Вопрос№18. Соотношение понятий языковая личность и национальный характер. Общерусский языковой тип.

Коль скоро объектом анализа становится языковая личность, интеллектуальные ее характеристики выдвигаются на первый план. Интеллект наиболее интенсивно проявляется в языке и исследуется через язык. Но языковая личность начинается по ту сторону обыденного языка, когда в игру вступают интеллектуальные силы, и первый уровень (после нулевого) ее изучения — выявление, установление иерархии смыслов и ценностей в ее картине мира, в ее тезаурусе.

Завершенная, однозначно воспринимаемая картина мира возможна лишь на основе установления иерархии смыслов и ценностей для отдельной языковой личности. Тем не менее, некоторая доминанта, определяемая национально-культурными традициями и господствующей в обществе идеологией, существует, и она-то обусловливает возможность выделения в общеязыковой картине мира ее ядерной, общезначимой, инвариантной части.

Последняя, вероятно, может расцениваться как аналог или коррелят существующего в социальной психологии (не общепринятого) понятия базовой личности, под которым понимается структура личности (установки, тенденции, чувства), общая для всех членов общества и формирующаяся под воздействием семейной, воспитательной, социальной среды. Таким образом, первый уровень изучения языковой личности, опирающийся, естественно, на достаточно представительную совокупность порожденных ею текстов необыденного содержания, предполагает вычленение и анализ переменной, вариативной части в ее картине мира, части, специфической для данной личности и неповторимой. Этого можно достичь лишь при условии, что базовая, инвариантная часть картины мира, единая и общая для целой эпохи, нам известна. Такое деление на неизменяемую и переменную части картины или модели мира, конечно, условно, поскольку в историческом времени эволюционирует и инвариантная часть и границы между обеими частями расплывчаты, но это деление представляется полезной идеализацией, облегчающей изучение столь сложного феномена, по двум, по крайней мере, соображениям. Во-первых, оно коррелирует с двумя важнейшими для характеристики личности понятиями психологии — жизненной доминантой и ситуационной доминантой. Во-вторых, такое деление оказывается универсальным, поскольку проходит через все уровни организации и изучения языковой личности. До сих пор речь шла о двух уровнях — нулевом (т.е. по сути дела структурно-языковом, отражающем степень владения обыденным языком), названном семантическим, и о первом уровне, который можно назвать лингво-когнитивным и который предполагает отражение в описании языковой модели мира личности. Второй, более высокий по отношению к лингво-когнитивному уровень анализа языковой личности включает выявление и характеристику мотивов и целей, движущих ее развитием, поведением, управляющих ее текстопроизводством и в конечном итоге определяющих иерархию смыслов и ценностей в ее языковой модели мира. И на нулевом, и на мотивационном, целеполагающем уровнях деление на относительно постоянную часть и часть, подверженную изменению, можно проследить довольно отчетливо. На нулевом уровне это будет комплекс структурных черт общенационального — общерусского — языкового типа, тот «нерастворенный» в исторических преобразованиях «остаток» в фонологии, морфологии, синтаксисе, стилистике, лексике, семантике (перечисление аспектов структуры дано в порядке уменьшения их стабильности и нарастания степени подверженности изменениям), который можно выделить за вычетом хорошо изученных исторической грамматикой и исторической лексикологией происшедших в языке перестроек. Исторические дисциплины русистики в соответствии с самой сутью историзма сосредоточивались на, изменяющемся, вариабельном, эволюционирующем, и это справедливо. Но не следует забывать, что о самой изменчивости можно говорить лишь на фоне чего-то относительно постоянного. В данном случае этим постоянным будут структурные черты общерусского языкового типа, сохраненные на протяжении достаточно длительного исторического времени, присущие всем носителям русского языка, единые для всей территории его бытования. Эти черты науке еще предстоит выявить, подобно тому, как зодчие-реконструкторы восстанавливают первоначальную архитектуру храма, отделяя результаты многократных его переделок и перестроек на протяжении веков. Для рассматриваемого в данной работе предмета понятие общерусского языкового типа используется как гипотетическая предпосылка наличия инвариантной части в структуре языковой личности на нулевом уровне ее изучения. Эта инвариантная часть обеспечивает как возможность взаимопонимания носителей разных диалектов, так и возможность понимания русской языковой личностью текстов, отстоящих от времени ее жизни и функционирования на значительную глубину. Что касается вычленения аналогичных частей на высшем — мотивационном уровне языковой личности, то здесь дело обстоит несколько сложнее. Инвариантом здесь надо считать представления о смысле бытия, цели жизни человечества и человека как вида гомо сапиенс, тогда как переменную часть составят индивидуальные мотивы и цели. На этом уровне языковая личность как объект исследования сливается с личностью в самом общем, глобальном социально-психологическом смысле, что закономерно, поскольку по определению языковая личность есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, есть личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств.

