Расщепление эго и напряжения в браке

В клинике того или иного синдрома супружеской дисгармонии мы можем наблюдать, что один или оба супруга оказываются не в состоянии подтвердить действительную личность или идентичность другого. Вместо этого партнер требует, чтобы другой приспосабли­вался к внутренней ролевой модели и наказывает его, если тот не оп­равдывает ожиданий. Можно показать, что большинство супружеских конфликтов происходит из стремления очень жесткими и стереотип­ными методами ограничить или подогнать партнера под эти внутрен­ние модели. Такие приемы Пигмалиона естественно вызывают сопро­тивление и фрустрацию потребностей Эго другого, даже несмотря на более глубокий уровень, который они занимают в тайном сговоре. Фактически, именно открытие таких существующих на бессознатель­ном уровне тайных отношений (которые, вслед за Шпигелем мы вклю­чили в широкое понятие «трансакция») обращает наше внимание на понятия Фэйрберна. Лишь предположение о расщеплении Эго объяс­няет парадоксальную устойчивость браков типа «кошки с собакой», несмотря на повторяющуюся или даже постоянную провокацию друг друга на явно деструктивное или унизительное и персекуторное ро­левое поведение. Эта обоюдная потребность видеть друг в друге внеш­не плохой объект является настолько сильной связью, что может бро­сить вызов любым терапевтическим усилиям. В таком симбиозе вклад центрального Эго в виде рационализации типа лояльности, желания не подвергать опасности безопасность детей (которые могут стать сильно нарушенными, живя в таком доме!), финансовых и материаль­ных соображений может быть очень умеренным.

Я говорю о скрытом процессе выбора партнера (то есть человека, с которым решено вступить в брак, а не только пофлиртовать или за­крутить роман), в основе которого, как правило, лежат бессознатель­ные сигналы и намеки, с помощью которых партнеры распознают бо­лее-менее центральную Эго-синтонную личность и «готовность» дру­гого к совместной проработке или повторению нерешенных пока рас-

щеплений или конфликтов в личности друг друга, и в то же самое время, как это ни парадоксально, гарантирующую, что с этим челове­ком эти конфликты останутся непроработанными. Таким образом, оба партнера надеются на интеграцию потерянных частей, находя их в другом, а также надеются на то, что в результате обоюдной защиты или тайного сговора о «совместном сопротивлении» это болезненное развитие удастся обойти. Именно эти ригидные защиты направлены на то, чтобы играть все большую роль в формировании дистресса и ослаблении чувства идентичности и силы Эго у партнеров.

Рассмотрим образцовый случай ненадежного, но очень привле­кательного «мужественного мужчины» и его супруги, «маленькой жен­щины», которую он все время унижал и преследовал за ее чисто жен­скую эмоциональность. Нам часто удается продвинуться в понима­нии, приписав такую нетерпимость ригидным защитам мужчины про­тив его собственного либидинального («маленький мальчик») Эго, ис­пользующим контр-идентификацию с анти-либидинальным внутрен­ним объектом, отвергающим зависимость как «девчоночье» чувство. Он женился, потому что питал надежды на воссоединение с потерян­ной потенциальностью, которую чувствовал в своей жене. Под при­нуждением имеющегося внутри расщепления он отрицал и преследо­вал свое либидинальное Эго в проективной идентификации с супру­гой. Комплементарная система потребностей, которую представляет жена мужчины, — находящая удовлетворение, если она привязывает­ся к нему, — является центральным Эго, которое поддерживает их идентичность и защищенность, мазохистически покоряясь тираниче­ской или принижающей родительской фигуре; это лучше, чем отсут­ствие отношений вообще. Супруга «надеялась» найти в браке безо­пасное продолжение этих первичных садо-мазохистических отноше­ний с анти-либидинальным Эго, которое, как мы теперь видим, парт­неры разделяют между собой. Один играет роль ехидного, унижаю­щего анти-либидинального Эго; другой реагирует на это так, как если бы был не способен использовать никакие другие качества, чтобы про­тивостоять этой пугающей/любимой фигуре.

