Главная Случайная страница


Категории:

ДомЗдоровьеЗоологияИнформатикаИскусствоИскусствоКомпьютерыКулинарияМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОбразованиеПедагогикаПитомцыПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРазноеРелигияСоциологияСпортСтатистикаТранспортФизикаФилософияФинансыХимияХоббиЭкологияЭкономикаЭлектроника






Тактические приемы в использовании власти

Использование власти предполагает широкий набор тактических приемов:

запугивание, лесть, подчеркивание общности, саморекламу, подчеркивание своих должностных полномочий и др. Рассмотрим подробнее те из них, кото­рые наиболее часто используются в организационной среде.

Запугивание. Для эффективного использования насилия нередко необ­ходимо продемонстрировать объекту влияния не только наличие средств и возможности насилия, но и готовность субъекта влияния принять все «по­бочные», негативные, эффекты, которыми часто сопровождается насилие. На работника не окажет влияния угроза увольнения, если он не уверен в том, что при данных обстоятельствах руководитель действительно готов привести эту уг­розу в исполнение.

Лесть. Для использования власти поощрения или наказания, а также референтной власти субъект власти первоначально может попытаться «заигрывать» с объектом влияния, расточая похвалу и комплименты.

Подчеркивание общности. Стараясь опираться на референтную власть, субъект влияния нередко стремится установить чувство общнос­ти с объектом влияния: «мы одна команда, пытающаяся добиться общей цели», «мы все в одной лодке» и т. п.

Самореклама. Для обладания экспертной властью необходима регу­лярная демонстрация своего превосходства в знаниях и опыте. Руководи­тель может рассказать подчиненному, сколько лет он осваивал свою про­фессию и какой огромный опыт работы у него за плечами. Претендуя на экспертную власть, люди науки или искусства нередко упоминают о сво­их степенях, званиях, дипломах и т. д.

Подчеркивание своих должностных полномочий. Устанавливая свою формальную должностную власть, руководитель может сослаться на то, что именно он ответствен за выполнение конкретной работы: «В конце концов, я или не я руководитель этого отдела!?»

Завоевание благосклонности в расчете на взаимность. Для установ­ления этой формы легитимной власти субъект власти вначале оказывает какую-либо услугу объекту влияния или напоминает о тех услугах, кото­рые уже были оказаны прежде.

Порождение чувства вины. Субъект власти может попытаться выз­вать у объекта влияния чувство вины с тем, чтобы придать своей должно­стной власти ореол справедливости. Он может убедить объект власти в том, что последний был причиной его серьезных неприятностей и будет справедливым, если объект власти компенсирует причиненный ущерб своим повиновением.

Демонстрация эффективного контроля. Поскольку власть насилия и власть поощрения требуют постоянного контроля, субъект власти, строящий свое влияние на этих основаниях, должен обладать возмож­ностью постоянного присутствия и наблюдения за измененным пове­дением объекта власти. Особенно это необходимо при применении власти

Потребность во власти

Откуда в человеке стремление к власти? Этот вопрос издавна интере­совал мыслящих людей. Источник этого стремления некоторые мыслите­ли видели в самой натуре человека, в его генетической агрессивности и стремлении доминировать над другими. Так, Ф. Ницше считал, что все формы человеческою поведения маскируют извечное свойство челове­ка — его волю к власти .

Современная психология связывает стремление людей к власти с оп­ределенными личностными особенностями, в частности с особым ти­пом мотивации. Отража­ясь в мотивах, актуальная потребность в значительной степени определя­ет направление поведения индивида3.

Мотивация влияния — есть отражение потребности индивида во власти. Эта потребность, прежде всего, выражается в стремле­нии доминировать над другими людьми и контролировать их поведение. Среди исследователей нет однозначного мнения, в какой мере эта потреб­ность является врожденной, а в какой приобретается в процессе социализа­ции.

У людей наблюдаются значительные различия в потребности во влас­ти. Одни получают удовлетворение от своего влияния на других, от своей способности вызывать у людей сильные эмоции — страх, восхищение, гнев и т. д. Ярко выраженная потребность во власти может удовлетво­ряться различными путями. Однако наиболее непосредственной формой удовлетворения потреб­ности во власти является возможность распоряжаться ресурсами и руко­водить людьми, влияя на их чувства, отношения и поведение. Как правило, именно властолюбивая личность стремится взять инициативу в свои руки, задает тон на собраниях и, приспосабливаясь к общему сиюминутному настроению, старается играть центральную роль. Такой человек редко ру­ководствуется заранее спланированным сценарием: он любит импровизи­ровать и может позволить себе хвалить и ободрять других в полной уве­ренности, что его комплименты будут оценены.

