Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Монологическая речь всегда экспрессивна, поэтому тропы всегда соседствуют с эмоционально-оценочной лексикой и применяются вместе с другими средствами речевой экспрессии.

4. В граффити умело используется богатство и разнообразие синтаксических средств. Синтаксические единицы характеризуются функционально-стилевой закреплённостью: одни используются в книжных стилях, другие – в разговорном. Именно на синтаксическом уровне ярко проявляется экспрессивная окраска речи. Русский язык предлагает широкие возможности для выбора при обращении к различным структурным типам предложений, употреблении параллельных синтаксических конструкций, использовании различных способов актуализации отдельных частей высказывания. Ресурсы синтаксической стилистики, благодаря синтаксическим средствам и экспрессивным возможностям, придают жанру граффити блеск и непосредственность. Анализ стилистического использования различных типов предложений выдвигает на первый план функционально-стилевой аспект. Функциональные стили характеризуются избирательностью употребления простых и сложных, односоставных и двусоставных предложений. Наблюдается существенное преобладание и частотность одного типа предложений, порой полное отсутствие или редкое употребление другого. В избирательности употребления того или иного типа предложений отражается специфика стиля. Так, стилистический анализ разных типов простых предложений показывает экспрессивные возможности, от которых зависит обращение к той или иной конструкции в определённой речевой ситуации. Граффити как естественная форма письменной речи противопоставлена своими синтаксическими нормами стилистике кодифицированного языка (снижение нормативности письменного кодифицированного языка, особая форма расположения в грамматологическом пространстве и др.).

Использование в граффити определённо-личных предложений придаёт высказыванию лаконизм, динамичность, экспрессию. В таких предложениях внимание сосредоточено на действии (безотносительно к его производителю) – это сближает данный тип предложений с неопределённо-личными. Личная форма сказуемого активизирует читательское восприятие: скриптор вовлекает читателя в решение поставленной проблемы, в участие в данной ситуации, положении; приобщает к рассуждению, размышлению. Именно отсутствие подлежащего делает возможным акцент на сказуемом, актуализуя действие (а через него – обостряя комичность ситуации): «Родился сам – помоги другому», «Если хочешь быть солдатом – обругай декана матом», «Бей бабу молотом – будет баба золотом» и т.д.

Неопределённо-личные предложения не имеют особых экспрессивных качеств, которые выделили их на фоне односоставных предложений, однако основная сфера их употребления – разговорная речь. В граффити неопределённо-личные предложения имеют также высокий процент употребления, потому как наиболее частотна эксплуатация схем пословиц и поговорок, а они, как правило, строятся в форме определённо-личных и безличных конструкций. Употребление неопределённо-личных предложений интересно в стилистическом плане тем, что в них подчёркивается действие, придающие живость интонаций, актуализируется ситуация. Такие предложения позволяют акцентировать внимание на глаголе-сказуемом, в то время как субъект действия отодвигается на задний план, независимо от того известен он или нет. Особенно выразительны в семантико-стилистическом отношении такие неопределённо-личные предложения, в которых носитель действия представлен как лицо неопределённое. Подчёркнутая глагольность неопределённо-личных предложений придаёт динамизм, что акцентирует внимание на характере действия: «Если кто-то громко плачет, до...ся, значит».

Обобщённо-личные предложения выделяются из всех односоставных личных своей специфичной экспрессией. Наиболее характерная форма сказуемого для этих предложений – форма 2-го л., ед.ч., получающая обобщённое значение, - является и самой экспрессивной. Конструкции этих предложений придают высказыванию афористичность и яркость: «Если видишь в стене люк, Не пугайся, это глюк; Если в нём увидишь пятку, Поскорее сделай хапку; Если кончилась трава, поскорей закрой глаза».

Безличные предложения по употреблению в граффити занимают также одно из ведущих мест. Безличным оборотам присущ, как известно, «оттенок пассивности, инертности». В виде безличных конструкций в граффити оформляется философия, рефлексия, наблюдения: «Бывает в жизни так х…о, Что даже чай не лезет в глотку, А помогает только пиво, которым запиваешь водку».

Инфинитивныепредложения представляют значительные возможности для эмоционального и афористического выражения мысли. Поэтому они чаще всего и используются, построенные по схеме пословиц и лозунгов. Инфинитивные предложения используются как средство создания непринуждённо-разговорной окраски речи. При соответствующем интонационном оформлении инфинитивные предложения несут огромный экспрессивный заряд и выделяются особой напряжённостью: «На партах пошлости писать, Увы, тенденция не нова, Но где же нам ещё найти, Е..на мать, свободу слова».

