Научные статьи, написанные на основе материалов, собранных в ходе фольклорных практик

Гимонова К.Ю.

Былички Тульского края (по материалам фольклорной практики 2007 года)

Русская устная несказочная проза в жанровом отношении очень разнообразна, в нее входят исторические предания, легенды, бывальщины, былички. Быличками в фольклористике называют рассказы о существах и людях, наделенных сверхъес­тественными способностями. Они отража­ют не древние представления о мире, а верования русского челове­ка XIX—XX вв. Мир быличек — таинственный и страшный. Его населяют лешие и водяные, полудницы и русалки, домовые и банники, овинники и гуменники, ведьмы и ожившие мертвецы. Рассказы о них зовутся также демонологическими.

Мы проанализировали 13 текстов, записанных в ходе фольклорной практики 2007 года от 8 респондентов в Суворовском, Кимовском, Алексинском, Дубенском, Ленинском, Плавском, Щекинском районах Тульской области. В них упоминаются такие демонологические персонажи, как домовой, колдунья, леший, черт, русалка, некая «высокая белая женщина».

О домовом говорится, что он «такого же цвета, как и шерсть у кота», «может быть добрым и злым», живет обычно в доме за печкой, ему необходимо угождать, чтобы он не наделал пакостей (записано от А.С. Хромова в п. Ханино Суворовского района).

Сбить человека с пути, забрать вещи – любимая забава лешего: «Живем мы на краю леса. Вот как-то муж зашел за сарайчик, грибов хотел набрать, а вышел в Калужской области. Это его леший завел»; «Смотрю, а у меня нож пропал, который мне дедушка подарил. Наверное, леший забрал» (записано от Э.А. Марковой в с. Поповка Алексинского района). Описывают лешего следующим образом: «серого цвета лохматое что-то» (записано от З.П. Корчагиной в с. Воскресенское Дубенского района). Он может «пошалить», а может и помочь: «Мы и говорим: «Леший, подай грибочков». Смотрим – грибы!» (записано от Э.А. Марковой).

Говорится в тульских быличках о колдуньях, которые «живут в деревнях» (записано от Л.А. Келкуновой в с. Хитровщина Кимовского района). В одной из быличек колдунью называют «бабка-рыбка», которая «в трубу летала» и причиняла вред: «ночью из пузырька льет чего-то на ладонь и подмышками мажет. Вывешивает потом рубахи, а они все в сыпухе» (записано от З.П. Корчагиной в с. Воскресенское Дубенского района).

Черт в тульских быличках изображен как существо, у которого «вместо ступней – копыта». Он может принимать облик человека, а также превращаться в вихрь: «это была не жена, а черт в ее обличье», «вихрем по избе закружился и по деревне прошел» (записано от А.К. Крутевич в п. Торхово Ленинского района).

Русалка представлена как существо женского пола («женский силуэт в белом»), живущее в воде и выходящее на берег: «услышала шаги, засмеялась и нырнула в воду» (записано от А.К. Крутевич). В тульских быличках русалка всего лишь пугает людей, а в Южной России распространено мнение, что она может защекотать и утащить в воду.

В одной из тульских быличек рассказывается о «высокой белой женщине с распущенными белыми волосами». Местные люди встречают ее перед несчастьем (записано от Н.А. Синициной в п. Октябрьский Плавского района).

В большинстве своем тульские былички представляют собой законченные рассказы. Некоторые из них совмещают признаки меморатов (личных воспоминаний) и фабулатов (рассказов, стремящихся к композиционной законченности). В структуре былички, записанной от В.Е. Гришиной в п. Торхово Ленинского района, можно выделить завязку («Попал муж в аварию»), развитие действия («Три раза не мог состояться суд»), кульминацию («Наконец, перед очередным судом, в ночь, кто-то три раза постучал в окно»), развязку («На следующий день состоялся суд, мужу дали три года. Это домовой нас предупредил»). Некоторые былички содержат сюжет в зачаточной форме: «В ночь на Ивана Купалу цветет папоротник. Кто достанет – тот будет все знать. У мужика под башмаком был этот цветок – знал все, а когда ботинки износились, перестал знать» (записано от Г.А. Щербаковой в с. Селиваново Щекинского района). Подобный сюжет распространен не только в русском, но и в белорусском фольклоре.

В тульских быличках были использованы следующие диалектные слова: «ложок» (широкий овраг), «загнетка» (место на шестке русской печи, обычно в левой его части), «сыпуха» (болезнь, сопровождающаяся появлением сыпи, пятен).