Властолюбивая личность получает удовольствие от победы в споре, ослаблении противника или нанесении ему поражения. Она очень чув­ствительна к политическим процессам внутри организации и непремен­но пытается обрести свою собственную власть, формируя альянсы, пы­таясь обрести контроль над ресурсами, бюджетом или источниками информации. Такой человек постоянно ищет пути к занятию руководя­щих постов в организации, на которых он может постоянно реализовы­вать свое влияние'.

Большинству же людей свойственна умеренная потреб­ность во власти. Лица с низкой потребностью во власти избегают руково­дящих постов и испытывают дискомфорт, когда им приходится руководить или оказывать влияние на других. Такие люди не всегда уверены в себе или же убеждены, что указывать что-либо другим некорректно.

Некоторые исследователи выделяют особый, авторитарной лич­ности, для кото­рой потребность во власти является ведущей. Люди с высоким показателями авторитаризма интеллектуально регидны, лишены сомнений, почтительны к людям с более высоким статусом и пренебрежительны к подчиненным, подозрительны и резистентны к изме­нениям. Авторитарные люди более склонны следовать правилам и часто проявляют себя лидерами в ситуациях, в которых необходимы единоначалие и высо­кая требовательность. Наличие у сотрудников авторитарных черт отрица­тельно влияет на их организационное поведение и деятельность в ситуациях, когда работа требует способности приспосабливаться к сложным, изме­няющимся обстоятельствам.

В то же время, там, где организационная ситуация хорошо структури­рована и успешность деятельностипрежде всего зависит от строгого сле­дования правилам и инструкциям, авторитарные характеристики работ­ников являются не только уместными, но и желательными',

К авторитаризму близка еще одна личностная особенность, получив­шая название макиавеллизма (от имени итальянского политика и литера­тора XVI века Никколы Макиавелли — автора знаменитого трактата «Го­сударь», повествующего о том, как получить и использовать власть)2.

Лица с высокими показателями данной черты характера прагматич­ны, постоянно сохраняют эмоциональную дистанцию с другими людьми и в своих действиях исходят из того, что цели во всех случаях оправдыва­ют средства. «Если средство дает нужный результат, используй его, не задумываясь о том, достойно или недостойно ты поступил», — вот прин­цип, которому осознанно или спонтанно следует такой работник. Лица с высокими показателями макиавеллизма в большей степени обнаруживают стремление манипулировать другими, волю к победе, спо­собность убеждать в своей правоте и нежелание прислушиваться к чьим-либо советам и увещеваниям4.

Проявление этой личностной черты обусловлено определенными орга­низационными факторами. Особо благоприятными для лиц с выражен­ным макиавеллизмом являются следующие условия:

1) взаимодействие с другими протекает при непосредственном обще­нии, лицом к лицу;

2) ситуация полна неопределенности и не ограничена жесткими пра­вилами и инструкциями, открывая широкий простор для импровизации;

3) в группе или организации царит всеобщая эмоциональная вовле­ченность в решение частных вопросов5.

В задачах, которые требу­ют умения вести переговоры или где цена победы (результата) велика, такие работники могут быть очень эффективными. Но если цели не оп­равдывают средства, если имеются абсолютные стандарты этики поведе­ния или присутствуют вышеупомянутые организационные факторы, то прогнозировать поведение человека с такой личностной чертой чрезвы­чайно сложно.

Несмотря на явные половые различия в реальном распределении власти в организациях в пользу мужчин, ис­следования не показали значимых различий в потребности во власти, обусловленных полом3. И мужчины и женщины с высокими показа­телями такой потребности демонстрируют одинаковое поведение:

они стараются «показать» себя, получить символы власти и престижа, сделать успешную карьеру.

