В сорок пятом мимо нашего дома шли эшелоны с запада, около нас метрах в пятидесяти иногда останавливались поезда, к нам заходили офицеры, которые давали мне, пятилетнему пацану, пощелкать наганом, пока бабуля со слезами на глазах гладила им шинели и потчевала чаем с селедкой и лендлизовской тушенкой. Это уже конец войны. А до ее начала я был первым «по второму кругу», как мне потом объяснили оставшиеся в живых после войны ифлийцы. Многие из них пошли добровольцами на фронт. Из этих многих многие погибли.

Я был не только первый по второму кругу. Но и первый ифлийский полукровка. Говорят, Гитлер и сегодняшние наши неорусонацисты полукровок ненавидят больше, чем чистокровных евреев. Наверное, потому, что они — начало конца чистокровной расы. Но не забудем: «нет ни эллина, ни иудея — все дети Божьи». Для особо забывчивых: это сказал не язычник Сенека или другой древний языческий мудрец. Это сказал Иисус Христос. Отец не был похож на еврея. Он даже считал себя, в сущности, русским. Пошел на фронт добровольцем, в сорок втором году попал в плен в Смоленской области под Ярцевом. И даже немцы в плену его не вычислили как еврея. Из плена он бежал к нашим. И наши его «усадили» на Шлет, правда, с правом переписки. Отсидел 6 лет, был реабилитирован. В перестроечном «Огоньке» есть один номер, где он снят на обложке с землей в руках и опущенными к ней глазами. Библейский Саваоф с русским лицом. Фотокорреспондент сделал этот снимок во время поездки отца в 1990 году в один из колхозов на Пензенщине, в котором отец был председателем. Позже он написал книгу «Философ в колхозе», изданную его второй женой Тамарой Васильевной Самсоновой, в Париже, где он похоронен в девяносто седьмом году. А в колхозе они с мамой работали с 1954 по 1959 год.

Я тем более считаю себя русским. Другое колено мое — из псковских крестьян. Разумеется, мне претят антисемитские

настроения. Просто мне близка русская культура, а еврейской я и не знаю. Кроме нескольких юмористических словосочетаний на идише. Мне не нравится местечковость, провинциальная религиозность. Не нравятся шляпы и камилавки. Мне нравятся Эйнштейн, Фрейд, Маркс, Ландау, доктор Рошаль — а это уже интернационал. Но когда где-то вспыхивает тлеющий уголек антисемитизма, я реагирую. Очень резко и очень болезненно. Если вы обратили внимание, я даже не взял фамилию мамы (она Титова). И не подписывался никогда никакими псевдонимами. На всякий случай разъясню даже, что фамилия моя — не греческого и не литовского происхождения, а самого что ни на есть древнееврейского. Егидесы, Егидисы, Ягудаевы, Ягудины и даже Ягоды — это все производные от древнееврейского имени Иегуда.

Но есть и другая сторона. Еврейская активность, увы, часто оборачивается против простых евреев. У Анатоля Франса в «Острове пингвинов» есть рассуждения о евреях богатых и бедных. Когда богатые евреи чем-то насолят, все оборачивается против бедных евреев. А ныне... Березовский, Гусинский, Абрамович и сталинский гад Генрих Ягода вызывают к жизни темные инстинкты. Зловещая фигура Сталина не вызвала антигрузинских настроений. А «не к ночи помянутые» люди еврейского происхождения провоцируют антисемитизм. Провокаторов, как известно, расстреливают, ну, одного — уже расстреляли (Ягода), двое далече, один получил срок, а еще один на всякий случай купил футбольный клуб... Я, конечно, против расстрелов — хватит, настрелялись. Но те из евреев, которые провоцируют антисемитизм, должны быть, на мой взгляд, осуждены в нравственном плане. Они должны осознать свой моральный долг перед многострадальным еврейским народом. Они должны если не приобщиться к клану великих и нравственно безупречных евреев—к Эйнштейну, Ландау и иже с ними, то по крайней мере не позорить их и не снижать «рейтинга» еврейства в мире. У любого народа есть герои и антигерои. Роман Аркадьевич Абрамович — антигерой. А то, что Чукотка его ценит, так это дело понятное. Отстегивая небольшой процент из достояния, приобретенною на залоговых аукционах, обеспечить себе «уважение» — кто же этого не понимает.