Даже простой пример на материале нашего случая является со­ставной частью сказанного выше — женщина, которая вследствие сво­его стремления сплавить вместе имеющиеся расщепления между ан-ти-либидинальными и либидинальными объектами, идеализирует мужчину, обещающего стать Прелестным принцем, который разбу­дит ее отвергнутое женское либидинальное Я, которое она также долж-

на отвергать. Однако такая валькирия или Спящая красавица подчи­няет: мягкий мужчина с множеством феминных черт в ходе супруже­ской жизни все больше кастрируется и порабощается ею. В этом слу­чае снова тайный выбор супруга и построение отношений таковы, что один партнер представляет анти-либидинальное, тираническое Эго (чаще всего основанное на отталкивающей матери), а другой — «крот­кое», нежное и любящее либидинальное Эго, часто доходящее до то­го, что здравая кооперация между убогими центральными Эго супру­гов практически полностью исчезает.

Такие браки сохраняются вследствие реальной потребности в раз­витии и интеграции. В данном случае брак, диада, представляет сум­марную (total) личность, в которой каждый партнер играет роль од­ной из нераспознанных противопоставленных друг другу конфликт­ных «половин», вместо взаимодополняющего развития в сторону ин­дивидуальной полноты (completeness) и улучшения, которое возмож­но в здоровом браке, благодаря принятию амбивалентности «смешан­ной» личности. Так выглядит совместное использование партнерами друг друга, иногда вплоть до переворачивания общепринятых муж­ской и женской ролей. Одновременно с этим внутри такого брака про­исходит расщепление на правильный, даже «счастливый» социаль­ный фасад, который члены диады (их центральное совместное Эго) сговариваются презентировать миру — с одной стороны, и с другой — конфликт внутри и только внутри личного пространства супруже­ских отношений. Таков наилучший способ интеграции, которой спо­собна достичь пара, принимая во внимание травматический прошлый опыт супругов.

Брак является ближайшим взрослым эквивалентом первичных ро-дительско-детских взаимоотношений. Таким образом, если он явля­ется успешным, то он должен вращаться вокруг свободы к регрессу. Условием роста является свободное привнесение во взрослые взаи­моотношения глубинных элементов инфантильных объектных отно­шений. Чтобы быть способным регрессировать к взаимной, похожей на детскую, зависимости, с гибкой сменой ролей, без цензуры и поте­ри достоинства, под защитой знания о том, что партнер все принима­ет, поскольку сам проективно идентифицируется или терпит как хо­роший родитель это «маленькое нуждающееся Эго», когда оно выгля­дывает — это та надежда, к которой стремятся люди, ищущие челове­ка, который будет любить безусловной любовью, снисходительно и сильно, который поможет соединить все частичные объектные отно-

шения в осмысленное целое, что придаст силы. Поиск этого в гетеро-сексуальности определяет то упорство, с которым люди ищут своего «идеального супруга». Они могут расторгнуть брак только чтобы пе­реиграть паттерн снова. Или они могут отчаянно цепляться и воспро­изводить прошлые фрустрирующие объектные отношения, исполь­зуя друг друга как жертву и насильника.

В этом очень коротком наброске я надеялся показать, как точка зрения Фэйрберна позволила мне построить некое подобие понятий­ного аппарата понимания супружеских затруднений, — возможно, наи­более ясной области приложения его очень ценной теории.

Перевод с англ. А.Е.Шуткова

ЛИТЕРАТУРА

1. Dicks H.V. (1950) Personality traits and national socialist ideology
// Hum. Relat, 3, part 2, 111-54.

2. Dicks H.V. (1952) Observations on contemporary Russian behaviour
//Hum. Relat., 5, part 2, 111-75.

3. Dicks H.V. (1953) Experiences with marital tensions in the
psychological clinic // Brit. J. Med. Psycho]., 26, parts 3, 4, 181-96.

4. Guntrip H. (1961) Personality structure and human interaction
// Int. Library of Psychoanal., London: Hogarth.

5. Fairbairn W.R.D. (1952) Psychoanalytic Studies of the Personality
// London: Tavistock Publ.

6. Spiegel J. (1957) The resolution of role conflict within the family
//Psychiatry, 20, 1-6.

Эйдемиллер Э.Г.

СЕМЕЙНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ:

СОСТОЯНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ И ТУПИКИ

РАЗВИТИЯ*

В нашей стране накоплен немалый опыт изучения семейных отно­шений, семейного воспитания и проведения семейной психотерапии (Мягер В.К.,Мишина Т.М., 1976; Эйдемиллер Э.Г, 1980;Юстицкис В., 1990, 2001; Захаров А.И., 1982; Варга А.Я., Будинайте ГЛ., Черников А.В., 2005; Шапиро А.З., 2005). Сформулированы такие по­нятия, как «семейная психотерапия» и «семейный диагноз». Под по­следним подразумевается определение характера и степени дисфунк­ции семьи, проявляющейся в нарушениях структуры семейных ролей, внешних и внутренних границ, коммуникаций, механизмов интегра­ции и формирования психологических защит («семейных мифов»).