Мотивом к оказанию властного влияния на других людей может слу­жить не только потребность во власти, но и иные, менее очевидные мотивы, к которым можно отнести следующие:

1) достижение каких-либо личных целей;

2) удовлетворение различных потребностей: во власти и доминирова­нии, в статусе, в самоутверждении;

3) ролевые требования;

4) стремление следовать различным социальным нормам;

5) явное или скрытое давление со стороны руководства;

6) мотивы, связанные с объектом власти: желание помочь объекту власти или причинить ему ущерб;

7) беспокойство о собственном имидже: в глазах объекта власти или третьей стороны.

Личностные характеристики нередко являются главными детерминантами в выборе субъектом власти тех или иных оснований власти. Так, индивид с низкой самооценкой может чаще прибегать к власти насилия даже в тех случаях, когда по всем признакам более эф­фективной является информационная власть. Это объясняется тем, что

успешное изменение поведения объекта власти, достигнутое с помощью информационной власти, как правило, воспринимается им как добро­вольное: «Если бы мне все сразу объяснили, я бы и не выступал против новых требований».

В то же время власть насилия, как правило, непосредственно ассоци­ируется с субъектом власти и со стороны воспринимается как результат его усилий («Теперь они делают все правильно, потому что шеф сумел заставить их работать, как надо»)'. Для субъекта влияния с низкой само­оценкой очень важно осознавать, что все делается именно и только бла­годаря ему, и поэтому власть насилия для него будет казаться предпочти­тельнее. То же самое можно сказать и о субъектах власти, недостаточно уверенных в своих силах. Они также, как правило, злоупотребляют влас­тью насилия2. Иногда основания власти определяются теми ролевыми требованиями или социальными нормами, которые субъекты влияния рассматривают как наиболее адекватные.

Вот четыре пере­менные, которые определяют выбор властных оснований, используе­мых менеджерами: 1) относительная власть менеджера; 2) цели менеджера, обусловливающие его желание оказать влияние на подчиненного; 3) ожидания менеджера в отноше­нии готовности работника подчиниться и 4) организационная культу­ра.

Несмотря на то что ярко выраженная потребность во власти и другие качества авторитарной личности действительно присущи многим людям, обладающим властью, само по себе их наличие совершенно не достаточ­но для того, чтобы их обладатель мог автоматически получить власть. Для реального обретения власти необходимы многие условия и обстоя­тельства, которые, как правило, и определяют приход человека к власти. В самом деле, можно привести немало примеров из истории, когда очень заурядным, а иногда и просто больным людям ничто не мешало вознес­тись наверх и удерживать власть — ни посредственный интеллект, ни бе­зобразная внешность, ни низкий рост и физическая немощь, ни косная речь и писклявый голос, ни суетливое, хаотичное по­ведение.

Власть и свобода диалектически связаны друг с дру­гом. Монополия на власть означает, что только ограниченное количе­ство людей обладают свободой действовать, исходя из своих целей и ин­тересов. В то же время, если люди полностью свободны, они не нуждаются ни в чем, в том числе и во власти. И чем больше люди наделены свобо­дой, тем сложнее консолидировать их усилия в общем направлении. Та­ким образом, как абсолютная власть, так и абсолютная свобода являются. препятствием для эффективной совместной деятельности, и только их оптимальный баланс может обеспечить организации высокую результа­тивность и условия для личностного и профессионального развития чле­нов организации.

Власть и повиновение

Власть невозможна без повиновения. Как же сочетаются в человеке стремление к независи­мости и мотивация повиновения, свобода и согласие с произволом или давлением власти?

Эти вопросы оказались в центре пристального внимания психоло­гов, изучающих проблемы деструктивного повиновения, т. е. повино­вения власти даже в том случае, если власть преследует преступные, амо­ральные цели.

По количеству жертв, последствиям разрушений, по мощи и разнообра­зию средств насилия современная эпоха несопоставима с предшеству­ющими веками. Это и бесконечные международные конфлик­ты, и активизация террористических организаций, и рост пре­ступности. Некоторые исследователи в связи с этим говорят о на­ступлении века сверхнасилия. Культ насилия стал одним из основных пороков современного общества.