Субъективно для личности диахронический параметр выключен, нейтрализован, поскольку психологически и прошлое, и будущее свое она переживает как настоящее. То есть, существуя и развиваясь в актуальном времени (изменчивая часть), личность, идентичная сама себе, предстает как вневременная сущность (стабильная ее часть). Этот парадокс личности вообще своеобразно преломляется в структуре языковой личности, которая на каждом уровне своей организации соответственно имеет и вневременные и временные, изменчивые, развивающиеся образования, и сочетание этих феноменов и создает наполнение соответствующего уровня. К вневременным образованиям, из тех, что подлежат ведению лингвистики и поддаются исследованию лингвистическими методами, следует отнести

· общенациональный — общерусский — языковой тип и стандартную, устойчивую часть вербально-семантических ассоциаций — для нулевого, семантического уровня организации языковой личности.

· На следующем, лингвокогнитивном уровне это будет базовая, инвариантная часть картины мира, и

· на высшем, мотивационном уровне наблюдаемыми ианализируемыми с помощью лингвистических методик оказываются, естественно, не цели и мотивы, а порождаемые ими устойчивые коммуникативные потребности и коммуникативные черты или готовности, способные удовлетворять эти потребности, типологизирующие специфику речевого поведения и в конечном счете — информирующие о внутренних установках, целях и мотивах личности.

· Следует сказать, что так называемая вневременная часть в структуре языковой личности является таковой только в масштабе самой личности, по отношению к ее временным измерениям, оказываясь на деле продуктом достаточно длительного исторического развития. Более того,инвариантный характер этой части также относителен, поскольку сама природа ее — статистическая, и в пределах общерусского языкового типа, например, допустимы довольно существенные колебания, вариантность в фонологическом его оформлении (скажем, диссимилятивное аканье, элементы оканья или «г» фрикативное) и менее существенные колебания в грамматике. Естественны колебания и в базовой части картины мира в связи, например, с сохранением у части населения религиозных верований. Статистически усредненный характер носят и коммуникативные потребности и черты (относящиеся к мотивационному уровню), поскольку мы говорим, например, что жители севера менее многословны, более молчаливы, чем южане и т.п.

· Таким образом, то, что мы называем вневременной и инвариантной частью в структуре языковой личности, носит отчетливую печать национального колорита. Все, что обычно связывают с национальным характером и национальной спецификой, имеет только один временной промер — исторический, национальное всегда диахронно. Поэтому естественно, что все претендующие на научность рассуждения о национальном характере могут опираться только на историю. Историческое же в структуре языковой личности совпадает с инвариантной ее частью, и тем самым

· мы ставим знак равенства между понятиями «историческое», «инвариантное» и «национальное» по отношению к языковой личности.

· Известно, что попытки рассмотрения и трактовки национальных черт в синхроническом аспекте неизбежно приобретают тенденциозный характер, а сама личность предстает в таких случаях в искаженном— либо сусально-приукрашенном, либо гиперболически-гротескном освещении.

· Обсуждая содержание понятия этноса и этнического самосознания (которые с позиций самой личности, изнутри, т.е. в отраженном виде, и составляют основу национального чувства), этнологи опираются на несколько основных признаков, ведя спор лишь по поводу большей или меньшей релевантности того или другого из них. Признаки эти таковы:

· общность происхождения;

· общность исторических судеб;

· общность культурных ценностей и традиций;

· общность языка, эмоциональных и символических связей;

· общность территории.

Как видим, вся эта совокупность взаимодополнительных характеристик насквозь диахронна.