Для меня существуют как минимум пять определений семейной психотерапии.

Первое:семейная психотерапия является формой проведения пси­хотерапии, опирающейся на принципы основных методов психотера­пии — психоанализа, аналитической психодрамы, гештальт-терапии и др., — применительно к проблемам конкретной семьи (Карвасар-ский Б.Д., 2000).

Второе:семейная психотерапия является комплексом приемов и методов психотерапии, направленных на коррекцию психологическо­го, социального и биологического, статуса клиента в семье и при по­мощи семьи. Согласно, этому определению, семья содержит в себе как саногенный, так и патогенный потенциал (Кабанов М.М., Личко А.Е., Смирнов В.М., 1985).

* В октябре 2007 года в Москве в НИИ семьи и воспитания прошла Третья Между­народная конференция «Психологические проблемы современной семьи». В этом номере мы начинаем печатать материалы выступлений, сделанных или присланных на эту конференцию. Публикация статей и выступления с конференции будет продолжена в следующих номерах журнала.

ЭЙДЕМИЛЛЕР Э.Г. — профессор, доктор медицинских наук, Санкт-Петербургская медицинская академия последипломного образования Росздрава.

Третье:семейная психотерапия — самостоятельное направление в психотерапии, включающее в себя ряд методов, опирающихся на определенные теории (теория систем, кибернетика, учение о комму­никационных каналах, «психология отношений» В.Н.Мясищева, пси­хоанализ З.Фрейда, нарративный и конструктивистский подход и др.). За этим определением стоит проблема эклектики и/или интеграции различных методов и техник психотерапии, исходящих из конкретно­го психотерапевтического запроса клиента(ов).

Четвертое:семейная психотерапия — это система психологиче­ских воздействий на семью как на живую открытую систему с целью оптимизации ее функционирования (Эйдемиллер Э.Г., 2002). Это оп­ределение отражает системный подход в семейной психотерапии, и соответствующий метод получил название системной семейной пси­хотерапии (Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В., 2001; Сельвини-Палаццоли М., 1978; Nichols M., 1984).

Наконец, пятое определение:семейная психотерапия — это пе­реговоры членов семьи с участием и при помощи психотерапевта, вы­ступающего в роли переводчика, посредника и инициатора изменений в функционировании семейной системы, с целью ее оптимизации.

За каждым определением семейной психотерапии стоит своя ис­тория, верования, теории и практика, которые впитали и впитывают в себя все многообразие человеческого бытия.

Общие цели разных методов семейной психотерапии можно пред­ставить следующим образом: изменение в семье ряда представлений (установок, предположений) о возникшей проблеме; трансформация взглядов членов семьи на их проблему от индивидуально-личност­ных к целостным и согласованным; модификация проницаемости гра­ниц между подсистемами; создание альтернативных моделей разре­шения проблем через прямое или косвенное вмешательство; умень­шение эмоциональной вовлеченности членов семьи в симптоматиче­ское поведение одного из ее членов; коррекция различных форм ие­рархического несоответствия; прерывание дисфункциональных сте­реотипов поведения, взятых из родительской семьи, вынесение на по­верхность важных «незаконченных дел», раскрытие семейных секретов, улучшение коммуникативного стиля общения членов семьи.

В настоящее время границы между различными методами семей­ной психотерапии постепенно стираются. За годы своего развития она вобрала в себя позитивные моменты психоанализа, групповой дина­мики, структурной, стратегической и когнитивно-поведенческой пси-

хотерапии. Например, в структурной психотерапии, как и в поведен­ческой, отправным пунктом для психотерапевтического вмешатель­ства служит наблюдение за поведением членов семьи. В стратегиче­ской семейной терапии постановка гипотез и задач психотерапевтом сближает его позицию с директивностью поведенческого подхода. Объектом психотерапии является не только дисгармоничная семья, но и семья, находящаяся в кризисе. Важно найти ресурсы семьи, спо­собности и мотивацию к изменениям и акцентировать внимание на решении актуальных проблем.