Так что я за интернационал и за интернациональные браки. Но есть и проблемы. Моя мама, например, после разрыва с отцом сетовала на то, что вышла за еврея. Позже я отнесся к этому

с пониманием, но каково было мне, полукровке, тогда? Тогда я, помню, взял стул и сломал его об пол. Сейчас... осуждаю себя за это.

Мне неприятно слышать и то, что русские — это определяющая нация. Мне ближе рассуждения, что Россия — родина интернационала. Не того, в котором «восстанет род людской» — тут и вкуса не хватает, и с нравственностью не все в порядке, и от истины далековато. А того, где «нет ни иудея, ни эллина — все дети Божьи». Я напомню, что и Пушкин (основатель русского языка), и Лермонтов («колокол на башне вечевой»), и Даль (четыре тома «Толкового словаря») — все они результат ассимиляции. Я горжусь тобою, моя Россия, я благодарен судьбе, что здесь родился и стал здесь человеком. Я не уехал ни от антисемитизма, ни за длинным долларом, я в шутку и всерьез говорю: «Я родился и умер в Москве». Я за нравственный кодекс Иисуса Христа, я нахожу общий язык с узбекскими ребятами, которые бегут в Россию и работают сторожами у нас в садовом товариществе. Я за процветание всех конфессий. И против любого мракобесия, прикрывающегося исламом или православием.

У меня был знакомый по имени Дурды, из туркмен. Я работал участковым психиатром, а он — водителем нашей медицинской машины. И однажды мы оказались с ним в переделке, которая была сродни боевому крещению. В работе психиатров бывают трудные моменты. Вот надо госпитализировать больного в состоянии обострения. Это и был такой случай. Больной с бредом преследования стоит с женой и новорожденным ребенком в комнате около стены. Он не раз лечился в психиатрической больнице и сейчас угрожал жене по бредовым мотивам. Родственники вызвали милицию. Но как только к нему приближались, он хватался за жену, и понятно, мог пострадать ребенок. Майор милиции, маленький и кругленький, суетился вместе с множеством соседей и родственников и еще несколько милиционеров покрепче. Но была опасность для ребенка. Плюс майор сообщил, что в левом внутреннем кармане у парня был нож. Ситуация труднейшая. Но у меня созрел нестандартный план. Я посвятил в него Дурды. Я сел перед Алексеем верхом на стул, спинка стула была обращена к нему. И стал с ним разговаривать, что к чему. Он не понял, что это капкан. Расслабился. Милиция стояла поодаль, а рядом со мной был только Дурды. Я обратился к нему вроде как по машине: поставил ли он машину на ручник... Это был условленный сигнал. Внезапно

я поднял стул и направил его на Алексея так, чтобы его торс оказался между ножками стула, и прижал его стулом к стене. Дурды вместе со мной схватил и держал стул, который Алексей в течение трех секунд разбил вдребезги. Но тут подскочили милиционеры и зафиксировали больного. Ребенок и мать были спасены. Мне оставалось только написать путевку для психиатрической перевозки. Этот случай с Дурды я вспомнил потому, что он вовсе не обязан был по долгу службы рисковать, впрочем, как и я, но он оказался хорошим товарищем (!) — и помог в экстремальной ситуации. Он был и хорошим мужем, женатым на русской женщине, у них был пятилетний к тому времени сын. Жили они как раз там, где был обслуживаемый мною психиатрический участок. И Дурды иногда приглашал меня после работы к ним домой на чай. Спиртного по мусульманским законам туркмены не употребляют. И жена говорила, что это прекрасно, особенно в сравнении с мужем сестры, русским, у которого с этим делом всегда проблемы. Но ей зато пришлось принять некоторые исламские правила. Она называла его на «вы»... и прочие патриархатные детали. Шло время. Я перешел на должность психотерапевта, а Дурды перешел из диспансера в поликлинику, и контакт с ним был потерян. Лет через двадцать — случайная встреча около станции метро. Разговорились. Сыну двадцать пять, все в порядке, жену по-прежнему зовут Тамара, построили кооперативную квартиру, он работает в автосервисе. Браком он доволен. Звал в гости. Оставил телефон. Я уже крутился на других орбитах, в гости не пошел, но его помню и вспомнил вот сейчас по этому поводу.

Разновозрастные браки

О-ой, любви все возрасты покорны... И добавим, что любят иногда человека не в том возрасте, который большинством санкционируется. Ну, про любовь вполне взрослого дяди и тринадцатилетней нимфетки уже очень хорошо написал Владимир Набоков в романе «Лолита», и мне до него не дотянуться, сколько ни совершенствуйся я в писательском мастерстве. Про любовь юноши к старой и вполне уродливой даме лучше меня написал уже Лион Фейхтвангер в романе «Безобразная герцогиня». И там, и там истории трагические. А мне уж, так я себе определил, придется разбираться в сюжетах обычных и уж по крайней мере в более частых из менее частых.