Почему и при каких условиях люди выполняют указания власти, даже в том случае, если они носят преступный, аморальный характер и противоречат их личным убеждениям и желаниям? Документально установлено, что в период с 1933 по 1945 год по приказу были казнены миллионы невиновных людей. Были построены газовые камеры, со­зданы лагеря смерти, ежедневно с эффективностью промышленных предприятий «производились» тысячи трупов. Эти нечеловеческие замыслы возникли в голове отдельных людей, но они смогли при­обрести массовый характер только при условии, что очень большое количество людей послушно выполняло приказы»2. В экспериментах Милграма испытуемым, приглашенным в пси­хологическую лабораторию Иельского университета, было сказано, что они участвуют в важном научном эксперименте, исследующем влияние наказания на обучение.

В эксперименте испытуемый должен был исполнять роль «учителя» в соответствии с инструк­циями и указаниями экспериментатора. Ему следовало выполнять определенные «обучающие» воздействия по отно­шению к другому участнику эксперимента — «обучаемому», который размещался в соседней комнате в специальном кресле. Его руки, зафик­сированные на подлокотниках кресла, были обвешаны датчиками и элек­тродами. Он должен был правильно воспроизводить (повторять) наборы слов. В случае ошибки «учитель» наказывал «обучаемого» с помощью электрического шока.

На рабочем месте «учителя» находился внушительный прибор с мно­жеством тумблеров, кнопок и индикаторов. Шоковая стимуляция осуще­ствлялась в широком диапазоне от 15 до 450 вольт с помощью тумблеров, снабженных соответствующими надписями: «легкая стимуляция», «лег­кий шок», «болезненный шок», «травмирующий шок», «опасно для здо­ровья». Отметки в 435 и 450 вольт были обозначены «XXX», что могло даже привести к смерти обучаемого.

На деле реальным испытуемым в эксперименте был только «учитель». «Обучаемые» являлись конфедератами экспериментатора (т. е. людьми, играющими определенную роль, заданную экспериментато­ром). Их роль в эксперименте состояла в том, чтобы имитировать своим поведением и голосом (а если нужно и агонизирующими криками) соот­ветствующий уровень шокового воздействия, хотя в действительности болезненным воздействиям они не подвергались. При уровне в 150 вольт «обучаемые» не только старательно изображали болевые реак­ции на ток, но и начинали требовать прекратить эксперимент и отпустить их.

Последовательность протестов «обучаемого» выглядела следующим образом:

75 вольт: «Ой!»

150 вольт: «Ой!!! Экспериментатор! Все, достаточно! Выпустите меня отсюда. Я вам серьезно говорю! У меня с сердцем плохо. 0-й! Что это у меня с сердцем. Пожалуйста, выпустите меня отсюда. У меня что-то сер­дце болит. Я отказываюсь продолжать. Выпустите меня!»

165 вольт (кричит}: «Ой!! Выпустите меня!»

180 вольт (кричит}: «Ой! Я не могу терпеть боль! Выпустите меня отсюда!»

195 вольт: «Ой! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! У меня болит сердце. Выпустите меня отсюда! Вы не имеете права держать меня здесь! Выпустите меня! Выпустите же меня отсюда! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! У меня болит сердце! Выпустите меня! Да вы­пустите же меня!»

210 вольт: «Ой! Экспериментатор! Выпустите меня отсюда. С меня хватит. Я больше не хочу участвовать в этом эксперименте!»

270 вольт: «А-аа! (агонизирующий крик}. Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! Вы слышите? Да выпустите же меня отсюда!»

300 вольт: «О-оо! (агонизирующий крик}. Я категорически отказыва­юсь отвечать дальше. Выпустите меня отсюда. Вы не имеете права дер­жать меня здесь. Выпустите меня. Выпустите меня отсюда!» Я больше не участвую в этом экспери­менте!»

Невзирая на истошные крики, «учитель» вел себя подчеркнуто спо­койно и, пользуясь своей властью, педантично увеличивал суровость на­казания с каждой следующей ошибкой. После 330 вольт «обучаемый» замолкал, но «учитель» требовал продолжить эксперимент, заявляя, что отсутствие ответа должно расцениваться как неверный ответ.

В случае замешательства или возражений со стороны «учителя», экс­периментатор произносил одну из четырех побуждающих (принуждаю­щих) фраз:

1) «продолжайте, пожалуйста»;

2) «условия эксперимента требуют, чтобы вы продолжали работать»;

3) «вам абсолютно необходимо продолжать вашу работу»;

4) «у вас нет иного выбора, вы обязаны продолжать вашу работу».

Решительность и жесткость интонации экспериментатора возрастали соответствующим образом.