Синтаксис тульских быличек достаточно прост. В основном встречаются простые распространенные предложения: «Пошли мы с дочкой в лес за грибами», «Вот она в трубу летала», «В каждом доме за печкой живет домовой», «Цветок он положил в башмак». Также находим сложносочиненные и сложноподчиненные предложения: «Русалка услышала шаги, засмеялась и нырнула в воду, а дедушка испугался и убежал, на поляне больше не лег, в дом ушел»; «А добравшись до дома, обнаружил, что потерял цветок».

Проведя наше небольшое исследование, мы можем сказать, что былички как жанры устного народного творчества не уходят в прошлое, а создаются и бытуют до настоящего времени.

Абрамова В.И., Мазурина А.С.

Современная детская мифология Тульской области (по материалам фольклорной практики 2007 года)

Страшные истории (современная детская мифология) - факт современного детского фолькло­ра и существенная психолого-педагогическая проблема. Они помогают детям отгораживаться от "взрослого" мира, позволяют преодолевать комплексы и страхи, моделировать свое по­ведение, чтобы в реальной обстановке сохранять ясность дейст­вий и самообладание. Они также выявляют возрастные закономерности в развитии сознания. Изучение этого материала поможет открыть пути положитель­ного воздействия на становление личности ребенка.

Анализ страшных историй, рассказанных нашими респондентами, позволяет сделать вывод о том, что детская мифология и сейчас является важным разделом детского фольклора и активно взаимодействует с другими его жанрами.

Особенности записанных нами страшных историй:

1) образная система построена по принципу «главные герои – вредители» (девочка и старуха – «Про черную розу», записано в п. Торхово Ленинского района; девочка и ведьма – «Про куклу», записано в с. Шаховское Узловского района; дети и мумия – «Про мумию», записано в с. Шаховское Узловского района; дети и призрак директора – «Про заброшенный пионерский лагерь», записано в п. Ханино Суворовского района);

2) по форме записанные «страшилки» представляют собой как закончен­ные произведения со своими собственными сюжетами и образными системами небольшого объема (фабулаты), так и незаконченные или искаженные истории (последние рассказываются детьми младшего возраста /6-7 лет/). Пример фабулата: «У одной девочки отец куда-то уехал и перед отъездом подарил ей куклу и сказал: «Береги ее!». А эта кукла оказалась заколдованной, и ведьма украла ее у девочки. Сначала ведьма оторвала у куклы две руки, и к девочке приехал безрукий отец. Потом она оторвала две ноги, и приехал безногий отец. Когда он снова уехал, ведьма оторвала кукле голову. И отец к девочке приехал уже безголовый. А потом его похоронили» (записано от Керексовой Оксаны (9 лет) в с. Шаховское Узловского района). Следует обратить внимание на центральный образ этой истории – образ куклы. В традиционном сказочном фольклоре кукла может являться заменой отсутствующего родственника. Например, в сказке «Василиса Прекрасная» заглавной героине во всем помогает куколка, подаренная ей покойной матерью. Н.С. Воловник пишет, что куколка Василисы «напоминает домашние божества, изображение умерших предков дома. Они изготавливались из дерева, шерсти, кожи, металла и ткани. Древние считали, что в изображение духа предков входит сила самого духа» [Воловник, 1994, 119-120]. Куколка Василисы – «вместилище силы покойницы-матери», «как бы сама мать» [там же]. В рассказанной истории образ инверсирован – кукла заменяет живого отца, и все, что происходит с ней, автоматически «переносится» на него. Таким образом, в «страшилку» попадают элементы западноевропейской и даже африканской (вуду) магической практики. Сохраняются в ней и русские корни: так, в русских сказках герой оставляет родственникам одну из своих вещей, и, если вещь портится, последние понимают, что с ним случилось несчастье («Марья Моревна»). Правда, в страшной истории мы опять имеем дело с инверсией: вместо связи «человек - вещь» показана связь «вещь - человек».

Пример истории с оборванным сюжетным рядом: «Однажды бабушка умерла, а мама сказала не заходить за красное кресло. Дети начали играть, и мальчик залез» (записано от Кузнецова Романа (7 лет) в с. Шаховское Узловского района).