Семейная психотерапия представляет собой особый вид психоте­рапии, направленный на коррекцию межличностных отношений и имеющий целью устранение эмоциональных расстройств в семье, наи­более выраженных у больного члена семьи. Обычно семейная психо­терапия сосредоточена не на одном члене семьи, хотя может иметь дело с одним из ее представителей на протяжении всего курса лече­ния.

Так что же представляет собой психотерапия вообще и семейная психотерапия в частности? Какова роль контекста культуры в форми­ровании содержания/формы психотерапии?

В настоящее время психотерапия — это тот вид духовной практи­ки, который, с одной стороны, наиболее востребован населением раз­ных стран мира, а с другой стороны — предмет разногласий и ожесто­ченных споров.

Следует уточнить термин «духовная практика», который введен мною впервые в контекст психотерапии.

Духовная практика — это формулирование и выдвижение идей, реализация которых позволяет каждому человеку в отдельности и че­ловечеству вщелом переживать состояние благополучия. Духовная практика — 1юнятие, представляющее собой компромисс науки с ис­кусством.

Попытаемся ответить на два вопроса.

Вопрос первый.Что такое психотерапия?

Самый очевидный ответ: психотерапия — это вид лечения, осу­ществляемый психологическими воздействиями.

Вопрос второй.Почему к психотерапевту приходят люди здоро­вые, но имеющие психологические проблемы: супружеская ревность, обида на детей, их непослушание и плохая успеваемость, конфликты поколений в семье? А угроза развода и ситуация в семье после разво­да; вопрос о том, как правильно воспитывать детей и можно ли ба-

бушкам/дедушкам (как это ни странно звучит) любить внуков больше чем любят их родители, и многое другое?

Если при ответе на первый вопрос психотерапия выступает как вид медицинского вмешательства, лечения, то при ответе на второй

— как духовная практика, опирающаяся на парадигму здоровья и на­
правленная на поиск и раскрытие глубинных смыслов бытия. Причем
после консультации с психотерапевтом многие клиенты находят путь
решения проблемы и чувствуют себя увереннее.

Психотерапия — это лечение или психологическое сопровожде­ние человеком человека, переживающего кризис бытия?

Психотерапия — это медицина или гуманитарная практика? Ка­ковы теоретические концепты психотерапии: естественнонаучная па­радигма (каузальная модель) и/или гуманитарная?

Для меня психотерапия, несмотря на ее длительный историче­ский путь становления и развития, — новая междисциплинарная спе­циальность, основанная на естественнонаучной и гуманитарной па­радигмах, интегрирующая в себе такие духовные практики (по мере их возникновения), как религия, медицина, философия, педагогика, пси­хология, социология, политика, этика и др.

Следовательно, психотерапевтическая деятельность в нашей стра­не не должна быть привилегией одних лишь врачей, но должна осу­ществляться и психологами, и социальными работниками, то есть про­фессионалами, имеющими высшее образование соответствующего профиля и специальную последипломную подготовку и несущими юридическую ответственность за свою деятельность.

Другое следствие данного мною определения психотерапии за­ключается в том, что психотерапевтическая деятельность должна рег­ламентироваться соответствующим Законом РФ, а не подзаконными актами министерств.

Наконец, еще одно определение психотерапии, которое тоже от­носится к психологическим, но в нем в большей степени подчеркну­ты партнерские отношения психотерапевта и клиента: психотерапия

— это психологическое взаимодействие психотерапевта/психотерапев­
тов и клиента/клиентов, в результате чего осуществляются конструк­
тивные изменения и личностный рост каждого участника взаимодей­
ствия. Подтверждением справедливости данного определения явля­
ется теория и практика интерперсонального психоанализа Г.С.Салли-
вэна и семейной психотерапии К.Витакера и А.Напира, основанной
на опыте.

ИЗ

Для того чтобы понять роль и место психотерапии в культурном контексте современной России, необходимо осветить сам культурный контекст в его развитии вообще и в России в частности.

В развитии культуры выделяют четыре эпохи: премодерн, модерн, постмодерн, эксплозив (Александер Ф., Селесник Ш., 1995; Зельцер В., 2001; Эйдемиллер Э.Г., 2002; Эпштейн М., 2006).

В эпоху премодерна мышление человека было магическим, по­этому главенствующими методами психотерапии, сохранившими свое значение и сейчас, были различные религиозные ритуалы, гипноз и методы психотерапии, основанные на феномене внушения и самовну­шения.