Когда «учитель» слышал, что «обучаемый» жалуется на больное сер­дце, экспериментатор успокаивал его ровным голосом: «Удар током дей­ствительно может быть болезненным, но он не причиняет организму необратимых повреждений».

Когда С.Милграм только планировал свой эксперимент, он обращал­ся ко многим людям (студентам, врачам, коллегам-психологам и т. д.) с вопросом: «Много ли, по вашему мнению, найдется людей, способных под давлением экспериментатора пройти «весь путь» до тумблера «XXX», фактически означающего смертную казнь испытуемого?». Боль­шинство из них предположили, что испытуемые вряд ли «пойдут» даль­ше уровня в 150 вольт, когда «обучаемый» начнет требовать прекраще­ния эксперимента. Продолжать шоковое наказание, по их мнению, может лишь один из тысячи, а подвергнуть испытуемого максимальному уров­ню шока согласятся лишь патологические садисты или лица с серьезны­ми психическими отклонениями.

Что же касается самих себя, то все опрошенные утверждали, что лич­но они откажутся повиноваться экспериментатору уже на первых этапах эксперимента.

Неожиданное открытие Милграма состояло в том, что почти 70% уча­стников его экспериментов послушно выполняли приказы эксперимен­татора наказывать протестующую «жертву» электрошоком, доводя су­ровость наказания до величин, опасных для здоровья жертвы.

«Я наблюдал как зрелый и полный сил бизнесмен с улыбкой уверенно входил в лабораторию. Через 20 минут он превращался в заикающегося, поддергивающегося старика, быстро приближающегося к нервному сры­ву. Он часто дергал себя за мочки ушей, и его руки мелко дрожали. В какой-то момент он начинал стучать себя кулаком по лбу и бормотать:

«О, Боже, останови все это!» И все же он продолжал реагировать на каждое слово экспериментатора и повиновался ему до конца».

Столь разительное рассогласование между эмоциями и поведением показывает, что, находясь под давлением власти, многие индивиды испы­тывают значительный стресс от своих действий. При этом они демонст­рируют поведение, которое считают несвойственным для себя, и которому они никогда бы не стали следовать в отсутствии указанного давления.

Почему испытуемые были столь послушны приказам эксперимента­тора в условиях, которые по всем внешним признакам, казалось бы, не могли оказать серьезного влияния на их поведение? Ведь они не подвер­гались насильственному принуждению, и в принципе могли в любой момент отказаться от участия в столь тягостной процедуре. Что заставля­ло людей делать то, что они не хотят?

Эксперимент поставил не только исследовательские, но и моральные, мировоззренческие вопросы. Можно ли оправдать причинение боли не­виновному человеку во имя науки? Должен ли исполнитель нести ответ­ственность за свои действия? Какова природа самого человека, если он так легко готов причинять боль и даже лишить жизни другого человека?

Широта затронутых экспериментом проблем придает ему значитель­но большее значение, чем простому исследованию. И я согласен с теми психологами, которые считают, что эти эксперименты являются не про­сто частью психологии, но и частью интеллектуального наследия, разде­ляемого всем человечеством.

Эксперименты С. Милграма часто интерпретируются как свидетель­ство той огромной роли, которую играет в поведении людей социализация повиновения. С раннего детства и в течение всей жизни человека учат повиноваться власти или авторитету и различными способами поощряют такое повиновение. В воспитании детей родители, как правило, полагаются на свою родительскую власть, используя такие методы, как угрозы, физическое наказание, лишение ребенка каких-либо привилегий и удовольствий. Они в полной мере исполь­зуют свое преимущество в том, что контролируют семейные ресурсы, что умнее, образованнее и сильнее своих чад.

Повиновение становится безусловной, не вызывающей сомнения нормой поведения в бесчисленных институтах и сообществах, многие из которых наделены чрезвычайно высоким социокультурным статусом. Оно (повиновение) выступает, по мнению Милграма, «основополагающей идеологией». Примерами таких институтов и сообществ могут служить армия, систе­мы образования и здравоохранения, правоохранительные органы, цер­ковь, корпоративно-индустриальный мир. В целом успех индивида в жиз­ни во многом зависит от его повиновением власти. Это касается и формальных званий, и продвижения по службе, и наград, и популярнос­ти или признания.