К предложениям, построенным по номинативным конструкциям, можно отнести имена, фамилии, номера групп, выгравированные на партах («Кнопка выброса преподавателя»; «Скука»; «Ура!»; «Скоро звонок!»). Использование номинативных предложений объясняется стремлением запечатлеть мгновенье, зафиксировать настоящий момент. Стилистические возможности в граффити расширяются и благодаря тому, что наряду с полными предложениями, используются неполные, имеющие чёткую функционально-стилевую закреплённость и яркую экспрессивную окраску. Их стилистическое использование в граффити определяют экстралингвистические факторы и грамматическая природа. Пример употребления неполных конструкций иллюстрирует переписка студентов: «Когда? (звонок); Скоро. / 10 минут (до конца лекции)». Обращение к контекстуально неполным предложениям представляют собой реплики и ответы в момент беседы. Эллиптическиепредложения выступают как сильное средство эмоциональности речи. В граффити также нередко прибегают к таким конструкциям. (ср.: «Девиз преподавателя: каждой твари по паре»). Эллиптические предложения создают остроту высказывания, динамизм, резкость. Предложения с пропуском слов в большей мере характерны для разговорного стиля, нежели для граффити. Недостаток информации в разговорном стиле компенсируется мимикой, жестами, интонацией, что для граффити невозможно. Поэтому смыслообразующим в граффити является порядок слов. Важнейшее значение имеет порядок слов как средство смысловой организации высказывания. Для граффити характерно усиление действенности высказывания с помощью инверсии: «Из-за леса из-за гор едет тётя Лесогор», «Не перепились ещё на Руси богатыри, добры молодцы».

Анализ тема-рематического членения высказываний показывает, что в предложениях граффити на первый план выступает рема (новое, необычное), что служит средством создания комизма, абсурдности; при этом актуализуется описываемая ситуация. Акцентируется, как правило, тот факт, который выносится в начало предложения – на это и обращается внимание («Любви все плоскости покорны»).

Дефектные синтаксические конструкции придают высказыванию комичность, являются одним из экспрессивных средств речи («На улице шёл дождь и два студента: один в университет, а другой вообще в калошах»). Нестандартные формы выражения главных членов предложения также получают экспрессивную окраску. В стремлении акцентировать внимание на ситуации, в граффити частотна структурная схема двусоставного предложения: «имя + имя». Ср.: «Плюрализм в одной голове – шизофрения», «Единственный плюс в жизни физика – крест на его могиле».

5.Экспрессивный синтаксис граффити разнообразен. В граффити как сильное средство эмфатической интонации используются стилистические фигуры.

В поэтической речи авторы прибегают к стилистическим фигурам с целью изображения мира таким, каким в будничной жизни видеть его не привыкли. Художник показывает мир не с той стороны, с каким мы его замечаем. Поэтическое искусство слова «остраняет» (В.Б. Шкловский) прежде всего язык.

Речь должна нарушить привычность и естественность, чтобы привлечь внимание к изображаемому. Для этого и используют различные стилистические приёмы.

Граффитисты тоже для создания эмфатической интонации используют стилистические фигуры, но для достижения совершенно иного ракурса изображения мира, нежели в высоком поэтическом искусстве. По законам высокого творчества, принцип изображения, «снижение» в граффити – это полное нарушение норм. В «планы» граффитиста не входит показать мир остранённым. В граффити ситуация изображается как можно сниженнее, выворачивается наизнанку как можно подробнее, приземляя описываемое. А стилистические фигуры служат отнюдь не для поэтизации, сколько для привлечения внимания. Такие стилистические фигуры, как повтор, параллелизм, умолчания, эпифора, анафора, риторические восклицания и др., – усиливают пародийность, комичность и экспрессию в граффити.

Повтор: «Я работы не боюсь, От работы не бегу. Нет работы – спать ложусь, Есть работа – тоже сплю».

Эпифора: «БИОЛОГИ БИОЛОХИ БИОХРЕНЫ ГОМОХРЕНЫ»

Анафора: «Ёжик по травке бежит и хохочет, Ёжику травка п...ку щекочет».

Параллелизм: «Солнышко светит, Птички поют. На х… мне нужен Ваш институт».