• Однако при любом его рассмотрении трактовка самого существа национального характера остается противоречивой. Он выступает, прежде всего, как социально-психологическая категория, т.е. синхроническая по самой своей сути. Ср. многочисленные иллюстрации, главным образом из художественной литературы, специфики национального проявления таких черт поведения, как храбрость (Л. Толстой), характер танца (Н. Гоголь), практичность—непрактичность, консервативность, аккуратность и пунктуальность, юмор и т.д. В то же время такие излюбленные публицистами черты национального характера, как талант и трудолюбие, гордость и независимость, безошибочно оказываются приложимы к любому народу.
• Этнологи осознают решающее значение исторических корней, диахронических основ складывания и бытования национального характера. Что касается »механизма» воспроизводства типичных для каждого этноса черт характера, то оно обеспечивается в первую очередь особой, присущей только людям системой межпоколенной передачи опыта. Как известно, индивид не рождается с теми или иными сложившимися чертами этнического характера. Он приобретает их в результате прижизненного усвоения, так называемой социализации личности. Притом в отличие от животных у людей в качестве основного средства межпоколенной передачи опыта выступает такой социальный инструмент, как язык.

· Таким образом, синхроническая трактовка приходит в противоречие

с историческими принципами складывания и проявления национального характера.

В свете сказанного становятся понятными две вещи.

Во-первых, позиция тех ученых, которые начисто отрицают национальный характер, отказывая ему в существовании и расценивая его как миф. В такой оценке они ориентируются на синхроническое его представление, на синкретический его образ, который как всякое подобное символическое образование, как феномен обыденного сознания может быть предметом писательского осмысления, художественного отражения, быть предметом искусства, но не предметом научного структурно-аналитического изучения.

Для языковой личности нельзя провести прямой параллели с национальным характером, но глубинная аналогия между ними существует. Она состоит в том, что носителем национального начала и в том и в другом случае выступает относительно устойчивая во времени, т.е. инвариантная в масштабе самой личности, часть в ее структуре, которая является на деле продуктом длительного исторического развития и объектом межпоколенной передачи опыта. Таким образом, наличие общерусского языкового типа (нулевой уровень структуры), базовой части общей для русских картины мира, или мировидения (1-й уровень), и устойчивого комплекса коммуникативных черт, определяющих национально-культурную мотивированность речевого поведения (2-й уровень), и позволяют говорить о русской языковой личности. Национальное пронизывает все уровни организации языковой личности, на каждом из них приобретая своеобразную форму воплощения, и застывший, статический и инвариантный, характер национального в структуре языковой личности отливается в самом языке в динамическую, историческую его составляющую.

Для «достраивания» языковой личности от базовых, фундаментальных ее составляющих до конкретно-индивидуальной реализации необходимо учесть переменные, статистически вариативные части ее структуры и включить:

— на нулевом уровне — системно-структурные данные о состоянии языка в соответствующий период;

— на первом уровне — социальные и социолингвистические характеристики языковой общности, к которой относится рассматриваемая личность и которая определяет субординативно-иерархические, т.е. идеологические, отношения основных понятий в картине мира;

— наконец, на втором уровне — сведения психологического плана, обусловленные принадлежностью изучаемой личности к более узкой референтной группе или частному речевому коллективу и определяющие те ценностно-установочные критерии, которые и создают уникальный, неповторимый эстетический и эмоционально-риторический колорит ее дискурса (или ее речи, всех текстов, ее «языка»).

— Таким образом, все четыре парадигмальные составляющие языка взаимодействуют при последовательном и полном воссоздании структуры языковой личности: историческая (равная национальной специфике) выступает как основа, стержень, который оснащается системно-структурной, социальной и психической языковыми доминантами.

— Полное описание языковой личности в целях ее анализа или синтеза предполагает:

· а) характеристику семантико-строевого уровня ее организации (т.е. либо исчерпывающее его описание, либо дифференциальное, фиксирующее лишь индивидуальные отличия и осуществляемое на фоне усредненного представления данного языкового строя);

· б) реконструкцию языковой модели мира, или тезауруса данной личности (на основе произведенных ею текстов или на основе специального тестирования);

· в) выявление ее жизненных или ситуативных доминант, установок, мотивов, находящих отражение в процессах порождения текстов и их содержании, а также в особенностях восприятия чужих текстов. Уровни зависят один от другого, но эта зависимость далеко не прямая и не однозначная: знание об устройстве и особенностях функционирования вербально-семантического уровня данной личности, например полный ее ассоциативный словарь, является необходимой предпосылкой, но еще не дает оснований делать заключение о языковой модели мира, т.е. от лексикона личности нельзя перейти непосредственно к ее тезаурусу; точно так же, коль скоро нам известен тезаурус личности, мы еще не можем делать выводов о мотивах и целях, управляющих ее текстами и пониманием текстов ее партнеров. Для перехода от одного уровня к другому каждый раз нужна некоторая дополнительная информация. Попытки прямых, не опосредованных дополнительной информацией умозаключений от одного уровня к другому при оценке языковой личности приводят к псевдознанию , псевдопониманию данной личности.