Индивида учат повиноваться и ценить повиновение. Социализация повиновения превращается в ожидание того, что кто-то должен им руко­водить или нести ответственность за него или его поведение. В соответ­ствии с этим повиновение, проявленное «учителями» в иссле­дованиях Милграма, было внедрено в их сознание задолго до участия в экспериментах.

«Все эти факты еще раз подтвержда­ют всеобщность феномена повиновения власти. Сейчас мы склонны ве­рить, что, если властная фигура приказывает индивиду сделать что-либо деструктивное по отношению к другим людям, включая «наказание» явно опасным и даже потенциально смертельным электрическим шоком, он сделает это; по приказу он может даже убивать других людей; и, наконец, когда индивид находится под воздействием власти, он демонстрирует сле­пое, роботоподобное повиновение ей». «Важный и в тоже время пуга­ющий вывод этого и подобных исследований, — отмечают другие иссле­дователи, — состоит в том, что люди будут выполнять любые требования, несмотря на свои сильные сомнения в их правильности, только потому, что фигура, облеченная властью, говорит, что они должны это сделать»2.

Выявляя степень подчинения людей власти и изучая условия, вызывающие повиновение, Милграм уделял основное внимание тем условиям, которые позволяют личности сопротивляться социаль­ному давлению и поддерживают стремление индивида противостоять при­нуждению и отстаивать свою свободу.

В результате исследований он пришел к выводу, что «клю­чом к пониманию поведения индивидов является не прирожденная зло­ба или агрессия, а характер отношения людей к власти. Они отдают себя в руки власти; они рассматривают себя как инструмен­ты осуществления ее желаний; решив так однажды, они не способны стать свободными»3. Именно поэтому Милграм делает очень пессимис­тичный вывод: «Если бы в Соединенных Штатах была создана система лагерей смерти по образцу нацистской Германии, подходящий персонал для этих лагерей можно было бы набрать в любом американском городе средней величины».

Тем не менее, Милграм считал возможным наличие у людей не только лояльного, но и критического отношения к власти. За счет этого, по мне­нию психолога, и существует возможность ограничения и совершенство­вания власти.

Милграм выявил многочисленные факторы, влияющие на поведе­ние испытуемых, а также описал и проанализировал психические яв­ления, сопровождающие деструктивное повиновение. Так, например, повиновение «учителей» зависело от их близости или удаленности от «обучаемого». Первые действовали с меньшим сочувствием к «обу­чаемым», когда те находились на значительном расстоянии, и не было слышно их жалоб. В этом случае почти все «учителя» спокойно сле­довали указаниям экспериментатора до самого конца. Если же «обу­чаемый» находился в той же комнате, то до рубежа в 450 вольт доходи­ли только 40% испытуемых. Процент подчинения падал до 30%, когда «учителю» приходилось самому прижимать руку «обучаемого» к токопроводящей пластинке.

Милграм также обнаружил, что, испытывая дискомфорт и сомнения в правильности своих действий, испытуемые-«учителя» пытались снять эти внутренние противоречия, приписывая «обучаемо­му» разнообразные отрицательные характеристики. Многие испытуе­мые резко занижали свою оценку жертвы как следствие собственных дей­ствий против нее. Такие комментарии, как «он был настолько туп и упрям, что заслуживал наказания», были обычным делом. Решившись действо­вать против жертвы, эти испытуемые считали необходимым рассматри­вать ее как малоценную личность, чье наказание было неизбежно из-за дефектов интеллекта и характера самой жертвы.

Анализ деструктивного повиновения в организационно-психоло­гическом контексте

Поведение испытуемых в исследованиях Милгра­ма рассматривалось вне контекста той организационной среды, частью которой испытуемые являлись. Фактически исследователи пытались объяс­нить поведение испытуемых, преимущественно исходя из их психологи­ческой, личностной структуры и предполагая, что испытуемые обладают значительной свободой в выборе целей своего поведения.

Рассмотрим далее же эти эксперименты в более широком организационно-психоло­гическом контексте, учитывая в то же время ту роль, которую в организа­ции играет власть.