Умолчание: «Ты меня лю…….?»; «Машину ку……..?»; «Я тебя ……».

Охват: «В дыме моей сигареты Мир так хорош. Я не вижу мира Из-за дыма моей сигареты».

В наши задачи не входило описание стилистических фигур всего собранного материала граффити. Мы хотели лишь обратить внимание на причудливое трансформирование не только форм стилистических фигур, но и их функций.

Жанр и стиль граффити (к вопросу о функционально-стилистической природе речевого жанра). Решение вопроса о стилистической определённости речевого жанра граффити представляет, на первый взгляд, противоречивую систему аргументации. С одной стороны, тезис функциональной стилистики о том, что у каждого стиля свой репертуар жанров (В.В. Виноградов), ярко доказывается на материале текстов граффити, представляющих особую форму речевой коммуникации, типичную для сферы естественной письменной речи. В этом смысле естественная письменная речь – стиль, или особая разновидность некодифицированного языка, а граффити – жанр, прототипически репрезентирующий основные коммуникативно-прагматические и лингвистические особенности «некодифицированной письменности» (спонтанность, индивидуально-личностная акцентуация (экспрессивная прагматичность); травестирование письменного стандарта; сниженный, «неэлитарный» характер нормативности, эмоционально-оценочная конкретизация и др.).

С другой стороны, положение о стилистической континуальности речевых жанров, их «переходном» стилистическом статусе (М.М. Бахтин) также имеет самое непосредственное отношение к текстам граффити, нередко определяемым как «контаминированные жанровые формы», стилистический девиз которых – «полистилизм» как жанрообразующий лингвистический фактор, не позволяющий установить стилистическую однозначность данного жанра. Не случайно исследователи утверждают то «площадной» генезис граффити, его народно-смеховую праформальность, то примитивный «первоформальный», «первофеменологический» статус данного речевого жанра, система которого представляет собой комплексный (синкретичный) речевой жанр (совокупность жанров и их «зародышей», сочетающих в себе признаки множества других речевых жанров) [Шарифуллин 2002], объединённых по принципу «фамильного сходства» [там же].

Представляется, однако, что «фамильное сходство» граффити с другими речевыми жанрами, отражёнными в «первообразных» формах граффити, лишь формально приближают граффити к жанрам рекламы, комплимента, угрозы, оскорбления, а также многим жанрам СМИ и эпистолярным жанрам. Семантика и прагматика граффити отражает прежде всего синкретизм этой формы мысли, а единство интенции и стилистического воплощение информативности. «Полистилистическое» или «полижанровое» граффити возможно лишь потому, что данный речевой жанр представляет собой некую целостность глубинного и поверхностного уровня когнитивно-дискурсивной деятельности языковой личности, сознательно идущей на эксперимент ради формы жанра, стиля и языка.

Поэтому когнитивный стиль мышления создаёт в граффити особый когниотип, «фрейм», «отражающий инвариантные ментально-лингвистические характеристики массива текстов определённой предметной области» [Баранов 1997: 8], главные из которых (фатическая цель, рационально-эвристическая стратегия и игровые тактики / приёмы) представлены в целостности стилистического образа граффити – речевой системности его «естественно-письменной реальности».

Поэтому возможность сближения граффити и жанров разговорной речи по признаку «естественности» оказывается спорной. Важно отдавать отчёт, что стилистика граффити и разговорной речи не тождественны друг другу. Несмотря на то, что граффити и жанры разговорной речи имеют множество сходных параметров и на лексическом, и на синтаксическом уровне, их не следует смешивать.