· Если в самом общем виде говорить о том ключе, который необходим для установления связи между уровнями в структуре языковой личности, для перехода с одного уровня на другой, когда исходной является только информация об устройстве нижележащего уровня, то этим ключом должна быть, собственно говоря, экстра-лингвистическая информация, поставляемая социальной составляющей языка и связанная с «историей» языковой социализации данной личности, «историей» ее приобщения к принятым в данном обществе стереотипам в соотношении жизненно важных понятий, идей, представлений, историей их усвоения и присвоения в процессе социализации. На основе этой информации от вербально-семантического уровня мы можем перейти к лингво-когнитивному и реконструировать тезаурус личности. Для перехода к мотивационно-прагматическому уровню опять нужна дополнительная информация, но уже не о социальной истории, а о социальном функционировании языковой личности, о ее социальных ролях и референтных группах,т.е об «актуальной социализации», создающей ситуативные доминанты и вносящей «искажения» в относительно устойчивую картину мира.

· Но поскольку личность не только социальна, а и индивидуальна, второй информационной составляющей при переходе к ее «прагматикону», наряду с социальной, должна быть психологическая, а именно, эмоционально-аффективная, характеризующая ее интенциональности в коммуникативно-деятельностной сфере.

Даже это схематичное представление о связи и взаимодействии уровней показывает, насколько тесно само содержание понятия языковая личность переплетается с этнокультурными и национальными чертами индивидуальности. Мы потому вправе говорить о русской (как и о всякой иной национальной) языковой личности, что последняя содержит инвариантные исторические составляющие, которые с необходимостью входят в национальный характер. Kaк язык, вернее общность языка, составляет неотъемлемый признак этноса, так и инвариантная составляющая языковой личности есть часть национального характера.

Иногда говорят, что само понятие национального характера окрашено в романтические тона и, будучи лишено строгих научных критериев, отдано на откуп художественному осмыслению. На это можно вполне резонно возразить, что многие понятия, приобретшие теперь статус научных, в момент своего зарождения носили на себе печать романтичности. Чтобы не ходить далеко, сошлемся на пример «праязыка» — понятия, которое при своем появлении было сугубо романтичным, но в результате развития компаративистики за полтора века, претерпев известные трансформации, пришло к такому состоянию, когда никто уже не решится оспаривать его научность.

Другое сомнение, высказываемое по поводу сближения двух рассматриваемых нами понятий, заключается в следующем. Когда мы утверждаем национальное своеобразие языковой личности и говорим именно о русской (или о любой другой национальной) языковой личности, то не происходит ли путаницы: смешения идентичности национальной с идентичностью культурной и идентичностью языковой? Как быть, скажем, с канадцами, говорящими по-французски и какую языковую личность представляет собой бельгиец, а какую австриец или же швейцарец, говорящий на рето-романском языке. И каков при этом национальный характер каждого из них? Вопросы конечно, не простые, и сомнение имеет основания быть высказанным.

Однако никакой путаницы не происходит, своеобразие языковой личности определяется языком, которым она пользуется, поэтому и квебекские канадцы, и бельгийцы являются «франкофонными» языковыми личностями (можно было бы сказать и «французскими», если помнить, что речь идет не о принадлежности к нации.

Национальный же характер, как подчеркивалось неоднократно, определяется не только и не в первую очередь языком, поскольку наряду с языком одним из важнейших признаков этноса является общность культурных ценностей и традиций.

Вопрос№19.Структура языковой личности (по Ю.Н.Караулову). Мотивационно-прагматический уровень структуры языковой личности: Сущность культурных ценностей и их место в межкультурной коммуникации. Современное состояние русских культурных ценностей.

Языковая личность понимается как «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью» (Караулов Ю.Н.).