Для эпохи модерна, которая условно начинается с работ Р.Декар­та и Д.Локка, характерно стремление отыскивать (или приписывать) причинно-следственные связи как в природе, так и в поведении лю­дей. Важным инструментом в познании психики становятся психо­анализ 3. Фрейда, в основе которого лежат наблюдение и интроспек­ция, и теория условных рефлексов И.П.Павлова с основанными на ней методами поведенческой психотерапии.

Следует остановиться на методологических понятиях, которые вызывают дискуссии в современной психотерапии: метод, направле­ние, школа и техники.

Метод — это определяемые границы единства и взаимодействия теории и практики. Применительно к психотерапии можно сказать, что психоанализ являет собой две ипостаси — мировоззрение и метод психотерапии.

Направление—это группа методов психотерапии, имеющих в тео­рии больше сходства, чем различий, а также имеющих сходство и раз­личие в практическом, то есть техническом, воплощении этих теорий.

Школа — это персонификация направления или метода психоте­рапии (есть основоположник теории, есть ее методология, концепция и программы обучения, система верификации результатов, исследо­вания эффективности и т.д.). К примеру, психоанализ 3. Фрейда, ана­литическая психодрама Я.Морено, гештальт-терапия Ф.Перлза, пато­генетическая психотерапия неврозов В.Н Мясищева.

Техники — это конкретные приемы в рамках психотерапевтиче­ского процесса, определяемого параметрами направления или метода.

Следует сказать, что техники часто не имеют специфических при­знаков, позволяющих относить их к тем или иным методам психотера­пии. К примеру, «работа со стульями» в равной степени относится как

к аналитической психодраме, так и к гештальт-терапии, а психоскульп-турирование используется как в аналитической психодраме, так и в семейной психотерапии (Джулиус Э.К., Пэпп П., 2007; Satir V, 1988).

Культура эпохи постмодерна не только включает в себя признаки предыдущих эпох, но и имеет свои характерные признаки.

Принципризомы (Делез Ж., Гваттари Р.) предполагает новый спо­соб структурирования как в отношении знания, так и мировосприя­тия в целом. Для описания этого принципа в наибольшей степени под­ходят понятия «контекста переживаний, взаимодействия», «семейно­го контекста», которые пришли из семейной психотерапии (Эйдемил-лер Э.Г., Юстицкис В., 2001; Браун Дж., Кристенсен Д., 2001; Nichols M., 1984). Контекст бытия — это поле описания всего того опыта, который входит в рамки исследования/описания. При этом от­сутствует классическое деление на целое, частное, подчиняющее и соподчиненное. Речь идет о неоднородном поле идентичности.

Контекст характеризуется несимметричностью, вследствие чего так называемая периферия бытия может оказаться более значимой, чем «центр». В аналитической психодраме (я занимаюсь ею много лет и считаю одним из наиболее универсальных и эффективных методов психотерапии, пригодных для детей, подростков и взрослых) малень­кие детали, например уточнение цвета обоев, времени суток, откры­ты или закрыты двери в комнатах, в психодраме протагониста имеют подчас большее значение для достижения им инсайта и катарсиса, чем формулирование и проговаривание им основной темы.

Семейные психотерапевты настаивают на том, чтобы на сеансы психотерапии приходили все члены семьи, поскольку какой-то нюанс поведения одного из них способен прояснить суть конфликтных взаи­моотношений.

Сальвадор Минухин (Minuchin S., 191 А) описывает случай, когда на сеанс психотерапии пришла семья: мать, отец и двое детей — под­росток и младенец, лежащий в коляске. Мать долго, со страданием в голосе говорила, что ее муж черствый человек, игнорирующий инте­ресы семьи, что он равнодушен к детям. В это время младенец запла­кал, мать продолжала свои жалобы, сидя на стуле, и только отец встал и начал катать коляску, чтобы успокоить ребенка.

Время становления эпохи постмодерна — весьма подвижная гра­ница, охватывающая конец 20-х годов XX века и наши дни.

Критика абсолютизма разума, так называемого научного позна­ния, основанного на догмате измерения. Помимо измерений в совре-

менной психологии наиболее важным стало вслушивание, вчувство-вание, взаимная эмпатия. Диктатура рационального объяснения, дей­ствия, последействия и следствия уступила место созданию и воссоз­данию контекста множественной интерсубъективности. Множествен­ная интерсубъективность в общении способствует развитию понима­ния.