Попытаемся именно с этой точки зрения взглянуть на эксперименты Милграма. Три участника экспериментов — экспериментатор, «учи­тель» и «обучаемый» составляли единую микроорганизацию. Несмотря на свои малые размеры, в этой организации были четко определены ли­нии власти и уровни управления. Экспериментатор давал указания «учи­телю», который, в свою очередь, руководил «обучением» и обладал на­сильственной властью над «обучаемым». Экспериментатор имел в этой организации широкие властные полномочия. Он обладал должностной властью: по формальному регламенту эксперимента ему непосредствен­но «подчинялся» испытуемый, выполнявший роль «учителя». Его окру­жал ореол экспертной и харизматической власти.

В глазах испытуемых Милграм олицетворял не только ученых одно­го из престижнейших университетов, но и всю науку США в целом. Кроме того, Иельский университет в сознании большинства американ­цев связан с именами многих выпускников, ставших заметными поли­тическими фигурами. Это добавляло еще больший властный авторитет экспериментатору. И, наконец, Милграм обладал властью поощрения, оплачивая участие испытуемых в эксперименте, и властью насилия — по его указанию «обучаемого» подвергали электрическому шоку. Помимо этого испытуемый оказывался в совершенно непривычной для себя лаборной ситуации, требовавшей разъяснений и информа­ции, которой владел только экспериментатор. Впрочем, и сам лабора­торный интерьер подчеркивал важность и исключительность ученого. Поэтому в глазах испытуемых экспериментатор представлялся единственным человеком, наделенным множеством полномочий и досто­инств.

Малые размеры организации позволяют наглядно увидеть то, что очень нелегко разглядеть в более развитых организационных сообществах.

В интервью, проведенных после эксперимента, многие участники действительно отмечали что во многом находились под «гипнозом» имени и репутации Йельского университета. Для проверки этого утверждения Милграм переместил эксперимент в маленький, провинциальный городок, где экспериментаторы обо­сновались в скромном офисе под вывеской никому не известной исследовательс­кой ассоциации. Результаты эксперимента, проведенного тем же самым персона­лом, показали, что процент испытуемых, которые довели процедуру до конца, уменьшился до 48%.

 

Общая организационная цель, которая в больших организациях предстает в виде некоего идеального, надорганизационного феноме­на с размытым общим авторством, в рассматриваемой эксперимен­тальной организации имеет своего строго определенного субъекта — экспериментатора. Иными словами, здесь наглядно видно, что общая организационная цель по своей сути — это индивидуальная цель субъек­та организационной власти. И хотя «учитель» и следует этой цели, хотя эта цель и определяет его поведение, он фактически не является ее субъек­том и автором.

Кроме того, в рассматриваемой микроорганизации «учитель» связан не только с экспериментатором, приказам которого он повинуется, но и с «обучаемым», с которым его соединяют узы обучающих воздействий и власти насилия. Таким образом, испытуемый оказывался членом жесткой иерархической организации, в структуру которой он прочно интегрирован, как «сверху», так и «снизу». Поэтому для того, чтобы понять поведение «учителя», нельзя исходить из его генетической предрасполо­женности повиноваться, приобретенного навыка повиновения или его индивидуальной реакции на влияние власти. Не следует рассматривать его поведение, пытаясь связать его только с мировоззрением и ценностями ин­дивида. Оценить поведение испытуемого можно лишь исходя из обще­го контекста рассмотренной микроорганизации и ее базового процес­са— власти.

Объяснить поведение «учителя», исходя из внутренней мотивации, ценностных ориентации и т. п., можно, пожалуй, только в эксперименте № 11, когда Милграм предлагал испытуемым самостоя­тельно определить величину шокового воздействия без каких-либо ди­ректив со стороны экспериментатора. Но в этих условиях они все неиз­менно выбирали самые низкие уровни шоковых воздействий, т. е. никак не демонстрировали деструктивного повиновения.

Итак, посмотрим, как выглядят эксперименты Милграма при анализе в организационном контексте. В эксперименте № 7 Милграм исследовал поведение испытуемого, исходя из непосредственного присутствия или отсутствия экспериментатора. Экспериментатор или находился в лаборатории, или был за ее пределами, давая испытуемому инструкции по телефону. Степень повиновения во втором случае резко уменьшалась и составляла только 21% (причем многие из испытуемых лгали, что про­должают эксперимент).

Таким образом, поведение испытуемого полно­стью являлось функцией поведения властной фигуры, а сам экспери­мент продемонстрировалне столько индивидуальные вариации в поведении испытуемых, сколько выявил конкретные условия осуще­ствления власти в организации: власть реализуется эффективней в непосредственном присутствии и под контролем субъекта власти.