Наиболее распространенный вариант возрастного соотношения, понятно, таков: приблизительно ровесники, но все же ОН постарше, чем ОНА, в пределах десятка лет. Чуть меньше чем в 10% браков — старше жена. (www.marsexxx.com) В эти неполные 10% входит и наша последовательница безобразной швейцарской герцогини Маргариты Маульташ — известная-преизвестная эстрадная певица. Настолько известная, что приводить ее имя и фамилию просто излишне. Но о разнице в возрасте скажу: где-то такая же. Брак ее с певцом же, ставшим потом не менее известным, взбудоражил всю нашу многонациональную страну.

А вот не вспомнить «героя и героиню» (это было в начале девяностых годов) одной передачи в телепрограмме «Тема» мне просто нельзя, поскольку я в ней участвовал в качестве эксперта на подиуме. Здесь надо остановиться и посмаковать. Есть эксперты в телепередачах, комментирующие события из первого ряда. А есть эксперты «на подиуме». Так вот, однажды (передачу вел еще Листьев) меня пригласили на «Тему» и усадили-таки только в первом ряду. А моего друга Александра Моисеевича Полеева — на подиуме. И хотя рядом со мной сидел очень именитый и престижный Инин, он даже тоже Аркадий (как и я), мне было не по себе: Полеев — на подиуме, а я только в первом ряду, хотя и рядом с Ининым. У нас, у психологов и психотерапевтов, тоже гордыня — гореть нам в адском пламени. И поэтому, когда редактор «Темы» Оксана Найчук позвонила мне и сказала, что вот разновозрастные браки — откомментируйте, пожалуйста, я тут же ей с обидами: что, мол, будет как в прошлый раз у Листьева, я буду в первом ряду, а Полеев — на подиуме?

— Нет-нет, что вы, Аркадий Петрович, вы — на подиуме, а Полеев — в первом ряду.

Я сказал: «Ладно». И сидел на подиуме, а Полеев сидел в первом ряду!

Ну, ради шутки я все это рассказал, конечно; я потом много раз выступал в разных телепередачах и на подиуме, и в первом ряду, с Полевым, и с другими экспертами, и вовсе один. Я без амбиций в этом плане.

Ту «Тему» вела «дама в возрасте, но зато с веером» Лидия Иванова. Рядом со мной (на подиуме!) сидел молодой, где-то вокруг тридцати лет, «композиторо»-певец. Да, кавычки: песенки писал, не симфонии же. И его жена — старше его лет на тридцать, явно не герцогиня, но уж точно похожая на Маргариту

Маульташ. Как оказалось, его продюсер. Он всячески ее хвалил, говорил о ее необыкновенных душевных качествах...

Я не стал тогда проводить настоящий психологический анализ, для которого не надо быть не только психоаналитиком, но даже просто психологом: столичная продюсерша и растиньяк Мценского уезда. Но телешоу — это игра, в которой есть свои «приличия»: даже если на лице нет маски, налицо душевный маскарад. К чему тогда шум... Это же еще не специализирующиеся на скандалах «Окна», а только «Тема». Поэтому я перевел стрелки с психологического анализа на психоанализ и не преминул с телеэкрана просветить зрителей относительно эдипова комплекса (бессознательное влечение сына к матери). А Полеев тоже перевел стрелки, но не на психоанализ, а на психофизиологическую сексологию. Он объяснил все сходством сексуального темперамента молодого мужчины и пожилой женщины. С молодой женщиной хлопоты. Если ОН не принес картошки, то ОНА откажет. Я тогда сказал, что это у меня написано было в статье «Сексология снимает запреты» в сборнике «Популярная психология для родителей»: помойное ведро не вынес — полового акта не будет. А Полеев сказал, что, мол, то помойное ведро, а то картошка. Я сказал, что да, есть разница, но она небольшая. С Полеевым мы не поссорились, наоборот, наше взаимопонимание укрепилось.