Разговорная речь имеет несколько устных разновидностей: собственно разговорная (обыденная, бытовая), различные виды и варианты жаргонов по социальному и профессиональному критерию. (Сюда относят и молодёжный жаргон, сленг.) Молодёжный жаргон (сленг) как разновидность разговорной речи имеют множество сходных черт с граффити. Это и неофициальность, и стихийность, спонтанность, экспрессия, живая практика. Следует подчеркнуть, что любой жаргон любого языка (а граффити можно отнести к разновидности молодёжного жаргона), самым тесным образом связан с общенародным языком. Опираясь на языковую систему в целом, жаргон является частью этой системы, - частью, которая живёт и развивается по законам общим для всей системы. Особенности этой подсистемы могут быть двоякого рода, и проявляются они на разных языковых уровнях по-разному. Особенности первого рода определяется тем, что данная языковая подсистема отдаёт предпочтение каким-то одним единицам языка и в то же время может совершенно исключать другие. Особенности второго рода заключаются в использовании этой подсистемой таких языковых единиц, которые, как правило, не встречаются ни в других подсистемах данного языка, ни в его литературном варианте. В то же время существенны различия между сленгом и граффити. Во-первых, сленг – это живая разговорная практика, граффити – письменная практика, но вместе с тем, это и естественно-письменная речь. Во-вторых, многие черты молодёжного жаргона, в частности студенческого, в значительной степени определяется устной формой его бытования. Например, использование разговорной, грубо-популярной лексики придаёт речи эмоционально- экспрессивную окраску, делает её живой и непринуждённой. Таким образом, активное употребление сниженной лексики является главной стилистической особенностью. Лексика узко жаргонная, распространяющаяся в основном по семантическим полям, непосредственно связанным с учебным процессом, жизнью и бытом студентов – это вторая особенность. Сюда относится лексика, связанная с сессией, названия учебных курсов, преподавателей, названия некоторых предметов студенческого быта. Эта «сфера» жаргона состоит из общестуденческой жаргонной лексики, характерной для данного вуза, факультета, специальности - с другой, т.е. имеет территориальные и профессиональные различия. Жаргонная лексика, общая для всех студентов (шпоры, зачетка, корочки (диплом), автомат, часы), приобрела в настоящее время нейтральную окраску. Наиболее отчетливо особенности студенческого жаргона (сленга) проявляются на лексическом уровне (исключительно на лексическом уровне) Словарь молодежного жаргона весьма изменчивое явления: на протяжении двух-трех десятков лет он может несколько раз изменит свой состав. Сленг явление временное и преходящее, подверженное внешним влиянием. Им увлекаются, используют как средство самоутверждения, язык «своих». Стоит обратить внимание, что понятие «сленг» появляется примерно с начала 19 в. в английской лексикографии. Применяется данный термин как помета к словам, не получившим по тем или иным причинам признания в качестве вполне литературных единиц словарного состава. Точная этимология слова «сленг» не установлена. О. Есперсен определяет это понятие следующем образом: «сленг- форма речи, которая обязана своим происхождением желанию человеческой особи отклонится от обычного языка, навязанного нам обществом». Основной импульс в создании сленга – это чувство умственного превосходства, стремление отмежеваться. «Сленг – результат свойственного человечеству «желанию позабавиться» (love of play ). Он требует беспрестанного обновления. Это язык – бродяга, находящийся в окрестностях литературного языка. Э. Партридж под сленгом понимает разговорную речь, не апробированную установленными языковыми нормами. Граффити – несколько иное явление, отличное от сленга. Важно обратить внимание, что граффити не использует определённый класс жаргонизмов, свойственный общедоступной студенческой лексике (характерно в большей степени для устной речи, а не для письменной ). Не прибегает граффити и к специфичной лексике для того или иного вуза, специальности, факультета. Колорит и специфика граффити, на наш взгляд, заключается в умелом использовании стилистических фигур, разнообразных синтаксических средств создания эмфатической интонации, сочетающейся с употреблением тропов, оценочной лексики, ярких приёмов усиления эмоциональности, образности речи.

«Неэлитарность» языковых норм

Как ортологическая доминанта

Стиля граффити

О.Б. Сиротинина [1998], рассматривая социолингвистические факторы в становлении языковой личности, определяет типы современной языковой культуры: 1) народно-речевая и просторечная (языковые личности старшего поколения) и 2) среднелитературная (неэлитарная). В отличие от элитарной языковой личности (характеризуемой самым высоким уровнем языковой компетентности, особой системой когнитивной ценностной ориентации) [Кочеткова 1998], в становлении языковой личности неэлитарного типа речевой культуры главными факторами выступает семья, в которой телепередача предпочитается книге, ортологической вершиной признаётся не словарь, а СМИ, окружение подростка, языковой фамильярно-разговорной и жаргонизирующие типы речевой культуры.

Если использовать типологию языковых личностей К.Ф. Седова [2000; 1996], то образ автора граффити и его форма мысли позволяют рассматривать языковую личность граффитиста в социокультурном аспекте, определяя его как носителя неэлитарной культуры, как маргинала, с одной стороны, демонстрирующего «пониженную семиотичность речевого поведения», близость своих эмоционально-коммуникативных реакций по логическим проявлениям («инвективный тип» языковой личности), а с другой – стремящегося замаскировать уровень своей культуры рационально-эвристической косвенностью выражения интенции, псевдорассудочностью и здравым смыслом («рационально-эвристический тип»). Это проявляется в намеренном искажении нормативной тональности речи, доминирующей в стиле граффити.