Искаженные истории возникают вследствие неправильной интерпретации детьми сюжетов взрослого фольклора и переложения этих историй «на свой лад». Так анекдот с использованием т.н. «черного юмора» превращается в следующую «страшную историю»: «Мама сказала девочке: «Иди играть в песочницу и никому не давай лопатку». Девочка пошла играть в песочницу, мимо шел мужчина и сказал ей: «Дай лопатку», но она не дала ее. Тогда он выколол ей один глаз. И она пошла домой» (записано от Макартычевой Анастасии (10 лет) в с. Шаховское Узловского района). В породившем историю анекдоте девочка отвечает мужчине: «Мама велела никому, кого увижу, лопатку не давать», после чего следует обозначенное действие. Анекдот напоминает страшную историю, построенную по модели волшебной сказки (запрет – нарушение запрета – трагическое следствие этого нарушения), что и вводит ребенка в заблуждение и заставляет воспринимать услышанный рассказ в ином ключе, хотя срединное звено в нем отсутствует (нарушения запрета не происходит). Сам же анекдот, напоминающий т.н. «садюшку» в прозе, построен по принципу «игра на многозначности слов» («увижу» в значении «встречу» воспринимается буквально). Подобный прием использовался в русских анекдотических сказках, тоже порой довольно жестоких. Е.А. Костюхин приводит следующий пример: работник зарезал хозяйских детей Луку и Петрушку, когда его попросили нарезать луку и петрушки [Костюхин, 2004, 136].

3) используется цветовая символика: предметы, представляющие опасность, окрашены в черный (черная роза) или красный (красное кресло) цвета;

4) объединение реального и фантастического планов («Дети играли в прятки, и один мальчик дверь не закрыл и спрятался. И тут вошла мумия…» - записано от Сулеймана Юз Баши (7 лет) в с. Шаховское Узловского района. В данном случае мы сталкиваемся с проникновением персонажа популярных кинофильмов («Мумия», «Мумия возвращается») в современную детскую мифологию. Кстати, Сулейман в качестве страшной истории пытался пересказать нам и сюжет кинофильма «Пираты Карибского моря. Сундук мертвеца»);

5) страшные истории, рассказанные детьми старшего возраста (13-14 лет), объемнее, сложнее по сюжету, содержат большее количество персонажей и совершаемых ими действий (например, история, рассказанная четырнадцатилетней Колыхаловой Кристиной (п. Торхово Ленинского района): «Один друг пригласил другого в деревню на каникулы. Поздно вечером они возвращались из клуба через кладбище. На одной из надгробных плит была фотография девушки. И один из друзей взял эту фотографию на память. Следующим вечером друзья пошли в клуб и встретили там девушку, похожую на ту, с фотографии. Когда один из друзей пошел ее провожать, они шли через глухой лес, и в свете луны он увидел в ней старуху, после чего испугался и убежал. Так повторялось три дня. Но друг сказал, что это все причудилось от усталости. Вскоре парень уехал в город, где снова встретил ту девушку. Она сказала: «Я тебя здесь жду». Он пошел домой. Она пошла за ним. Парень заходит в дом, а там… сидит эта девушка с его матерью. Мать его отругала за то, что девушку не впустил домой. «Пусть у нас сегодня ночует», - сказала мама. Ночью, когда парень спал, он услышал шаги. Вскочил с постели и при свете луны увидел дряхлую бабку. Он позвал мать. Когда они вошли в комнату девушки, то увидели, что она бесследно исчезла». Рассказанная история в жанровом отношении может быть воспринята и как быличка о ведьме /вспомним использование подобного сюжета у Н.В. Гоголя в повести «Вий»/).

6) исследователи отмечают, что в 13-15 лет у детей наступает кризис категории чудесного, и они приходят к отрицанию немотивированных ужасов. Происходит разложение страшных историй, следствием чего становится появление пародийных «антистрашилок», «страшилок наоборот» [Кирдан, Зуева, 2002, 351]. В них развитие конфликта вызывает противоположный, комический эффект. Например: «Наступила ночь. Девочка спала. В окно протянулась черная рука. «Дай хлеб!» - послышался голос. Девочка дала хлеб. И так повторилось 2 раза. Снова наступила ночь. Девочка спала. Опять протянулась рука: «Дай хлеб!». Она не дала, включила свет, а там обезьяна» (записано от Керексовой Оксаны (9 лет) в с. Шаховское Узловского района). Для трансформированных в юмористическом ключе страшных историй дети в с. Шаховское Узловского района придумали жанровое обозначение «смешилки» (по аналогии со «страшилками»), в других районах области данное слово не употребляют.

Примечания

1. Воловник Н.С. У истоков русского фольклора. – М., 1994.

2. Кирдан Б.П., Зуева, Т.В. Русский фольклор. – М., 2002.

3. Костюхин Е.А. Лекции по русскому фольклору. – М., 2004.

Абрамова В.И., Швенк Е.В.