В эксперименте № 12 экспериментаторпри напряжении в 150 вольт приказывал прекратить шоковую «терапию». И хотя «обучаемый» на­стаивал на том, что он вполне может продолжать эксперимент, испытуемый «учитель» тут же следовал инструкции экспериментатора. Таким образом, несмотря на нарушение формального регламента эксперимен­та и согласие обучаемого, поведение испытуемого опять оставалось фун­кцией поведения властной фигуры, которое в данном случае состояло в «прекращении насилия». Эксперимент показал, что механизм организационной власти может навязывать объекту власти любую цель, вне зависимости от ее содержания.

В эксперименте №14 экспериментатор сам играл роль обучаемого. Когда конфедерат, выполнявший роль «обучаемого», выказывал сильное беспокойство, то, чтобы его успокоить, экспериментатору «приходилось» самому выполнять обязанности «обучаемого». Роль экспериментатора в этом случае доставалась обучаемому, который начинал давать «учите­лю» указания по дальнейшему проведению эксперимента. При напря­жении в 150 вольт лже-«обучаемый» (т. е. в действительности — экспе­риментатор) неожиданно требовал прекратить шоковые наказания и, хотя «лжеэкспериментатор» (конфедерат) требовал все равно строго соблюдать процедуру наказания, все испытуемые мгновенно выполняли указания «обучаемого»-экспериментатора. Это свидетельствует о том, что формальное делегирование власти и ее внешних атрибутов не изменяет реальных линий власти, если не затрагивает ее оснований.Передав роль экспериментатора «обучаемому», Милграм тем не менее сохранил за собой фактически все основания власти. Поэтому «обучаемый», даже выполняя роль экспериментатора, не воспринимался испытуемыми, как властная фигура, и они немедленно прекращали опыты, по требованию экспериментатора, который хотя и играл роль «обучаемого», но по-пре­жнему обладал всей полнотой власти в лаборатории. Роль в данном случае не была связана с властью и ее ресурсами. Таким образом, поведение испытуемых детерминировано не кратковременными ро­левыми изменениями, а реальным линиями организационной власти.

В эксперименте №17, посвященном «групповому обучению и нака­занию» в качестве учителей выступали сразу трое испытуемых, из кото­рых только один был настоящим испытуемым, а два других были конфе­дератами экспериментатора. Один из конфедератов отказывался участвовать в эксперименте, когда шоковое воздействие достигало 150 вольт, а второй — при напряжении в 210 вольт. После этого эксперимен­татор приказывал настоящему испытуемому продолжать эксперимент в одиночку. В этом случае только 10% испытуемых продолжали следовать инструкциям вплоть до шока в 450 вольт. Милграм рассматривал этот феномен, как «освобождающий» эффект группового конформизма. Однако, если мы посмотрим на результаты этого эксперимента в орга­низационном контексте, то их интерпретация будет несколько иной. Групповые процессы в организации в значительной степени подчи­нены базовому организационному процессу — власти, и, если груп­па отвергает власть, то это прежде всего свидетельствует о слабости организационной власти. Видя слабость власти, силу которой ставят под сомнение другие «испытуемые», испытуемый получает значительно большую свободу в следовании своим собственным целям и имеет больше возможностей отказаться от навязываемой ему цели.

В эксперименте № 13 моделировалась ситуация, в которой обстоя­тельства якобы заставляли экспериментатора неожиданно покинуть ла­бораторию. Возникала необходимость одному из испытуемых (конфеде­ратов) выполнять его роль. Может ли индивид, не обладающий основаниями власти, осуществлять ее? Как показали результаты, эффек­тивность базового организационного процесса резко снижалась, испы­туемые отказывались подчиняться, чувствуя себя вполне свободными определять цели своего поведения самостоятельно.

В эксперименте № 9 власть экспериментатора ограничивалась кон­трактными соглашениями с обучаемым. Обучаемый (конфедерат) соглашался уча­ствовать в эксперименте только в том случае, если в качестве особо­го условия, за

Последнее изменение этой страницы: 2016-08-11

lectmania.ru. Все права принадлежат авторам данных материалов. В случае нарушения авторского права напишите нам сюда...