Аспект этико-речевых норм (норм речевой этики) предусматривает соответствие речи этическим нормам, общечеловеческим, национальным постулатам речевого поведения (общения), в том числе – правилам речевого этикета.

В аспекте речевой этики выделяется достаточно много зон неблагозвучия речевой практики в граффити. Во-первых, бранная лексика и фразеология, сквернословия, оскорбляющие нравственное и эстетическое чувство культурной части адресатов. Во-вторых, для граффити характерно явление, которое можно назвать сексуализацией языкового сознания и речи. Теме секса уделяется большое внимание. Это отражается не только на тематике, но и языке: лексике, фразеологии, образной системе. Указанные тенденции сближают граффити и СМИ, соотнося патологически все общественные реалии с сексуальной тематикой [Сковородников 1998: 15]. Нарушение речевых норм может происходить не только при использовании табуированной лексики и фразеологии, но и тогда, когда в определённом контексте с помощью вполне «легальной» лексики и фразеологии создаётся неуважительная, ёрническая тональность, выявляющаяся циничной точкой зрения автора на предмет высказывания.

Так как граффити – воплощение естественно-письменной речи, эта «естественность» даёт о себе знать рядом речевых ошибок, встречающихся в рамках данного жанра. В целом – любая ошибка, любое несоответствие нормам кодифицированного языка воспринимается в контексте жанра, скорее, как речевой прием, нежели нарушение языковых правил. Поэтому литературная ненормативность речи – это коммуникативная стратегия. Однако в ряде случаев именно эта «стратегия» позволяет судить не только о языковом вкусе скриптора, но и о его культурно-речевом портрете.

Орфографические и пунктуационные «погрешности» наиболее частотны. Повторим, что они обусловлены принципом естественности, диктуемым каноном жанра, и нет смысла их подробно анализировать. Среди прочих разновидностей речевых ошибок орфоэпическиетакже не редки. Как и орфографические, пунктуационные, сознательно либо неосознанно возникающие, эти ошибки провоцируют исправление. И самые неравнодушные к «напартной живописи» порой рьяно корректируют тексты, тем самым включаясь в диалог, предложенную граффити игру. Лексические недочёты в меньшей мере свойственны граффити. Высказывание, где они могли бы быть допущены, должно быть ёмким, содержательным, заключающим в себе некий фактический материал. Но так как граффити лаконично, кратко и по форме, то здесь лексические ошибки могут служить средством создания экспрессии. Фразеологические ошибки в качестве «ошибок» тоже не должны трактоваться. Фразеологизм в граффити искажается намеренно, с целью создания комизма, каламбура. Фразеологический материал обрабатывается таким образом, в результате чего рождается прецедентный текст – ключ к философии граффити. Фразеологические искажения – богатейший материал, средство выразительности для сатириков и юмористов, не только для граффити. Фразеологические «перевёртыши», запущенные через СМИ, получают «вторую» жизнь, увековечивают себя порой в граффити. Однако, как правило, речевая этикетность и лексики, и фразеологии текстов граффити минимальна. Словообразовательные и морфологические «ошибки» актуальны тогда, когда автор в порыве передать что-то когда-то слышанное, воспроизводит информацию близко к тексту, при этом допуская словообразовательные и морфологические промахи. В большинстве же случаев перед нами примеры окказионального словообразования (ср.: «кресло-кончалка», «секс-пломба»). Искажения на синтаксическом уровне продиктованы стремлением вызвать комический эффект, нежели допущены неосознанно. (Например: «Шли две девушки: одна стройная, другая вообще в политехе учится»). Хотя на этом срезе нельзя исключить ненамеренные ошибки, вызванные спонтанностью творческого процесса. Ср.: Я люблю тебя, жизнь, За то, что ты в ней, А тебя, за то, Что ты в жизни моей.