Понимание отличается от объяснения тем, что при понимании ин­формация (когнитивный компонент) взаимосвязана с эмоциональным переживанием (эмоциональный компонент). Уместно вспомнить сло­ва известного детского психиатра С.С.Мнухина: «Понимание возникает тогда, мысли прочувствованы, а чувства осмыслены». При объяснении информация чаще всего лишена эмоционального сопровождения.

В дисфункциональных семьях общение чаще всего строится на объяснении.

На сеансе индивидуальной психотерапии в случае явлений пере­носа и противопереноса происходит взаимное выстраивание образов друг друга психотерапевтом и клиентом.

В начальной фазе психотерапии психотерапевт (имеющий собст­венный жизненный опыт, соответствующие профессиональные каче­ства, опыт самораскрытия и инвентаризации личного психологиче­ского пространства, проницаемые внутренние и внешние границы «Я») демонстрирует клиенту эмпатию, принятие его таким, какой он есть, инициативу. Клиент же предъявляет психотерапевту свои страхи, ве­ру и неверие, проявляет тревогу, ригидные паттерны эмоционально-поведенческого реагирования, выражает надежду, что психотерапевт ему поможет.

Границы личностного пространства клиента либо размыты, либо жесткие, большая часть его потенциала оказывается невостребованной.

В средней фазе психотерапии продолжается процесс взаимодей­ствия, в котором важнейшими являются восприятие, взаимная акцеп­тация личного материала психотерапевта и клиента, причем психоте­рапевт (и в этом его сила и профессионализм) усваивает для себя лишь то из материала клиента, что способствует умножению его потенциа­ла и опыта. Границы клиента становятся более проницаемыми, вслед­ствие чего он способен осуществлять инвентаризацию и коррекцию своего и чужого опыта.

В заключительной фазе психотерапии клиент завершает «встраи­вание» в себя того материала, который образовался в процессе взаи­моотношений/взаимодействий с психотерапевтом, инвентаризацию и

коррекцию своего опыта. Наличие проницаемых внешних и внутрен­них границ позволяет клиенту осуществить интеграцию уже имевше­гося опыта и вновь приобретенного. Это полностью самостоятельная аутентичность, уже не зависимая от психотерапевта. Психотерапевт в результате общения с клиентом либо подтверждает, либо подвергает сомнению тот опыт переживаний, который был у него ранее.

Если психотерапевт — профессионал высокого класса, он всегда оказывается в выигрыше, выстраивая собственную личность. В слу­чае непрофессионализма психотерапевта противопереносы разруша­ют его личность.

Несколько иначе выглядит ситуация взаимодействия клиентов и психотерапевта в процессе семейной психотерапии.

На первых двух фазах семейный психотерапевт устанавливает кон­такт со всеми вместе и с каждым в отдельности, выстраивая уровни интеграции и общности семьи.

В заключительной фазе члены семьи, благодаря инвентаризации и утилизации личностных и семейного ресурсов, симптоматического поведения и взаимодействий, устанавливают ту конфигурацию семей­ной общности, при которой семья оказывается способной реализо­вать свой потенциал роста, измерений и самоактуализации. Психоте­рапевт занимает свое место за пределами данной семьи и готовится к встрече с новой.

В эпохе постмодерна подвергается критике принцип функциональ­ности, который предполагает жесткое слияние предназначения, судь­бы и аутентичности с выполнением социальных ролей. В тоталитар­ных обществах принцип функциональности был жестко самодовлею­щим, и каждый человек рассматривался как элемент большой госу­дарственной машины.

Преобладающими теориями в философии и психотерапии в эпо­ху постмодерна становится теория социального конструктивизма и нарративный (повествовательный) подход (Эфран Дж., Льюкенс Р., Льюкенс М., 2007). Благодаря работам чилийских биологов Умберто Матурана и Франсиско Варела стало ясно, что так называемые «оче­видные» биологии факты не всегда являются таковыми. Очень труд­но отнести тот или иной вид животных, организмов на определенные позиции классификаций. К примеру, большую панду одно время от­носили к медведям, потом к енотам, потом снова к медведям, причем оказалось, что и еноты, и медведи являются представителями одной большой семьи.

Суть конструктивизма заключается в осознании того, что наши предположения о мире невозможно непосредственно подтвердить.