Для «композиторе»-певца и жены-продюсерши то шоу было, естественно, значимой рекламой — они и до сих пор малоизвестны. А вот для Лидии Ивановой передача просто-таки оказалась судьбоносной. Спустя небольшое время она нашла себе 18-летнего юнца, и это было событием месяца, не помню какого, но СОБЫТИЕМ. Фейхтвангеровская герцогиня Маульташ, наверное, перевернулась в гробу от зависти. По ящику всеэто обсуждали, и Лидия Иванова теперь была в центре внимания. Однако я не решился бы комментировать это ни с подиума, ни из первого ряда.

Я ничего не осуждаю, кроме насилия и осознанного обмана. Такие браки тоже случаются и, наверное, имеют право на существование.

Более частыми из менее частых являются браки, где муж намного старше. Не скрывает своей разницы в возрасте между собой и женой композитор Владимир Шаинский, никогда не расстающийся с нами: включишь радио — то та, то другая грустно-веселая песня напоминает нам о солнечном мире, в котором живут

и прекрасно развиваются двое его детей. Чуть ли не первым из таких смельчаков заявил о себе, жене и сыне всегда улыбающийся Олег Табаков. У известного писателя Леонида Жуховицкого дочери около семи лет (жене еще нет тридцати), при том, что ему — около семидесяти. Год назад в передаче «Чего хочет женщина?» я в качестве эксперта (из первого ряда) комментировал брак Анны и Владимира. Ей — 26, ему 66. Они ждут второго ребенка. История и трагичная. Аня была влюблена в сына Владимира, эстрадного певца Игоря Сорина (из группы «Иванушки-интернэшнл»), который покончил жизнь самоубийством. В связи с этим она пришла в дом к родителям кумира и... осталась с его отцом (поэтом и художником). «Пути Господни неисповедимы», и «Не судите — да не судимы будете».

Вполне очевидно, что во всех этих случаях молодые женщины западали на немолодых мужчин, значимых в социальном плане, а не просто хорошо зарабатывающих. Повторю свой афоризм: женщину надо «покорять» личностью, а не наличностью. Эти наиболее частые из наименее частых случаев обсуждаются с меньшим осуждением, чем браки юношей с пиковыми дамами (с веером или без). Поэтому, наверное, таких браков больше. Но если у меня по лицу и скользнула недобрая улыбка, то я прошу прощения. Пусть и здесь «Не судите — да не судимы будете». Тем более что сам я и целибат не исповедую, да я в зеркале общественной морали — нахал, да и только.

Но попытаюсь оправдаться. Меня не пример старших (Табакова, Шаинского и Жуховицкого) стимулировал. Когда я в свои 55 лет после далеко не первого брака остался один, я не искал молодую женщину. Но все соизмеримые по возрасту пристойные были пристроены (уже или еще). Что же, мне надо было отказаться от счастья, которым наградил меня рок в мои 57? Лене было 19, когда мы встретились. Я позвал ее в клуб «Маленький принц»; где занимался со студентами-психологами. Это были не нормативные обязательные занятия, а дополнительные добровольные. Те, кто ходил на них, откровенно меня уважали. С некоторыми из них Лена подружилась (а с некоторыми из некоторых дружба эта длится до сих пор). Женщину надо покорять личностью, а не наличностью. И возраст мой для Лены не оказался минусом. Еще два курса она проучилась на экономическом факультете, месяц продлились формальности в местном ЗАГСе. Через год родилась Катя (начало 2001 года — так что Катя — ровесница XXI века). Она теперь — главное в нашей люб-

ви, главная тема разговоров, забот-хлопот, иногда непринципиальных расхождений. Лене всегда больше нравилась деревня, чем прибрежные города курорта Сочи. Так совпало, что и мне — больше... Купив дом в небольшой деревнеБольшая Рябая, мы с ней написали там книгу «Лабиринты мышления». Книга написана максимально понятным языком, но в ней упрощено изложение, а не мысли. Так что здесь моя высокая оценка интеллекта Лены адекватная. Заметим, что она в течение двух лет преподавала в семи седьмых классах достаточно сложный даже для студентов педвузов материал «Лабиринтов мышления». И эта творческая работа вместе со мной ей тоже очень нравилась. Анаше творчество по созиданию личности в лице нашей Кати — еще больше.

Говорят (это надо еще проверить), что у пары с большой разницей в возрасте между старшим мужем и молодой женой дети талантливы. Не знаю, не знаю. Катей, по крайней мере, я во всех отношениях доволен. Ей будет посвящено здесь еще немало страниц.

Но сейчас я обращу внимание только на одно явно важное для многих людей обстоятельство, о котором обычно не говорится в научно-популярной литературе.