Оригинал данного афоризма везде имеет форму «ты – тебя» со строчной буквы. Можно лишь предположить, что в тексте два адресата, обращение к которым на «ты» не дифференцируется даже величиной букв. Но вникая в текст, корректируешь: «ты» – жизнь, «Ты» – любимый человек. В результате редактирования получаем: Я люблю тебя, жизнь, За то, что ты в ней. А Тебя, за то, Что Ты в жизни моей – хотя это и не единственная интерпретация текста. Синтаксические неувязки дают пищу для размышлений, уподобляя редактирование различных граффити в интеллектуальную игру. На синтаксическом уровне к смешению, алогичности конструкций приводит путаное употребление местоимений. Следует обратить внимание на то, что употребление местоимений в граффити по частотности занимает одно из ведущих мест (после существительных и глаголов). Использование местоимений в таком количестве вызвано разговорным характером, спонтанностью, неофициальностью граффити. Частое употребление формы 1 л. ед. ч. «я» отсылает к формам раннего творчества, когда человек себя мыслил «пупом земли». Неверно следующее употребление: моей вместо своей, к им вместо к ним, его вместо него и т. д.

Предметом пристального внимания и изучения в граффити становятся стилистические «ошибки». Мы постараемся остановиться и детальнее проанализировать стилистические отклонения от нормы. Попытаемся определить характер использования единиц (разговорного, просторечного и др. плана) с позиции оправданности/неоправданности, мотивированности / немотивированности и т.д. Один из вопросов, на которой мы ответим, является ли употребление нецензурной, к примеру, лексики осознанным средством создания экспрессии или же естественным выражением мысли.

Наиболее частотны следующие случаи намеренного стилистического искажения (мы не в праве квалифицировать эти случаи как «ошибки», поскольку именно стилистические «недочёты» создают своеобразие и специфику граффити, в этом мы видим канон жанра): вкрапление разговорных единиц в общеразговорный контекст; употребление в контексте книжного стиля внелитературных средств (просторечных единиц, жаргонизмов, узких профессионализмов); введение книжных единиц в разговорный контекст; объединение элементов разных стилей; слова и выражения со сниженной стилистической окраской в нейтральном контексте; различные повторы (фонетические, морфемные, фразеологические, грамматические); речевые штампы. Данные стилистические «ошибки» мы предлагаем рассматривать как приёмы, используемые в искусстве граффити для создания экспрессии, позволяющей акцентировать внимание на факте, обыгрываемым в афоризме.

Граффити как игровой текст

Определение двух полярных речевых замыслов: «фатики» (вступление в общение, имеющее целью предпочтительно само общение) и «информатики» (вступление в общение, имеющее целью сообщение) [Винокур 1993] – актуально для граффити не только в плане определения фатической природы этого речевого жанра, но и в том смысле, что тексты данной коммуникативно-прагматической направленности совершенно особым образом интерпретируют генеральную фатическую интенцию – удовлетворение потребности в общении (кооперативном или конфликтном). Создавая в различных своих формах стилизацию других речевых жанров, тексты граффити представляют коммуникативное пространство бессознательного, в котором дискретно представлены речевые акты передачи информации о языковой личности фатического общения (угрозы, оскорбления, издевки и др.). Такая своего рода «зацикленность» фатического жанра на личности автора («на себе любимом») приобретает в граффити гипертрофированный вид намеренного создания конфликтной ситуации, в зависимости от способа актуализации которой различаются: 1) граффити – инвективы (прямые обвинения, оскорбления, угрозы, выяснения отношений – «разборки»); 2) граффити – издевки (ухудшающие отношения коммуникантов в косвенной форме); 3) граффити – smoll talk (праздноречевые граффити, не ухудшающие и не улучшающие отношения коммуникантов).

Особую коммуникативно-прагматическую значимость имеют тексты граффити второй разновидности, представляющие речемыслительную деятельность «постомодерниста» (творческого скриптора). Именно данные тексты отражают всю палитру когнитивно-дискурсивного своеобразия данной жанровой формы естественно-письменной речи.