«Язык — это самое главное, без него невозможны были бы такие сложные согласования действий в социальном сообществе, и именно поэтому конструктивисты настаивают на том, что человеческие жиз­ни, в сущности, являются «разговорами». Следовательно, конструк­тивистская психотерапия в фигуральном смысле представляет собой особую форму «разговора»» (Эйдемиллер Э.Г., Александрова Н.В., Юстицкис В., 2007, с. 77).

Основное допущение нарративных психотерапевтов заключает­ся в следующем: все, что мы говорим, опирается на какую-то тради­цию, на наше понимание чего-либо каким-то определенным образом, поэтому все сказанное имеет смысл только в рамках этой традиции. Если что-то вырвать из контекста, то оно потеряет смысл. Если мы поместим фрагмент сообщения в новый контекст, то он будет озна­чать что-то другое. Наглядный пример этого — так называемые «ис­торические фильмы», в которых актеры — носители психологии че­ловека XX века с их открытой манерой поведения, своеобразным эти­кетом, привычкой одеваться — изображают героев прошлых эпох. То же самое происходит и в научных дискуссиях: каждый оппонент до­казывает свои тезисы, находясь в рамках своего контекста мыслей и переживаний, в то же время те, кто наблюдает за дискуссией, склоня­ются то в одну, то в другую сторону не вследствие рациональных при­чин, а вследствие иррациональных убеждений и установок. Трагедия людей XX века — внеконтекстуальное существование и общение.

Понимание между людьми возникает в условиях взаимосоздан-ного и взаиморазделяемого контекста переживаний. «Стол — это то, что наиболее часто обозначается этим словом» — это утверждение справедливо лишь тогда, когда общающиеся договорились о грани­цах контекста взаимоотношений и о способах проверки качества по­нимания. При нарушении этих условий «стол» в нашем понимании может трансформироваться в «стул». Основной тезис нарративного подхода — «практичность» вместо «истинности». По словам Петера Козловски, ответственность за свое самоопределение, самоактуали­зацию является прерогативой самой личности. Речь идет об ответст­венном самоформировании. Наверное, из всех сфер социального функ­ционирования общение в нормально функционирующей семье и об­щение в ситуации психотерапии имеют больше всего причин назы­ваться «понимающим общением».

Главенствующей ценностью эпохи постмодерна является: свобо­да, которая предполагает, помимо всего прочего, отказ от завоеваний в области духовных практик. К сожалению, опыт общения и взаимо­отношений психотерапевтов в России говорит об обратном: все пони­мают необходимость объединения, но при этом продолжается конку­рентная борьба представителей разных школ, ассоциаций, учрежде­ний и просто отдельных психотерапевтов. Тема, которая волнует всех, но о которой никто не говорит вслух, — это власть и деньги. Кто будет определять параметры специальности, стандарты обучения и серти­фикации, кто будет иметь большее влияние — это тот неявный в дек­ларировании, но более чем явный в поступках лейтмотив развития психотерапии в современной России.

Преодоление научного монизма и декларация множественности форм познания. Отношения традиционной медицины, частности так называемой научной психотерапии, с альтернативной медициной и психотерапией характеризуются закрытостью и враждебностью. При­чем, большую враждебность демонстрирует официальная медицина, а альтернативная отвечает ей игнорированием. Если мы не знаем ме­ханизмов лечебного действия методов нетрадиционной медицины, то все-таки должны констатировать, что многие целители обладают та­кими важными качествами, как умение осуществлять присоединение, наводить трансы, стимулировать переносы, вселять веру и надежду. Весь вопрос в том, как будут использованы эти возможности.

Наконец, в эпоху постмодерна актуализируются качества готиче­ской культуры с ее стремлением к чистоте. Функциональность за­меняется принципом органичности. Все многообразие природы, че­ловеческого бытия понимается как взаимосвязанное, как живое, кото­рое развивается по своим законам. Метафорой этого принципа может служить панорама: есть река, луга, кустарники, деревья, различная живность, ценная сама по себе, но ни в коем случае не выступающая в роли «младших братьев»; небо, солнце и человек, который пытается обучиться неагрессивному существованию.

К сожалению, прав философ М.Эпштейн, профессор Универси­тета Эмори в г. Атланте (США), который утверждает, что эпоха по­стмодерна погибла 11 сентября 2001 г. В результате страшных терак­тов в США и в других странах народилась эпоха зксплозива.