Граффити-издевки креализуют ведущие речевые стратегии граффити: инвективную и рационально-эвристическую (определение данных стратегий см. [Седов 1996; 1997; 2000]. При этом рационально-эвристическая стратегия граффити довольно жестко (инвективно) интерпретирует фатические задачи общения благодаря использованию приемов инвективного воздействия, прагматика и риторика которых реализует классические фатические способы порождения личностного коммуникативного пространства. Система приемов оформления такой интенциональности в тексте граффити связывается с повышенной их семиотичностью, что отличает граффити от других фатических жанров, выдвигающих на передний план другие способы воздействия (например, куртуазную стратегию, как в речевом жанре «комплимент»). Именно рационально-эвристическая дискурсивность граффити позволяет интерпретировать данный речевой жанр как одну из форм языковой игры, т.е. как особый «вид речемыслительной деятельности, использующий лингвистический инстинкт, лингвистический интеллект, лингвистическое чутье говорящих и требующий от них решения эвристических задач» [Гридина 1996: 192]. Интеллектуальный акцент на системе языка, лингвистический код, «моделируемый с помощью операциональных механизмов, являющихся отраженными механизмами функционирования языковой системы» [там же: 193], особенно важен для автора граффити, который экспериментирует над системой кодифицированного языка в «естественной письменной», «играет с формой речи» [Русская разговорная речь 1983: 172-173], не столько усиливая ее выразительность, сколько создавая комический эффект.

Как современная форма «площадных жанров» (М.М. Бахтин), граффити проповедует особые формы личной «безответности» за сказанное, выдвигая свои условия «игры ради игры», «игры в стихию языка», «игры против языка», «игры ради своего языка». Поэтому, проповедуя особые формы языковой игры – комическое творчество (языковая игра в узком толковании), тексты граффити являются игровыми текстами, репрезентирующими «функционально завершенное речевое целое, структура которого определяется действием игровой когнитивной стратегии» [Доронина 2000: 6]. При этом когнитивная стратегия игровых текстов граффити определяет данный речевой жанр достаточно конкретно в отношении к своему комическому содержанию и способам его экспликации. Эту разновидность комического можно определить как «балагурство», которое, по мнению Д.С. Лихачева, представляет собой «одну из национальных русских форм смеха, в которой значительная доля принадлежит «лингвистической» его стороне. Балагурство разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму», он служит «обнажению слова, по преимуществу его обессмысливающему» [Лихачев 1979]. Не случайно «низменно-комический» эффект граффити основывается, как правило, на вульгаризации риторического канона Аристотеля: «Смешное – это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдание и ни для кого не пагубное». Второй принцип – «личная безопасность» - нарушается практически во всех текстах граффити: «травестировка, грубая вульгаризация явлений, которые считаются заслуживающими глубокого уважения или даже поклонения» [Санников 1999: 19], отражается в такой характерной риторической форме нарушения речевого такта, как каламбур.

Естественно, что «каламбур – это судья, насмешник, но не льстец или комплиментщик» [там же: 497], но каламбуры граффити, как правило, характеризуются особенно вульгарной, резкой оценочностью противопоставляемых обыгрываемых компонентов и жесткой оценочностью соотношения двух осмыслений: первоначальное нейтральное или положительное понимание не внезапно, а предсказуемо сменяется отрицательно окрашенным. При этом каламбурное переосмысление отличается достаточно «узкой», «плоской», односторонней когнитивностью.

Ведущий семантический тип каламбура в текстах граффити – каламбур-«маска», создающий комические эффекты «обманутого ожидания» и «комического шока» [Санников 1999] (ср.: «Весна наступила, Птички поют, На х… мне нужен, Ваш институт», «Ты не Венера, но в тебе есть что- то венерическое») создается благодаря разнообразным формальным приемам.

1. Каламбуры, основанные на многозначности слов, реализуют столкновение значений: а) прямого и переносного («Не все солнце, что встает»); б) литературного и жаргонного («Карлсон залетел и ждет Малыша»), в) общеупотребительного и индивидуального («Ты не Венера, но в тебе есть что-то венерическое»).

2. Каламбуры, обыгрывающие сходство в звучании слов или словосочетаний, изменяющие звучание с целью переосмысления («Кресло-кончалка», «Поезд едет через Ротердам, Едет прямо в Попенгаген»).

3. Каламбуры, использующие омонимическую аттракцию, обыгрывающие: а) полные омонимы («Девушки вы местные? А скольки местные?»); б) омографы («Здесь не писать!»); в) омофоны («Ты беги скорей на пруд, Там поймают, Сразу прут»); г) омоформы («Голубые ели… пили, с…ли»; «Голубой в вагон бежит, качается») и др.

Таким образом, каламбуры-«маски» достаточно грубо представляют особенность языковой шутки – ее возможность сочетаться с иллокутивными функциями противоположной модальности (угрозой, обвинением, оскорблением). В результате именно инвективность игрового текста граффити выдвигается на передний план речевого общения, «затемняя» сами задачи создания игрового текста.

«Творимая реальность» граффити

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-23

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...