Для этой эпохи характерны неверие, нетерпимость, оппозиция, конфронтация, угрозы, агрессия, террористические акты. Многопо­лярность мира сменилась конфронтацией глобализма и антиглобализ-

ма, христианской и исламской культур, противопоставление «хоро­шего» и «плохого», возрождением «холодной войны». В психотера­пии жесткое администрирование принуждение к применению прин­ципов «доказательности» и «клиницизма», которые сами по себе не вызывают возражений, могут привести к тому, что одни методы пси­хотерапии попадут в разряд официально рекомендованных, а другие — в «черный список».

В настоящее время исследователи Карвасарский Б.Д., (2000) на­считывает до 700 методов психотерапии. Совершенно очевидно, что методов психотерапии значительно меньше, а увеличение их количе­ства связано с тем, как каждый психотерапевт стремится скорее пер­сонифицировать свой опыт, нежели признаться в том, что является учеником и последователем другого психотерапевта.

Для того чтобы сориентироваться во всем многообразии методов и техник психотерапии, лучше воспользоваться предложением М.Н.Ре­шетникова (2001) и выделить методы психотерапии, относящиеся к следующим направлениям (Эйдемиллер Э. Г., Юстицкис В., 2002):

• методы психотерапии, основанные на внушении и самовнуше­
нии;

• поведенческая психотерапия;

• когнитивная психотерапия;

• психоаналитическая (психодинамическая) психотерапия;

• экзистенциальная (гуманистическая) психотерапия;

• семейная психотерапия.

В современной России одни направления психотерапии развиты лучше (как, скажем, первое, второе, четвертое), а другие — значи­тельно хуже (например, семейная психотерапия).

Отнесение семейной психотерапии к самостоятельному направ­лению достаточно спорно, и в нашей стране имеет больше противни­ков, чем сторонников.

Какие у меня есть основания выделять семейную психотера­пию как самостоятельное направление?

Во-первых,собственный психотерапевтический опыт. Мне по­везло вместе с В.К.Мягер и А.И.Захаровым быть основоположником семейной психотерапии в СССР. Мы поняли, что семья является уни­кальным социальным организмом, имеющим свои специфические при­знаки, свои механизмы функционирования. Были созданы теории, ка­сающиеся разных аспектов функционирования семьи:

• структура базисных семейных ролей;

• учение о горизонтальных и вертикальных стрессорах;

• концепция «патологизирующего семейного наследования»
(Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В., 2001);

• семья как живая открытая система, функционирующая в нерав­
новесных условиях;

• семейные подсистемы и границы;

• семейные мифы;

• семейные когнитивные сценарии, диагностическая и психоте­
рапевтическая процедура, «наивная семейная психология» В.Юстиц-
киса и Э.Г.Эйдемиллера (1990; 2001).

Во-вторых,существование разнообразных теорий, объясняющих функционирование семей как целого.

В-третьих,близость и взаимопроникновение этих теорий в объ­яснении функционирования семей: психодинамические, системные, структурные, коммуникативные и стратегические теории семейной психотерапии скорее дополняют друг друга, нежели опровергают.

В-четвертых, именно в семейной психотерапии впервые полу­чили свое развитие конструктивистский и нарративный подходы, ко­торые, с моей точки зрения, явились своеобразной интеграцией фи­лософии постмодерна, теории и практики психоанализа, системного подхода (общей теории систем Людвиг фон Бертоланфи), психотера­пии, основанной на опыте В.Сатир и К.Витакера.

Думается, что ни одна из метафор не может в полной мере отра­зить такие сложные понятия, как психотерапевт и психотерапия (на­пример, психотерапевт — это музыкальный инструмент и исполни­тель одновременно). Даже сюрреалистическое мышление не может панорамно и непротиворечиво воссоздать этот образ.

Моя любимая метафора, передающая суть психотерапевта, — это фигура Сталкера (главного героя одноименного фильма А.Тарковско­го). Сталкер — опытный исследователь неизвестного и непознанного мира, содержащего в себе как манящее, так и опасное. Психотерапевт — сталкер сопровождает пациентов-путешественников по маршруту их желаний и страданий, но использует при этом свои личностные и профессиональные качества: эмпатию, рефлексию, терпение, приня­тие пациентов-путешественников такими, какие они есть, — для ус­пешного и результативного завершения путешествия. Разумеется, в этой специальности есть и ме